Центральноафриканская федерация

Британская разведка поддерживала не менее неудобные отношения с так называемой Федерацией Центральной Африки – нелогичной конфедерацией, придуманной Великобританией, в которую входили три совершенно разных государства, расположенные к северу от реки Лимпопо, – Ньясаленд (позднее Малави), Северная Родезия – Замбия и Южная Родезия (Зимбабве). Вся эта федерация, простиравшаяся более чем на тысячу миль от устья реки Замбези до озера Танганьика, граничила с семью другими странами. Министерство по делам колоний благосклонно относилось к образованию федераций везде, где только возможно, – в Малайе, Вест-Индии и Южной Аравии, – даже если входящие в нее государства имели мало общего между собой.

Именно так обстояло дело с Центральноафриканской федерацией. Даже поверхностное изучение народов этих трех территорий выявило бы, насколько они не похожи и насколько им не годится быть слепленными вместе. Ньясаленд и Северная Родезия были британскими колониями, тогда как более сорока лет Южная Родезия была самоуправляющимся доминионом. Если отставить в сторону колониальную историю, демографическая картина трех государств была сама по себе достаточной причиной, чтобы они существовали раздельно. В Южной Родезии имелась гораздо большая доля белых поселенцев (один белый на 13 чернокожих африканцев), чем в Северной Родезии (один белый на 31 африканца), тогда как в Ньясаленде это соотношение было гораздо больше (один белый на 328 чернокожих африканцев). Попросту говоря, власть белых гораздо крепче укоренилась в Южной Родезии, где с 1945 г. существовало «белое» расистское правительство. Это вызывало сильное напряжение в отношениях с двумя другими государствами федерации. Тем не менее Лондон прикладывал усилия к тому, чтобы эта федерация существовала и функционировала, даже если она и была всего лишь символом приверженности многонациональной политике Великобритании в Африке. Однако в частном порядке некоторые британские чиновники признавали, что эта федерация – «рай земной для европейских поселенцев и глубокая могила для местного населения»¹¹⁸.

Когда началась холодная война, МИ-5 с переменным успехом помогала поддерживать безопасность в Центральноафриканской федерации. В 1953 г. она играла руководящую роль в создании Федерального бюро безопасности и разведки (FSIB), первый глава которого Морис де Кехен «Боб» до этого служил в качестве офицера связи МИ-5 по вопросам безопасности в Центральной Африке. На FSIB была возложена ответственность за всю федерацию, но находилось оно в Солсбери, Южная Родезия, и, что неудивительно, контролировалось членами южнородезийского правительства. Должность «Боба» де Кехена поставила Лондон в неловкое положение. Офицер МИ-5 руководил разведывательной службой правительства, которое было не в ладах с самой Великобританией.

Самым печально известным эпизодом, которым пришлось заниматься FSIB, было объявление чрезвычайного положения во всех трех государствах федерации в 1959 г. после того, как особый отдел в Ньясаленде обнаружил заговор с целью убийства видных британских деятелей. Власти отреагировали так же неуклюже и непродуманно, как и другие колониальные правители на аналогичный вызов. В начале марта 1959 г. губернатор Ньясаленда сэр Роберт Армитадж объявил чрезвычайное положение, которое ввело в действие драконовское законодательство; и вскоре оно было распространено на другие государства федерации.

