ДЕНЬ ВТОРОЙ Суббота, 19 июля

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Суббота, 19 июля

Хороша, хоть и коротка, июльская ночь. Одна заря спешит сменить другую, а один час сна в шалаше из еловых лапок или в копне сена под кудрявыми березами трех стоит. Но установившийся режим в эту ночь был нарушен. Поступил приказ выставить усиленное боевое охранение, всем повысить бдительность, приготовить к бою оружие и боеприпасы.

Разведчики замаскировались в полутора километрах восточнее деревни Плешковка. Не первые сутки они обитали здесь, не первый день с вершины холма они всматривались вдаль или вслушивались в ночную тишину. Их задача — вовремя обнаружить приближение противника, задержать его. Но в ночной тишине, кроме привычных деревенских звуков, натренированный слух не различал ничего подозрительного.

И вдруг…

— Слышу шум моторов… Гудят танки… — прошептал один красноармеец.

— Идут, — ответил сосед. У всех ушки на макушке.

Звезды тихо мерцали, полная луна спокойно висела над испуганной землей… В той стороне, где раздавался гул моторов, при бледном лунном свете разглядеть что-либо было невозможно. А звуки приближались. Из-за пригорка выползла черная точка, за ней — другая, третья.

В колонне было больше десяти танков и бронемашин. Командир 88-го отдельного разведывательного батальона капитан Укман, возглавлявший эту группу, приказал артиллеристам открыть огонь.

Танки остановились, разошлись по обе стороны дороги, скрылись в мелком кустарнике и дали ответный залп. Гул и грохот наполнили поднебесье.

Бой, начавшийся в 2 часа 45 минут, длился недолго. Разведывательный отряд Укмана из-за невозможности вести прицельную стрельбу прекратил огонь первым. Танки тоже замолкли, не стало слышно гула их моторов. Либо отошли, либо затаились.

Укман приказал разведчикам скрытно отходить на позиции передового отряда в сторону деревни Леонидово.

Опять было тихо, опять мерцали звезды и скупо светила полная луна, а на востоке занималась утренняя заря, предвещавшая жаркий солнечный день.

Майор Егоров, возглавлявший передовой отряд № 2, выслушав капитана Укмана, доложил сообщение разведчиков командиру полка майору Шитову, поставил задачи ротным командирам.

Красноармейцы у пушек, подготовленных к стрельбе прямой наводкой, и в траншеях жевали сухари и ждали.

Незваные гости появились в пять часов утра. Это была та же группа, которую разведчики встретили ночью: десять танков и две бронемашины. Произошел очень жаркий бой. Его раскаты слышались в окрестных деревнях Волково-Егорье, Ново-Тишево, Петрово, Леоново, и в самой Ельне. Опять танки попятились назад, нашли себе укрытие.

«Ночь прошла без сна, в глубоких и тревожных раздумьях: как поступать дальше? — вспоминал Яков Петрович Валуев, ельнинский партийный лидер. — Утром руководители предприятий и колхозов доложили, что указание бюро райкома партии выполнено — спирт уничтожен, часть продовольственных и промышленных товаров сдана воинским частям, а все остальное роздано населению. Соответствующим образом поступили и с колхозным имуществом».

События минувшей ночи в оперативной сводке штаба 19-й стрелковой дивизии, которую подписали майоры Рябоконь и Данилович, охарактеризованы двумя фразами: мол, были столкновения с мелкими группами танков противника. Существенно лишь одно уточнение: «Подбито и потеряно три орудия ПТО. В частях есть убитые и раненые» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 8. Л. 10).

Оперсводку отправили в штабы двух армий, 24-й и 28-й. В обоих она не вызвала особой озабоченности. А события в районе Ельни продолжали усложняться.

«В 10 часов утра 19 июля, — пишет Валуев, — мне позвонил председатель Леонидовского сельсовета Александр Григорьевич Куртенков и, запыхавшись (видимо, бежал к телефону), торопливо произнес:

— Беда! От Починка на Ельню по большаку движется много танков, бронемашин и автомобилей с немцами. Я ухожу. При первой возможности дам о себе знать».

Председатель Гурьевского сельсовета Мария Ивановна Филиппенкова тоже позвонила в райком и сообщила: фашисты на подходе, она покидает село.

