Русские проекты противотанковой обороны

В известном немом кинофильме «Обломок Империи» русский солдат Первой мировой войны получает «Георгия» за подбитый германский танк. Это воплощение «кошмара войны» («роль» танка в фильме исполнил «Рено») — фантазия. На Русском фронте Первой мировой танки, как известно, не появились ни с одной стороны. Германия, даже начав разработку своих танков, не планировала пока использовать их на Востоке. Однако вопрос противотанковой обороны был поставлен в русской армии сразу после первых сообщений о действиях британских танков. Ни у кого тогда не возникало сомнений в способности Германии приступить к скорой постройке подобных машин — возможности Германии тут даже переоценили. Был уже и опыт столкновений с германскими бронемашинами — немногочисленные полубронированные германские автомобили в Восточной Пруссии в 1914 г. и тяжелые бронеавтомобили на Русском и Румынском фронтах в 1916-м действовали весьма успешно.

Несмотря на весьма ограниченное использование бронеавтомобилей противником, основные приемы борьбы с такими машинами были выработаны уже в первые два года войны. Меры противодействия делились на пассивные и активные. К первым относилось заграждение путей движения или только подготовка к заграждению или разрушению пути (если они нужны были еще для своих войск) с прикрытием заграждений огнем. К активным мерам, кроме огня полевой артиллерии, относили и «неожиданные, с самого близкого расстояния нападения пехотных засад с целью захвата их или опрокидывания». Для «опрокидывания» бронеавтомобилей пехотные части предлагалось снабжать слегами (толстыми жердями — не столь уж курьезное предложение для начальной стадии разработки проблемы), для разрушения — подрывными зарядами. Пехота могла применять также бронебойные винтовочные пули и ручные гранаты. Что касается собственных бронесил, то «Инструкция для боевого применения бронированных автомобилей», утвержденная приказом Верховного главнокомандующего еще 11 февраля 1915 г., указывала: «При встрече с бронеавтомобилями противника следует возможно скорее выдвинуть вперед, ближе к ним, свой бронеавтомобиль, вооруженный пушкой, для уничтожения бронеавтомобилей неприятеля. Отсутствие пушечных бронеавтомобилей не должно служить основанием к отходу в этом случае наших пулеметных бронеавтомобилей; наоборот, последние должны стремиться всеми мерами если не совершенно уничтожить своего противника, то заставить его отказаться от безнаказанного поражения наших войск». Такая тактика была бы пригодна и в борьбе с танками.

76-мм орудие для бронеавтомобиля проявило себя и как противотанковое средство.

Данные разведки о германских работах над танками заставили русское командование принять меры к защите войск и против них. Уже 1 декабря 1916 г. Инженерный комитет Главного военно-технического управления признал, что «лучшими средствами для борьбы с подобными автомобилями (танки относили к „тяжелым бронеавтомобилям“. — С.Ф.) могут служить главным образом артиллерийский огонь и фугасы». В качестве возможных средств борьбы указывались удлиненные заряды унтер-офицера Семенова, созданные для подрыва заграждений, большие рвы треугольного профиля и управляемые наземные мины.

Вскоре русская Ставка получила сведения о постройке в Германии двух типов танков — тяжелого и легкого. В приказе командующего войсками Юго-Западного фронта генерала А.А. Брусилова № 0234 от 8 января 1917 г. указывалось: «Есть сведения на то, что германцы уже построили два типа „тэнк“: один низкий, вооруженный пулеметами, другой большого типа, размером железнодорожного вагона… с пулеметами и приспособлением для выпуска ядовитых газов (в действительности тогда только велась сборка деревянного макета тяжелого танка A7V, а опытный легкий танк построят только через год. — С.Ф.)… Приказываю предупредить всех без исключения нижних чинов о возможности появления неприятельских „тэнков“ и объяснить доступным им языком их устройство, дабы выход этих чудовищ современной техники не мог бы быть для войск неожиданным… Главное средство борьбы — это артиллерийский огонь. На каждом боевом участке надлежит теперь же разработать подробные соображения по организации надлежащей встречи „тэнков“… Необходимо сосредоточенный огонь по „тэнку“ направлять с возможно большего фронта… Шрапнельный огонь необходим по сопровождающей „тэнк“ пехоте, которая будет стремиться воспользоваться „тэнком“ как подвижным фортом… Приобретает особое значение организация связи войсковой разведки и передовых окопов с наблюдательными артиллерийскими пунктами… Пехота выдержанная, стойкая, удерживающая окопы в своих руках и пропустившая „тэнки“, неминуемо приобретает их как славный и заслуженный трофей своего мужества». В следующем приказе № 0239 от 15 января давались указания по применению фугасов: они должны были устанавливаться на путях вероятного движения танков, впереди или внутри проволочных заграждений, содержать не менее 20 фунтов (8,19 кг) взрывчатого вещества, подрываться дистанционно или автоматически — с помощью чувствительных замыкателей Бродского (нажимной замыкатель, разработанный ранее для использования со взрывателем шрапнельного фугаса).