Как и в случае с восстанием мау-мау в Кении, события в Ньясаленде подтвердили страхи тех людей на Уайтхолле и в федерации, кто видел махинации Москвы за всеми антиколониальными заговорами. Когда шестью годами раньше, в 1953 г., в федерации возникли беспорядки, тогдашний губернатор Ньясаленда сэр Джеффри Колдби попросил у МИ-5 совета в отношении «опасной антибританской организации, подверженной влиянию извне». Местный особый отдел в Ньясаленде был плохо оснащен для того, чтобы оценить характер угрозы, с которой он столкнулся. В распоряжении отдела были скудные ресурсы: хотя у него и были пишущие машинки, ему настолько не хватало финансирования, что в предыдущем 1952 г. его старшим офицерам приходилось работать на них самим. Однако начальник иностранного отдела МИ-5 сэр Джон Шоу уверил министерство по делам финансов в неправдоподобности существования «опасной антибританской организации», вдохновляемой из-за границы, и порекомендовал обратиться за советом к «Бобу» де Кехену – офицеру связи по вопросам безопасности в Центральной Африке. Лишенный паникерских настроений отчет де Кехена был попыткой представить состояние дел в ином свете для колониальных чиновников, которые были склонны везде видеть злонамеренное коммунистическое влияние: «У тех, кто не привык читать политические и разведывательные сводки, есть естественная склонность полагать, что ситуация с безопасностью беспросветна. Тогда как тем, кто привык к таким вещам, она кажется, вероятно, не хуже, чем обычно. Такие сообщения явно выдвигают на первый план дурное, так что люди склонны забывать, что 95 % населения вполне довольны и законопослушны»¹¹⁹.

Единственное реальное доказательство существования заговора с целью убийства содержалось в отчете особого отдела в Ньясаленде от 13 февраля 1959 г., в котором подробно рассказывалось об, очевидно, секретных встречах, произошедших месяцем раньше, на которых речь шла о дате, известной как R-день, – дне убийства ведущих британских деятелей. После того как 3 марта 1959 г. Армитадж объявил чрезвычайное положение в Ньясаленде, 29 марта правительство Великобритании опубликовало Белый документ, который был призван оправдать его введение в колонии. В настоящее время ясно, что за кулисами Уайтхолла к существованию заговора с целью убийства британских официальных лиц некоторые секретные службы Великобритании относились со скептицизмом. Глава недавно созданного департамента разведки и безопасности (ISD) в Министерстве по делам колоний Дункан Уотсон ответил на донесение из особого отдела в Ньясаленде с большой осторожностью, особенно потому, что содержавшаяся в нем информация о заговоре поступила из вторых рук.

Однако в МИ-5 были менее скептичны. Один из ее советников по вопросам разведки и безопасности при Министерстве по делам колоний Дж. Р.Х. Гриббл был послан в Ньясаленд, чтобы увидеть, какие есть основания для объявления чрезвычайного положения. Гриббл и офицер связи МИ-5 по вопросам безопасности в Солсбери убедились в том, что заговор с целью убийства действительно существовал, и даже после того, как эта идея была развенчана официальным расследованием правительства Великобритании беспорядков в Ньясаленде (доклад Девлина), МИ-5 продолжала придерживаться той точки зрения, что заговор существовал. Очевидно, МИ-5 располагала магнитофонными записями речей, с которыми выступали в феврале 1959 г. двое из предполагаемых заговорщиков – Х.Б. Чипембере и И.К. Чисиза и которые не оставляли «никаких сомнений» в их намерениях. В настоящее время больше ничего об этих магнитофонных записях невозможно узнать. Несмотря на это «доказательство», в МИ-5 не верили, что главный антиколониальный деятель в Ньясаленде доктор Гастингс Банда был непосредственно вовлечен в этот заговор, хотя, как было отмечено, беспорядки подходили для осуществления его целей.

Также теперь ясно, что МИ-5 и Дункан Уотсон из ISD не хотели делать достоянием гласности информацию о заговоре с целью убийства британских деятелей. Возражения Уотсона, по-видимому, были отклонены вмешательством 10 марта министра по делам Содружества Катбертом Элпортом, который предостерег, что, для того чтобы возражать на доводы в палате общин о том, что заговор был «придуман», «жизненно важно быстро достать как можно больше доказательств «заговора». Именно в таком контексте «информация» о заговоре была опубликована в Белом документе, хотя 13 февраля отчет особого отдела в Ньясаленде, в котором излагались его подробности, не был назван. Здесь нескольких министров от Консервативной партии, особенно замминистра по делам колоний Юлиана Эмери, «возбудила» идея о заговоре с целью убийства на почве антиколониализма¹²⁰.