«В 11 часов утра, — продолжает Валуев, — над Ельней появилась эскадрилья немецких самолетов. Воздушные пираты сбрасывали на мирный город бомбы, пикировали и обстреливали каждого появившегося на улице человека. В небо взметнулись клубы черного дыма с оранжевыми и багровыми длинными языками огня. Вскоре весь город окутался дымом и пламенем. В дополнение к этому на улицах стали рваться артиллерийские снаряды и мины. Появились первые жертвы среди гражданского населения».

Бомбовый удар немецкая авиация нанесла и по позициям дивизии. Тут тоже не обошлось без потерь; к счастью, оказались они не очень существенными. Артиллерия дивизии под командованием подполковника Федорова ответила мощным огнем по предполагаемым местам сосредоточения войск противника.

Колонна из 26 танков приближалась к позициям первого стрелкового батальона майора Егорова. За ними следовала колонна мотоциклистов. Комбат подал команду: «Огонь!» Загрохотали орудия, выдвинутые для стрельбы прямой наводкой, застрочили пулеметы, стреляла из винтовок пехота, минометчики ударили по мотоциклистам.

Среди наступающих произошло замешательство, танки остановились, мотоциклисты залегли в придорожных канавах. Но вот боевые машины противника начали разворачиваться в шеренгу, ведя непрерывную стрельбу. Под их прикрытием двинулась следом мотопехота, строча из автоматов.

Батальон Егорова не снижал темп огня.

Бой принял очень серьезный оборот. Запылал один из танков, затем второй. Другие же, прорвавшись к окопам стрелков, устремились к артиллерийским позициям. Пороховой дым застилал поле. Мотопехота опять залегла, стала отползать назад, повернули назад и уцелевшие танки.

На поле боя дымились груды исковерканного металла, уничтожено было одиннадцать фашистских боевых машин, густо лежали трупы завоевателей.

Значительными были и потери первого стрелкового батальона. Погиб в этом бою комбат Егоров. Был смертельно ранен и, не приходя в сознание, скончался секретарь дивизионной партийной комиссии Измалков. Оставшиеся в живых отошли к основной линии обороны 32-го стрелкового полка.

После небольшого, около часа, перерыва генерал-лейтенант Шааль, командовавший 10-й немецкой танковой дивизией, входившей в 46-й танковый корпус, бросил в бой новые силы. Удар наносился одновременно по позициям 32-го и 282-го стрелкового полков.

В самом начале атаки прервалась связь командного пункта дивизии с командиром 282-го стрелкового полка майором Батлуком, и Котельников, поторапливая связистов, сильно волновался. Но когда связь была восстановлена, Батлук доложил, что атака гитлеровцев захлебнулась. На поле боя горят фашистские танки, бугрятся трупы иноземных завоевателей. Ощутимы и потери полка.

На участок 32-го стрелкового полка майора Шитова наступало около сорока фашистских танков. Бой стал жестоким испытанием для орловских и воронежских крепких мужчин. Артиллерийским, минометным и пулеметным огнем они остановили противника, уничтожив немало его танков и живой силы. Когда же вражеские танки колонной врезались в оборону полка, пехота не дрогнула, осталась в своих траншеях и бросала бутылки в гитлеровские танки, ружейным огнем уничтожала прыгавшие из горящих машин экипажи.

Генерал Котельников на помощь полку Шитова бросил один батальон 315-го стрелкового полка майора Утвенко. Он ударил с левого фланга и отвлек значительные силы противника. Боевые документы сохранили для потомков имена ряда красноармейцев, их командиров и политруков, отличившихся в этой неравной схватке. Вот абзацы из донесения политотдела дивизии начальнику политотдела 24-й армии:

«Командир орудия 3-й батареи 132-го отдельного дивизиона противотанковых орудий Горохов со своим расчетом, красноармейцами Фроловым, Зуевым, Ахмедовым, Татиевым и Сыромяткиным 19 июля 41 г., поддерживая 1-ю стрелковую роту 32-го стрелкового полка, героически отражали натиск 8 танков противника. 3 танка были выведены из строя.