При крайне скудных, больше опирающихся на слухи, данных о возможных параметрах германских танков, основные положения противотанковой обороны были выбраны верно. Заметим, что в русской армии это сделали практически в то же время, что и в германском рейхсвере, реально встречавшимся с танками. Что касается названия нового боевого средства, то в России поначалу либо прямо использовали английское «tank», либо переводили его как «лохань». Слово «танк» утвердилось у нас окончательно во время Гражданской войны, когда с этими машинами пришлось иметь дело непосредственно.

Схема устройства «ползучей мины» унтер-офицера Семенова.

Схема устройства мины Ревенского.

В русской армии уже нашли применение бронебойные винтовочные пули: заказы на них ГАУ выдало еще в мае 1915 г., относительно массовое производство патронов с такими пулями началось в 1916 г. Всего было заказано более 36 млн пуль системы штабс-капитана Кутового со стальным сердечником, предназначенных «для стрельбы по бронеавтомобилям и стрелковым щитам». Любопытно предложение поручика Е. Лалетина, поданное 17 сентября 1915 г. в Отдел изобретений Центрального военно-промышленного комитета: Лалетин считал полезным использовать против бронеавтомобилей «наши крепостные ружья… сила их была рассчитана так, чтобы пробивать туры с землей». В самом деле, 20,32-мм нарезные ружья Гана обр. 1877 г., призванные противодействовать осадным работам атакующего, имели в боекомплекте пули с твердым сердечником. Нетрудно увидеть здесь идею противотанкового ружья, высказанную много раньше, чем в Германии начали создавать первое специальное ПТР. Однако Отдел Изобретений ЦВПК вынужден был констатировать, что «старых крепостных ружей уже в цейхгаузах не имеется».

Стоит упомянуть и предложение офицера постоянного состава Военной автомобильной школы штабс-капитана В. А. Мгеброва в конце 1914 г. применять против бронеавтомобилей фугасную шомпольную ружейную гранату его системы. Мгебров считался ведущим специалистом по бронеавтомобилям, но опытов стрельбы хотя бы по макетам или бронещитам сделано не было, да и вряд ли граната с очень крутой навесной траекторией стрельбы и разрывным зарядом всего в 72,5 г могла бы оказаться эффективным средством борьбы с бронемашинами. Тем не менее это — едва ли не первое предложение специализированного «противотанкового оружия пехоты».

В марте 1917 г., по инициативе штаба 7-й армии Юго-Западного фронта, отдельной брошюрой были выпущены «Указания по борьбе с танками». Против танков предлагалось использовать «кинжальные взводы», которые должны были внезапно открывать огонь с малых дальностей. Их предлагалось выделять от легких полевых батарей (3-дюймовые, т. е. 76-мм полевые пушки). Также предполагали использовать 57, 47 и 40-мм («Виккерс») скорострельные пушки, имевшие в боекомплекте бронебойные снаряды, 37-мм траншейные пушки — обр. 1915 г. системы М.Ф. Розенберга (выпускались в России) и автоматические МакКлена (поставлялись из США). Их дополняли располагаемые в две линии в шахматном порядке фугасы (заряд фугасов «увеличили» до 40 фунтов), ручные гранаты, легкие мины, противотанковые рвы. Отметим предложение использовать подвижные мины, подтягиваемые на пути движения танков из передовых окопов. Начальник инженеров фронта в дополнениях к приказу № 0234 добавил к этому «малые фугасы», плоские «само-взрывные» мины Ревенского, а также предложил минировать противотанковые рвы.

