РЕЦЕПТ БЕДСТВИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РЕЦЕПТ БЕДСТВИЯ

 Растущее число свидетельств о неудовлетворительном состоянии техники безопасности на советском ВМФ в период «холодной войны» требовало более тщательного расследования. П. Хухтхаузен занимался этим в сентябре—октябре 1995 г. и беседовал со спасшимися участниками гибели нескольких подводных лодок, включая «Комсомолец» К-287 («Проект 685» «Плавник»; по классификации НАТО — класс «Майк»), К-219 («Проект 667» «Навага»; по классификации НАТО — класс «Янки») и командным составом эскадры и флотилии, в которые организационно входила не вернувшаяся из похода подводная лодка К-129 («Проект 629»; по классификации НАТО — класс «Гольф-II»). Он также выслушал аргументы, которые представили старшие конструкторы нескольких проектов подводных лодок из ЦКБ морского судостроения «Рубин», и старшие офицеры управлений тыла и судостроения советского ВМФ. Хухтхаузен беседовал и со старшими офицерами флота, как отставными, так и продолжающими службу в ВМФ России, включая НГШ ВМФ адмирала Валентина Селиванова и адмирала Валентина Поникаровского, бывшего командира атомной подводной лодки и начальника военно-морской академии.

После дискуссий стало понятно, что существует четкая поляризация точек зрения конструкторов и пользователей подводных лодок относительно причин пожаров, отказов реакторов и других происшествий; вместе с тем, обе стороны согласны, что чрезвычайное напряжение, вызванное гонкой вооружений во времена «холодной войны» — во что бы то ни стало превзойти флоты Запада по количеству выпускаемых современных кораблей и подводных лодок — серьезно повлияло на частоту инцидентов. Кроме того, действовавшие силы флота были под сильнейшим нажимом, когда от них требовалось любой ценой «произвести развертывание» в периоды значительного усиление активности, которые определялись состоянием отношений между противоборствующими сторонами «холодной войны». В результате пользователи сглаживали углы в вопросах техники безопасности при эксплуатации и обслуживании военной техники и оборудования.

Один крупный изъян в технической готовности ВМФ был порожден системой, которая управляла советской военной промышленностью. Если на Западе размеры военных расходов определялись состоянием экономики, то советская военно-промышленная машина управлялась бюрократической системой централизованного планирования. Из доводов, которые представили как пользователи военной техники, так и кораблестроители, стало понятно, что в вопросах технической информации обратная связь от пользователей к строителям и конструкторам военной техники в существовавшей советской системе провалилась с треском. Пяти- и десятилетние планы, которые исходили от политических руководителей в Кремле и в подготовке которых инженерный состав или военные играли весьма маленькую роль, направляли деятельность каждого конструкторского бюро или судостроительного предприятия. Это вело к тому, что руководство промышленных предприятий, стремясь следовать графику производственного плана, закрывало глаза на многие недостатки и не делало упор на контроль качества и создание запаса надежности — два требования, которые являются центральными в военной промышленности Запада.

Другой особенностью процесса конструирования и производства советских подводных лодок являлось осуществляемое на практике личное участие одного или двух высокопоставленных личностей в каждом проекте. По забавному противоречию с коммунистической идеологией, которая говорит о коллективном труде, за проектирование и строительство «Комсомольца», начиная с этапа планирования в конце 1960-х годов и до завершения строительства и спуска на воду в 1983 г., несли ответственность только три человека.

«Проект 685» «Плавник» — это русское название программы строительства подводных лодок класса «Майк», согласно которой должны были быть построены атомные ударные подводные лодки, имеющие самую большую в мире рабочую глубину и, возможно, самую большую подводную скорость. Это был личный проект главного конструктора Владимира Кормилицына, помощника главного конструктора Дмитрия Романова и помощника Анатолия Чувакина, который в 1989 г. умер от сердечного приступа, узнав, что прототип проекта, подводная лодка «Комсомолец», загорелась и затонула.

