Советская разведка и план «Барбаросса»

Советская разведка и план «Барбаросса»

России для достижения прочных соглашений с Германией и получения необходимой передышки нужна была безупречная работа разведки. Она была крайне необходима для определения целей как врагов, так и друзей. Сеть военной разведки серьезно пострадала в результате чисток, когда не только радисты, но и действующие агенты были либо ликвидированы, либо сняты с должности. Были заменены все начальники Военного управления и подчиненных ему ведомств, на их место пришли малоопытные офицеры⁴⁴. Но в целом ведомство продолжало функционировать и даже добилось блестящих успехов, завербовав в Англии в качестве агентов «кембриджскую пятерку», проникшую в вооруженные силы и Форин оффис, а в Германии — «Красную капеллу».

Значение разведки возросло, когда осенью 1940 года были скорректированы военные планы в соответствии с уверенностью Сталина в том, что устремления Германии направлены на Юго-Восточную Европу, то есть либо против России, либо против британских интересов на Ближнем Востоке. И все же следует помнить о презрении и недоверии Сталина в 1939—41 гг. к разведке и армии вообще⁴⁵. Хотя позднее Голиков проявил себя способным руководителем, он не был профессионалом, что было прекрасно известно Сталину. Голиков достиг высокого положения, благодаря репутации стойкого большевика, во время гражданской войны он сражался вместе с «красными орлами»⁴⁶. Впоследствии занимал высокие политические посты в армии, включая руководство политуправлением комиссариата обороны. Голиков сыграл активную роль в подавлении «ленинградской оппозиции» и, весьма вероятно, в чистках Красной Армии 1937 года. Этот период его деятельности замалчивается. Его случайное назначение руководителем ГРУ явилось результатом разброда, царившего в вооруженных силах после повальных чисток, и было вознаграждением за верность⁴⁷. Тем не менее Сталин держал его на расстоянии, как и Жукова. Ходили слухи, что во время партконференции в феврале 1941 года Сталин пробормотал, что не может доверять Голикову, который «как разведчик неопытный, наивный. Разведчик должен быть как черт: никому не верить, даже самому себе»⁴⁸.

Такая обстановка, несомненно, диктовала осторожность в действиях разведки. Поэтому постоянный поток разведданных отражал две противоречивые тенденции. Необработанная информация, особенно если ее рассматривать ретроспективно, вроде бы поставляла массу точных и подробных данных о продолжающемся наращивании немцами своих сил. Однако попытки привести разведданные в соответствие с господствующими политическими концепциями давали несколько иную картину. Было бы ошибкой разделять заговорщические теории, согласно которым Голиков виновен в преднамеренном и тенденциозном манипулировании данными. Считать, что Сталин ничего не знал об опасности, потому что Голиков не давал ему правдивой информации, было бы сильным преувеличением. Регистрационные книги свидетельствуют о том, что до Сталина доходила обильная информация, и он ни в коей мере не забывал об опасности. То же можно сказать и о Жукове, который впоследствии утверждал, что ему преднамеренно не сообщали эти сведения⁴⁹. В целом ГРУ очень редко сравнивал и анализировал материалы для того, чтобы подогнать их под господствующие политические настроения. Возможно, самым вопиющим примером, давшим повод для вышеприведенных толкований, является надежная и точная информация о намерениях и планах немцев, направленная 20 марта Голиковым Сталину. Однако в анализе Голиков преуменьшил опасность, отметив:

«1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки»⁵⁰.

Хотя историки немедленно ухватились за конкретную цитату Жукова, пытавшегося снять с себя вину и потому облившего грязью Голикова, подобные оценки были исключением из правила. К началу 1941 года ежедневно из-за границы приходило в среднем по одному-два донесению. Каждые 10–15 дней ГРУ делало специальный обзор донесений. Донесения ясно свидетельствуют о том, что над страной нависла угроза, но в архивах нет никаких указаний, какого рода оценки фактически направлялись в Кремль. Конечно, руководство ГРУ склонялось к тому, чтобы избегать откровенных суждений о неизбежности войны на основе суровых фактов, находившихся в его распоряжении. После подписания пакта Риббентропа-Молотова разведка стала уделять меньше внимания сбору информации, свидетельствовавшей о подготовке Германии к нападению на Россию. Но по мере усиления опасности ГРУ продолжало направлять руководству необработанную информацию о немецких намерениях⁵¹.