В отличие от Золотого Берега и Кении МИ-5 не удалось обуздать надуманные идеи о заговоре с целью убийства в Ньясаленде. 3 марта 1959 г. Банда вместе с 250 другими членами главной политической партии в колонии – Африканского конгресса Ньясаленда – был арестован, что являлось частью операции «Восход» – это название было злобной издевкой по отношению к словам Банды о «заре» свободы, занимающейся в Ньясаленде. В тот же день в ходе отдельной полицейской операции был также арестован лидер антиколониального движения в Северной Родезии Кеннет Каунда. В общей сложности администрация провела облаву и арестовала 1322 человек, подозреваемых в участии в предполагаемом заговоре. Сотрудники особого отдела в Ньясаленде забирали Банду из его дома в такой спешке, что вытолкали его на улицу в пижаме. После этого его самолетом переправили в Южную Родезию, где, судя по имеющимся донесениям FSIB, его доверительные беседы с адвокатом в тюремной камере прослушивались – факт вопиющего нарушения прав адвоката и его клиента. Вслед за арестами колониальная администрация запретила все националистические партии в федерации.

В действительности же не было никакого заговора. Из-за слишком острой реакции и объявления чрезвычайного положения англичане, по иронии судьбы, сами создали нестабильную ситуацию – как в Малайе и Кении. Протестующие собирались в главных городах Ньясаленда, и в одном случае (в Нката-Бей) толпа попыталась взять штурмом пристань и освободить арестованных, которых перевозили на корабле. Солдаты, открыв огонь, убили 20 человек и ранили еще 25. По случайному совпадению это произошло в тот же самый день – 3 марта 1959 г., что и резня в лагере Хола за несколько тысяч миль отсюда в Кении, – роковой день для Британской империи.

Самые тяжелые случаи произвола администрации Ньясаленда во время чрезвычайного положения были раскрыты в докладе Девлина, опубликованном в июле 1959 г., который радикально противоречил предыдущему Белому документу. В докладе, составленном судьей Высокого суда в отставке господином Девлином, как известно, был сделан вывод, что Ньясаленд превратился в «полицейское государство, пусть даже и временно». В нем описывались некоторые серьезные нарушения закона в отношении арестованных, включая побои. Реакцией правительства на этот доклад был гнев. Премьер-министр Гарольд Макмиллан отметил в своем дневнике, что этот доклад был «динамитом», от взрыва которого его правительство может вылететь из своих кабинетов. Макмиллан даже рассматривал возможность подать в отставку в связи с докладом Девлина, жестоко приписав в своем дневнике, что Девлин – не более чем бывший католический ирландский горбун, сильно разочарованный в том, что его не сделали лордом главным судьей, и, «без сомнения, в его жилах течет та фенианская (фений – член тайного общества, боровшегося за освобождение Ирландии от английского владычества. – Пер.) кровь, которая заставляет ирландцев бороться с правительством в принципе»¹²¹.

После того как в августе 1960 г. в Ньясаленде было объявлено чрезвычайное положение, но, возможно, даже и раньше МИ-5 предоставила Уайтхоллу и администрациям федерации ценную информацию о биографиях антиколониальных лидеров, как это было в случае Нкрумы на Золотом Берегу и Кеньятты в Кении. Подобно Нкруме и Кеньятте, Банда впервые привлек к себе внимание МИ-5, когда жил в Англии. Он был практикующим терапевтом в Норт-Шилдсе неподалеку от Ньюкасла и в какой-то момент, вероятно сразу в послевоенные годы, МИ-5 завела на него досье по причине его антиколониальных политических убеждений и связей с коммунистами. После возвращения Банды, почти не говорящего на своем родном языке после более чем тридцати лет пребывания за границей – в Соединенных Штатах и Великобритании, в Ньясаленд в 1958 г. МИ-5 продолжала поставлять на него информацию, особенно о его связях с Компартией Великобритании. Тем не менее всего через несколько лет после ареста Банды в марте 1959 г. как главы несуществующего заговора с целью убийства британских деятелей МИ-5 стала видеть в нем политика умеренных взглядов, проникшегося западной культурой – он часто носил хомбургскую шляпу (мужская фетровая шляпа с узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье, получила название по городу Гамбургу, где стали впервые их делать. – Пер.) и костюм-тройку, – с которым было безопасно работать. Однако слухи о нем продолжали циркулировать в администрации Ньясаленда: например, о том, что он хотел отравить 8 тысяч поселенцев колонии с помощью сорока тонн мышьяка.