Тщательно расследование причин катастрофы, проведенное конструкторами, возложило всю ответственность на действующие силы флота, которые не обеспечили должной подготовки личного состава лодки в борьбе с пожаром и общей борьбе за живучесть, а также не смогли организовать информирование конструкторского бюро и судостроительного предприятия о проблемах, связанных с техническим состоянием подводной лодки. Романов возлагает на флот всю ответственность за неспособность справиться с пожаром на «Комсомольце». Как пишет Романов, это произошло потому, что команда не задействовала штатные системы борьбы с пожаром. В ходе разговора, который состоялся в сентябре 1995 г., Романов сказал, что системы, установленные на «Комсомольце», были отключены во избежание частых случайных срабатываний. Члены команды «Комсомольца» поступили так из-за боязни понести наказание за возможное повреждение чувствительной аппаратуры, вызванное непреднамеренным запуском. Установленные на «Комсомольце» системы пожаротушения были аналогичны автоматическим разбрызгивателям, имевшимся на борту злополучного эсминца «Отважный» класса «Кашин», который взорвался и затонул в Черном море в 1974 г.

В подводных силах упор делался на походы, на действия в море, на развертывание любой ценой; все это определялось русским словом «пахать». В периоды нахождения на базе члены команд были задействованы на бесполезной для них работе типа покраски каменных бордюров, загрузки грузовых автомобилей, и политических занятий — вместо того, чтобы заниматься на тренажерах. В результате, когда лодки уходили на задание или принимали участие в учениях, членам команды приходилось осваивать свои основные обязанности в ходе работы, в реальных и порой опасных условиях. Соблюдение мер безопасности считалось дурным тоном, который подрывал моральный дух и сеял недоверие к боевой технике, вооружению и командному составу.

С другой стороны, представители оперативных сил советского ВМФ и большая часть спасшихся участников инцидентов винили судостроителей и конструкторов в отказах систем пожаротушения и другого штатного оборудования, обеспечивающих) безопасность эксплуатации подводных лодок, а также за отсутствие надлежащего спасательного оборудования. Расследование происшествия с «Комсомольцем» выявило и другие огрехи, которые не были связаны с конструкцией лодки или ее эксплуатацией. Эти огрехи имели отношение к организации сил поиска и спасения, управлению и контролю, и отжившей свое практики засекречивания реальных действий сил флота, что не дало возможности получить своевременную помощь от находящихся поблизости спасательных средств Норвегии.

Суммируя вышесказанное, те недостатки, которые всплыли на свет божий при гибели «Комсомольца», оказались совершенно такими же, как те, на которые указывали результаты расследования, долго скрываемые от общественности, о гибели линкора «Новороссийск» в 1955 г., о пожаре и гибели эсминца «Отважный» в 1974 г., и более ранних инцидентов с подводными лодками. Все говорило о неспособности эксплуатантов идти в ногу с быстро усложняющимися флотскими технологиями и излишней поспешности при вводе в боевой состав новых кораблей и подводных лодок. Вооруженные силы, отбросив предосторожность, неслись неизвестно куда, практикуясь только в боевом применении своих вооружений.

Конструктор подводных лодок Романов, работавший в ЦКБ «Рубин» морского судостроения в Ленинграде, был так раздосадован повторяющимися инцидентами с подводными лодками, что опубликовал свои мысли по этому поводу в вышедшей в 1995 г. сенсационной книге «Трагедия подводной лодки «Комсомолец»: аргументы конструктора», объяснив, с точки зрения конструктора, многие отказы.

Более ранние инциденты с реакторами находившихся в море атомных подводных лодок первого поколения К-3, К-19, К-11 и К-27 в 1960-х и 1970-х годах послужили прецедентом для расхождения во мнениях между конструкторами и флотом. Причины драматической гибели ударной подводной лодки К-8 «Кит» и 58 членов ее команды у побережья Испании в 1970 г., а также подводной лодки К-219 «Навага» в районе Бермудских островов в 1986 г. были во всех деталях обнародованы только после развала СССР. В 1989 г., в разгар горбачевских реформ, известие о сенсационной гибели «Комсомольца» было в советских средствах массовой информации представлено лишь как факт, частично; ужасающие подробности этого происшествия стали полностью известны только через шесть лет.

