И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО О БЛЭЙКЕ

И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО О БЛЭЙКЕ

«Этот человек разрушил почти все, что было создано британскими разведывательными службами с момента окончания второй мировой войны». К такому заключению пришел английский судья по делу Джорджа Блейка, обвиненного в шпионаже в пользу Советского Союза. Протоколы сенсационного процесса в Лондоне составили несколько томов.

Как полагает знаток деятельности спецслужб писатель Филипп Найт ли, советскому разведчику Дж. Блейку КГБ обязан двумя особенно крупными успехами: своевременным обнаружением шпионского туннеля в Берлине и масштабной дезинформационной операцией под кодовым названием «Борис».

Об истории раскрытия туннеля, обеспечивавшего длительное время прослушивание закрытых советских и гэдээровских линий связи, известно сейчас практически все. Но о делах с Борисом Дж. Блейк в своей книге «Иного выбора нет» рассказал немного, отрывочно, так как не счел тогда возможным по профессиональным и этическим соображениям назвать подлинное имя человека, которого везде упоминали только под псевдонимом. А между тем, считает Ф. Найт-ли, лишь русский мастер шахматной игры мог задумать столь изощренную комбинацию, которую реализовал Дж. Блейк при участии Бориса.

Суть ее, казалось, была проста: так как связь с разведчиком осуществлялась традиционным путем строго конспиративных встреч с операторами КГБ, в Москве, на самом верху разведывательной пирамиды, решили применить тактическую новинку и вывести Дж. Блейка также и на советского партнера, с которым бы он встречался легально, конечно, с ведома начальства из «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС). Основная сложность нешаблонного замысла состояла в том, чтобы регулярным «контактом» Дж. Блейка стал профессиональный нечекист, способный выдержать проверку на отсутствие связей с советской госбезопасностью. Кроме того, его следовало подобрать среди сметливых и общительных молодых специалис-тов-международников, с незаурядным знанием иностранного языка. Тема Бориса была выделена из общего производства по разведделу Дж. Блейка, нигде не пересекалась с работой, осуществлявшейся через других, обычных связников, и находилась под непосредственным контролем Центра. Вывод Бориса на Дж. Блейка в условиях тогда открытой границы и свободного передвижения людей между двумя мирами в разделенном Берлине не представил затруднений, хотя пришлось задействовать как посредников лишних лиц — немецкого коммерсанта Микки и его жену. Впоследствии эта семейная пара, связанная не только с КГБ, но и с армейской разведкой ГРУ, помогла английской спецслужбе в разоблачении Дж. Блейка.

Итак, внедрение удалось, и затем пять лет функционировал и приносил пользу канал общения Дж. Блейка через Бориса. Он был двусторонним. В Лондон постоянно шла целевая доброкачественная информация. «Это было большим успехом, — пишет Дж. Блейк. — Я стал единственным сотрудником СИС, у которого имелся настоящий, живой русский». А в обратном направлении поступали ценные сведения, в том числе о состоянии, настроении, сфере интересов самого Дж. Блейка, что позволяло одобрять, подстраховывать его наглядной демонстрацией вездесущей «руки Москвы».

* * *

Дж. Блейк (здесь и далее цитируется книга «Иного выбора нет». — Авт.). Русский, прекрасно говоривший по-немецки, сказал нам, что зовут его Борис, что он экономист и работает в советском хозяйственном управлении в Восточном Берлине. Я обронил невзначай, что немного говорю по-русски, и мы сразу же перешли на этот язык. В тот вечер я представился как де Врис, голландский журналист, работающий корреспондентом одной из берлинских газет.

Вс. Совва. Летом 1956 года меня, начинающего, но уже неплохо зарекомендовавшего себя переводчика советского экономического представительства в Берлине (работал с А. Н. Косыгиным, А. И. Микояном, В. А. Малышевым), неожиданно пригласил к себе руководитель нашей разведки в Германии.

Им был тогда генерал-лейтенант КГБ Александр Михайлович Коротков, тот самый «атташе Саша», который после начала войны, в июньские дни 1941 года, преодолел блокаду нашего посольства на Унтер-ден-Линден и сумел установить необходимую, как воздух, радиосвязь с Москвой.

Разговор с никогда не улыбавшимся чекистом был кратким и предельно ясным. «Мы хотели бы, — сказал А. М., — чтобы в круг ваших иностранных знакомых вошел голландский журналист Макс де Врис. Место периодических встреч — Западный Берлин. Беседы — на свободные темы как на немецком, так и на русском языках. О работе рассказывать немногословно, забывая на это время содержание секретной информации, к которой имеете допуск».

Прощаясь, Коротков как бы невзначай добавил, что при любых обстоятельствах играть в разведчика не следует, но ухо держать надо востро.

Вот с этого практически и началось мое сближение с Дж. Блейком.

…Во время одной из поездок в недорогой район Западного Берлина, где обычно отоваривались совграж-дане, и произошла наша первая встреча. Фон был подходящим: обычная пивная с гулким гомоном нетрезвых голосов и густым табачным дымом.

