ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ Воскресенье, 10 августа
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Воскресенье, 10 августа
В три часа ночи Ракутин подписал боевой приказ № 013, в котором обязал войска опергруппы продолжить выполнение поставленных ранее задач по освобождению Ельни. Начало атаки командарм назначил на 8 часов утра.
Топтанием на месте больше всех был возмущен командующий фронтом Жуков. В связи с осложнением положения войск на рославльском направлении он вынужден был заниматься двумя горячими точками — Ельней и Рославлем. Одновременно поддерживал связь с командованием Западного фронта и Генеральным штабом, по разным источникам и интуитивно старался разгадать замыслы противника. К тому же оказалось, что советские войска наиболее успешно начали наступление на духовщинском направлении. Выходило, что предложенный им, Жуковым, товарищу Сталину контрудар под Ельней не получился, забуксовал, не дай бог, безнадежно.
Смириться с создавшимся положением означало бы признать свои расчеты и действия неправильными. Нет, такого не может быть. Он уверен, что Рабоче-Крестьянская Красная Армия способна бить и разобьет фашистские войска. Для этого надо…
Что же надо? Этот вопрос, стоявший перед Жуковым с первого дня войны, он расчленял на множество мелких «что надо?». Прежде всего, что надо предпринять под Ельней? Покинув вчера в полдень 24-ю армию, сегодня утром он опять примчался к Ракутину в Волочек. Почему топчетесь на месте? Что вам мешает разбить ельнинскую группировку противника? Вооружение? Оно есть. Даже батареи PC. Пополнение личного состава? Маршевые батальоны периодически прибывают в армию. Политбойцы? Их тоже вам дают. Свежие войска? На подходе 309-я стрелковая дивизия.
Нужна высокая ответственность командиров, комиссаров и политработников всех степеней, особенно в среднем звене. Вот что надо! И Жуков обращается к командирам 19, 100, 102, 103, 106, 107, 120-й дивизий со следующей запиской:
«Практика боев в районе Ельня показала, что наряду с геройскими командирами и комиссарами имеются командиры и комиссары, которые в течение 3-х дней наступления не продвинулись вперед ни на один километр. Такие командиры свою бездеятельность и невыполнение боевого приказа обычно оправдывают сильным минометным огнем, автоматическим огнем и бомбежкой авиации, а наивные старшие командиры и комиссары либерально относятся к таким командирам и до сих пор, как ни странно, топтание на месте, невыполнение приказа о продвижении в назначенный район считалось обычным явлением, а виновные командиры и комиссары не несли никакой ответственности.
К сожалению, есть и такие командиры, которые, достигнув рубежа, без всякого разрешения отходят в исходное положение, а с утра опять начинают наступать на пункт, который без всякого основания ими был оставлен с вечера.
ТРЕБУЮ:
1. Внушить всем командирам взводов, рот, батальонов и частей, что всякое топтание на месте, невыполнение приказа о продвижении вперед будет рассматриваться как проявление трусости и невыполнение боевого приказа со всеми вытекающими последствиями.
2. Повести самую решительную борьбу — не останавливаясь перед крайними мерами — со всеми командирами и комиссарами, либерально относящимися к командирам подразделений, которые из шкурных побуждений или боязни потерь топчутся на месте и не выполняют приказа о продвижении вперед на назначенный рубеж.
3. Внушить командирам и комиссарам, которые топчутся с частями на одном месте по несколько дней, что гораздо лучше в жестоком бою достигать своей задачи, понести потери, чем, не достигнув никакой цели, изо дня в день топтаться на месте и под огнем противника каждый день нести потери.
4. Что именно сделано Вами во исполнение настоящего распоряжения, донести лично мне через командующего 24-й армией тов. Ракутина.
Командующий Резервным фронтом генерал армии Жуков» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 5. Л. 75).
Кажется, что этот документ написан на одном дыхании. В нем и горечь неудач, и уверенность в возможной победе, и подсказка опытного военачальника подчиненным командирам, и предупреждение, граничащее с угрозой.