Претензии по поводу отсутствия надлежащей подготовки личного состава флота, выдвинутые Романовым, получили сердитую отповедь со стороны двух высших адмиралов советского ВМФ. Адмирал Флота В. Чернавин и его первый заместитель И. Капитанец выступили со статьей на страницах популярного издания «Военно-морской сборник», который является русским эквивалентом сборника «Просидингз», издаваемого военно-морским институтом США. Основными причинами происшествий адмиралы назвали отсутствие надлежащей политической мотивации и некачественное строительство лодок. Адмирал Капитанец писал, что некондиционные материалы, слабый контроль качества и безразличие рабочих-судостроителей внесли свою лепту в неудовлетворительное состояние техники безопасности в ВМФ. Он привел такой факт: дизельное топливо, используемое в советском ВМФ, воспламеняется при температуре, которая на 20 градусов ниже температуры воспламенения американского дизельного топлива. Капитанец заявил также, что спасательное оборудование отказало во время ухода лодки на дно, а не тогда, когда моряки начали его использовать.

После того, как в 1985 г. Горбачев уволил главнокомандующего ВМФ Адмирала Фиата СССР С. Горшкова, и после смерти адмирала в 1988 г., достоянием общественности стали подлинные истории об ужасающих потерях, понесенных флотом за двадцать семь лет направляемой Горшковым динамичной экспансии советского ВМФ. По иронии, эти откровения заставили приподнять завесу секретности, которая долгие годы покрывала операции подводных лодок по обе стороны бывшего «железного занавеса». В рассказах русских подводников открыто говорилось о многочисленных инцидентах с участием иностранных ударных подводных лодок, в результате которых повреждения получали подводные лодки обеих сторон. Любой из этих инцидентов мог привести к потере ракет, повреждению реактора и гибели экипажа в морской пучине.

Изменения, которые последовали за начатым Горбачевым 1985 г. процессом открытости, сильнейшим образом повлияли на советский ВМФ. К настоящему времени документально подтверждено, что в первые десять лет прорыва в Клуб ядерных держав (1958—1968 гг.) советский ВМФ потерял восемь подводных лодок и двести моряков, а более четырехсот человек получили смертельные дозы облучения. В эти годы динамичной советской военно-морской экспансии получившие большие дозы радиации военнослужащие отправлялись в отдаленные госпитали, где симптомы их болезни маскировались под нервные расстройства. Многие жертвы получили диагноз пострадавших от «травмы, вызванной стрессом». Многие умерли от радиационного отравления, и их останки были захоронены в необозначенных могилах, сведения об остальных отсутствуют.

Верховный Совет, высший законодательный орган, который обычно «ставил печать» на постановлениях ЦК партии, превращая их таким образом, в законы, запретил медицинским учреждениям в официальном свидетельстве о смерти указывать причиной смерти «радиационное отравление» или «облучение».

Злоключения СССР с атомной энергией начались с происшествий на прототипах его атомных подводных лодок и надводных кораблей. Первый в мире атомный ледокол, широко разрекламированный «Ленин», был построен в конце 1950-х годов. На одном из трех реакторов ледокола в 1966 г. произошло расплавление топливного элемента, что привело к гибели по меньшей мере тридцати членов команды ледокола. Ядерная силовая установка ледокола, служившая испытательной площадкой для силовых установок будущих подводных лодок, была демонтирована и затоплена в Карском заливе близ Новой Земли, отдельные участки которого до сих пор сильно заражены.

Первая советская подводная лодка с ЯЭУ, прославленный «Ленинский комсомол», на которой ходил пионер атомного подводного флота Леонид Осипенко, была спущена на воду в 1957 г. Ее прототипом была К-3, подводная лодка «Проект 627» «Кит» (по классификации НАТО — класс «Новембер»), ставшая первой советской подводной лодкой, которая в подводном положении достигла Северного полюса и всплыла там. За этот успех командир лодки Осипенко и его старший помощник, известный рационализатор в области атомной энергии Лев Жильцев, были удостоены Никитой Хрущевым звания Герой Советского Союза. Тот факт, что во время похода к полюсу из-за утечки в парогенераторе реактора смертельное облучение получили двенадцать членов команды К-3, был спокойно замят. Через четыре года та же самая лодка из-за пожара на борту потеряла тридцать девять человек команды, кое-как вернулась в порт приписки, потом была выведена из боевого состава флота и аналогично затоплена в Баренцевом море близ Новой Земли — в растущей могиле неудачных советских атомных проектов. А ведь эту лодку можно было превратить в музей.

