ДЕНЬ ПЯТЫЙ Вторник, 22 июля
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Вторник, 22 июля
Хрупкую тишину военной ночи взорвал стрелковый батальон капитана Козина: загрохотало, затрещало, засвистело вдруг на околице деревни Басманово. Таким было продолжение предыдущего дня.
Вчера, через некоторое время после того, как закончился бой у деревни Городок и батальон Козина закреплял свои позиции, в Каськово прибежала взволнованная девушка. Поняв, что ее привело сюда, красноармейцы проводили незнакомку к полковнику Некрасову.
— Выручайте, к нам в деревню ворвались немцы, грабят, свиней бьют, кур стреляют, к женщинам пристают… А перед деревней они захватили много мальчишек, подростков, которые шли из-под Смоленска, и всех расстреляли. Звери лютые. Их всех самих надо перебить, — торопливо рассказывала пришедшая. Некрасов попросил ее назвать деревню и посмотрел на карту.
— Басманово… Басманово… — несколько раз повторила девушка. — Они, пожалуй, и в Никифорове) ворвались.
Полковник сориентировался по карте. Ближе к деревне был третий батальон, только что закончивший двухчасовой бой.
— Соедините меня с Козиным, — сказал он телефонисту.
Командир кратко сообщил комбату Козину создавшуюся обстановку и поставил задачу: следовать в деревню Басманово, атаковать гитлеровцев и уничтожить. Ни один гад не должен уйти от возмездия.
Козин незамедлительно приступил к выполнению приказа: срочно выслал вперед взвод разведчиков и пригласил к себе командиров рот, чтобы определить маршрут движения, выработать план дальнейших действий.
Батальон шел в сторону Басманова форсированным маршем. Козин, шагая рядом с красноармейцами, напоминал, как надо вести ночной бой с противником.
— Успех боя будет зависеть от скрытности и быстроты действий, — говорил он молодым красноармейцам. — На занятиях мы с вами отрабатывали, как надо вести ночной бой с противником, а теперь покажем это на практике.
Под прикрытием поздних сумерек роты вышли в район сосредоточения. Бойцы стали приводить себя в порядок после марш-броска, Козин выслушал сообщение лейтенанта Чернова о результатах разведки:
— На восточной окраине деревни обнаружены пушки, бронемашина, несколько мотоциклов и грузовиков. Часовой с подчаском часто заходят в крайнюю избу. Немцев и местных жителей не видать, в некоторых избах горят огни.
— Продолжайте наблюдение, не обнаруживая себя. Быть в готовности по сигналу уничтожить часового, — распорядился Козин и начал уточнять командирам рот задачи их подразделений.
Через поле густой ржи роты скрытно, без шума, приблизились к деревне. В два часа ночи разведчики сняли часовых, а роты, окружившие деревню, открыли огонь. Немцы стали выбегать из хат, но, куда бы они ни бросались, натыкались на гранату, штык или приклад.
Когда одни уже навсегда прижались к земле, другие стонали и плакали, зажав раны, третьи, прорвавшись через красноармейские цепи, отстреливаясь, мчались подальше от деревни, к ним пришла на помощь колонна мотоциклистов…
…Басмановский переполох привел немцев в ужас на других участках ельнинской группировки, и они раньше намеченного времени, еще до восхода солнца, открыли огонь по позициям 19-й, 120-й и 104-й дивизий.
А в Семлеве всю ночь не прекращалась штабная работа.
На рассвете в штаб 24-й армии был доставлен новый боевой приказ командующего Фронтом резервных армий генерал-лейтенанта Богданова. В нем констатировалось, что командующий фронтом принял решение «окружить и уничтожить противника в Ельне».
«…Для ликвидации прорыва создать группу в составе 105 тд, 19 сд и ударом в направлении Филатки, Битяково, Шарапово, Погибелка окружить и уничтожить противника в Ельне, — говорилось дальше в приказе. — Начало атаки танков и пехоты — 12.00 22.7».
Непосредственное руководство операцией возлагалось на командующего 24-й армией генерал-майора Ракутина. Вчера он был оповещен, что готовится такой приказ, и понял, что ориентация армии на ельнинское направление происходит в связи с тем, что Западным фронтом для удара в общем направлении на Смоленск, кроме группы Калинина, создается еще несколько групп, в том числе одна под командованием генерал-лейтенанта Качалова, которая должна наступать из района Рославля.