Красноармейцы 5-й стрелковой роты 282-го стрелкового полка Козлов П.П. и Гашилин А.Ф. в бою под Ельней 19 июля 41 г. под ураганным огнем противника пробрались к дороге, которая проходила между противотанковым рвом и не была своевременно взорвана, успешно взорвали ее, тем самым остановили танки противника в 30 метрах от рва.

Красноармеец ручной пулеметчик Картышев, член ВЛКСМ, из 5-й стрелковой роты 282-го стрелкового полка, сражаясь с врагом под Ельней 19 июля 41 г., дважды был ранен, в нос и левую руку, но он не оставил поля боя и успешно продолжал поддерживать огнем действия своей роты.

Политрук 3-й батареи 90-го артиллерийского полка Тафинцев сам лично руководил боем 19 июля 41 г. Умело организовал огонь по врагу, разгромил его НП и ряд огневых точек» (ЦАМО РФ. Ф. 378. Оп. 11015. Д. 8. Л. 131–133).

В районе деревни Самодуровка погиб командир первого батальона 32-го стрелкового полка. Командование принял старший адъютант батальона старший лейтенант Петр Иванович Коберник, 29-летний украинец с Житомирщины, кадровый военный. Он умело продолжил руководство боем, проявляя личное мужество и геройство при выполнении приказов командования по уничтожению фашистов. Жестко руководя обороной и умело организуя контратаки, Коберник добился, что подчиненные роты наносили большие потери противнику, они трижды выбивали его из занятых им окопов.

Майор Шитов, используя поддержку артиллерии, во что бы то ни стало стремился отразить наступление, но силы оказались неравными, немецкие танки прорвались через траншеи полка.

«В 15.00 из района деревни Шарапово в город Ельню ворвались 50 средних и тяжелых танков и группа мотоциклистов неустановленной численности» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 4. Л. 87).

Почувствовав безнадежность дальнейшего сопротивления, поредевшие батальоны, используя складки местности, кустарники и перелески, стали отходить на противоположную сторону города. Майор Шитов с группой бойцов оказался в блиндаже, окруженном фашистами.

Генерал-майор Котельников, поняв сложность ситуации, приказал отходившим частям занять предусмотренный заблаговременно тыловой рубеж обороны. Штаб дивизии переместился в лес на полкилометра западнее ныне не существующей деревни Титовка. Полки стягивали свои войска в район деревень Прилепы, Юрьево, Холм, Лозинки, Саушкино, Кокоревка, Самодуровка.

В блиндаже с майором Шитовым оказались сорок четыре человека. У одной из амбразур наблюдателем был заместитель политрука М. Фаттаев. Танки оцепили убежище. Земля дрожала от разрывов снарядов. В амбразуры фашисты бросили несколько гранат. Люди укрылись в отсеках. Майор Шитов подал команду:

— Газы!

Все надели противогазы.

Два офицера, выйдя из танков, направились к амбразуре младшего лейтенанта Рыкуна. Двумя выстрелами он снял их. В ответ — бешеный пулеметно-автоматный огонь. Пули взрыхлили земляной пол.

У амбразуры красноармейца Кемалова появился третий офицер. Он крикнул на чистом русском языке:

— Ваше положение безнадежно. Сдавайтесь!

— Получай сдачу! — ответил Кемалов и выстрелил в офицера.

Танки отошли и открыли огонь прямой наводкой по блиндажу.

Этот драматический эпизод запечатлен в дневнике младшего политрука Фаттаева. Под заголовком «Испытание» 13 августа 1941 года его напечатала газета «За честь Родины». Фаттаев писал, не зная, удастся ли выйти из блиндажа живым. Цитирую его без сокращений:

«Однако, как хороши блиндажи, ни одной пробоины!

Майор Шитов держит всех в своем крепком кулаке. Его спокойствие, твердый голос вселяют в людей уверенность и веру в спасение. Бойцы, укрывшиеся в одном из отсеков, пригласили его к себе, чтобы он побыл с ними. Майор снял противогаз первым.

— Покурите с нами, — попросили бойцы.

Он — не курящий, но здесь взял свернутую папироску из рук бойца, закурил и с удовольствием крякнул.

— Уж лучше своим советским табачком пощекотать легкие, — весело воскликнул он, — чем фашистской химической дрянью.

