ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ Среда, 6 августа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ

Среда, 6 августа

Очередная ночь, своей оживленностью похожая на большой трудовой день, прошла без особых происшествий. Противоборствующие стороны не предпринимали атак, беспокоя друг друга лишь редкой артиллерийской перестрелкой.

Командир 6-й дивизии народного ополчения полковник Шундеев, не сомкнувший ночью глаз, утром доложил в штаб армии, что его соединение окончательно заняло оборону в районе деревни Подмошье. Ракутин еще раз напомнил ему: дивизия должна обеспечить от проникновения танков и мотопехоты противника два направления: Дорогобуж — Подмошье и Ельня — Подмошье.

На передовой и в штабах, не прерывая основных своих занятий, командиры и комиссары спарывали с гимнастерок нарукавные золотые нашивки. Таков был приказ наркома обороны Сталина, поступивший к этому времени в войска. Согласно ему отменялось ношение начальствующим составом нарукавных знаков, генералам выдавались для повседневной носки защитные гимнастерки и шаровары без лампас, вводились во всех войсках защитные петлицы и знаки отличия. Делалось все это, разумеется, в целях маскировки, и прежде всего от снайперов.

В войсках 24-й армии, как и по всей стране, продолжался сбор средств в фонд обороны. Командиры, политработники и красноармейцы, мужественно сражавшиеся с фашистскими захватчиками, безвозмездно отдавали свои денежные средства в пользу Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Уже был достигнут стопроцентный охват подпиской личного состава всех частей и подразделений, при этом большинство бойцов и командиров сразу же вносило наличными имеющиеся денежные сбережения или облигации государственных займов, выражая, как говорилось в одном из политдонесений, «свои горячие чувства пламенного патриотизма». В 120-й стрелковой дивизии, например, помощник командира артиллерийского артдивизиона лейтенант Листратенко, передавая в фонд обороны страны тысячу рублей, сказал: «Пусть еще сильнее крепнет оборонная мощь нашей Родины, пусть заводы строят на наши деньги еще больше самолетов, танков и орудий для уничтожения кровавого врага» (ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2526. Д. 32. Л. 121).

Газета за «За честь Родины» 6 августа полную страницу посвятила бойцам роты народного ополчения, которой командовал Д. Попов. Письма народных ополченцев и материалы корреспондентов объединяла набранная крупным шрифтом шапка: «Весь советский народ поднялся на защиту Родины! Гитлеровская фашистская сволочь будет разбита. Вперед, за нашу победу!»

Кто же они, ополченцы, воодушевляемые историческим примером Минина и Пожарского?

«В роте народного ополчения можно встретить людей самых разных возрастов и профессий, — писал старший политрук Н. Черемисин. — Здесь есть молодые и старые, рабочие и ученые, слесари, токари и артисты.

Вот из ночной разведки ведет свое отделение седовласый воин могучего телосложения. Это бывший стахановец Харитонов. Опыт и вкус к войне у него есть. Еще в 1914 году Харитонов бил немцев из винтовки образца 1891 года и саживал их в минуты атак на свой острый штык.

А вот ополченец Сергей Яблоков. Он — артист и считает, что работа на сцене привила ему некоторые полезные на войне свойства, например, бдительность. Ему нередко приходилось играть в пьесах, где есть шпионы, а теперь он ловит действительных матерых шпионов и умело доставляет их куда надо.

Кисть художника сменил на винтовку Борис Баранов. Ополченец Иванов послал в Красную Армию двух своих сыновей. А когда прогремело 22 июня, сам стал в ряды добровольцев.

Таковы народные ополченцы. Их много», — заканчивал свое письмо политрук Н. Черемисин. И возможно потому, что в их рядах были люди, чьи руки, ум и талант полезнее было бы использовать в мирной обстановке, командование 24-й армии не торопилось вводить 6-ю дивизию народного ополчения в боевые действия. Она уже несколько раз занимала оборону во втором эшелоне, вот и теперь, передислоцировавшись в район Подмошья, получила задачу прикрыть две дороги лишь в случае прорыва неприятельских танков и мотопехоты.

