4.3. Радиоразведка военно-морских сил Великобритании в битве за Атлантику. 1939–1943 гг.

«если Блетчли-парк не поможет, мы рискуем проиграть войну»

Оперативный разведывательный центр Королевских ВМС, ноябрь 1942 г.

Для Великобритании, островного государства, море имело принципиальное значение. Без импортного продовольствия, нефти и оружия ей было не выстоять, и немцы это хорошо понимали. Адмирал Дениц, главнокомандующий немецким ВМФ, объявил Британии «тоннажную войну». Тихоходные, неповоротливые конвои англичан стали легкой мишенью для вражеских субмарин[845].

Однако анализ показывает, что к битве за Атлантику по-настоящему не была подготовлена ни одна из сторон. Германия начала войну, располагая всего 56 подводными лодками, из которых только 22 могли действовать в Атлантике. Десять еще не прошли испытания, а остальные 24 были 250-тонные подводные лодки, дальность плавания которых ограничивалась пределами Северного моря.

Битва за Атлантику отличалась исключительной напряженностью. «Больше всего во время войны меня пугала угроза немецких подводных лодок… – писал Уинстон Черчилль. – Битва на Атлантике занимала мои мысли даже больше, чем славные воздушные сражения, получившие название битвы за Британию»[846].

В сентябре 1939 года немецким подводным лодкам удалось потопить 41 английское судно в водах Атлантики общим тоннажем 153 879 тонн. Всего с сентября по конец декабря 1939 года немецкими подводными лодками было потоплено 114 английских судов, из которых 102 судна были

потоплены, находясь в одиночном плавании вне конвоев и лишь 12 из состава конвоев. При этом одновременно в море находилось не более 10 немецких подводных лодок, а немецкие потери составили треть действовавших в Атлантике лодок – девять единиц[847].

Таким образом, результаты первого периода боев за Атлантику были неудовлетворительны для обеих сторон: англичане несли потери в торговых судах с жизненно необходимыми для Великобритании грузами, а для Германии цена потерь в девять подводных лодок была достаточно велика. Соответственно и тем и другим было необходимо принимать более эффективные меры.

В январе-феврале 1940 года немецкими лодками было потоплено 85 судов общим тоннажем 280 829 т, свои потери – 3 подводные лодки[848]. Однако, несмотря на некоторый рост потерь англичан и уменьшение при этом потерь немецкого подводного флота, неизменным осталось соотношение потопленных судов из состава конвоев, – как и в 1939 году эта цифра не превысила 10 % и составила 7 единиц.

В марте-мае 1940 года потери англичан в Атлантике уменьшились, а от действий подводных лодок Германии вообще отсутствовали, так как 25 немецких субмарин были выделены для участия в операции по вторжению в Норвегию. Однако при отсутствии подводных лодок в Атлантике надводные корабли немецкого флота продолжали топить английские суда, причем с возрастающими темпами: 107 тыс. т, 158 тыс. т и 288 тыс. т грузов в марте – мае 1940 года соответственно[849]. Положение Великобритании все ухудшалось, а к немецкому подводному флоту настоящий успех, на который рассчитывало немецкое командование, еще не пришел. А к осени 1940 года немецкие подводные лодки ежечасно пускали на дно около 200 тысяч тонн английских морских грузов.

Как командование германского подводного флота, так и союзники во многом зависели от данных, поставляемых своими дешифровальными службами.

У руля побед английской разведки неизменно стоял премьер-министр Великобритании У. Черчилль, занявший этот пост в мае 1940 года. Он организовал необходимую поддержку и ассигнования для ведения разведки и развития дешифровального дела. Личная страсть Черчилля к разведке проявилась, в частности, в его записке, отправленной из Генерального штаба 24 ноября 1940 года: «Знание истинного положения вещей, каким бы оно ни было, – это великая вещь!»[850].

В Британии вся деятельность по электронной разведке была возложена на Правительственное училище кодов и шифров (Government Code and Cipher School, GC&CS) в Блетчли-парк, также известное под названием «военная станция X» и Комната 40 министерства иностранных дел.