И он указал на неразорвавшуюся газовую гранату.

Начальник штаба батальона лейтенант Смирнов должен был пойти в четвертую роту за помощью. Только он появился в амбразуре, как очередь из танкового пулемета насмерть поразила его.

Выйти нельзя.

Майор Шитов распределил места для каждого. Приказал:

— Документы сжечь… В плен не сдаваться… Драться до последней капли крови.

И еще сказал:

— Обведем, как миленьких. Выйдем, да еще и перцу зададим. Все сожгли… Ждем… Смерть? Но жизнь отдадим дорого. Темнеет.

Под страхом расстрела запрещено кашлять. Дым невероятно сверлит глотку. В блиндаже мертвая тишина. Слышно, как фашисты пришли, подслушивают… Ушли, снова явились и, уже громко разговаривая, беспечно покинули нас, считая все конченым.

Не показываем никаких признаков жизни».

Немцы уже хозяйничали в Ельне. До их прихода райкомовцы и бойцы истребительного батальона уехали на автомашинах в сторону Замошья. Пришельцы занялись своим привычным делом: «Матка, млеко! Матка, яйко!» Визжали свиньи и кудахтали куры. Завоеватели, выполнив поставленную им задачу дня, наступать дальше не собирались. Этим и воспользовался генерал Котельников, укрепляя новую полосу обороны, ставя новые задачи артиллеристам и стрелковым подразделениям.

Из 282-го полка сообщили: лейтенант Андреев с группой красноармейцев взял в плен трех немецких солдат. Через некоторое время их приконвоировали в штаб дивизии, где провели первый допрос. Все они были второго батальона 69-го мотополка 10-й танковой дивизии, которой командует генерал-лейтенант фон Шааль. Если сегодня заглянуть в книгу Гейнца Гудериана «Воспоминания солдата», изданную в Москве в 1954 году, то можно убедиться, что показания захваченных в плен немцев были точными. Действительно фон Шааль командовал 10-й танковой дивизией, которая входила в 46-й танковый корпус. Кроме нее корпусу были подчинены мотодивизия СС «Рейх» и пехотный полк «Великая Германия».

Командарм Ракутин в этот день подписал приказ № 06/оп, в котором ставилась задача «перед передним краем фронта 24А создать полосу заграждений с внешним краем на линии ст. Жарковский, оз. Сошно, Репино, р. Вопь, р. Днепр, Обляшево, Починок, ст. Стодолище. […] Выход отступающих обеспечить по маршруту Починок, Ельня, Вязьма» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 4. Л. 69).

Этот приказ готовился в первой половине дня. Когда его дали на подпись Ракутину, он уже знал о начале боев в районе Ельни. Командир 107-й стрелковой дивизии полковник Миронов сообщил по телефону, что в шесть часов утра на подходе к деревне Каськово, которая южнее Дорогобужа, разведкой замечено около 20 танков противника. В 12–13 часов в Каськово вошла немецкая пехота. Артиллерийским огнем 107-й дивизии танки были разогнаны, рассеяна пехота.

— Отдельные группы пытаются проникнуть в направлении на Дорогобуж, — закончил Миронов.

— Ваше решение? — спросил Ракутин.

— Для ликвидации противника выделен один отряд из двух усиленных батальонов под командой полковника Некрасова.

Вскоре через делегата связи Ракутин узнал и о сдаче Ельни. Взглянув на карту, он понял, что отряд, достигший Каськова, обошел правый фланг 19-й стрелковой дивизии. На протяжении почти двадцати километров противник не встретил наших войск и свободно катился вперед. Вот чем обернулся открытый фланг дивизии, переданной из 28-й армии в 24-ю.

Надо было принимать новые решения.

— Какие последние сведения из сто второй? — спросил командарм начальники штаба генерал-майора Глинского.

— Сто вторая танковая дивизия закончила оборонительные сооружения, — отвечал Глинский. — По приказанию командира батальон танков и артиллерийский дивизион ПТО сегодня в два ноль-ноль выступили в район Ельни.

— Где они сейчас?