По-видимому, МИ-5 поставляла информацию и о лидере Северной Родезии Кеннете Каунде – сыне священника шотландской церкви, который в 1976 г. будет танцевать с Маргарет Тэтчер на конференции стран Содружества в столице Замбии Лусаке. Говорили, что Африканский национальный конгресс Замбии, созданный Каундой, был похож на американскую преступную организацию «Корпорация убийств», а его цель состояла в том, чтобы развернуть кампанию гражданского неповиновения, по сравнению с которой восстание мау-мау в Кении выглядело бы детской забавой¹²².

После окончания чрезвычайного положения в Федерации МИ-5 удалось установить тесные связи и с Бандой, и с Каундой, когда Ньясаленд и Северная Родезия шли к самоуправлению и в конечном счете независимости. В ноябре 1962 г., всего через два с половиной года после того, как эти двое были арестованы, МИ-5 и министерство по делам колоний начали на высоком уровне обсуждение вопроса о том, как и когда им можно будет представить местного офицера связи МИ-5 по вопросам безопасности. Начальник департамента разведки и безопасности Министерства по делам колоний Дункан Уотсон заметил, что конституциональное движение в Ньясаленде «ведет нас к тому этапу, когда о существовании офицера связи по вопросам безопасности следует поставить в известность по крайней мере премьер-министра [Банду]». Губернатор Ньясаленда сэр Глин Джонс полагал, «что он без проблем представит офицера связи по вопросам безопасности д-ру Банде». Алекс Келлар из МИ-5 объяснил процедуру, которой нужно следовать:

«Обычно офицера связи по вопросам безопасности представляют местным министрам как человека, являющегося связующим звеном в хорошо организованной и взаимовыгодной сети безопасности Содружества. Д-р Банда, безусловно, не будет против любой обычной связи со странами Содружества, но он, весьма вероятно, будет с подозрением относиться к связи такого рода с правительством федерации и Южной Родезии.

Как вам известно, у нас принято заявлять о роли службы безопасности, и в частности ее офицера связи по вопросам безопасности, когда должность главного министра впервые занимает местный политик. Мы обычно делаем это тогда, когда местных министров официально информируют об особом отделе и местном разведывательном сообществе в целом. Такой процедуре мы следовали и в случае с д-ром Ньерере [будущий премьер-министр Танганьики], и в случае с г-ном Оботе [будущий премьер-министр Уганды], и вы можете вспомнить, что в каждом случае я лично ездил к губернатору, чтобы помочь ему при этом заявлении»¹²³.