В этом же номере газеты впервые появился сатирический отдел «Фронт смеется». Всего три дня назад в «Военном дневнике» Ф. Гальдер записал: «Войска смеются над тем, как наступают танковые и пехотные части». И вот смеяться над гитлеровскими войсками решили советские журналисты. Удивительное совпадение! Смешить красноармейцев взялся коллективный автор Тимофей Сибиряков. Справлялся он с этой обязанностью, надо сказать, неплохо. Вот, например, объявление в траурной рамке: «Убитые горем Гитлер, Гимлер, Геббельс и другие с прискорбием сообщают о преждевременной кончине молниеносной войны. Панихида состоится в ближайшие дни». Тут и точная характеристика боевых действий — ведь именно в Смоленском сражении рухнули гитлеровские планы молниеносной войны, — и уверенность в победе Красной Армии, и скорбная печаль фашистского командования, которое действительно начало задумываться в связи с первым крупным провалом гитлеровской авантюры. Однако враг был еще силен.

Коварство захватчиков проявлялось повседневно и неожиданно. Вчера они отступили из деревни Вараксино, ее заняла сводная рота старшего лейтенанта Полякова, сегодня они решили восстановить утраченные позиции и, подтянув свежие силы, пошли в новую атаку. Устоять перед ними было невозможно, потому что в роте, оборонявшей Вараксино, было всего лишь два полноценных стрелковых отделения.

А на участке 106-й дивизии, в 106-м артиллерийском полку, удача была на стороне красноармейцев. И отличился там опять младший сержант Анатолий Лиранцевич. Он вел разведку с наблюдательного пункта, выдвинутого далеко в сторону противника. Его обнаружил фашистский снайпер и ранил в руку, но Лиранцевич не оставил своего поста. Сделав себе перевязку, он продолжил наблюдение и выследил стрелявшую в него фашистскую «кукушку», корректируя огонь своей батареи, в пух и прах разнес ее укрытие вместе с нею. Только по приказу командира взвода младший сержант Лиранцевич оставил НП и отправился на пункт первой медицинской помощи.

В дневное время противник повысил свою активность. И все же им не была сорвана подготовка ракутинских войск к наступлению. А сам командарм смог действовать в соответствии с личным планом.

Утром Ракутин занимался кадровыми вопросами. Ему доложили, что комиссия по проверке начальствующего состава отдела связи армии выявила четырех человек, не соответствующих занимаемым должностям. В их числе оказался и начальник отдела. Вместо него Ракутин назначил майора Николая Степановича Яранцева, которого хорошо знал лично и в чьей преданности не сомневался. Яранцев окончил высшие армейские курсы при электротехнической академии в городе Ленинграде и работал в штабе Прибалтийского пограничного округа. С первого часа войны он успешно выполнял задания начальника войск округа генерал-майора Ракутина, организовывал доставку ценностей Эстонской республики в Псков, привел в Москву несколько легковых автомашин и автобус для штаба армии, командующим которой назначался Ракутин. Вслед за командармом прибыл в Семлево.

В частях и соединениях армии тоже была завершена проверка личного состава связистов на предмет их благонадежности, проводившаяся по указанию наркома обороны Сталина от 23 июля. Выяснилось, что штаты подразделений связи укомплектованы «недостаточно проверенными людьми как в отношении политической благонадежности, так и деловой квалификации». Так, в 102-м полку противотанковой обороны 102-й танковой дивизии целое отделение связистов пятой батареи второго дивизиона во главе с командиром было укомплектовано немцами; русскими, конечно, но немцами. В других отделениях связи этого же полка выявилось большое количество красноармейцев из западных областей. Естественно, соответствующие меры были приняты незамедлительно. Рота управления дивизии на сто процентов была укомплектована надежными радистами и телефонистами. Части дивизии тоже полностью обеспечили себя связистами, в благонадежности которых не было сомнений. В роте связи заменили политрука.

