Третья Марна

23 августа 1941 г. боевая группа 11-й немецкой танковой дивизии появилась перед мостом через Днепр у Окуниново, севернее Киева. Мост был подготовлен к подрыву. Командир саперного подразделения, увидев фашистские танки, связался по телефону со штабом фронта и запросил разрешения на взрыв, но телефонная связь оборвалась. Тут же был пущен в ход телеграф, но и телеграфист не успел передать приказ, потому что эта линия тоже вышла из строя. Пока командир на месте пытался добиться разрешения, время было потеряно. Мост остался цел. Части противника переправились через реку и захватили важный плацдарм. Для его ликвидации были применены несравненно большие, чем под Яхромой, силы армейских соединений (корпусов и дивизий), авиации и даже флота в лице Пинской флотилии. Однако противник отбил все атаки, и удержание плацдарма стало одним из важнейших звеньев в цепи событий, приведших к последовавшей вскоре катастрофе Юго-Западного фронта.

Шоссейный мост через канал у г. Яхрома пополнил печальный список оказавшихся в руках немцев мостов, подлежащих уничтожению при угрозе захвата противником (и часто уже подготовленных на этот случай к взрыву). Но более важен не факт захвата важного объекта, а то, что возникший на восточном берегу канала плацдарм был ликвидирован сравнительно быстро и относительно легко. Как видно из предыдущего примера, немцы не прощали своим противникам подобных промахов.

В нашем же случае захват моста вызвал некоторое оживление в вышестоящих штабах противника, но не повлек за собой никаких реальных действий по усилению передовых частей, например, за счет посылки сюда сил с пассивных участков фронта (свободных резервов группа армий «Центр» уже не имела). Такое перемещение происходило, но совсем с другой целью: усиливалась группировка, наступавшая непосредственно на Москву. Войска, дальше всех проникшие на восток, получили лишь моральное поощрение. Так, некоторое время спустя Мантейфеля наградили Рыцарским Крестом, однако никакого оперативного значения это уже не имело.

К концу ноября сказался порок планирования операции, имеющей целью глубокий обход

Москвы. Для этого требовалось явно больше сил, чем имелось в наличии. Силы эти еще и уменьшались в результате жестоких боев и были непрерывно боями связаны, что привело к уменьшению амбиций и стремлению если и осуществлять окружение, то только с выходом непосредственно на восточную окраину Москвы. Поэтому противник стремился наступать не в восточном, а скорее в юго-восточном направлении, пытаясь парировать и фланговую угрозу своим войскам, вышедшим к каналу. Нельзя недооценивать моральный фактор приближения к Москве. Она тянула к себе командиров всех степеней как магнит, ибо с падением столицы связывались надежды на скорое окончание войны.

В течение ноября планы немецкого командования менялись неоднократно, но первоначальная задача широкого охвата с наступлением до Ярославля никогда не отменялась. Об этом свидетельствует запись начальника немецкого Генштаба в его дневнике. «Конечная цель – выход на рубеж Ярославль, Рыбинск (а возможно, Вологда) – остается прежней, если подвоз снабжения и погода позволят достигнуть этой цели»[386].

Однако планирование на уровне группы армий «Центр» постепенно сводилось к уменьшению глубины охвата Москвы.

11 ноября, накануне решающего наступления, фон Бок пишет в дневнике: «Более того, я уже не тешу себя надеждами, что те задачи, которые я сам ранее обозначил как «важные» в своем приказе группе армий об окружении Москвы, а именно выход на линию Рязань – Владимир – Калязин, – могут быть выполнены. Все, что нам теперь остается – это попытаться соединиться с выдвинутыми нами передовыми заслонами на генеральной линии Коломна – Орехово – Загорск – Дмитров, что является совершенно необходимым условием для окружения Москвы. Я буду совершенно счастлив, если находящихся в нашем распоряжении войск будет достаточно для выхода на эту линию…

При этом промежуточными задачами этой операции является выход к реке Москва и каналу Москва – Волга и захват имеющихся там переправ»[387].

Это означает, что командующий группой армий «Центр» уже за четыре дня до начала решающей атаки был готов отступить от плана, предписанного ему верховным командованием.

«Германское командование видело, что для широкого охвата столицы и решения стратегических задач за ее пределами у немецких войск может не хватить сил, однако, с другой стороны, опытные генералы понимали, что и брать город фронтальным штурмом тоже тяжелейшая задача, – это означает увязнуть в кровопролитных боях в сильно укрепленном и застроенном районе. Факты говорят за то, что германское командование выбирало компромиссный вариант, концентрируя силы на флангах советской обороны и рассчитывая, что удачные решения будут найдены уже в ходе самого сражения»[388].