Имя Николая Мормуля, инженера той первой подводной лодки, о которой было упомянуто в главе 10, стало легендой на длинной дороге неудач с советскими подводными лодками. После катастроф на борту ледокола «Ленин» и на подводных лодках К-11, К-27, К-140, К-329, К-222, К-123, К-314, К-431, К-192, К-8, K-19, повлекших гибель более чем 250 моряков, инженер-ядерщик Мормуль стал открытым критиком безопасности советских подводных лодок. Он предпринимал попытки, которые оказались тщетными, представить в инженерное управление ПИ ВМФ детальные инструкции, целью которых являлись корректирующие действия на эксплуатируемых атомных силовых установках подводных лодок с последующей доработкой этих установок. Он тут же попал в немилость к высшему командованию за отказ прекратить попытки составить новые инструкции по эксплуатации ядерных энергетических установок. ГК ВМФ Адмирал Флота Советского Союза С. Горшков приказал упрятать Мормуля в тюрьму за отсутствие чувства патриотизма и его попытки предать огласке уже давно имевшиеся факты плачевного состояния советского подводного флота. Единственным реальным «преступлением» Мормуля были его выступления в пользу улучшения состояния безопасности силовых установок. В 1986 г., вскоре после чернобыльского инцидента, когда Мормуль еще находился в заключении, он направил Горбачеву письмо с написанной им инструкцией по улучшению состояния безопасности на полностью дефектных ядерных силовых установках по всему СССР. Его профессиональный опыт был опять проигнорирован, а он сам был назван «общественно вредным».

Мормуль был выпущен Горбачевым в 1987 г. в ходе массового освобождения политических заключенных. Ему присвоили звание контр-адмирала и вернули на Северный флот на должность старшего инженера. Но уже было поздно — его знания игнорировались преимущественно по политическим причинам. Позднее Мормуль написал книгу, в которой поведал о скрываемом прошлом советского подводного флота и о грустных фактах засорения моря ядерными отходами. Книге, написанной в 1992 г., цензура долго не давала хода, но в конце концов она была напечатана в России в 1996 г.

Более трагичными, чем рассказы об отдельных военно-морских катастрофах на море, являются приводимые Мормулем данные и официальные свидетельства о большом количестве атомных реакторов и единиц атомного оружия, разбросанных на дне океана и находящихся в разной степени разрушения. Тревожные сообщения, которые стали появляться после 1991 г., подтверждают количество и местоположение вышедших из строя атомных реакторов и потерянных атомных боеголовок, лежащих на дне океана, которые являются останками сорокалетней истории скрываемых катастроф советского подводного флота. В одном только месте свалки — в Карском море, возле Новой Земли, которая является крупнейшей могилой советских атомных отходов — по данным 1992 г., на дне моря уже находится 3,5 миллиона кюри ядерного мусора. Это составляет одну десятую часть радиационного загрязнения, попавшего в атмосферу во время инцидента в Чернобыле. Источники остаточной радиации в этом районе моря представлены 1 брошенным корпусом подводной лодки (К-27), 16 неисправными реакторами (в 6 реакторах все еще находится топливо) и 9000 тонн отработанного ядерного топлива и жидких ядерных отходов; все это покоится на глубине не более 50 метров.

В период с конца 1950-х годов до 1993 г. обычной практикой советского, а затем и российского ВМФ являлся сброс жидких и твердых радиоактивных отходов и отработанного ядерного топлива в воду в обозначенных районах Баренцева моря и Тихого океана. Точно определить место сброса каждой партии атомного мусора невозможно, поскольку, но свидетельству Мормуля и самих участников сброса, большое количество атомного мусора в советское время сбрасывалось без регистрации места сброса, ночью, в местах, не разрешенных для сброса. Это практиковалось как в северной части Баренцева моря, так и в Японском море, у баз Тихоокеанского флота.

Несанкционированный секретный сброс радиоактивных отходов в море был результатом господствующих настроений в разгар так называемого застойного периода советской истории, когда старший командный состав флота и руководство судостроительных предприятий избегали брать ответственность за свои действия из-за боязни наказания. Давление на производство по выпуску продукции согласно нереалистичным планам центрального руководства превалировало над всем остальным. Партийные чиновники и руководители судостроительных предприятий, выпускавших корабли для ВМФ, фальсифицировали документы, чтобы показать, что они соответствуют показателям центрального плана. Контроль качества при строительстве ядерных энергетических установок был слабым или отсутствовал вообще. Безопасности при строительстве на судостроительных предприятиях не было. Карьерный рост зависал от выполнения производственных показателей, качество или безопасность производства мало влияли на него.