Пришлось Ракутину искать замену и хорошим командирам, но выбывшим из строя. Так, вместо недолго командовавшего 315-м стрелковым полком 19-й дивизии прославленного майора Толоквадзе он назначил майора М.П. Бояринцева, награжденного орденом Красного Знамени за отличия на Гражданской войне. Под Ельню он прибыл в должности командира отдельного автомобильного батальона той же 19-й дивизии и успешно справлялся со своими обязанностями, проявляя инициативу. Накануне боев он вывез с ельнинской районной нефтебазы в укромное место большое количество горюче-смазочных материалов, что позволило длительное время обеспечивать бесперебойную работу автотранспорта соединения. Командование дивизии считало майора Бояринцева квалифицированным командиром и доверило ему бывший полк майора Утвенко.

Подписал Ракутин также характеристики на двух подчиненных ему генералов. В одной шла речь опять о бывшем командире 19-й дивизии Котельникове. Она предназначалась суду военного трибунала, который пять дней не имел никаких официальных материалов для возбуждения уголовного дела. Теперь генералу, остановившему на ельнинской земле немцев, за два дня преодолевших расстояние от Смоленска до Ельни, было приписано столько грехов, сколько до приезда Жукова сам Ракутин в нем не замечал. Он, видите ли, допустил захват Ельни противником и не сумел организовать бой и восстановить положение, в сложной обстановке допускает хныкание и просит о поддержке, с командованием дивизии не справляется.

Вторая характеристика была на начальника штаба П.Е. Глинского. Начиналась она, как говорится, за здравие. Рождения 1901 года, член ВКП(б) с 1919 года, политически развит, идеологически устойчив, дисциплинирован, имеет хороший оперативно-тактический кругозор, хорошо подготовленный командир. А недостатки его заключались в том, что имеющиеся знания в практической работе применить не может, в боевой обстановке нечетко организует работу штаба, допускает окрики и излишнюю нервозность, недостаточно инициативен и самостоятелен, не может отстаивать собственное мнение… В заключение — вывод: должности начальника штаба армии не соответствует и подлежит срочной замене.

Жуков издал о Глинском следующее приказание: «Направить в распоряжение т. Румянцева снятого с должности по согласованию с тов. Маленковым» (ЦАМО РФ. Ф. 219. Оп. 688. Д. 3-а. Л. 70). Как видно из этого краткого документа, инициатором освобождения генерала Глинского от обязанностей начальника штаба был сам Георгий Константинович Жуков, а согласовал он свое решение не со Сталиным и не с управлением кадров РККА, а с Маленковым. На это ему потребовалось пять дней.

Так сначала командарм Калинин, затем начальник штаба Глинский, подготовившие первоклассных воинов-сибиряков и сформировавшие в считаные часы мощную 24-ю армию, были отстранены от командования хорошо знакомыми им войсками.

Вместо Глинского Военный совет фронта допустил «к исполнению должности начальника штаба 24-й армии генерал-майора Кондратьева Александра Кондратьевича, бывшего начальника штаба 3-й армии, прибывшего в отдел кадров Резервного фронта по излечению из Орловского военного госпиталя» (там же. Л. 27).

Основным же занятием Ракутина в этот день была подготовка оперативной группы армии к возобновлению наступательной операции по освобождению Ельни. Жуков, возвратясь из Москвы в штаб фронта, в Гжатск, сразу же вышел на связь с командармом-24, сначала попросил его доложить обстановку и внимательно выслушал, а затем сообщил:

— Ставка Верховного командования придает исключительное значение району Ельни. Товарищ Сталин приказал уничтожить ельнинскую группировку противника. Армия должна выйти на рубеж: станция Добромино, Бердники, Бобарыкин холм, Старое Щербино, Светилово. В районе станции Добромино войти в связь с левым флангом Западного фронта.

Ракутин, слушая Жукова, делал пометки на карте. Сообщение комфронтом, что операция по уничтожению противника ельнинской группировки противника возлагается «лично на генерал-майора товарища Ракутина», для командарма не было неожиданностью, но то, что его армия должна выйти далеко за Ельню, что справа у нее должны оказаться войска Западного фронта, давало основание полагать, что двумя фронтами Красной Армии готовится совместная крупномасштабная наступательная операция.