Какая же работа проведена с этим распоряжением?
На экземпляре, который хранится в фонде 19-й стрелковой дивизии, есть такая пометка: «Читали: командир 32 сп майор А. Шитов (личная подпись), военный комиссар 32 сп старший политрук Гольчиский (личная подпись)». Аналогично поступили и в других дивизиях, ознакомив с приказанием командиров и комиссаров частей. Дальше — устная информация без комментариев, приказы не обсуждаются. Да и мог ли командир полка закручивать гайки тем, кого уже не раз испытал в бою? Среди них было немало героев, не замеченных, не отмеченных, забытых.
В связи с этим невозможно не процитировать еще один документ от 10 августа 1941 года — политическое донесение политотдела 24-й армии о выполнении директивы наркома обороны СССР и Главполитуправления РККА № 090, согласно которой был возрожден институт военных комиссаров. Донесение адресовано во все вышестоящие инстанции. В нем масса примеров героических поступков комиссаров и политруков, политбойцов и командиров-коммунистов.
«Исключительный героизм и отвагу проявляют в сражениях с врагом политбойцы, коммунисты и комсомольцы 120-й стрелковой дивизии, — говорится в документе. — Так, коммунист, командир 6-й роты 401-го стрелкового полка Рыбин и политрук Иващенко неоднократно отбивали превосходящие силы врага и выходили из его окружения, сохранив боевой костяк роты и матчасть.
Геройски ведет себя младший политрук Турханов. Кроме него, в пульроте нет средних командиров, он своим личным примером воодушевляет всех бойцов-пулеметчиков на разгром врага, рота, которой он командует, никогда еще не отступала.
То же можно сказать о бесстрашном командире первого батальона 401-го полка капитане Пантюхове, который во время боев принят в кандидаты партии».
Документы разноплановые, но один другому не противоречит, Жуков и сам знал массу примеров геройских поступков командиров, он уже подписал несколько десятков наградных листов. Но обстановка требовала новых усилий, особого напряжения физических и моральных сил. Он решил лично заняться мобилизацией войск опергруппы Ракутина, предварительно отправив следующую телеграмму:
«Молния.
Т. Богданову, Круглову
копия: Шапошникову
В направлении Брянск назревает очень сложная обстановка. Считаю, Вам нужно немедленно вылететь в Брянск к Ершакову и лично проверить, как подготовился корпус к встрече противника. Особо тщательно нужно проверить 258-ю сд и средства ПТО. Жуков. 10.8.41 г.».
* * *
Оставаясь под Ельней, командующий, как видим, беспокоился и за рославльско-брянское направление. Перепоручив своему заместителю и члену Военного совета фронта то, что хотел сделать сам, Жуков в сопровождении Ракутина выехал в войска опергруппы, в первую очередь к тем, для кого крепким орешком оказались деревня Ушаково и соседние с ней селения.
В 100-ю стрелковую дивизию командующий фронтом и командарм прибыли в самый неподходящий момент: под ударом перешедшего в контрнаступление противника дрогнули ряды сразу двух полков — 85-го и 331-го. Командир дивизии Руссиянов и начальник штаба Груздев едва восстановили положение. Трудно сказать, какие горячие слова произнес командующий фронтом в адрес растерявшихся командиров. Но вот что сказано в их адрес в итоговом приказе командарма:
«100-я сд в течение 8–9—10 августа успеха не имела. Дивизия топталась на месте, в связи с чем было сорвано выполнение общей оперативной задачи группы войск. Командование дивизии не сумело организовать движение вперед, не организовало борьбы с дезертирами и паникерами, похабно, либерально относясь к этим явлениям в 331-м сп и 85-м сп».
В 103-й дивизии комфронтом Жуков, выслушав командира подполковника Соловьева, пожалуй, произнес свою излюбленную фразу:
— Какой вы командир дивизии?! Вам батальоном командовать!
Не случайно в приказе Ракутина появилась следующая формулировка: «За невыполнение моих приказов снят с должности командир 103-й мд подполковник Соловьев, смещенный командующим Резервным фронтом за трусость в командиры батальона».
