Глава 11. Снижаясь, самолет совершал бесконечное множество кругов…
Глава 11. Снижаясь, самолет совершал бесконечное множество кругов…
Снижаясь, самолет совершал бесконечное множество кругов над серо-коричневым пространством с коробками домиков и полосками полей, которые лежали в кольце гор. Сверху эти горы, лишенные даже признаков растительности, были похожи на скомканную коричневую оберточную бумагу. Потом самолет пошел на посадку, содрогнулся, коснувшись колесами бетонки, заревел двигателями и задрожал, притормаживая.
Только тогда я вспомнил, что сегодня день моего рождения! Тридцать лет — это тебе не шутка. Это уже возраст! И вот где довелось оказаться…
А наш самолет в это время бежал, сильно замедляя ход, по взлетно-посадочной полосе Кабульского международного аэропорта.
Итак, мы прилетели в Афганистан!
Мы — это отряд специального назначения КГБ под кодовым названием «Зенит»: тридцать восемь офицеров, тридцать восемь молодых и здоровых бойцов, прошедших парашютно-десантную, минно-взрывную и специальную оперативную подготовку. Каждый из нас владел одним или двумя иностранными языками, приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием, имел опыт контрразведывательной и разведывательной деятельности. Мы были обучены в автономном режиме вести поиск и осуществлять дерзкие силовые акции на вражеской территории, были готовы выполнить любой приказ и жаждали на деле испытать приобретенные навыки.
Мы ничего и никого не боялись. Не боялись и смерти: чем страшнее, тем интереснее! В то, что смерть может настигнуть кого-то из нас, тогда просто никто не верил. Каждый в душе полагал, что уж он-то наверняка уцелеет. А если и придется… Ну что ж, наверное, ничего страшного: это ведь очень быстро — чик, и нету! Впрочем, о таких вещах мы особо не задумывались, так как были молоды, физически здоровы, уверены в своей правоте, нас распирала энергия и какая-то злая, агрессивная сила…
Самолет неторопливо катился, переваливаясь и постепенно замедляя ход. Все припали к иллюминаторам. За бортом проплывали неказистые аэродромные строения, самолеты на стоянках, вертолеты с обвисшими лопастями винтов. Аэродром лежал в чаше между голых каменистых гор.
Наконец мы остановились, заглохли двигатели. Подкатили трап. Техник открыл люк, и в салон хлынул полуденный пыльный жар. Воздух над бетонными плитами аэродрома дрожал и переливался, искажая перспективу.
Афганистан. Кабул. Июль 1979 года…
Что мы тогда знали об этой стране? Да почти ничего.
Ну, промелькнуло как-то в газетах сообщение о том, что в Афганистане произошла какая-то революция. Да, еще на память приходило название старого фильма «Миссия в Кабуле», где игравший нашего разведчика-нелегала актер Глузский под видом хазарейца, в лохмотьях катал по городу тележку и что-то там разведывал, кого-то спасал… Еще вспоминалось, что там жарко, что там живут кочевники («на лицо ужасные, добрые внутри») и что у нас с Афганистаном всегда были хорошие отношения. А еще зимой этого года в наших газетах была статья о том, что в Кабуле какие-то террористы убили американского посла. Вот, пожалуй, и все.
Правда, перед вылетом нам предоставили справочные материалы о стране: в Афганистане проживает, по приблизительным подсчетам, около 13–15 млн человек, промышленности практически нет, большинство населения занято сельским хозяйством и скотоводством. Долгое время страной правил король Захир Шах — вроде был неплохой мужик и к нам относился хорошо. Потом был дворцовый переворот и место короля, который, кстати, успел уехать в Италию (молодец, сумел выбрать хорошее место!), занял его двоюродный брат по имени Дауд. Но Дауд тоже не смог удержать власть: в 1978 году здоровые силы афганского общества объединились и сплотились вокруг Народно-демократической партии Афганистана (НДПА), которая считала Дауда тираном. Ведомый партией, добрый, веселый и трудолюбивый афганский народ совершил Великую Апрельскую (так и напрашивается по аналогии — социалистическую) революцию. Тиран был свергнут. К власти пришел народ во главе с хорошим лидером по имени товарищ Нур Мухаммед Тараки. Именно он был главой НДПА.