Жуков подтвердил это, прибыв в полдень в штаб армии. Он кратко проинформировал членов Военного совета об обстановке на фронтах, которая оценивалась как очень сложная. В ряду причин, не позволяющих Красной Армии сломить наступление гитлеровцев, называлось предательство целого ряда командиров высших рангов. Доверительно Жуков сообщил, что 4 августа 1941 года сдался в плен неприятелю бывший командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, и кратко передал услышанный им в Ставке рассказ Мехлиса об обстоятельствах «измены» человека, прошедшего в Красной Армии большой и славный путь.

— В тот день, — сказал Жуков, — во время боевых действий частей 28-й армии Западного фронта в районе Рославля к командному пункту Качалова под деревней Старинкой были доставлены две листовки, сброшенные с неприятельского самолета. Прочитав вслух обе листовки, одна из которых служила пропуском к неприятелю, Качалов спросил бывших рядом с ним командиров: «Кому нужна эта листовка?» Все ответили молчанием. Тогда Качалов заявил: «Авось мне пригодится» и, сложив вчетверо, положил листовку в карман гимнастерки. После этого он около часа оставался на командном пункте. Видя беспорядочный отход частей армии из деревни Старинки, никаких мер к наведению порядка не принял. Затем сел в танк и направился в деревню Старинки, занятую неприятелем.

Весть поразила присутствующих до глубины души, ведь 28-я армия была ближайшим соседом 24-й… Члены Военного совета молчали. Трудно было поверить, что какая-то простенькая бумажка, именуемая листовкой-пропуском, могла склонить высокопоставленного военачальника к измене.

— В ближайшее время будет специальный приказ товарища Сталина о борьбе с трусами и предателями, — сообщил Жуков. — Но нам нельзя медлить. Военный совет армии должен срочно подготовить свой документ по этому вопросу.

Высказав несколько мыслей, которые следует отразить в документе, Жуков перешел к характеристике задач армии в предстоящем наступлении. В составе 133-й, 178-й, 107-й, 19-й, 120-й и 100-й стрелковых дивизий, части 102-й и 105-й танковых дивизий, 103-й и 106-й моторизованных дивизий, 6-й дивизии народного ополчения, 423-го легкого артиллерийского полка, 685-го и 275-го корпусных артиллерийских полков, 305-го и 573-го пушечных артиллерийских полков, 20 орудий морской артиллерии, 76-й отдельной батареи PC, 538-го, 872-го, 879-го и 880-го артиллерийских полков противотанковой обороны, 43-й зенитной батареи на железнодорожной установке 24-я армия Ракутина должна была оборонять рубеж: Серков-ка, Благовещенское, Дорогобуж, Усвятье, Калита и продолжить операцию по уничтожению ельнинской группировки противника. В резерве оставлялись 280-я стрелковая дивизия, расположенная в районе деревни Слободка (в 15 километрах юго-восточнее Вязьмы), 278-я стрелковая дивизия в районе Путькова и 309-я стрелковая дивизия в районе деревни Воронцово (обе недалеко от Издешкова).

В состав оперативной группы по освобождению Ельни Жуков включил 107-ю, 100-ю, 103-ю, 19-ю, 120-ю стрелковые дивизии, 106-ю моторизованную, 105-ю и 102-ю танковые дивизии, отдельную роту танков Т-34,275-й и 488-й корпусные, 573-й и 305-й пушечные артиллерийские полки, а также обещал мощную авиационную поддержку.

Для подготовки нового наступления на Ельню Жуков дал Ракутину всего два дня — 6 и 7 августа, строго обязав выполнить за это время следующие мероприятия:

а) произвести тщательную доразведку целей и расположения противника;

б) тщательно организовать на местности взаимодействие пехоты с танками, артиллерией, батареями PC, а также всех наземных войск с авиацией;

в) отработать с командирами взводов, рот, батальонов, батарей, дивизионов тактику и технику уничтожения огневых точек противника во взаимодействии всех родов войск и с соседями. Особенно тщательно отработать целеуказание и опознавание авиацией своих наземных войск;

г) к исходу 7 августа закончить подвоз снарядов, бомб, горючего и организовать аэродромное обслуживание ВВС, обеспечить организацию связи и делегатской службы.