Д. Б. Борис стал свободнее говорить о своей работе, рассказал, что приезжал в страну в качестве старшего переводчика по линии СЭВ и что в его обязанности входило обслуживание переговоров на высшем уровне между СССР и ГДР и сопровождение представительных советских делегаций.

В. С. Джордж по характеру открытый, добрый человек, с тихой, спокойной речью, превосходный психолог (опасная для партнера черта разведчика!). Разговор наш всегда был непринужденным, и я постепенно проникался уважением, симпатией к нему. Кульминацией установившегося взаиморасположения стал момент, когда при поездке в его «Фольксвагене» мы слегка навеселе, нестройно, но во весь голос запели «Подмосковные вечера». И это в центре Западного Берлина! Но все же на улице, которая относилась к английскому сектору города. Мне думается, что об этом миге веселья ни в Лондоне, ни в Москве не узнали.

Но если говорить серьезно, то учтите, что Блейк старше меня на десять лет, он был тогда в расцвете сил. Проявляя в беседах «журналистский» интерес, концентрировал внимание на главных тенденциях и перспективах развития. В центре обычного обмена мнениями постоянно были вопросы Совета Экономической Взаимопомощи, экономического сотрудничества СССР с ГДР.

Анализируя сегодня ситуацию и события того времени, полагаю, что западная сторона испытывала настоящий информационный голод. Бе занимали любые детали обстановки в социалистическом, тогда до предела закрытом обществе. Мои разъяснения были своеобразными, как сейчас говорят, брифингами для Дж. Блейка, позволявшими ему ориентироваться в сложностях советской проблематики того времени. Как можно с достоверностью предполагать, многие мои беседы с Дж. Блейком записывались на магнитную пленку. Регулярно получаемый материал, видимо, не вызывал в СИС сомнений.

Уже в наши дни мне встречались в западной печати утверждения, что Борис якобы намеренно вводил в заблуждение Лондон (а следовательно, и Вашингтон) и это способствовало чересчур оптимистическим, то есть неверным, оценкам западным руководством возможностей советской экономики.

Со всей определенностью подчеркиваю: такой задачи не существовало, просто не могло быть, так как любые подобные попытки поставили бы под сомнение эффективность работы Дж. Блейка как одного из ведущих сотрудников британской секретной службы.

Видимо, однако, малопредсказуемые зигзаги советской внутренней и внешней политики, особенно во времена Н. С. Хрущева, сами по себе сбивали с толку зарубежных аналитиков, за что, конечно, ни Дж. Блейк, ни я ответственности не несем. Здесь тот типичный случай, когда говорят, что обстоятельства сильнее человека.

Д. Б. Разведывательные данные, получаемые от него таким образом, носили в основном экономический, хотя иногда и политический характер и были с энтузиазмом восприняты в Лондоне. Главное управление осталось очень довольно и полагало, что Борис подает большие надежды и заслуживает самого пристального внимания. Хотя он и не был еще «нашим человеком» в Кремле, все говорило за то, что он может стать таковым. Его роль переводчика, обслуживающего важные переговоры на высшем уровне, ни у кого не вызывала сомнений. Время от времени Лондон передавал мне специальные задания, касающиеся некоторых вопросов современной обстановки, почти всегда Борис возвращался с необходимой информацией.

В. С. Установленные Москвой правила игры соблюдались четко: ни одно засекреченное сведение за рубеж не ушло. На качестве передаваемой информации это не сказалось, так как Дж. Блейк умел придавать любой, даже незначительной подробности должный блеск.

А в целом похвала противника мне приятна — видимо, старался я не напрасно. К примеру, тот же Ф. Найтли утверждает: операция «Борис» позволила КГБ «навязать западной разведке желательный для него образ мышления и оставалась нераскрытой столь долго, что получаемая СИС информация прочно вплелась в повседневную работу английской спецслужбы, извращая ее и делая бесполезной». Ну что же, как говорится в русской пословице, чем богаты, тем и рады.

В штаб-квартире СИС в Лондоне не ошиблись, предсказав мне стабильную служебную биографию.

В последующие годы я без задержек прошел путь от переводчика до Чрезвычайного и Полномочного Посланника СССР, получил дополнительное высшее образование как дипломат и экономист. Работал затем на престижных постах в ряде центральных ведомств, в том числе ЦК КПСС и МИД СССР. Довелось, уже после августа 1991 года, познакомиться и с коридорами власти в Кремле, в том самом здании и на том же этаже, где сейчас находится резиденция президента России.

Д. Б. Летом 1985 года я вместе с семьей проводил отпуск в ГДР, и мы на несколько дней остановились в Берлине. Там меня спросили, не хотел бы я повидаться со старым знакомым. Я, конечно, согласился и долго недоумевал, кто бы это мог быть. На следующий день, к моему великому удивлению, в доме, где мы жили, появился Борис. Время не пощадило нас обоих, но мы сразу узнали друг друга. Он дослужился до высокого поста в советском МИД и находился в Берлине с официальным визитом.