Такие разведданные, как правило, направлялись в количестве примерно 14 экземпляров Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Мехлису, Кулику, Шапошникову и другим заинтересованным лицам.

Разведданные поступали из трех основных источников: ГРУ, НКГБ (который только что отделился от бериевского НКВД, занимался вопросами внешней безопасности и находился под началом Меркулова) и наркомата иностранных дел. Все эти сведения попадали в Политбюро, а точнее — в секретариат Сталина. Можно сказать, что все нити вели к Сталину. ГРУ отнюдь не действовало в вакууме, как, стремясь оправдаться, утверждает в своих мемуарах Жуков. Важные данные, полученные НКГБ, направлялись непосредственно военным. Иногда НКВД изучал их оценки, сопоставляя их с оценками ГРУ, и писал: «Ваши данные о переброске за последнее время германских войск и воинских грузов к границам СССР правдоподобны. Они подтверждаются рядом наших источников»⁵².

Как мы видели, вопреки господствующему мнению органы советской разведки превосходили западные разведки по точности и достоверности информации относительно намерений немцев в 1940 году⁵³. Так или иначе напряжение последних месяцев 1940 года сменилось затишьем первой четверти 1941 года. Частично это было результатом прекращения дипломатического диалога с Германией. С военной точки зрения это объяснялось зимними условиями, препятствовавшими крупным передвижениям войск. В феврале в Восточной Пруссии постоянно находились 30 немецких пехотных дивизий, две танковые дивизии и одна моторизованная. Такая же концентрация войск имела место и на юге.

Затишье ни в коей мере не вело к самоуспокоенности. Отсутствие оперативных разведданных более чем компенсировалось стратегической и политической информацией. ГРУ придерживалось мнения, что высшее германское командование «с большой интенсивностью продолжает работы по инженерной подготовке театра против СССР, а на смену убывших частей прибывают новые части и соединения»⁵⁴. В середине февраля представитель НКВД в Берлине переслал специальное разведывательное донесение, которое было направлено правительству и Центральному Комитету. В нем говорилось, что немцы усиленно поддерживают и укрепляют свою 8-миллионную армию, пополняя ее и мобилизуя ресурсы оккупированных территорий; незадолго до этого было создано 25 новых пехотных, 5 танковых и 5 моторизованных дивизий. Подобные тенденции были обнаружены во всех приграничных с Германией странах. В донесении предупреждалось, что с наступлением весны Россия столкнется на всех фронтах с усиленной мобилизацией, когда целые армии будут расположены вдоль ее границ⁵⁵.

В начале марта ГРУ вновь внушало ЦК мысль о большом экономическом потенциале Германии, что, по его мнению, позволит ей вести войну на два фронта. Кроме того, перевод экономики на военные рельсы шел в оккупированных странах полным ходом. Принимая во внимание утверждения Суворова о том, что Сталин считал себя непобедимым, читателю стоит отметить, что в донесении приводились цифры строительства Германией танков и самолетов, которые превышали эти же показатели для Советского Союза. Отныне немцы могли производить 25–30 тысяч самолетов в год и около 18–20 тысяч танков⁵⁶. Вскоре после этого НКВД проинформировал правительство (часто эвфемизм, под которым подразумеваются Сталин и Молотов, и иногда Политбюро) и Центральный Комитет, что по имеющимся сведениям, полученным из германского штаба, Гальдер не ожидает трудностей в сокрушении русских. В донесении кроме того кампания объяснялась нехваткой сырья, которое немцы намеревались получить с Украины. Такие донесения особенно впечатляют по сравнению с отрывочной и поверхностной информацией, имевшейся у британской разведки. В донесении говорилось:

«Начальник генштаба сухопутной армии генерал-полковник Гальдер рассчитывает на безусловный успех и молниеносную оккупацию немецкими войсками Советского Союза, и прежде всего Украины, где, по оценке Гальдера, успешным операциям будет способствовать хорошее состояние железных и шоссейных дорог. Тот же Гальдер считает легкой задачей также оккупацию Баку и его нефтяных промыслов, которые немцы якобы смогут быстро восстановить после разрушений от военных действий. Гальдер считает, что Красная Армия не в состоянии будет оказать надлежащего сопротивления молниеносному наступлению немецких войск, и русские не успеют даже уничтожить запасы.