Но силы реакции не успокоились. Они организовали активное сопротивление прогрессивному режиму народной власти и стали осуществлять саботаж, террор и диверсии. За контрреволюцией стояли США, Китай, еще какие-то силы, которые в бессильной злобе… ну и так далее. Развязан террор. Гибнут лучшие сыны афганского народа.
Дружески настроенное по отношению к нам новое правительство страны попросило у СССР помощи. Афганистану, нашему мирному южному соседу, грех не помочь: нельзя его отдавать на растерзание мировому империализму и реакции.
Ну что ж, помочь так помочь!
И вот мы здесь…
Пока мы только приземлились в Кабульском аэропорту, и никто из нас даже представить себе толком не мог, чем придется здесь заниматься. А мы особо над этим и не задумывались: что скажут — то и будем делать!
Транспортник с нашим снаряжением, оружием и боеприпасами приземлился чуть раньше нас. Мы в темпе перетащили свой груз в подогнанные прямо к рампе самолета грузовики, сами сели в два посольских автобуса и поехали.
Кабул лета 1979 года даже и не подозревал, что по его улицам уже едут те, кому всего через несколько месяцев будет суждено первыми вступить в ту бестолковую, наверное, никому не нужную (а может быть, и нужную — черт ее разберет) войну. Эта война с нашим участием продлится десять долгих лет, исковеркает жизни не одному поколению людей, полностью разорит и практически развеет по ветру то, что когда-то называлось государством Афганистан. И даже когда мы уйдем из Афганистана, война не остановится, а будет продолжаться уже между самими местными. Эта война повлечет за собой столько трагических последствий, что и подумать страшно. А ведь намерения вроде бы были самые хорошие… Но, как сказал какой-то мудрец, в этом мире осталось очень много беспорядка после тех, кто хотел привести его в порядок.
Не мы тому виной. Мы были пешки, которые по прихоти парящего на недосягаемой высоте хозяина были запущены в игру. Мы выполняли приказ.
Да, мы тогда не знали и не могли представить возможных последствий нашего появления здесь. А посему мы просто с любопытством глазели из окон автобуса на мелькавшие мимо многочисленные витрины дуканов, базарчики, на чудно одетых в просторные светлые портки и рубахи местных мужиков и на закутанных в чадру (по такой жаре сопреть можно!) женщин, на запряженных в тележки осликов. Мимо проезжали иностранные легковые автомобили: допотопные «опели» и «фольксвагены», блестящие новенькие «тойоты» со скошенными практически на нет капотами — последний писк автомобильной моды! Здесь были и наши Волги, УАЗы, Жигули. Ревели смрадно чадящие разномастные грузовики с высокими кузовами, расписанными яркими картинками, изображавшими каких-то невиданных животных, китов и птиц. В одном месте на перекрестке я заметил БТР. На глаза часто попадались солдаты, одетые в форму мышиного цвета (как у немцев во время войны). Некоторые были с оружием: встречались наши АКМы, ППШ, карабины и винтовки. Реже в толпе мелькали щеголеватые офицеры в фуражках с неимоверно высокими тульями.
Когда автобусы заворачивали на проспект Дар-уль-Аман, где располагалось наше посольство, я заметил на углу портняжную мастерскую, на витрине которой красовались афганские офицерские кители и фуражки. Я подумал, что неплохо купить такую фуражку в качестве сувенира, чтобы потом, когда все кончится, рассказывать о своих приключениях в далеких краях и под охи и ахи родственников, друзей и знакомых демонстрировать чудной головной убор. Я тогда не знал, что через десяток с небольшим лет и в нашу армию придет латино-американо-азиатская мода на офицерские фуражки с вызывающе высокой тульей и блестящими бляшками. Мне до сих пор эта мода кажется смешной, а кроме того, вроде бы стыдно армии великой державы перенимать украшательские элементы с формы войск развивающихся стран. И вообще, это похоже на то, как в былые времена солдаты стройбата, остро чувствующие свою неполноценность (многие из них за всю службу и автомата в руках не держали), на дембель цепляли себе на мундиры купленные значки парашютистов, «За кругосветное плавание» и прочие атрибуты воинской «крутизны». Но, как известно, на вкус и цвет товарищей нет. Кстати, забегая вперед, скажу, что фуражку я так и не купил.