Узнав, что ему будет приказано возглавить оперативную армейскую группу по уничтожению противника в Ельне и что почти не дается время на подготовку наступательной операции, Ракутин срочно созвал совещание командиров всех служб штаба армии. Обсуждались вопросы, необходимые для решения задачи, поставленной фронтом перед командованием армии. Каждая служба получила задание. Одобрено было предложение начальника политотдела Абрамова подготовить обращение Военного совета армии ко всем бойцам и командирам армии. И уже когда совещание заканчивалось, Ракутин поручил начальнику разведки пригласить завтра в штаб к восьми часам утра первого секретаря Ельнинского райкома партии.
Когда командарм уже был готов выехать в Коробец для встречи с Егоровым, к нему в кабинет вошел молодцеватый, подтянутый человек.
— Валуев Яков Петрович, — представился он и, несколько волнуясь, добавил: — Первый секретарь Ельнинского райкома ВКП(б).
Ракутин встал, сделал несколько шагов навстречу, поздоровался, пригласил сесть.
— Вы давно работаете в районе, товарищ секретарь? — спросил командарм.
— Три года, товарищ генерал.
— Ну, тогда вы должны хорошо знать все дороги, холмы и болота в районе. Я вас прошу немного прогуляться со мной.
— Я готов.
— Вот какая задача, — продолжал Ракутин, указывая рукой на развернутую на столе карту. — Нам необходимо выбрать хорошую проезжую дорогу от Семлева до железнодорожной станции Коробец. Знаете такую?
— Безусловно, это недалеко от Замошья, где сейчас размещается райком партии.
— Тогда поехали.
Уже в машине, когда Валуев занял место рядом с шофером, Ракутин спросил:
— Вам дать карту?
— Нет. Я ориентируюсь по местности, — и объяснил водителю, в каком направлении ехать.
В пути оказалось, что первый секретарь без особого труда угадывает, где ехать прямо, где повернуть, где можно прибавить скорость, где чуть сбавить, и Ракутин стал задавать ему интересовавшие его вопросы о районе, о людях района, о том, как райком партии строит свою работу в условиях военного времени. Валуев неторопливо — дорога все же неближняя — рассказывал:
— Район наш один из самых больших в области: двести шестьдесят семь колхозов и один совхоз. Люди хорошо зарабатывают… Зарабатывали, то есть. И хорошо жили. Помогали строить укрепления Девятнадцатой дивизии. А теперь вот думаем вступать борьбу с фашистами.
— Это как же? — спросил Ракутин.
— Так, как наши прадеды с французами воевали.
— Партизанить?
— Из тридцати одного сельсовета двенадцать в руках немцев. И райцентр ими занят. Зона большая.
— Правильно мыслите, по-военному, — похвалил Ракутин.
— Люди мы, конечно, не военные. Нам сейчас убрать бы урожай тут и по ту сторону фронта. Ни единого зерна врагу не отдать. Приходится людям на полях ночью работать. И готовимся к вооруженной борьбе. Только пока у нас три винтовки да пять пистолетов.
— Это уже сила, — улыбнувшись, сказал Ракутин.
Валуев был доволен, что судьба подарила ему такую длительную встречу с командармом, и старался высказать ему все свои вопросы, задумки и сомнения. В Коробце Ракутин стал сам подсказывать дорогу водителю, а когда въехали в густой сосновый бор и остановились у блиндажа, Ракутин предложил ему с Валуевым поискать грибов.
— Я здесь буду ровно час.
Лес был весь изрыт и истоптан, виднелись следы бомбежки и артобстрела, грибов, конечно, Валуев не нашел. Примерно через час, как и обещал, Ракутин вышел из блиндажа.
— Сюда вы нам хорошую дорогу показали, а обратно я вас повезу по своей дороге, — сказал Ракутин и занял место рядом с водителем.