Жестокие оргвыводы сделал Жуков и в отношении командования 100-й ордена Ленина стрелковой дивизии.
«Полковник Груздев, бывший начальник штаба 100-й сд, проявивший растерянность и бездействие, переведен на должность командира полка, — сообщается в приказе и далее говорится: — Командиру 100-й сд генерал-майору Руссиянову, комиссару 100-й сд старшему батальонному комиссару тов. Филяшкину за невыполнение моих приказов объявляю выговор и предупреждаю, что если в течение 11 и 12.8.41 г. дивизия не выполнит поставленную задачу, будет поставлен вопрос о снятии с должности и предании суду».
В 19-й стрелковой дивизии командующий фронтом на сей раз не сделал никаких оргвыводов. Его удовлетворяли исполнительность, дисциплинированность майора Утвенко, организованность начальника штаба, словом, Георгий Константинович видел в них растущих военачальников. Потому и разговор здесь был более доброжелательный.
Как пишет в своих воспоминаниях Данилович, Жуков, прибыв в штаб дивизии, внимательно выслушал его доклад о боевой обстановке, о том, какие задачи сейчас решают командир дивизии и командиры полков, и, видимо, был удовлетворен.
— А теперь давайте посмотрим, как дивизия отбивает яростные атаки перешедшего в наступление противника, — предложил Жуков, повторив только что услышанную от майора Даниловича оценку действий соединения.
— Там очень опасно, товарищ генерал армии, — возразил майор. — Противник непрерывно бомбит наши ложные артиллерийские позиции, дорогу в Клемятино и переправы через все речушки.
— Так уж и непрерывно, — миролюбиво сказал Жуков. — Вот и посмотрим…
Чувствуя, что доводы воздержаться от поездки приняты не будут, майор Данилович предложил:
— Ехать надо только на одной или двух машинах.
С этим Жуков согласился, взяв Даниловича в свой автомобиль. Следом пошла еще одна машина.
От переезда через речку Чужумку пошли пешком. Только начали подходить к командному пункту гаубичного артполка майора Асатурова, как попали под шквал артиллерийско-минометного огня. Переждав некоторое время в штабном блиндаже, перешли на наблюдательный пункт дивизии.
На НП, который тоже был под интенсивным обстрелом, командующий фронтом внимательно выслушал доклад молодого комдива майора Утвенко, задавал конкретные вопросы о противнике, характере его действий и получал четкие, ясные ответы, по которым можно было понять, что командир владеет обстановкой.
«Жуков пробыл в дивизии около двух часов, — пишет Данилович, — дал дельные указания по парированию удара противника, детально просмотрел наличие людей в ротах и пообещал дать маршевое пополнение».
Комфронтом приказал майору Утвенко одним стрелковым батальоном надежно прикрыть стык с левым флангом 103-й дивизии в районе хуторов Топорова и Кузнецова, порекомендовал перенести штаб дивизии ближе к линии фронта. Все его приказания были выполнены без промедлений. В частности, штаб дивизии в этот же день покинул Покровские хутора и обосновался в роще в одном километре северо-восточнее деревни Холмец.
В приказе о 19-й дивизии, как и о 120-й и 105-й, сказано сравнительно мягко: в течение дня они вели бои на рубежах, занятых 9.8.41 г., существенного продвижения вперед не имели. Но тут же вставлена ставшая притчей во языцех фраза: «Бывшее командование 19-й сд генерал-майор Котельников и бригадный комиссар Дружинин за бездеятельность сняты с должностей и преданы суду».
В 106-й дивизии были замечены недостатки, аналогичные тем, что и в 103-й. Она, несмотря на полученное в последние дни свежее пополнение, говорится в приказе, в течение нескольких дней ведет бои на одном и том же рубеже, не имея существенного продвижения вперед. Командование систематически не выполняет боевых приказов на наступление, не приняло решительных мер к арестам и расстрелу командиров подразделений, не выполняющих приказ о решительном наступлении, отбалтываясь отсутствием виновных и жалуясь на трудности боя.