На территорию советского посольства мы заехали через запасные ворота, и нас тут же повели на прием к послу.
Посол, седовласый и представительный, по нашим меркам, уже старый мужчина с хорошо поставленным голосом, принимал нас в большом холле посольского клуба. Здесь было прохладно, гудели невидимые кондиционеры.
Коротко, но толково он рассказал нам о ситуации в стране. Сказал, что партия, правительство, руководство МИДа и он сам возлагают на нас большие надежды, выразил мнение, что мы эти надежды оправдаем.
Посол нам всем очень понравился. Именно таким, по нашим представлениям, он и должен был быть: пожилой, мудрый, спокойный… Да и, сказать по правде, всем было лестно, что наша командировка здесь началась с такого значительного события: еще бы, не успели приехать — сразу на прием к послу!
Потом Долматов повел нас на задний двор разгружать грузовики с нашим имуществом. Мы таскали тяжеленные ящики с оружием, боеприпасами, продуктами…
Наконец, совершенно одуревшие от жары и усталости, закончив разгрузку, мы разместились в посольской школе. Это было каменное одноэтажное здание, стоявшее в окружении акаций и еще каких-то неизвестных мне чахлых деревьев.
В отдельном помещении поселилось наше руководство: командир отряда полковник Бояринов, заместитель командира подполковник Александр Иванович Долматов, еще один заместитель (по политической части) Василий Степанович Глотов, а также несколько наших преподавателей с КУОСа и трое наших бойцов. Это был наш штаб. Там же хранились ящики с оружием и боеприпасами, все наши съестные припасы (сухие пайки). Ребята развернули радиостанцию для связи с Центром, работа началась.
От непривычно сухого воздуха (более полутора тысяч метров над уровнем моря — недостаток кислорода) во рту все пересохло, страшно хотелось пить и спать.
Всухомятку кое-как перекусили. Я достал припасенную бутылку водки, и все по глотку выпили за новорожденного, то есть за меня, хорошего. Вот и отпраздновал свой день рождения!
Потом как-то внезапно стемнело. Включили свет.
Поступила команда: «Выходи, строиться!»
Построились в тесном коридоре. Все были одеты в новую, еще не обношенную толком спецназовскую форму песочного цвета, которую нам выдали в Москве.
Командир произнес небольшую речь, смысл которой сводился к тому, что мы теперь переходим к жизни в условиях военного времени. Обстановка тревожная. Возможны провокации со стороны сил, оппозиционных нынешнему прогрессивному режиму страны. Не исключены нападения на наше посольство. Предельная бдительность и осторожность. Беспрекословное подчинение. То, что нужно довести до нашего сведения — будет доводиться по мере необходимости. В отряде вводится «сухой закон» (про это мы слышали еще в Москве).
Наша ближайшая задача — круглосуточная охрана и оборона территории посольства, изучение обстановки, рекогносцировка на местности.
Потом выступил офицер безопасности посольства полковник Сергей Гаврилович Бахтурин. Он был в белой рубашке, при галстуке, в кожаном пиджаке черного цвета (как ему не жарко?). Бахтурин предупредил нас, что морально-психологический климат в посольстве весьма своеобразен, и поэтому нам не следует общаться с сотрудниками и служащими посольства, особенно с одинокими женщинами (которых здесь, оказывается, очень много — секретарши, машинистки и т. п.). Эти одинокие женщины, по словам офицера безопасности, будут пытаться устанавливать с нами интимные отношения.
— Так вот, кого застукаю — немедленно откомандирую в 24 часа, с позором и вонью! — вещал Бахтурин, оглядывая нас осуждающим взглядом, словно мы уже неоднократно совершили аморальные действия со всеми сексуально озабоченными одинокими женщинами посольства и его окрестностей.
Из его дальнейшей речи следовало, что нам по возможности вообще надо избегать попадаться посольским на глаза. Тем более с оружием и в форме. Особенно предостерег в отношении жены посла (посольские за глаза называли ее «мама»). Оказывается, она заранее вознегодовала, узнав, что приедут «солдаты» — по ее представлению, грязные, вонючие и грубые, — которые будут жить в посольской школе.
— Ведь там потом дети должны учиться! — содрогаясь в благородном ужасе, говорила послица.