— Новых сведений не имеется, — сказал Глинский. Ракутин, глядя на карту, мысленным взором окинул все свое большое хозяйство — от Белого до Ельни по фронту и в глубину до Вязьмы. Первым делом прошелся по резервам. Вот, например, 103-я отдельная танковая дивизия. Ее 583-й моторизованный полк недалеко от Семлева — в районе деревень Ульяново, Митино, Кулешово (ныне Сафоновского района). А где ее 147-й танковый полк?

— Следует в распоряжение командира 166-й стрелковой дивизии, — пояснил Глинский. — Прошел деревню Юфаново.

166-я выдвинулась далеко вперед в район озера Щучье, и там, у деревни Шихтово, ее передовой отряд под командованием подполковника Койда, командира 785-го стрелкового полка, вступил в бой. Сражение было горячим. Противник стал медленно отходить. Досталось и своим: ружейно-пулеметным огнем 392-го артиллерийского полка сбит самолет с делегатом командования. Летчик убит, делегат легко ранен. Это случилось утром, противник начал отступать в полдень.

Командарм и начальник штаба, взвешивая все «за» и «против», искали наиболее эффективное решение ельнинской проблемы, а с правого фланга, с позиций 166-й, на редакционном вездеходе спешили в Семлево два корреспондента газеты «За честь Родины» — капитан Н. Мильман и политрук В. Величко, чтобы срочно подготовить в номер материал о первом бое сибиряков, об успешном начале боевого пути Томской дивизии.

Генерал-майор Котельников с наступлением прозрачных июльских сумерек требовал от командиров полков быстрее закапываться в землю. Бригадный комиссар Дружинин, еще не привыкший к новому названию своей должности — комиссар дивизии, приказал накормить всех горячим ужином и вместе со своим аппаратом занялся выяснением фактического наличия личного состава. А красноармейцы во главе с командирами продолжали прибывать на новый участок обороны.

Ближе к полуночи на командный пункт дивизии в бронеавтомобиле прибыл незнакомый танкист.

— Капитан Омелюстый, — представился он, — начальник разведки 104-й танковой дивизии. Командиром дивизии полковником Бурковым мне приказано отработать с вами взаимодействие наших частей в завтрашнем бою.

— Где ваша дивизия? — спросил Котельников.

— На марше. Из Спас-Деменска следует в район Ельни. Передовой отряд скоро будет у деревни Чанцово.

В таких случаях говорят: не было ни гроша и вдруг алтын. Помощь пришла совершенно неожиданно и не от того, от кого ее ждали. Ее прислал командарм-28 генерал-лейтенант Качалов.

С Николаем Михайловичем Омелюстым занялся начальник оперативного отделения майор Данилович. Котельников направился на участок 32-го стрелкового полка, он беспокоился за судьбу майора Шитова. Испытывая некоторое удовлетворение тем, что его дивизия осталась боеспособной единицей, что потери стрелковых полков будут восполнены за счет полка, сформированного из числа окруженцев, вышедших к Ельне, комдив переживал, что вот и нет уже многих из тех, кто вместе с ним прибыл на смоленскую землю из Воронежа. Неужели Шитов в их числе?

Вопросы, вопросы… Война перед каждым участвующим в ней ставит их ежедневно и ежечасно.

Гитлер, поняв, что «блицкриг» дает пробуксовку (авиация уже потеряла 1284 самолета, сухопутные войска — около 200 тысяч человек), 19 июля отдал директиву № 33. Полевые армии группы «Центр» (а их было три — 2-я, 4-я и 9-я) должны были усилить свой удар на Москву. Танковые соединения перегруппировывались: одна половина — к северо-западу, чтобы прорвать коммуникации между Москвой и Ленинградом, другая — на юг, в тыл группировке советских войск на Украине.

Сталин в этот день взвалил на себя еще одну, пятую должность — народного комиссара обороны СССР. «Сразу же почувствовалась, — как писал Г.К. Жуков, — его твердая рука».

Черчилль в этот день получил личное послание Сталина, и перед ним тоже встали нелегкие вопросы. «Может быть, не лишне будет сообщить Вам, — писал Иосиф Виссарионович своему новому соратнику, — что положение советских войск на фронте продолжает оставаться напряженным. […] Мне кажется, что военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)» («Переписка». С. 19).