Блетчли-парк, расположенный примерно в 50 милях к северу от Лондона, изначально, согласно военным эвакуационным планам, должна была занять «Сикрет Интеллидженс Сервис» (МИ 6). Но вместо этого комплекс стал пристанищем множества математиков, шахматистов, лингвистов и просто эксцентричных людей без определенной профессии, но обладавших острым умом и развитым логическим мышлением. Работая совместно с военными, они занимались дешифрованием, переводом и анализом невероятного количества информации, перехваченной из вражеских каналов связи. Был период, когда одни радиопереговоры между немецкими подводными лодками составляли в среднем по 3000 сообщений в сутки[851].

Ответственность за дешифрование военно-морских передач с использованием «Энигмы» лежала на Хижине 8, а Хижина 4 выдавала разведданные, основанные на достижениях первой. «Хижины» были соединены друг с другом переходами и с высоты птичьего полета походили на гигантские буквы «Н». Непосредственно радиоперехватом сеансов связи занималось подразделение радиоперехвата, известное как «Служба Y»[852].

К моменту начала активной работы в Блетчли-парк находились около 1800 сотрудников (мужчин и женщин). Гражданским специалистам приходилось жить поблизости от Блетчли-парк. Военнослужащие ночевали на двух базах Королевских ВВС, расположенных по-соседству.

«В Блетчли-парк вас неизменно охватывала удивительная атмосфера, – писал после войны в “Вашингтон Пост” Фрэндли. – Моральный дух был на высоте, потому что каждый знал, какую колоссальную пользу он приносит своим ежедневным (и еженощным) кропотливым трудом. Пожалуй, Блетчли-парк являлся уникальным в своем роде объектом, где человек не страдал от самодурства начальников и осознания тупой бессмысленности всего происходящего вокруг».

Первым руководителем Блетчли-парк стал офицер Королевских ВМС, капитан 3 ранга Аластер Деннистон. В 1942 году его сменил на этом посту капитан 3 ранга Эдвард Трэвис, «любитель стучать кулаком по столу», как его называли, человек чрезвычайно жесткий и требовательный, истовый служака[853].

Дешифровальщики Хижины 8 поначалу не могли добиться таких же успехов, как их немецкие коллеги. Дешифрование радиограмм подводных лодок, зашифрованных при помощи системы шифров Heimisch (отечественных вод), получившей у немцев кодовое название «Гидра» (Hydra), а в Блетчли-парк – «Дельфин» (Dolphin), по крайней мере, дало бы сведения о приблизительном местоположении подводных лодок. Но военно-морская шифровальная машина «Энигма» была куда более твердым орешком, чем аналогичная машина лювтваффе. Так что потенциально более ценные результаты могло дать столкновение с Kriegsmarine (ВМФ Германии), при котором удалось бы добыть шифровальное оборудование и документацию.

И вот в июне 1940 года на подводной лодке U-13 была захвачена военно-морская «Энигма» и экземпляр инструкций по ее использованию. Но даже это оборудование вместе с ранее неизвестными роторами, два из которых были захвачены на U-33 в феврале того же года, не обеспечили регулярного или хотя бы частого потока дешифровок. Военно-морская система ключей «Энигмы» не имела уязвимых мест, позволивших дешифровальщикам Хижины 6 взломать «Энигму» люфтваффе.

Не видя очевидного способа проанализировать машину, англичане задумались над возможностью захвата ключей. Первое предложение исходило от Иена Флеминга, служившего тогда личным помощником начальника военно-морской разведки Джона Гордфи⁵⁰.

Ценность подобных операций продемонстрировал британский рейд в конце февраля 1941 года на острова Лофотен, расположенные неподалеку от норвежского побережья. Рейд преследовал ряд целей, в том числе разрушение заводов по производству рыбьего жира. Любые документы, захваченные в ходе рейда, послужили бы дополнительным трофеем.

И весьма существенный трофей для Хижины 8 был получен, когда лейтенант Маршалл Джорж Клитеро Вармингтон с корабля «Сомали» прострелил замок деревянного ящика, обнаруженного на борту немецкого судна «Кребс», подбитого во время рейда. Вдобавок к находившимся в ящике роторам, которыми Хижина 8 уже располагала, были найдены разнообразные документы, в том числе таблицы ключей «Энигмы» на февраль.