Видимо, в конце ноября командующий ГА «Центр» счел, что решение найдено. Главные усилия были направлены против северо-западного участка обороны Москвы, а окружение столицы отошло на второй план. В результате все действия соединений, занимавших северный фланг группы армий, свелись лишь к обеспечению этого главного наступления.

«Для того чтобы ворваться в Москву с северо-запада, командующему ГА «Центр» требовалось обеспечить свой левый фланг. Поскольку 9-я армия уже не могла продвигаться на восток, эта задача ложилась целиком на 3-ю танковую группу (в которую и входили 14-я мтд и 7-я тд, вышедшие к каналу в районе Дмитров – Яхрома – Прим. автора)»[389].

Из всего изложенного можно заключить, что удержание плацдарма в тот момент уже носило в глазах командующего группой армий «Центр» второстепенный характер. Отсюда его разрешение уйти с предмостных позиций у Яхромы при сильном нажиме, о чем упоминалось ранее. Мы также видели, что главной задачей фон Бок считал движение 3-й танковой группы по направлению к Москве. Для штурма города ему были нужны все наличные силы, и он рассчитывал их получить, удерживаясь на рубеже канала с применением минимума средств. Здесь его замысел был сорван героическими действиями группы Захарова на Рогачевском шоссе. В течение нескольких последних дней ноября 1941 г. она сдерживала те танковые дивизии (1-ю и 6-ю), появления которых у Красной Поляны ждал фон Бок. Эти немецкие соединения, как увидим дальше так там и не появились.

Разбитый немецкий бронетранспортер в Красной Поляне. С большой долей вероятности тот самый, что ценой жизни уничтожил политрук Л.Е. Женевский, именем которого названа улица в г. Лобня.

В те дни, когда происходили описываемые события, командующий ГА «Центр» занимался проведением исторических параллелей, пытаясь найти в прошлом аналогии для текущих военных действий. Его взор обращался к решающему сражению первой мировой войны – битве на Марне.[390] Но, похоже, именно в тот момент фон Бок не осознавал, что под Москвой тоже идет решающая битва Второй мировой.

«Фон Бок сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой в сражении на Марне, указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный в бой батальон может решить исход сражения» [391].

Эта запись от 22 ноября 1941 г. в дневнике Гальдера неоднократно цитировалась, но никто не объяснил, что за мифический последний батальон обнаружил немецкий генерал в не столь далеком 1914 г. В действительности батальонов этих было довольно много. Настолько много, что они составили целую армию (английскую). Батальоны вошли в знаменитую «марнскую брешь» (так принято называть разрыв в немецком фронте) и вынудили германские войска к отходу, что привело к краху стратегии блицкрига образца 1914 г. В затяжной войне Германия не имела шансов на победу. У немцев тогда не доставало не одного батальона, а очень многих.

Та же неприятность ожидала немцев и под Москвой в 1941 г., но фон Бок не сразу это понял.

При желании можно найти много аналогий между решающими битвами двух мировых войн, тем более что обе они ознаменовали конец немецкого блицкрига. Например, можно усмотреть в ситуации на канале Москва – Волга в 41-м зеркальное отражение событий на фронте реки Урк в 14-м году. И в том, и в другом случае немцы собирались использовать эти рубежи для флангового прикрытия. Но если есть что-то главное, что роднит эти две битвы, то это абсолютное игнорирование немцами возможностей противника и, соответственно, полная уверенность в том, кто контролирует ситуацию. При этом нельзя сказать, что в 1941 г. у германского командования отсутствовала информация о наличии резервов у Красной Армии. Большой объем перевозок в тылу советских войск был замечен, и разведка исправно приносила сведения о появлении перед немцами все новых и новых бригад и дивизий.

Например, 28 ноября сообщалось: «Перед центральным участком фронта группы армий средствами ночной разведки были отмечены значительные передвижения автомобильных колонн по дорогам Владимир – Ногинск и Переяславль – Загорск в направлении Москвы, а также сосредоточение автомашин в Загорске.

По всей вероятности, противник подтягивает войска в район Загорск, Москва, а также через Москву. В районе Дмитрова, западнее Клязьминского водохранилища, отмечается сосредоточение автомашин, деревни переполнены войсками»[392].

Вспомним еще раз о захвате в плен советского офицера в районе Яхромы. Конечно, данные о расположении батальонов 29-й сбр в тот момент не имели для противника никакого тактического значения, поскольку бригада уже была сбита со своих позиций. Но задача на оборону ставилась приказом по армии! Ни номер самой этой армии, ни номера ее бригад не были до того известны противнику, т. е. эти части перебрасывались не с какого-то другого участка фронта, а из внутренних районов СССР[393]. Но немцы оценивали тогда перемещения в тылу советских войск только как рокировку с неатакованных направлений. Вот фрагмент записи из дневника Ф. Гальдера.