Расчеты полковника Беккера, наоборот, доказывают высокий хозяйственный эффект, который будет получен в результате военных операций против СССР»⁵⁷.

Одновременно контрразведка доносила о все чаще распространяющихся слухах, согласно которым немецкое наступление на Россию начнется еще до захвата Англии. Приводилось высказывание Криппса, который получил такого рода сведения от Дилла и Идена в ходе своей поездки в Турцию⁵⁸. Когда заходила речь о Юго-Восточной Европе, военные атташе на Балканах подтверждали решение немцев отложить наступление на Британские острова, чтобы в апреле — мае вместе с Венгрией, Румынией и Болгарией захватить Украину и двинуться в направлении Баку⁵⁹. Один немецкий источник в Бухаресте сообщал, что, имея в своих руках огромную военную машину, готовую к действиям, Гитлер полон решимости «ударить и освободить Европу от сегодняшних врагов… Наш поход на Россию будет военной прогулкой». Этот источник напрочь отверг утверждение, что Гитлер избегает войны на два фронта, и назвал смехотворной мысль о том, что он намеревается следовать принципу дружбы между двумя странами, сказав при этом, что «так было раньше, но теперь мы не имеем двух фронтов. Теперь положение изменилось. Англичан мы постепенно сломим авиацией, подводными лодками. Англия теперь уже не фронт»⁶⁰. Сталина проинформировали, кроме того, о том, что ожидаемый удар будет нанесен внезапно, так как немцы «хотят захватить инициативу и первыми нанести удар, оккупировав наиболее важные экономические районы СССР и прежде всего Украину»⁶¹. Что касается характера ожидаемого удара, то, согласно информации, поступавшей из штаба военно-воздушных сил, немцы могут в конце апреля — начале мая нанести воздушный удар⁶². Из Токио советский супер-разведчик Зорге спешно доносил, что новый германский военный атташе настроен откровенно враждебно по отношению к России и утверждает, что как только закончится нынешняя война, немцы займутся Советским Союзом⁶³.

В середине марта тонкая струйка оперативных разведданных превратилась в поток. Это совпало с усилением немецкого военного проникновения на Балканы и подготовкой к операции «Марита» — оккупации Греции. Какое-то время казалось, что подтверждаются ожидания Сталина относительно того, что главная угроза исходит с юго-восточного театра военных действий. Видимо, Сталин находился под сильным впечатлением происходивших на юге событий, которые, как он полагал, привяжут Гитлера к этому региону.

В середине марта Москва получила весьма точную оценку наращивания немецких сил на Балканах. В донесении говорилось о том, что процесс идет полным ходом, вызывая серьезные «пробки» в работе транспорта. Но в разведданных, как правило, сообщалось и об аналогичном наращивании войск на западной границе России. В донесениях прямо говорилось — хотя и без оценки — что на западных границах России сосредоточено примерно 100 дивизий⁶⁴. В середине марта военно-воздушный флот Германии в спешном порядке укреплял свои позиции в восточных регионах. Согласно информации, собранной из источников, близких к Генеральному штабу, «…немцами решен вопрос о военном выступлении против Советского Союза весной этого года. Немцы рассчитывают при этом, что русские при отступлении не в состоянии будут уничтожить (поджечь) еще зеленый хлеб, и этим урожаем они смогут воспользоваться»⁶⁵. В донесениях из Парижа сообщалось, что пехота перебрасывается на восток, а на смену ей приходят не имеющие опыта войска⁶⁶. Эти действия подтверждались донесениями из Виши о переброске с севера Франции в Румынию и Болгарию пехотных и танковых дивизий, которые ранее предназначались для вторжения в Англию⁶⁷.

Сталин мог также составить себе представление о намерениях немцев не только на основании оперативных сводок, но и по информации, полученной в Бухаресте, согласно которой во время встречи в Вене Антонеску и Геринга обсуждался вопрос о возможном участии Румынии в немецком наступлении на СССР⁶⁸. По данным одного из младших помощников Голикова, в начале марта Зорге переслал в Москву фотокопии телеграмм Риббентропа послу Германии в Токио Отту, которые также свидетельствовали о намерениях немцев напасть на Россию во второй половине июня⁶⁹.