Содержимое ящика было доставлено в Блетчли-парк Алану Тьюрингу 12 марта. Результат оказался весьма впечатляющим. В тот же день в Оперативный разведывательный центр ВМС (Operational Intelligence Center, OIC) по телетайпу передали десять расшифрованных сообщений. На следующий день их количество выросло до 34. На следующей неделе количество ежедневных расшифровок оставалось на том же уровне или даже выше. Кроме того, Хижина 8 расшифровала большую часть февральских радиограмм «Отечественных вод». Знания, полученные при расшифровке февральской корреспонденции, также позволили дешифровальщикам с 22 апреля по 26 мая разгадать всю военно-морскую корреспонденцию «Энигмы» за апрель, а впоследствии, с задержкой около недели, и большую часть майской корреспонденции.

Но продуктивность Хижины 8 все еще оставляла желать лучшего, на что указывает ее неспособность взломать хотя бы одну радиограмму из апрельской корреспонденции до 22 апреля. 30 апреля Блетчли-парк отправил в OIC 11 депеш общего характера и 7 радиограмм подводных лодок, и самые свежие из них успели устареть на двенадцать дней. Комната слежения за подводными лодками OIC (Submarine Tracking Room) вынуждена была полагаться не пеленгование куда более, чем ей того бы хотелось: ведь данные пеленгования могли сообщить о местоположении подводной лодки лишь в данный момент, но не о том, куда ее отправляет на тот момент командующий флотом подлодок Дениц⁵¹. Без постоянного притока оперативных данных «Энигмы» комната слежения за подводными лодками могла лишь догадываться о маршрутах, по которым должны следовать конвои, чтобы избежать встречи с «волчьими стаями» подводных лодок Германии. В результате потери кораблей и грузов росли…

И вдруг один из первейших аналитиков Хижины 8 Гарри Хинсли выдал идею или, может быть, развил идею Флеминга. Среди расшифровок, лежавших на столе Хинсли благодаря документам, захваченным на «Кребсе», имелись донесения немецких метеорологических кораблей, в том числе радиограммы кораблей и подтверждения их получения. На каждом из этих кораблей имелась машина «Энигма», соответствующие руководства, книга индикаторов и списки ключей. В списках перечислялись настройки «Энигмы» на каждый день месяца для всего немецкого ВМФ. Некоторые корабли брали списки ключей на два-три месяца, в зависимости от продолжительности плавания и времени его завершения. В тот момент Хинсли не знал, является ли подобная практика у немцев общепринятой, но такое предположение казалось ему весьма здравым. И если так, то очевиден и способ, как помочь Хижине 8 разгадать шифр военно-морской «Энигмы».

7 мая 1941 года метеорологический корабль «Мюнхен» стал первой жертвой идеи Хинсли. После того как по «Мюнхену» открыли огонь, немецкий радист выбросил за борт имевшуюся там «Энигму», но забыл уничтожить ключевые установки к ней на следующий месяц, которые и были захвачены англичанами. Судно под эскортом отправили в британский порт, а криптографический материал переправили на эсминец «Нестор», 10 мая прибывший в Скапа на Оркнейских островах.

Два дня спустя, близ Исландии, группа эскорта № 3 Королевских ВМС вынудила всплыть немецкую подводную лодку U-110. Командир группы Джо Бейкер-Крессуэлл, помнивший историю «Магдебурга», постарался добыть все криптографические материалы, какие мог.

Совокупно материалы с «Мюнхена», включавшие в себя шифровальные машины, шифровальную книгу ближней связи, кодовую метеорологическую книгу и военно-морскую координатную сетку, принесли огромную пользу. 21 мая среднее время между перехватом радиограммы и передачей ее расшифрованной версии составляло 11 дней. 28 мая эта цифра по необъяснимым причинам упала до 34 часов, а в последующие три дня не поступило вообще ни одной расшифровки. Но с 1 июня, когда начали действовать захваченные ключи, время от перехвата до передачи по телетайпу значительно снизилось. Между перехватом немецкой радиограммы в 00.18 и прибытием ее расшифровки в OIC истекло всего 4 часа 40 минут[854].