В Ньясаленде и Северной Родезии МИ-5 следовала этой процедуре, установленной Келларом в 1961 и 1962 гг., когда он встречался с лидерами Танганьики и Уганды, ожидавшими вступления в должность, – Юлиусом Ньере и Мильтоном Оботе. Во время поездок, которые он совершил в Ньясаленд в январе 1963 г. и Северную Родезию в марте 1964 г., Келлар лично заключил соглашения с Бандой и Каундой о том, что их страны поддерживают связь с МИ-5 после обретения независимости. Однако, как и предсказывали в МИ-5, и Банда, и Каунда ясно дали понять, что отказываются принимать какую-либо информацию, исходящую от офицера связи по вопросам безопасности, работающего в расистском правительстве Южной Родезии. Вслед за поездкой заместителя генерального директора МИ-5 сэра Мартина Фернивала-Джонса в Южную Африку в феврале 1964 г. в МИ-5 согласились посадить отдельного офицера связи по вопросам безопасности в недавно обретших независимость Малави (ранее Ньясаленд) и Замбии (ранее Северная Родезия), который должен был находиться не в Солсбери, а в Лусаке и отвечать за связь с Малави и Замбией, но не Родезией (ранее Южная Родезия). Согласно отчету, отправленному в министерство по делам колоний, Каунда «приветствовал» такую договоренность. Первым офицером связи по вопросам безопасности в Лусаке был опытный офицер МИ-5 Эрик Лейтон¹²⁴.

Наряду с поддержанием разведывательных связей с Малави и Замбией МИ-5 также удавалось осуществлять некоторый контроль над заговорщицкими устремлениями воинственного родезийского политика сэра Роя Веленски – бывшего профессионального боксера, «быка, а не человека», как отметил премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан. Поговаривали, вероятно небезосновательно, что Веленски был движущей силой объявления чрезвычайного положения в Ньясаленде в марте 1959 г. Будучи премьер-министром Федерации Родезии и Ньясаленда с 1957 г., Веленски пытался изобразить свое правительство оплотом борьбы с коммунизмом в надежде на то, что Великобритания закроет глаза на его расистскую политику. Однако Макмиллан испытывал сильную личную неприязнь к Веленски и был далеко не готов закрывать на это глаза. Подозрения Макмиллана в отношении Веленски были такими сильными, что он разрешил прослушивать его номер в «Савойе», когда тот в 1963 г. был в Лондоне¹²⁵.

Одним из частых и надоевших нелепых утверждений Веленского было: коммунизм – раковая опухоль, растущая по всему Африканскому континенту, а он и его правительство – лекарство от нее. Однако, как указала МИ-5, в реальности все было совершенно иначе. Генеральный директор МИ-5 сэр Роджер Холлис лично бросил вызов насаждению Веленски паникерских настроений, когда они встретились в сентябре 1962 г. Согласно отчету Холлиса об этой встрече, он без обиняков сказал Веленски то, что он уже докладывал в Объединенный центр разведслужб: коммунизм – не такая уж и большая угроза в Африке, как первоначально казалась. Он сказал, что, хотя усилия Советов, скорее всего, будут нарастать по мере получения опыта работы на этом континенте, они в настоящий момент являются «новичками в Африке, и им многому предстоит научиться». Он признал, что поток африканских студентов в Университет Патриса Лумумбы в Москве и другие институты стран восточного блока растет, но предположил, что этих студентов гораздо меньше и они менее способные, чем те студенты, которые едут учиться в университеты Великобритании и Америки. Однако самой поразительной в отчете Холлиса о своей встрече с Веленски была та ее часть, которая затрагивала тему поездок африканских министров в страны восточного блока: «Сэр Рой спросил меня, не считаю ли я важным то, что так много министров стран, недавно получивших независимость, приезжают в Советский Союз с визитами. Я ответил, что это естественно: Советский Союз продемонстрировал фантастическое развитие от отсталой России в 1917 г. до настоящего времени, и, очевидно, африканские страны хотят развиваться очень быстро. Они хотели увидеть, как это было сделано. Более того, в колониальные времена Россия и коммунизм были запретным плодом, так что неудивительно, что после получения независимости они хотят на него взглянуть. Я сказал, что, на мой взгляд, ряд министров, которые ездили в Россию, прекрасно понимали, что в коммунизме таятся опасности, и были в этом отношении настороже, так как об этом говорилось на брифинге, который мы для них проводили, и об этом их годами предупреждали их собственные службы безопасности»¹²⁶.