Скоро Валуев понял, что они едут вблизи передовой: слева стоял сплошной гул канонады, а деревни, через которые они проезжали, он узнавал без труда, называя их командарму. Въехав опять в лес, который тоже был знаком Валуеву, он понял, что здесь расположены тылы какой-то дивизии. Остановились в перелеске за полями деревни Титовки. Тут Валуев увидел сначала знакомых офицеров штаба 19-й стрелковой дивизии, затем и самого комдива Котельникова.
Выезжая из Семлева, Ракутин не знал, что произошло ночью под Ельней и, в частности, на участке 19-й дивизии, но в Коробце генерал-майор Егоров, сдавая ему этот участок фронта, подробно обрисовал обстановку.
А произошло там самое нежелательное: внезапным ударом под прикрытием темноты противник потеснил части 19-й стрелковой дивизии. Генерал Котельников, не имея связи, самостоятельно принял решение вывести войска из-под удара, переместив штаб дивизии из рощи возле деревни Рябинки в этот вот небольшой перелесок в полукилометре западнее деревни Титовка. В штабе опергруппы генерал-майора Егорова по перемещению канонады поняли, что в 19-й происходит что-то неладное. Егоров в два часа ночи приказал лейтенанту Попову разыскать штаб дивизии и доставить ее командиру следующую записку:
«Командующий опергруппой 28-й армии требует от Вас немедленного подробного донесения о результатах действий 19-й сд в течение дня 21.7 и ночи на 22.7, а также о результатах новых поисков.
Донесение представить в штаб опергруппы армии через делегата связи лейтенанта т. Попова к 7.00 22.7.41. Командующий указывает на несвоевременное представление Вами донесений.
Нач. штаба опергруппы 28А полковник Меньшов.
Нач. разведотдела майор Сараппу» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 4. Л. 95).
Под гул артиллерийской стрельбы начштадив майор Рябоконь срочно подготовил краткую информацию.
— Докладывайте: идет бой, полки несут потери, — сказал он лейтенанту Попову. — Подробности сообщим в конце дня.
Когда Ракутин с Валуевым приехали в дивизию, бой был в самом разгаре, и командарму пришлось здесь задержаться, чтобы полнее разобраться в обстановке. Он побывал на командном пункте 315-го полка майора Утвенко, пригласил с собой и Якова Петровича.
«И мы пошли с ним в сопровождении нескольких командиров. То и дело невдалеке рвались снаряды и мины, свистели пули, и я инстинктивно падал на землю или низко пригибался к ней. Генерал же шел прямо, твердо, казалось, нисколько не реагируя на опасность.
— А вот Швейк не боялся, — положив свою руку на мое плечо, проговорил с шутливой ноткой Константин Иванович. — “Ну какой ты солдат, если пули боишься? Каждого солдата все это должно только радовать. Чем больше противник стреляет, тем меньше у него боеприпасов”. Так считал бравый солдат Швейк. А мой совет вполне серьезный: если пулю или снаряд услышал — значит, Бог миловал, смерть пролетела мимо».
Эти строки из воспоминаний Якова Петровича Валуева, напечатанных ельнинской районной газетой (Знамя, 1987, № 118, 119). В большой поездке командарм и руководитель района о многом переговорили и условились в ближайшее время встретиться для окончательного решения о совместных действиях в борьбе с захватчиками.
А бой продолжался по всему фронту оперативной группы.
Немцы после обработки участка обороны 19-й дивизии авиацией и артиллерией несколько раз переходили в атаку, но откатывались назад. Пехоту хорошо поддерживали артиллеристы 488-го корпусного полка майора Иванова.
«В 11 часов 30 минут немецкая пехота численностью до батальона начала наступать на левый фланг 315-го стрелкового полка майора Утвенко. Впереди пехоты на большой скорости неслись к нашим позициям несколько десятков вражеских мотоциклистов. По команде Утвенко его подразделения сбивали пыл с наступающих. А тем временем в кустарнике около деревни Лозинки накапливались бронемашины и танки противника. К ним на машинах (их было не меньше сорока) подбрасывалась пехота. Артиллерия противника усилила свою активность, обстреливала беглым огнем позиции нашей пехоты.