«Последующие захваты ключей и победы британских криптографов не оказали непосредственного влияния на исход битвы за Атлантику. Разница в объеме потерь между маем (месяцем медленных решений) и июнем (месяцем быстрых решений) была невелика, так же как и между июлем (быстрые) и августом (медленные). Потери в июле и августе снизились на две трети по сравнению с маем и июнем, но явно не благодаря Хижине 8. Последние два месяца конвои через Атлантику сопровождали более многочисленные эскорты, корабли шли на более высокой скорости, усилено было и прикрытие с воздуха. Вдобавок множество подводных лодок было переброшено из Атлантики для нападения на конвои, шедшие в Советский Союз. Подлодки, заменившие их в Атлантике, располагали менее опытными экипажами», – писал Джеффри Ричелсон в книге «История шпионажа XX века».

Однако анализ потерь судов союзных конвоев и немецких подводных лодок в 1941–1942 годах, смена ВМФ Германии ключей шифраторов в сентябре 1941 года, а также замена на немецких подводных лодках трехроторных «Энигм» на четырехроторные свидетельствует об исключительной роли материалов радиоперехвата Блетчли-парк.

Адмиралтейство Великобритании получало от GC&CS сведения о местоположении подводных лодок немцев, связывалось по радио с английскими судами и приказывало им в случае опасности изменить курс или давало рекомендации, каким путем следовать. Это всегда делалось под благовидным предлогом и без указывания источника информации. Вполне оправданная предосторожность, так как основные шифраторы английских ВМС были давно скомпрометированы.

Однако вскоре немцы обратили внимание на то, что их подводный флот действует все менее и менее успешно. Дениц отмечал, что конвоям союзников все чаще удается избегать встреч с немецкими субмаринами. В его дневнике о том времени записано: «Одной лишь случайностью или невезением этого объяснить нельзя. Невезение не может преследовать всегда только одну противоборствующую сторону и продолжаться девять месяцев к ряду. Причина, похоже, кроется в том, что англичанам тем или иным способом удается получать информацию о дислокации наших сил и избегать эти районы»[855].

В сентябре 1941 года немцы сменили ключи во всех своих флотских шифраторах, а на подводных лодках приступили к замене старой «Энигмы» с тремя роторами на ее новую четырехроторную модификацию. Последняя вошла в историю радиошпионажа под названием «Тритон». За один только ноябрь 1942 года было потоплено 190 судов союзников общим водоизмещением 729 тыс. тонн. И все потому, что прочитать шифросообщения немецких подводных лодок не удавалось[856].

Сведения ряда разведывательных источников, включая и воздушную разведку, до некоторой степени смягчили результат, а заодно помогли накопить полезные знания об операциях подлодок – в том числе об их скорости и стойкости. Вдобавок уязвимость шифров «Энигмы» «Отечественных вод» и Средиземного моря, повлекшая расшифровку радиограмм в темпе 14 тыс. в месяц, обеспечила сведения о постройке новых подводных лодок, их подготовке к выходу в море, ходе обучения экипажей и времени отплытия. Решение немцев предпринять операцию «Барабанный бой», направленную на подрыв судоходства у Восточного побережья США, также снизило опасность для атлантических конвоев.

Но последствия вынужденной бездеятельности дешифровальщиков тем не менее сказались весьма заметно, особенно после того, как США задержали конвои в ответ на «Барабанный бой», и подлодки в конце июня в полном составе вернулись в Атлантику. Во второй половине 1941 года, когда Хижина 8 расшифровывала радиограммы подлодок, водоизмещение судов, затопленных в Северной Атлантике, достигло приблизительно 600 тыс. т; во второй половине 1942 года было потеряно около 2 млн т топлива, продуктов, боеприпасов и других грузов…[857].

К исходу 1942 года в Блетчли-парк поступили новые документы – «Краткая книга связи» и «Краткий метеорологический шифр», а также четырехротрная «Энигма», полученные с потопленной в Средиземноморье немецкой подводной лодки U-599. В течение шести часов англичане атаковали и преследовали эту лодку, пока она не всплыла на поверхность вблизи Египетского побережья (около Эль-Аламейна), имея серьезные повреждения. Команда оставила ее и тогда с борта эсминца «Петарда» на лодку была направлена разведывательная группа из трех человек. 24 ноября документы прибыли в Хижину 8. За два дня до того OIC отмечал, что, «если Блетчли-парк не поможет, мы рискуем проиграть войну»[858].