Гроза обошла стороной командования 102-й танковой и 107-й стрелковой дивизий. Они продолжали наступать и имели некоторый успех.
102-я отразила контратаку до двух рот противника с пятью танками в направлении на Лейкино, рассеяв и уничтожив отдельные группы немецких вояк. В этом бою особенно успешно атаковал противника батальон капитана Самсонова из 102-го мотострелкового полка. Его бойцы, по оценке начальства, проявляли исключительный героизм. Увлекшись наступлением, они совсем забывали о коварстве врага, о чем говорит следующий случай. Когда старший сержант Волков со своим отделением вскочил во вражеские окопы, немецкие солдаты подняли руки вверх и закричали:
— Рус, сдаемся в плен.
Поверив им, Волков с отделением двинулся вперед, и тут враги, просившие пощады, стали стрелять в спину нашим бойцам. Схватка ожесточилась. Волков со своим и подоспевшим на помощь еще одним отделением рассчитался с обманщиками.
В результате 13-часового боя батальон Самсонова сохранил за собой деревню Лейкино и даже несколько расширил свой плацдарм, захватил пленных и трофеи.
Решительно действовал в этом бою старший лейтенант Мелкунянц. Он прибыл на передовые позиции с группой красноармейцев, доставивших горячую пищу атакующим. Когда бойцы, воспользовавшись некоторым затишьем, обедали, он заметил на левом фланге группу немецких солдат, намеревавшихся окружить наших. Мелкунянц с пришедшими с ним красноармейцами двинулся навстречу противнику. Он трижды поднимал свою группу в атаку. Храбро сражались повар Войтов, санитар Зубков. Немцы отошли, оставив несколько убитых.
107-я стрелковая дивизия закрепилась на берегу реки Ужа и северо-восточнее Митина, подошла к населенному пункту Кусаловка.
С 8 по 10 августа частями 107-й дивизии уничтожены два полка 15-й пехотной дивизии противника и до батальона 40-го пехотного полка, 11 самолетов, до трех дивизионов артиллерии и одна минометная батарея, 11 танков, три бронемашины, три легковые автомашины, захвачено 12 орудий калибра 75 миллиметров, 23 миномета, 12 мотоциклов, 34 автомата, много винтовок и другого имущества.
Приказ Ракутина по итогам дня по стилю напоминает записку Жукова, так как готовился с его участием, хотя подписали документ командарм и двое Ивановых — член Военного совета армии и начальник штаба опергруппы.
Согласно новому приказу части в течение дня 11 августа должны были продолжить выполнение задачи, поставленной в приказе № 012 от 7 августа. Начало атаки командарм назначил на восемь часов утра.
Противник ждал новых ударов и не ослаблял свою группировку. Как свидетельствует Гудериан, в районе ельнинской дуги 10 августа находились 268-я, 292-я и 15-я пехотные дивизии. 10-я танковая — западнее Ельни, 17-я танковая — северо-западнее Ельни, дивизия СС «Рейх» — тоже северо-западнее Ельни. Здесь же находился на отдыхе и доукомплектовался полк «Великая Германия». Восточнее деревни Прудки, в Починковском районе, дислоцировалась 18-я танковая дивизия, которую Гудериан включал в ельнинскую группировку. Но и ему было нелегко. В штаб группы армий «Центр» он доносил 10 августа, что 46-й моторизованный корпус упорно обороняется южнее Ельни, так как советские войска глубоко вклинились в районе Лейкина.
Гудериан все еще продолжал лелеять свой план удара на Москву из района Рославля, но в качестве запасного плацдарма укреплял ельнинский выступ.
Жуков, предчувствуя осложнение обстановки в районе у Рославля, беспокоился и об оперативной группе Ракутина. Он подчинил ему 309-ю стрелковую дивизию полковника Ильянцева, которая 10 августа закончила выгрузку из железнодорожных составов и сосредоточила свои полки и штаб в лесах у деревень Михали, Волоста, Ветки Вяземского района.