Россия в осаде

Россия в осаде

Поздно ночью 23 августа 1939 года в Кремле советский комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов подписал с германским министром иностранных дел Иоахимом Риббентропом пакт о ненападении. Хотя это был лишь договор о нейтралитете, он, как правило, рассматривается историками как наиболее очевидная, непосредственная причина второй мировой войны. Это событие привело к военным действиям и потому заслуживает внимательного рассмотрения. До какой степени разделяет Советский Союз с нацистской Германией вину за возникновение войны? Некоторые историки идут в своих аргументах дальше. Они уделяют первостепенное внимание подписанным месяц спустя совершенно секретным протоколам, разделившим Восточную Европу на сферы влияния. Именно секретные протоколы, утверждают они, а не пакт о ненападении, отражают истинные цели советской внешней политики. Договор заложил основы прочного союза между Германией и Советским Союзом. Как мы видели в первой главе, Суворов в своих аргументах заходит еще дальше. Он считает, что Сталин стремился к такому соглашению с середины 20-х годов, рассчитывая, развязав войну, создать благоприятные условия для революции. После того, как Германия и страны Запада истощат себя, Россия вступит в войну и расширит свою территорию за счет Европы.

Было бы явной ошибкой категорически отрицать этот аргумент и разделять противоположное мнение советских историков, которые постоянно утверждали, что в своей внешней политике в 30-е годы Сталин руководствовался высокими моральными соображениями¹. Тенденция разделить эти два соглашения — пакт о ненападении и секретные протоколы — не выдерживает критики, так как они являлись составной частью единой политики и служили одной цели. Хотя окончательное решение подписать пакт, возможно, было принято лишь в августе 1939 года, ориентация на Германию произошла не в результате срыва переговоров с Западом. Переговоры с Германией были начаты весной 1939 года и велись одновременно с переговорами со странами Запада.

Чтобы яснее и объективнее оценить советскую внешнюю политику 30-х годов, необходимо определить основополагающие принципы этой политики. Проанализировав постепенную эволюцию советской внешнеполитической доктрины в первое десятилетие после революции, нельзя не прийти к выводу, что в своей внешней политике накануне войны Сталин вряд ли руководствовался антинацистскими настроениями, восхищением или враждой лично к Гитлеру или желанием совершить коммунистическую революцию в Европе. С учетом враждебного окружения, которое все больше смыкалось вокруг Советского Союза в 30-е годы, а также огромного ущерба, нанесенного индустриализацией и коллективизацией, советская политика ни в коей мере не определялась экспансионистскими соображениями. Сталин явно старался укрепить национальную безопасность. Изменения в советской политике были вызваны не столько отвращением к фашизму по моральным и идеологическим соображениям, сколько растущей немецкой угрозой, проведением Германией активной политики и отказом от духа Рапалло. Для определения нового курса потребовалось время, но уже к декабрю 1933 года Политбюро выработало политику коллективной безопасности. Она была расчетливой и осторожной, чтобы не оттолкнуть Германию и одновременно обеспечить безопасность России. Идеология осадного положения и акцент на экономическом подъеме страны, так ярко проявившиеся во время военной угрозы в 1927 году, были возрождены Сталиным на XVII съезде Коммунистической партии в начале 1934 года:

«У нас не было ориентации на Германию, так же, как у нас нет ориентации на Польшу и Францию. Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР»².

Ясная и последовательная, с небольшими тактическими отклонениями, политика строилась на осознании потенциальной опасности, исходящей от всего капиталистического мира, будь то фашистская Германия или западные демократии. Стремясь в отношениях с державами к балансу, столь чуждому для марксистской теории, отвергающей идею поддержки одной капиталистической державы против другой, Сталин стремился защитить российскую революцию. Это было достигнуто в 20-е годы сотрудничеством с Германией в духе Рапалло, а после прихода Гитлера к власти — попытками воздвигнуть барьер против появившейся серьезной опасности со стороны Германии. Один из ведущих авторитетов Запада пришел к выводу, что Сталин «виновен, видимо, в целом ряде ошибок во время проведения курса на коллективную безопасность, но сам курс, несомненно, был искренним»³.