«Мама» заявила, что сама лично каждый день будет контролировать состояние помещений и прилегающей территории.
Вход в большой бассейн посольства «мама» категорически исключила для нас: «Ведь там купаются женщины и дети!»
Нам нельзя было пользоваться и маленьким бассейном перед школой.
— А где же мыться? — спросил кто-то из строя.
— Душевых здесь вроде бы не видно… — вполголоса озабоченно заметил Долматов. — Бойцам необходимо соблюдать гигиену…
Оказывается, и этот вопрос «мама» предусмотрела. Мыться (и стираться?) нам можно будет на заднем глухом дворе школы, пользуясь резиновым шлангом для поливки газонов.
Мы переглядывались: как-то все это звучало диковато и малопонятно. Ведь мы приехали сюда не по своей прихоти и не отдыхать: мы приехали защищать, проливать за них и чужую, и свою кровь! А здесь такое отношение… Что же они — нелюди?
До этого никто из нас за границей еще не был, и мы, естественно, не могли знать, что посольские, торгпредовские и прочие члены совколонии (колонии советских граждан, находящихся в загранкомандировке) — это особая каста, которая здорово отличается от нормальных людей. Это было общество избранных, в котором, несмотря на постоянную текучку кадров (загранкомандировки ведь не вечны!), десятилетиями сохранялись и действовали совершенно непонятные и для непосвященного человека странные, никем не писанные, но свято оберегаемые и неуклонно соблюдаемые нравы, нормы и правила поведения и взаимоотношений.
Например, в этом перевернутом мире третьему секретарю посольства было зазорно дружить, а тем более общаться, например, с водителем того же посольства. В то же время третьему секретарю нечего было и надеяться на общение вне работы с первым секретарем. Даже дети должны были общаться с детьми родителей одного и того же ранга!
Самым главным в иерархии совколонии был посол — «папа», которым, как правило, управляла его жена — «мама». Именно она решала все бытовые вопросы, задавала тон «светской» жизни посольства. Она могла такое напеть «папе», что очередное продление командировки не приглянувшегося ей и тем самым провинившегося сотрудника могло накрыться медным тазом.
Затем по степени важности шел торгпред и руководитель аппарата экономического советника; ниже стояли сотрудники аппаратов разных ведомств.
Самыми бесправными были так называемые совспециалисты. Ими уже мог помыкать любой.
Мы не знали, что для выезда на работу за границу, а также для продления срока пребывания совспециалисты и прочие второстепенные технические сотрудники должны были « дарить» своему руководству в Союзе и на месте «подарки» и «сувениры». На то, чтобы скопить денег для подношений, как правило, уходило около года (общий срок пребывания наших граждан в загранкомандировках был не более трех лет).
Этот абсурдный мир существовал сам по себе, он был создан, взлелеян, детально расписан и накрепко вбит в души людей.
Обо всех этих внутрипосольских делах я узнал много позже.
Хотя, справедливости ради, следует сказать, что даже в те времена в природе существовали, да и сейчас наверняка есть, действительно хорошие послы и торгпреды. Как правило, это — не партийные выдвиженцы, а карьерные мидовские дипломаты или выходцы из МВЭСа. Мне приходилось таких видеть. Работать с ними было одно удовольствие. Но даже при таком раскладе в той или иной степени, на ином, более низком уровне сохранялась описанная выше иерархическая система, которую теперь уже, наверное, никак не вытравить…
Да… Тогда мы еще многого не знали. Хотя и догадывались, что «не все ладно в датском королевстве». Но ведь мы и сами были детьми этого мира, а поэтому многое воспринимали как само собой разумеющееся: сначала кажется диковатым, а потом — вроде бы так и надо… А вообще-то, по сравнению с нынешними «закидонами» сильных мира сего и существующими в настоящее время порядками (а вернее сказать — «понятиями») в наших заграничных, да и иных, учреждениях все прошлые дела кажутся просто детскими шалостями.
Так что мы, поудивлявшись, приняли инструктаж и сообщение офицера безопасности к сведению и после команды командира: «Разойдись, готовиться ко сну!» — вышли на заднее крыльцо школы, выкурили по сигаретке и пошли спать. Тем более что впечатлений за этот день мы набрались более чем достаточно.