37-мм траншейные пушки, достаточно компактные для размещения в передовых окопах и перекатывания (переноски) по полю боя, с расчетом 3–4 человека и возможностью стрельбы бронебойной гранатой, были более пригодны для противотанковой обороны. В отличие от морской 47-мм пушки Гочкиса или старой 57-мм береговой и капонирной пушки Норденфельда — эти пушки уже показали, что для применения в траншеях они громоздки и тяжеловаты. Относительно гранат стоит заметить, что наиболее распространенная ручная граната обр. 1914 г. несла боевой заряд около 400 г, но против танка была слаба. Имелась, правда, тяжелая ручная граната Новицкого для разрушения препятствий с зарядом в 1650 г, но — в незначительных количествах, к тому же время замедления 12–14 с не давало надежды на своевременный взрыв под движущимся объектом.

Что представляли собой предлагавшиеся мины? Мина Ревенского (Ровенского) была интересным для своего времени образцом: она собиралась в треугольном корпусе и вмещала 4 кг взрывчатого вещества, ударный механизм взрывателя срабатывал при нажиме на любой из углов треугольной крышки, т. е. при любом направлении движении танка. Мина снабжалась ручкой для переноски и представляла, пожалуй, одно из перспективных решений. Кроме того, была разработана мина (фугас) Драгомирова с цилиндрическим железным корпусом и «автоматическим механизмом взрывания» нажимного действия.

Такие мины предполагалось устанавливать с заглублением в землю и маскировкой. Мина Драгомирова, в отличие от мины Ревенского, содержала до 24–32 кг взрывчатки, была дорога и громоздка. В противоположность этому мина Саляева должна была ставиться открыто и быстро перемещаться при необходимости, поэтому ее вес ограничился 8 кг. Такая разница масс мин и их зарядов отразила неопределенность задачи — должна ли мина только вывести танк из строя, лишив его подвижности, или полностью уничтожить. Выбор между относительно легкой противотанковой миной и тяжелым «противотанковым фугасом» будет стоять перед военными инженерами и позже.

Вопрос о «самодвижущихся минах» не был нов и уже находился в разработке. Удлиненный заряд унтер-офицера Семенова был опробован на участках 27-го и сводного армейских корпусов. Заряд подавался к препятствию на салазках с помощью блока, закрепленного на кол проволочной сети. Надо сказать, такие «самодвижущиеся мины» для проделывания проходов в заграждениях появлялись и в других соединениях фронта — подвижная мина Сидельникова, мина «Крокодил» Толкушина, ползучая мина Доронина и т. п. Предложение использовать их для борьбы с танками предвосхитило идею «подвижных противотанковых мин».

В марте 1917 г. начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал-адъютант В.М. Алексеев утвердил проект «Наставления для борьбы с неприятельскими сухопутными броненосцами». В нем признавалось, что «среди мер противодействия вообще выступлению неприятельских сухопутных броненосцев артиллерийское их обстреливание является самой главной», подробно определялся порядок использования имеющейся артиллерии для борьбы с танками, рекомендовалось привлекать к этому не только полевую артиллерию, но и минометы и бомбометы. К перечисленным средствам здесь были добавлены огнеметы (уже формировались огнеметные команды при пехотных полках, отдельные батареи траншейных огнеметов) и применение бронебойных пуль стрелками и пулеметчиками — возможно, сказались данные о германских противотанковых средствах. Рекомендовалось заблаговременно перегруппировывать на танкоопасные направления подвижные части — конницу с артиллерией, бронечасти, самокатчиков, — т. е. создавать мобильный противотанковый резерв.