МИ-5 не сохранила должность офицера связи по вопросам безопасности в Солсбери после роспуска Центральноафриканской федерации в конце 1963 г. во многом благодаря победе на выборах белого представителя Родезийского фронта в Южной Родезии (позднее переименованной в Родезию), которая окончательно решила судьбу федерации. Вместо этого офицер связи МИ-5 по вопросам безопасности был переведен в Преторию, где он отвечал за связь и обмен информацией с британскими территориями – Басутолендом, Бечуаналендом и Свазилендом. Тем временем FSIB, создавать который помогала МИ-5, был заменен на Центральную разведывательную организацию Родезии (CIO), созданную в 1963 г. Ее первый руководитель Кен Флауэр попытался поддерживать связи с МИ-5, но, как он заметил в своих воспоминаниях, отношения CIO с британской разведкой никогда не были близкими. После того как расистское родезийское правительство Яна Смита в одностороннем порядке провозгласило независимость от Великобритании в ноябре 1965 г., Родезия, как и Южная Африка, выпала из Содружества, после чего SIS, которая, как известно, имела своего сотрудника в Солсбери начиная, по крайней мере, с 1960 г., взяла на себя ответственность за разведывательные отношения между Великобританией и правительством Родезии. Некоторые хорошо осведомленные люди отмечали, что SIS поддерживала неофициальные связи с экстремистским правительством Яна Смита на протяжении жестокой партизанской войны, которая велась в Родезии в 1970-х гг.

Кен Флауэр, который остался, чтобы работать со Смитом после провозглашения Родезией независимости, безуспешно пытался наладить официальную связь между CIO, МИ-5 и SIS. И хотя почти ничего широко не известно о тайных каналах связи, которые она имела с правительством Родезии, ясно, что одной из величайший неудач SIS в постколониальной Африке была ее неспособность признать, что реальные дестабилизирующие угрозы в Родезии исходили не от национально-освободительных устремлений чернокожих, а от экстремизма белых – «неудачи Сербитона» (Сербитон – район Лондона, входящий в состав боро Кингстон-апон-Темз и расположенный на правом берегу реки Темзы. – Пер.), как Макмиллан назвал Смита и его последователей. Кажется вероятным, что, как это было на предыдущих аналогичных переговорах, МИ-5 подслушивала разговоры членов родезийской делегации на переговорах о независимости страны, которые проходили в Лондоне в Ланкастер-Хаус в 1979–1980 гг. Во многих отношениях именно эти переговоры заставили SIS и правительство Великобритании прийти к губительному выводу, что высокообразованный и зверски умный Роберт Мугабе – лучший выбор для Зимбабве, которой стала Родезия после обретения независимости в 1980 г.¹²⁷

Таким образом, британская разведка влияла на то, как заходило солнце колониальной Британской империи в Африке, разными способами, получая и успешные результаты, и неудачи. МИ-5 снабжала правительство Великобритании чрезвычайно секретной дипломатической информацией о ряде африканских национальных лидеров до и после обретения колониями независимости. Ее оценки успокаивали страхи Уайтхолла в отношении коммунистических взглядов некоторых лидеров антиколониального движения, таких как Нкрума и Кеньятта. МИ-5 также помогала реформировать работу местных разведывательных служб, когда начались антиколониальные восстания и было введено чрезвычайное положение, как в Кении и Ньясаленде. Однако реформы разведки были проведены в Кении слишком поздно, уже после начала восстания мау-мау, в результате чего британские чиновники в Лондоне и Найроби получали мало достоверной информации, с которой можно было работать. Это объясняет то замешательство, которое испытали англичане, а затем их слишком острую реакцию и потрясающую степень насилия, которое они развязали в колонии. Эта история повторялась неоднократно, когда Великобритания сталкивалась с антиколониальными восстаниями на Кипре и в Адене. Именно на Ближнем Востоке британская разведка испытала самые большие трудности по мере ослабления британского влияния в этом регионе, но в то же время Лондон пытался здесь цепляться за то, что он называл своими «жизненными интересами».