Когда вся эта группировка немцев двинулась в наступление, второй дивизион открыл ураганный огонь по врагу. Снаряды наших орудий точно ложились в цель. Немецкие мотоциклы вместе со своими седоками взлетали вверх. Автомашины частью были разбиты, частью повернули назад. Теперь батареи обрушились на залегший пехотный батальон немцев-фашистов. Через 20–25 минут нашим метким артогнем вражеский батальон был уничтожен. В этой стрельбе особенно отличилась шестая батарея, которой командует коммунист — лейтенант Колпачев. Точность стрельбы и темп огня этой батареи были отличными».
Так описан упомянутый выше бой в наградном листе лейтенанта Петра Павловича Колпачева, который не был кадровым военным. В РККА он служил в 1931–1933 годах, потом занимался мирным трудом в городе Моршанске Тамбовской области. В феврале 1940 года его опять призвали в армию, и в войну он вступил подготовленным командиром-артиллеристом.
Наградной лист, кроме командира и комиссара полка, подписали командир 120-й стрелковой дивизии генерал-майор Петров и комиссар дивизии, полковой комиссар Булатов. В этот день их соединение впервые вступило в бой в полном составе. В центре боевых порядков располагался 401-й стрелковый полк подполковника Филиппа Моисеевича Вершени. Его подразделения занимали оборону по обе стороны железной дороги на Ельню. На правом фланге находился 540-й стрелковый полк подполковника Михаила Васильевича Шутова. Левый фланг защищал 474-й стрелковый полк майора Гани Аитовича Мезина.
Полки 120-й тоже оказались под ударом переполошившихся фашистов. С немецкой стороны поднимались в ночное небо огненные столбы артиллерийских залпов, беспрерывно взмывали кверху разноцветные ракеты. Под ураганным огнем орудий, минометов, пулеметов необстрелянные бойцы дрогнули, начали метаться с места на место. Командир дивизии, готовивший войска к первому бою, находился непосредственно на передовой линии и вовремя заметил, вернее, почувствовал, возникший переполох. Мобилизовав командиров и политработников, он быстро восстановил порядок. Спокойное поведение генерал-майора Петрова успокаивающе действовало на красноармейцев. На рассвете они спокойно отразили первую атаку противника и в течение дня ни на шаг не сдвинулись со своих позиций.
С четырех часов утра участвовала в бою и 104-я танковая дивизия.
«Главный удар с северо-запада по врагу наносила девятнадцатая дивизия, а наши части наступали, как и вчера, с юго-востока от Рябиновских хуторов», — вспоминал комиссар дивизии Александр Сафронович Давиденко (Давиденко А., Бурков В. За строками на танке-памятнике. С. 83).
— Немцы вводили в бой все большее и большее число танков, — рассказывает комиссар. — На подступах к городу и в Ельне разгорелось встречное танковое сражение, и вдруг стало заметно, что немецкая авиация прекратила налеты, боясь поразить своих. Этим сразу же воспользовался полковник Бурков: он ввел в бой сразу оба танковых полка. Дивизионная артиллерия усилила огонь. Враг дрогнул, попятился… Еще удар! Еще… Казалось, вот-вот враг покатится назад и Ельня опять будет наша… Но в этот момент поступил приказ фронта о выходе частей 104-й танковой из боев и перегруппировке ее в направлении Рославля.
Командование дивизии не поверило, что приказ действительно издан штабом фронта. А не провокация ли это? Затеяли проверку. Оказалось, что дивизия еще вчера должна была уйти в район Рославля, в подчинение оперативной группы генерал-лейтенанта Качалова, как это было сделано с дивизиями, перешедшими из 24-й армии в группу Калинина.
В ходе боя рубежи были переданы 105-й танковой.
— Как сейчас помню удрученное лицо командира этой дивизии Белоглазова, — рассказывает Александр Сафронович Давиденко, — когда ему на нашем НП днем 22 июля стал известен приказ фронта о замене наших частей, и его слова: «Что я здесь буду делать один? Ведь у меня почти нет танков!» (Там же. С. 86).
В Басманове батальон Козина не был застигнут врасплох подошедшим подкреплением немцев. Роты заняли оборону на выгодных позициях и при поддержке взвода батальонной артиллерии и первой батареи 347-го артиллерийского полка лейтенанта Владимира Алексеевича Шмонина вступили в бой.