Выдающийся русский артиллерист В.Ф. Кирей рассмотрел вопросы стрельбы артиллерии по танкам, снабдив свою брошюру «Дополнение к выводам из применения артиллерийских масс при атаке» от 1916 г. приложением «Борьба с танками». «Вероятно, борьба артиллерии с танками выльется в стрельбу при прямой наводке, — писал Кирей. — Танки, появившиеся в нашем тылу, наверное, будут замечены с какой-нибудь нашей батареи, которая и должна их расстреливать, прикрываясь орудийными щитами от пулеметного огня. Танки, двигающиеся в районе окопов, могут разбиваться выдвинутыми противоштурмовыми орудиями. Кроме того, с этой же целью следует специально выставлять отдельные орудия». Эти очевидные, казалось бы, выводы на тот момент таковыми еще не были. Заметим, что эти выводы в целом совпадают с практическим опытом германской армии на Западном фронте. Свои предложения по борьбе с танками Кирей систематизировал в изданной в 1917 г. книге «Артиллерия обороны». Был поставлен вопрос и о включении в борьбу с танками не только выделенных орудий, но всей артиллерии оборонительной полосы. В изданном в том же 1917 г. «Наставлении для борьбы за укрепленные полосы» говорилось, что во время атаки противо-батарейная артиллерийская группа должна особенно внимательно выслеживать «автомобильные батареи и сухопутные броненосцы (танки), появляющиеся около окопов, и немедленно их уничтожать». Касаясь действий артиллерии при обороне укрепленной полосы, Наставление указывало, что пехота противника «может пойти в атаку под прикрытием танков» и что приближение танков к окопам «должно автоматически вызывать заградительный огонь гранатами». Предполагалось, что, пока танки будут находиться в зоне заградительного огня, они и будут являться главными целями, поэтому предлагалось вести по ним сосредоточенный огонь, а с подходом танков к окопам — перенести заградительный огонь на следующую за ними пехоту.

Считалось весьма желательным иметь на тех участках, где могут появиться танки (термин «танкоопасное направление» появится позже), малокалиберные скорострельные пушки с бронебойными снарядами, которые при малых дальностях стрельбы «могут успешно действовать против сухопутного броненосца». Однако полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович заметил, что применение против танков легких горных пушек затрудняется преимущественным сосредоточением этих орудий на Кавказском фронте, а траншейных орудий — их незначительным количеством. В самом деле, к началу 1917 г. от русских заводов поставлено было только 137 пушек Розенберга, а 37-мм пушек МакКлена из США — 218. Поэтому основная тяжесть борьбы должна была лечь на 3-дм полевые пушки — ситуация, схожая с возможностями германской артиллерии. Русская 3-дм пушка обр. 1902 г. уже зарекомендовала себя как весьма эффективное средство поражения открытых целей. «Снарядный голод», испытывавшийся русской полевой артиллерией в первые два года войны, был преодолен уже в начале 1916 г., основным снарядом стала фугасная граната. Так что пушка могла играть роль «противотанковой» при тихоходных танках того времени — что она и продемонстрировала в ходе Гражданской войны.

Опытный образец «дистанционно управляемого носителя» фирмы «Шнейдер и Ко».

Гусеничный «дистанционно управляемый носитель» с тросовым приводом, запатентованный «Шнейдер и Ко» в 1915 г.

При «маневрировании танка вдоль фронта» или при его прорыве через позиции пехоты «Наставление для борьбы за укрепленные полосы» рекомендовало быстро выдвигать вперед отдельные орудия и «стараться подбить танк прямой наводкой». Считалось, что пушка, будучи меньшей целью, чем танк, сможет в таких условиях противостоять ему и подбить танк раньше, чем тот сможет поразить ее или ее расчет. Дабы обеспечить своевременность выдвижения, предлагалось заранее распределить «районы наблюдения» между отдельными частями артиллерии и внести действия при возможном появлении танков противника в общий план действия артиллерии.

Таким образом, специалисты русской армии, опираясь преимущественно на чужой опыт и некоторые общие положения, выработали верную и действенную «противотанковую тактику», соответствующую как условиям войны, так и наличным возможностям армии. Причем сделали это за год до того, как крайне немногочисленные германские танки привели в замешательство британские и французские части на Западном фронте. Стоит упомянуть, что свои соображения о возможных мерах противотанковой обороны русское командование еще в середине февраля 1917 г. сообщало союзникам вместе с «тревожными сведениями» о планах строительства танков в Германии: «Оборона против танков — наиболее эффективен наблюдаемый прицельный огонь на больших дальностях бронебойными снарядами. Также применимы концентрация артиллерийского огня вдоль дорог, интенсивный пулеметный огонь и глубокие ямы». Здесь командование и специалисты русской армии оказались предусмотрительнее союзников. И эта работа пригодилась.