Подготовку войск армии к наступлению Жуков приказал завершить к 22 часам 7 августа, а план операции Ракутин должен был разработать к 12 часам и быть готовым доложить его на местности.

Командующий фронтом излагал задачи четко, ясно, без лишних слов. Ни Ракутину, ни другим членам Военного совета армии не было необходимости обращаться к нему за дополнительными разъяснениями.

Проводив командующего фронтом, который торопился в штаб 43-й армии, Ракутин немедленно направился в Волочек, где прочно обосновался штаб оперативной группы по уничтожению ельнинской группировки противника.

Исходя из масштабности задач и чувствуя ответственность непосредственно перед Ставкой, командарм и начальник штаба опергруппы полковник Иванов решили изменить направление главного удара. Они считали, что, объединив усилия 102-й и 105-й танковых дивизий и сосредоточив их в районах населенных пунктов Дубы, Коробец, Елизаветино, Нежицы, можно развить мощное наступление с восточного берега реки Угра вдоль железной дороги Коробец — Ельня — Добромино и перерезать основные коммуникации противника. В 17.00 они подписали боевой приказ № 11, в котором обязали командиров частей ельнинского направления к исходу 7 августа подготовиться к окончательному уничтожению ельнинской группировки противника и отдали распоряжение на перегруппировку войск.

Однако в 20.00 Жуков издал свой приказ, в котором подтвердил задачи, поставленные 24-й армии во время совещания в Семлеве, и поставил новые, конкретизированные для каждого соединения. Главный удар оперативной группы он приказал организовать из района Дубовежье — Ушаково. 107-я стрелковая дивизия совместно со 102-й танковой, с двумя артиллерийскими полками усиления (275-м и 573-м) должны были наступать из района Дубовежье — хутора Иванинские, нанести мощный удар в направлении Вязовка, Гурьево, Лысовка, Леонидово. 100-я стрелковая дивизия с десятью танками Т-34 должна была нанести удар по противнику с рубежа Быково, 103-я стрелковая (она же моторизованная) дивизия с рубежа Ушаково, Лаврово должна была нанести удар через Петрянино, Софиевку на северную окраину Ельни.

19-я, 120-я стрелковые и 105-я танковая дивизии с приданными средствами усиления должны были нанести удар в общем направлении на юго-восточную часть Ельни.

106-й моторизованной дивизии предлагалось с рубежа Мальцево — Большая Липня нанести удар в общем направлении на Битяковку, Леонидово.

«С выдвижением ударной группы из района Дубовежье в южном направлении, — говорилось далее в приказе командующего фронтом, — сильными ударами с танками захватить рубеж совхоз Без-забот, населенные пункты Новоселовка, Тишово, Харино, Леоново и на этом рубеже организовать прочную оборону с целью не допустить прорыва противника в ельнинском направлении.

По окончанию ликвидации противника в районе Ельня части опергруппы выдвинуть на рубеж обороны станция Добромино — Бердники — Старое Щербино.

К исходу 7 августа выдвинуть в район Светилово — Шатьково усиленный отряд для обеспечения своего левого фланга. Выдвинутому отряду связаться с правофланговыми частями 53-й стрелковой дивизии, район Светлова и Шатькова привести в непроходимое состояние и минировать».

Жуков, готовя новую операцию, стремился избежать ошибок предыдущего наступления, предугадать развитие событий, быть готовым к любым уловкам и ухищрениям врага, требовал этого от Ракутина, от штаба опергруппы.

Одобрительно отнесся комфронтом к предложению генерал-майора Руссиянова в ночь на 7 августа нанести удар по группировке противника, удерживающей деревню Ушаково, что послужило бы прикрытием сосредоточения войск в новых районах. И Руссиянов издал первый и последний свой приказ в качестве командира северной ударной группы, так как в предстоящей наступательной операции 100-я и 103-я дивизии имели каждая свою задачу, за ее решение комдивы отвечали персонально, организуя боевые действия своих соединений в полном составе.