«Правда, Лаубах поторопился с открытием огня, — пишет в своей книге Нестор Козин. — Удалось уничтожить только десять мотоциклистов, хотя можно было уничтожить значительно больше. В этом ночном бою нами уничтожено три противотанковых пушки, два бронетранспортера, 12 мотоциклов, 15 автомашин, 10 пулеметов, захвачены минбатарея, девять тяжелых и ручных пулеметов, 40 автоматов и другое военное снаряжение» (С. 34).
За дерзкую ночную вылазку батальона Козина противоположная сторона решила наказать 107-ю стрелковую дивизию мощным бомбовым ударом. В полдень тринадцать фашистских самолетов совершили налет на город Дорогобуж и располагавшиеся там части полковника Миронова. С начала боев это был уже второй массированный налет, и древний город от него пострадал еще больше. Однако гитлеровским стервятникам тоже пришлось несладко. Дружным залпом встретили их бойцы зенитной батареи лейтенанта Владимира Андреевича Федорова. Слаженно работали расчеты сержанта Шумакова и младшего сержанта Кендыша. Они сбили два вражеских самолета. Еще два самолета сбил расчет пулеметной установки младшего сержанта Горбатенко, в чем большая заслуга меткого наводчика Гребенникова.
В помощь стрелкам 19-й дивизии генерал майор Ракутин направил 204-й танковый полк майора Сидорова 102-й танковой дивизии, получившей первое боевое крещение на участке 166-й стрелковой дивизии на севере Духовщинского района. После длительного марша танкисты вступили в бой тремя группами на территории Кузнецовского сельсовета.
Во взаимодействии с 282-м стрелковым полком в направлении Ельни наступала танковая группа под командованием старшего лейтенанта Кима в количестве двенадцати машин. Группа из четырнадцати машин под командой командира полка майора Сидорова действовала в направлении Дядищево. Отдельные танки старшего лейтенанта Синицина имели перед собою цель деревню Пожогино. Все три группы в своем первом бою на ельнинской земле уничтожили две минометные батареи противника, десять его станковых пулеметов, четыре наблюдательных пункта на переднем крае неприятельской обороны.
Потери полка майора Сидорова тоже были немалые: два танка ТБ-5 сгорели на поле боя, два танка Т-34 получили повреждения, три танка Т-26 исчезли в неизвестном направлении, а вместе с ними пропали без вести девять человек. Семь человек получили ранения, четыре убиты (ЦАМО РФ. Ф. 3050. Оп. 1. Д. 2. Л. 97).
Неутешительными были итоги дня и для командования 19-й стрелковой дивизии. Подтянув мотопехоту и танки, противник оттеснил ее части с занятых ночью позиций. Штаб дивизии остался на прежнем месте — полкилометра западнее деревни Титовка, а полки заняли новые участки обороны. 282-й майора Батлука — в районе деревень Прилепы, Юрьево, Лозинки, 32-й майора Шитова — деревня Саушкино, лес южнее деревни Курбаты, высота 235,4, 315-й полк майора Утвенко сохранил за собой занимаемые утром позиции, но понес значительные потери «убитыми и ранеными людьми и лошадьми» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 8. Л. 11).
Командарм Ракутин весь день провел в войсках ельнинского направления, ставшего главным оселком, на котором предстояло ему оттачивать свое полководческое мастерство. И хотя он чрезвычайно стремился добиться успеха, требуемого утренним приказом фронта, успех этот не был достигнут: Ельня не была окружена, противник не был уничтожен. Однако подчиненные Гудериана дали действиям ракутинской армии, можно сказать, высокую оценку.
Командир 46-го танкового корпуса генерал Фитингоф доложил Гудериану «о контрнаступлении русских на Ельню, которое ведется с юга, востока и севера при очень сильной артиллерийской поддержке. Все попытки продвинуться через реку Ужа северо-западнее Ельни были безуспешными».
10-я танковая дивизия генерала Шааля уничтожила «в течение одного дня 50 танков противника, но была остановлена у хорошо оборудованных позиций русских… Дивизия потеряла не менее одной трети своих танков».
Дивизия СС «Рейх», находившаяся севернее Ельни, «захватила 1100 пленных, но с рубежа Ельня — Дорогобуж не смогла больше продвинуться» (там же. С. 171).