«Сухопутная торпеда» с двумя электродвигателями, приводившими в движение каждый свою гусеницу, созданная Э. Виккерсхамом в 1918 г., даже проходила испытания, но последствий эта работа не имела (рисунок — из американского патента 1922 г.).

Вариант сухопутной торпеды с управлением по кабелю, запатентованный в Великобритании в 1915 г. Ф. Симмсом — один из пионеров разработки и постройки «подвижных пулеметов» в начале XX века одним из первых предложил и дистанционно управляемые гусеничные машины.

Гусеничная «сухопутная торпеда», предложенная Дж. Э. Паркером в 1918 г. (из американского патента 1919 г.).

Положения, выработанные специалистами русской армии, вошли в первое наставление Красной армии по борьбе с танками, изданное РВС РСФСР в 1918 г.

Примеры из истории Гражданской войны свидетельствуют, что организация «противотанковой и противоброневой обороны» Красной армии — в частности, на Каховском плацдарме в октябре 1920 г. (о чем будет сказано подробнее чуть ниже) — давала свои плоды.

Несколько слов стоит сказать о предложениях использовать в противотанковой обороне новые по тем временам типы вооружения. В частности — реактивные. «Рейнметалл» в мае 1918 г. предлагала для стрельбы по танкам реактивный гранатомет с фугасной гранатой. В США в начале ноября того же года пионер американского ракетостроения Роберт Годдард продемонстрировал небольшие однозарядные пусковые установки твердотопливных ракет и при этом предлагал использовать неуправляемые ракеты в качестве противотанкового и «противо-аэропланного» оружия. Но и это предложение — носившее скорее рекламный, нежели практический характер — осталось без последствий.

В связи с «самодвижущимися минами» можно вспомнить относящиеся к нашей теме действительно «самодвижущиеся» варианты. Когда 16 апреля 1917 г. Г.А. Бессонов подал предложение «прибора для борьбы с тэнками» в виде самоходной колесной мины (разработанной, кстати, просто малограмотно), Инженерный комитет ГВТУ заметил в надписи от 1 мая того же года: «У нас имеется уже несколько управляемых самодвижущихся мин, которые выдержали испытания». Интересный проект подал в ГВТУ 17 января 1917 г. прапорщик Э. Назариан: его самодвижущаяся мина имела гусеничный ход, корпус, «напоминающий по своим очертаниям английские tanks», двигатель внутреннего сгорания или на сжатом воздухе, заряд в 50 пудов (800 кг) ВВ и дистанционный взрыватель. Проект был отклонен, как и рассматривавшийся 26 января проект мины «Гидра» техника Н. Алексеева с электродвигателем и электрозапалом. Из Франции в мае сообщали об испытании на фронте «подвижной мины лейтенанта Маттэй». Различные «сухопутные торпеды» предлагались во время Первой мировой войны многими изобретателями. Предназначались они для подрыва проволочных заграждений, но могли оказаться и противотанковым средством. В ряде проектов предусматривали гусеничный движитель под явным влиянием опыта тракторов и первых танков. Еще в 1915 г. фирма «Шнейдер» запатентовала во Франции «дистанционно управляемый носитель». Низкая платформа, поставленная на две легкие гусеницы, не только управлялась, но и приводилась в движение дистанционно — с помощью перекинутого через блоки троса. Машину (прозванную «крокодилом») не только запатентовали, но и построили, и даже испытали. Любопытно, что фирма предлагала вооружать ее легким огнеметом. В том же 1915 г. конструкцию гусеничной самоходной «торпеды», управляемую по проводам, запатентовал в Великобритании уже неоднократно упоминавшийся Фредерик Симмс.

В США в 1917 г. представлялась управляемая по проводам «сухопутная торпеда» Виккерсхама. Одна из немногих реально построенных в те годы, она, однако, не привлекла особого внимания.