13 декабря 1942 года, благодаря расшифровке метеорологических радиограмм, переданных береговыми метеостанциями, криптоаналитикам удалось добиться перелома. Сводки погоды были переданы с подводных лодок четырехроторным шифром «Энигмы» метеостанциям, а те ретранслировали их своим трехроторным шифром «Энигмы»[859]. Криптоаналитики обнаружили, что в любой конкретный день четырехбуквенные индикаторы (определявшие положение роторов) рядовых сообщений подлодок совпадают с трехбуквенными индикаторами метеорологических сводок, не считая дополнительной буквы. В результате было необходимо проверить всего-навсего 26 вариантов четвертой буквы (то есть 26 позиций четвертого ротора), как только установлено положение ежедневных метеорологических индикаторов. Первое решение четырехроторного ключа шифра «Энигмы» для подлодок начало оформляться еще до исхода 13 декабря.

Хижина 8 снова могла поставлять решающие сведения о планах подлодок. Начало 1943 года стало временем, когда она готовила расшифровки достаточно своевременно, чтобы они представляли оперативную ценность: редко более чем за 72 часа, а чаще всего менее чем за 24 часа. И даже введение новой метеорологической книги шифров не остановило Хижину 8.

Эти достижения сказались на ходе войны незамедлительно. Частота затопления судов в январе и феврале 1943 года по сравнению с ноябрем и декабрем 1942 года упала вдвое. Но этого было недостаточно; ситуация всего лишь казалась не такой скверной, как до взлома, поскольку количество подлодок в Атлантике и Арктике на протяжении весны все возрастало – с 92 в январе до 111 в апреле. И темпы гибели кораблей союзных войск росли с пугающей скоростью – с 29 в январе до 50 в феврале и 95 в марте. В марте за один бой 45 подлодок ВМФ Германии сумели послать на дно десятки кораблей.

Но май 1943 года стал месяцем триумфального успеха с конвоем SC-127, чей маршрут был изменен благодаря дешифровкам, предоставленным Хижиной 8 и OP-20-G. Конвой из 57 кораблей вез разнообразнейшие грузы, необходимые Британии, – от зерна до танков. Все корабли до последнего прибыли к месту назначения 1 и 2 мая, конвой избежал встречи с подлодками.

Подобные успехи участились благодаря открытию Хижины 8, что немецкая военно-морская разведка взломала военно-морской шифр № 3; это открытие привело к вводу с 10 июня 1943 года нового шифра, осилить который немцам уже не удалось[860].

В дальнейшем к интеллектуальному потенциалу английских криптоаналитиков прибавилась промышленная мощь союзника Великобритании – США. Новые корабли и самолеты, специально созданные для борьбы с немецкими подводными лодками, более многочисленные эскорты, усиленная воздушная поддержка, применение ультразвуковых и радиолокаторов вскоре одержали над ними полную победу: 24 мая 1943 года, ввиду понесенных колоссальных потерь (только в мае была потоплена 41 немецкая подлодка, а за последние четыре месяца – 90), адмирал Дениц приказал своим субмаринам покинуть просторы Северной Атлантики. К этому решению его подтолкнуло признание того факта, что «в Атлантике в мае за потопление 10 тыс. т заплатили потерей одной лодки, в то время как незадолго до того одна потерянная лодка топила около 100 тыс. тонн». Назвав подобные потери «нестерпимыми», он приказал 17 подлодкам, действовавшим на трассах конвоев в Северной Атлантике, передислоцироваться в «менее опасные» районы юга, тем самым, устранив угрозу с их стороны важнейшим конвоям, что не только поддержало Великобританию, но и позволило союзным войскам начать подготовку к открытию давно обещанного второго фронта войны в Европе.

Немалая заслуга в этой победе Великобритании на море принадлежала ее радиоразведке и криптоаналитикам, которые действовали исключительно смело и находчиво, умело, расставляя противнику ловушки и не прощая ему ошибок. Ставшая возможной, благодаря данным радиоразведки и дешифрования, прокладка обходных маршрутов, а также возросшая безопасность собственных каналов связи, последовавшая за открытием, что военно-морской шифр № 3 более не заслуживает доверия, помогли добиться «нестерпимых потерь»[861].