В. С. Редкий случай, когда Джорджа подводит память. Летом 1975 года (а не 1985-го), когда Блейк был в Берлине для встречи с матерью, временный поверенный в делах СССР в ГДР (замещавший уехавшего в отпуск советского посла) В. И. Совва позвонил своему доброму знакомому Мише, заместителю министра государственной безопасности ГДР Маркусу Вольфу, и попросил согласия посетить закрытую виллу «Штази».

Дальше все было, как в фильме о Джеймсе Бонде. К строго охраняемому, уединенно стоявшему особняку подкатил черный «ЗИЛ» под алым флагом Страны Советов. Прямо у калитки заключили друг друга в объятия два уже немолодых человека, Джордж и Володя, как он меня всегда называл.

Сожалею, что был лишен возможности сделать этот редкий кадр достоянием английской разведки.

Д. Б. Теперь совершенно ясно, продолжал контрразведчик Шерголд, что так как Микки оказался советским агентом, то и Борис, русский сотрудник СЭВ, тоже был «подсадной уткой». Как я объясню это? Я согласился, что, судя по всему, Борис шпионил за нами, а объяснить это могу лишь тем, что Микки явно использовали как самый подходящий объект.

В. С. До сих пор все обстоятельства разоблачения Дж. Блейка неясны. Его задержание было осуществлено не в виде драматического захвата, а скорее походило на исповедь в узком кругу сослуживцев. Его хороший знакомый Гарри Шерголд, ведущий эксперт СИС по советским делам, сразу же заявил Дж. Блейку, что арест немецкого коммерсанта Микки (на которого донесла ревнивая жена) позволяет предполагать: Борис был человеком Москвы.

Джордж и я при наших неоднократных встречах в последующие годы никогда не углублялись в эту деликатную тему.

Но и не будучи профессионалом, я понимаю, что раскрытый разведчик должен по возможности отвлекать внимание следствия и суда от главной линии своей конспиративной деятельности, даже подставляя им второстепенные фигуры. Это, видимо, и произошло.

Мне абсолютно безразлично, в каком качестве я вошел в материалы процесса над Блейком. Хотя бы потому, что сам стал объектом разработки со стороны «Сикрет интеллидженс сервис».

По основному образованию я юрист. Не подвергаю сомнению правовую обоснованность необычно сурового вердикта суда «Олд Бейли» (три раза по 14 лет, в целом 42 года тюремного заключения для Дж. Блейка). Но по-человечески я искренне радовался, когда узнал, что богиня Фемида в этом необыкновенном случае в конечном счете отошла в сторону. Джордж сам определил себе предельный срок пребывания за решеткой (почти 6 лет) и без сожаления при первой же возможности бежал из старой доброй Англии. Навсегда. Отношу эту драматическую развязку к редкому факту торжества высшей справедливости (учитывая набожность Блейка — прямо-таки на библейском уровне).

Выдающийся разведчик современности вошел в мою жизнь как образец стойкости, выдержки, уверенности и четкости. Ведь именно он, а не кто другой из причастных к операции, сказал мне, что беспокоился, переживал, зная высокую степень риска при введении в дело Бориса, и негромко добавил, что речь могла идти и о целесообразности вербовки со всеми не поддающимися программированию последствиями.

Считаю, что мне все же повезло стать на крутом витке жизни Дж. Блейка его (хоть и неравноценным, но продержавшимся весь отведенный нам срок) спарринг-партнером.

Говорю об этом с чистой совестью, так как ровно никаких льгот и поощрений Борис от власть предержащих не получил, да и не желал этого. Более того, мои разные начальники по другим ведомствам были бы далеко не в восторге, если бы в свое время узнали, что их прыткий подчиненный причастен к одной из самых громких шпионских историй.

Во время служебных загранпоездок мне приходилось обходить Лондон стороной. Свою способность долго помнить нанесенные обиды СИС недавно продемонстрировал хоть кратким, но унизительным для человеческого достоинства задержанием генерала Олега Калугина.

Поражает еще одно совпадение наших с Джорджем жизненных линий. Незадолго до его ареста меня перевели из Государственного научно-технического комитета (ГНТК) в другое правительственное учреждение. Судьбе было угодно, чтобы тем самым я избежал личного общения с полковником сразу трех разведок — советского ГРУ и одновременно английской и американской спецслужб Олегом Пеньковским. Если бы я остался в ГНТК, то подчинялся бы по занимаемой должности непосредственно ему.

Последствия даже непродолжительной совместной работы рядом с предателем были для моих прежних коллег весьма печальными: многим за потерю бдительности пришлось навсегда расстаться с государственной службой. Уже позднее я с большим удовольствием узнал, что Пеньковский был раскрыт главным образом на основе сведений, полученных от Джорджа Блейка, моего друга и доброго духа.

Об исполнении роли Бориса до сих пор вспоминаю как об одном из светлых периодов служебного бытия. Сейчас, много лет спустя, мне представляется, что разведчики — такие же люди, как вы и я, с одним различием: до поры они вынуждены вести двойную жизнь, которую на склоне лет не всегда удается вновь свести в неразрывное целое.