«Противник перебрасывает силы (по-видимому, снятые с участка фронта перед 9-й армией и выведенные из района Ярославля) против 7-й танковой дивизии, наступающей через канал Москва – Волга в районе Яхромы» [394].

То есть факты свидетельствовали о наличии у Красной Армии резервов, варианты использования которых могли быть весьма разнообразны.

Тем не менее, никаких серьезных последствий не ожидалось. Не исключалась возможность того, что сил для завершения операции не хватит. Но в этом случае момент остановки или даже отхода должен был определяться именно высшими штабами вермахта.

Только на третий день битвы на Марне из случайно захваченного приказа немецкие генералы узнают, что союзники ведут не просто сдерживающие бои, а находятся в состоянии наступления. К этому моменту верховное командование пребывает в полной спячке, никак не руководит сражением и выходит из летаргии только для того, чтобы констатировать проигрыш сражения и санкционировать отход.

В 1941 г., столкнувшись со свежими формированиями, немцы оттягивают назад ударную группу и продолжают заниматься своими делами, как будто ничего не произошло и произойти не может. Здесь общее руководство наблюдается хотя бы на уровне группы армий (в 1914 г. все руководство было отдано на откуп командующим армиями). Фон Боку удается, по крайней мере, предотвратить появление бреши во фронте аналогичной Марнской.

«27 ноября, когда Рейнгардт потребовал немедленно подтянуть к нему все имеющиеся резервы с целью захвата на противоположной стороне канала «трамплина для движения на восток», Бок был вынужден поставить перед танковой группой задачу немедленно пробиваться в направлении на Красную Поляну, чтобы оказать поддержку 4-й танковой группе, наступление которой остановилось»[395].

Если бы фон Бок дал волю частным начальникам, то 7-я тд, владея плацдармом у Яхромы, вполне могла бы добраться и до Загорска. Тем самым был бы значительно удлинен фронт, а занять его было бы уже нечем. Однако общее ослабление фронта на северном фланге все же произошло.

При этом верховное командование вермахта находилось в состоянии, напоминающем славные времена 1914 г. Не имея резервов, оно хладнокровно наблюдало за действиями своих армий, продолжало мечтать о походе на Ярославль и теребило фон Бока вопросами о сроках захвата Москвы.

Командир 2-й Московской стрелковой дивизии В.А. Смирнов.

Надо отметить, что сюжет битвы на Марне всплывал не только в стане противника. Главный редактор газеты «Красная Звезда» Ортенберг по результатам своего общения и с вышестоящим начальством, и с командованием Западного фронта сделал вывод о приближении решающих событий под Москвой. Не имея возможности открыто сообщить о скором переходе Красной Армии в наступление, и в то же время желая придать уверенность сражающимся войскам, не наболтав лишнего, он решил использовать исторические аналогии, в том числе, события на Марне. Возможно, вся эта проницательность приписана задним числом, а в тот момент главным редактором двигала лишь необходимость вдохнуть оптимизм в читателей. Но, как бы то ни было, в последних числах ноября в газете была опубликована статья М.Р. Галактионова (автора капитального труда, посвященного этому сражению), где он использовал анализ событий прошлого для оценки текущей ситуации. Вот несколько цитат из этой статьи.

«Во всяком сражении наступает рано или поздно кризис, знаменующий поворот к победе или поражению. В этот момент борьба достигает наивысшего напряжения и решает исход сражения. Опыт истории учит уменью уловить этот кризисный момент. Наступающая сторона может рассчитывать на успех лишь в том случае, когда она сделает решающее усилие в этот решающий момент. Прорыв не терпит перерыва. Если наступление не достигает основной цели до момента своего наивысшего подъема, оно неизбежно начинает падать по нисходящей кривой. То, что упущено в критический момент, впоследствии возместить уже не удастся. Обороняющаяся сторона, в свою очередь, должна использовать кризис сражения, проявить в этот момент наибольшую активность, выдержать натиск врага и повернуть в свою пользу ход сражений. Весьма часто кризис сражения возникает внезапно – в нем сказываются глубокие силы, действующие до поры до времени скрытно… Перейдя критическую точку без решающей победы, германское наступление под Москвой неизбежно пойдет на убыль, и тогда выявятся все слабости во вражеском стане. Обстановка, сложившаяся на фронте…. дает все основания полагать, что разгром врага должен начаться под Москвой»[396].

Мы подошли к тому моменту, когда наступил кризис сражения на северном крыле Западного фронта. Этот кризис связан с действиями двух резервных армий.