21 сентября 1943 года Черчилль доложил Палате общин, что за предыдущие три месяца в Северной Атлантике в результате вражеских действий не был потерян ни один торговый корабль. Заявление было встречено овациями[862].

О размахе английского радиошпионажа против Германии говорит тот факт, что к концу Второй мировой войны англичанам были известны стиль, привычки и особенности буквально всех немецких связистов. За каждой сетью связи в GC&CS был закреплен отдельный сотрудник. Он отслеживал всю переписку, с тем, чтобы составить детальную картину, касающуюся состава, структуры, расположения и намерений конкретных гражданских и военных ведомств или воинских подразделений, пользовавшихся этой сетью связи[863]. К концу войны в Блетчли-парк работоло около 10 тыс. сотрудников (как военных, так и гражданских) из которых около 1200 были женщины (операторы вычислительных машин) из вспомогательной службы Королевских ВМС[864].

Главный аналитик Оперативного разведцентра британского Адмиралтейства с 1939 по 1945 год Патрик Бисли в книге «Сверхспециальная разведка: боевой путь Оперативного разведцентра Адмиралтейства, 1939–1945 гг.» рассказывал о том, насколько обширная информация поступала в Адмиралтейство из Блетчли-парк. Пригодился даже шифр «Тетис», которым пользовались для связи с учебной базой немецких подводных лодок на Балтийском море. «Разгадка шифра “Тетис”, – пишет Бисли, – позволила нам отслеживать историю каждой субмарины с момента ее первого спуска на воду. Мы знали, что в ней доделывалось по ходу, как обучался экипаж и когда она, наконец, отправлялась в свое первое плавание до какого-нибудь норвежского или французского порта…»[865].

«Итак, можно сказать, в ходе Второй мировой войны материалы “Ультра” сумели оказать существенную помощь лишь в нескольких отдельных случаях, а в остальных их роль была незначительной или вовсе никакой. Неверно утверждать, что благодаря “Ультра” была выиграна война на Западном или на Восточном фронте. И весьма сомнительно, что использование этих материалов сократило сроки войны. Притягательность долго скрываемой военной тайны и бойкое перо людей, первыми рассказавших о том, что скрывала эта тайна, придали операции “Ультра” такую значимость в истории радиошпионажа, которой она не заслуживает» – а так оценил роль операции «Ультра» во Второй мировой войне Борис Анин в своей книге «Радиоэлектронный шпионаж»[866].

Анализ показывает, что битва с немецкими подводными лодками на Атлантике является одним из этих «нескольких отдельных случаев», когда материалы «Ультра» «сумели оказать существенную помощь». Германский военно-морской историк Юрген Ровер, служивший в конце войны на подводной лодке, в своей книге «Главные сражения с конвоями в марте 1943 года» подытоживает: «Если распределить все факторы, оказавшие влияние на исход битвы на Атлантике, в порядке убывания важности, то на вершине окажется операция “Ультра”, далее распространение авиапатрулирования союзников на всю Северную Атлантику, оснащение кораблей сопровождения конвоев радиопеленгационным оборудованием и средствами борьбы с подводными лодками, создание дециметрового радара и так далее… совершенно ясно, что именно вскрытие германской системы военных кодов сыграло решающую роль в боевых действиях на морских коммуникациях в апреле и мае (1943) и, как показало время, определило дальнейшие успехи союзников в войне с германским подводным флотом»[867].

Возможно, именно успехи радиоразведки определили и ту важную роль, которая сыграла морская разведка Великобритании во Второй мировой войне. Бисли вспоминает: «…не было ни одной морской операции, – будь то “Нептун” (вторжение во Францию) или доставка тайного агента во французскую провинцию Бретань, налет на Норвегию или нападение на германский конвой у побережья Голландии, – которая прошла бы без предварительных и самых тщательных консультаций с кем-нибудь из Оперативного разведцентра. Кропотливая работа по оценке масштабов строительства германских подводных лодок; восстановление по маленькому, чудом сохранившемуся кусочку полной оперативной карты ВМФ Германии и последующее “прочтение” всех происшедших изменений, которые немецкие штабисты пытались скрыть; определение районов закладки морских минных полей – все это требовало постоянных и нелегких усилий со стороны ОРЦ, вносившего ясность в любую операцию и тем самым обеспечивавшего эффективность ее проведения»[868].

Подытоживая все сказанное об усилиях англичан в области радиошпионажа, можно выделить несколько основных причин, сделавших возможным их успех в дешифровальной работе против Германии в ходе Второй мировой войны.

Во-первых, на протяжении всей войны немцы в основном использовали единственную шифрмашину – «Энигму». Это означало, что англичане могли сосредоточить свои усилия на одном, главном направлении. Кроме того, отсюда следовало, что английские криптоаналитики располагали очень большим объемом шифрованной переписки противника, несомненно, облегчавшим им работу над вскрытием «Энигмы».

Во-вторых, англичанам была известна схема «Энигмы». Эта шифрмашина поступила в свободную продажу еще в конце 20-х годов. И хотя впоследствии она была неоднократно модифицирована с целью повышения стойкости, а также несмотря на то, что разные государственные учреждения и военные ведомства Германии оснащались различными модификациями «Энигмы», англичане всегда успевали вовремя составить представления как о схеме этого шифратора в любой модификации, так и о применявшихся немцами процедурах изготовления ключей для него.

В-третьих, по собственной беспечности или по неосторожности немцы зачастую способствовали успешному решению задач, стоявших перед криптоаналитиками Англии.

В-четвертых, для ведения радиошпионажа англичанам удалось привлечь наиболее способных и интеллектуально развитых людей, для профессиональной подготовки которых в области криптоанализа были созданы все необходимые условия. При этом квалифицированные кадры не распылялись по многим учреждениям и ведомствам как в Германии, а были сконцентрированы в одном месте – в криптоаналитическом центре в Блетчли-парк.

В-пятых, для автоматизации и ускорения дешифровальной работы англичане активно применяли электромеханические устройства, в состав которых входили и электронные компоненты, позволявшие значительно повысить скорость автоматического перебора ключей «Энигмы».

Таблица 18

Тактико-технические характеристики радиопеленгаторов ВМФ Германии в годы Второй мировой войны

Таблица 19

Тактико-технические характеристики радиопеленгаторов ВМФ Германии в годы Второй мировой войны

Составлено по: ЦВМА, ф. 2, on. 10, д. 71, с. 120–125.

Рис. 22. Разведывательный аппарат Германии в годы Второй мировой войны Составлено по: Ричелсон Джеффри Т. История шпионажа XX века. М. 2000. с. 226–228; Полмар Н., Аллен Т.Б. Энциклопедия шпионажа. М. 1999, с. 27, 82, 176, 264, 758.

Рис. 23. Организация радиоразведки ВМФ Германии в годы Второй мировой войны Составлено по: ЦВМА, ф. 2, оп. 10, д. 71, с. 120–125.

Таблица 20

Дислокация и зоны ответственности морских пеленгаторных станций Верховного командования ВМФ Германии (конец 1943 г. – начало 1944 г.)

Примечание: * —данные отсутствуют

Составлено по: ЦВМА, ф. 2, оп. 10, д. 71, с. 120, 125.

Рис. 24. Схема добывания и обработки радиоразведывательных данных, представления и обмена материалами и полученными сведениями радиоразведки ВМФ Германии Составлено по: ЦВМА, ф. 2, оп. 10, д. 71, л. 120–125.

Таблица 21

Тактико-технические характеристики береговых радиопеленгаторов ВМФ Германии в сравнении с радиопеленгаторами ВМФ СССР периода Второй мировой войны

Примечание: * – данные отсутствуют

Составлено по: ЦВМА, ф. 2, on. 10, д. 8, л. 158; д. 52, л. 10; д. 54, л. 8-12; д. 71, л. 120–125.

Рис. 25. Периоды дешифрования и временная задержка в дешифровании Великобританией радиограмм немецкого подводного флота. 1941, 1943 гг.

Рис. 26. Среднемесячное значение общего водоизмещения потопленных судов союзных конвоев немецкими подводными лодками и цена побед для подводного флота Германии в 1939–1943 гг.