После того как появились сообщения о таком катастрофическом советском военно-морском наследии, и в связи с нарастающим международным требованием прекратить сброс атомных отходов в море, президент РФ Б. Ельцин в 1992 г. учредил комиссию, которая должна была изучить и доложить ему ситуацию с атомным мусором в районах вблизи бывших советских военно-морских баз. Через год работы комиссия выпустила доклад, который известен под его коротким названием «Доклад Яблокова»[22]. В докладе приводятся подробности об известных советских захоронениях атомного мусора в Северной Атлантике, Баренцевом море, и в Тихом океане. Однако, по мнению Н. Мормуля, «Доклад Яблокова» говорит только о малой толике из общего объема незарегистрированных захоронений.

«Доклад Яблокова» также в общих чертах упоминает об известных ранее по данным разведки, а также из обнародованных адмиралом Мормулем сведений о нескольких серьезных происшествиях на реакторах подводных лодок, в том числе и о происшествии в бухте Чазма.

Этот страшный инцидент случился 10.08.1985 г., когда на базе Тихоокеанского флота Шкотово-22, что примерно в 50 километрах к северу от Владивостока, на борту атомной подводной лодки К-314 началась неуправляемая самопроизвольная цепная реакция деления урана. Инцидент произошел во время смены топлива в активной зоне атомного реактора ударной подводной лодки «Проект 671» (но классификации НАТО — класс «Викгор-1») — через пять месяцев после столкновения лодки с американским авианосцем «Китти Хок». При подготовке к смене топлива была обнаружена утечка из-под крышки реактора — дефект, который обычно устраняется в сухом доке. Однако, стремясь сэкономить время, команда лодки и рабочие судостроительного предприятия попробовали выполнить ремонт на лодке, которая находилась на плаву.

В процессе подъема крышки реактора, что требовалось для удаления отработанного топлива, рабочие случайно извлекли два топливных стержня, что вызвало неуправляемую цепную реакцию деления, в результате чего крышку реактора весом в одну тонну подбросило вверх на высоту более 100 метров, потом она упала опять на лодку. Взрыв разметал радиоактивное топливо и тела десятерых рабочих и матросов по бухте. От взрыва в воздух поднялось ядерное топливо и решетчатая ловушка-поглотитель нейтронов, образовав громадный шлейф заражения, содержавший в себе примерно 4 кубометра высокорадиоактивного материала; этот шлейф накрыл площадь, равную по площади территории, зараженной после трагедии в Чернобыле, и вытянулся на 6 километров в сторону Владивостока. Вскоре после взрыва рабочим и морякам приказали навести порядок на месте происшествия и помалкивать об инциденте.

Как рассказали свидетели, после того как возгорание было ликвидировано, ворота предприятия были закрыты, а рабочим, участвовавшим в уборке места взрыва, было приказано сбрить волосы, сдать одежду и несколько раз принять душ. Останки тел десяти погибших вместе с другими зараженными предметами были захоронены в специально подготовленных ямах. С лодки сняли реакторы и, отбуксировав к дальнему пирсу, там и оставили. В 1994 г. она все еще находилась у этого пирса. Подробное описание этого происшествия было вырезано цензорами до публикации книги Мормуля.

Согласно официально приводимым данным «Доклада Яблокова», четыре цельных корпуса подводных лодок лежат на дне Атлантического океана (К-8, К-278 и К-219) и Карского моря (К-27), на дне моря покоятся и восемнадцать атомных реакторов, имеющих разные степени повреждения. Помимо этих чрезвычайно опасных объектов, дно Мирового океана усеяно тридцатью восемью ядерными боеголовками, из них тридцать штук лежат на глубине 6000 метров у Бермудских островов. Эти боеголовки, находящиеся внутри корпуса лодки, затонули вместе с ней. Это была первая в истории гибель ПЛАРБ в море, и этой лодкой оказалась К-219 «Проекта 667» (по классификации НАТО — класс «Янки»),

Нестабильное жидкое ракетное топливо послужило причиной нескольких инцидентов на советском ВМФ. В одном из таких случаев, произошедшем на аналогичной лодке класса «Янки», имевшей ракеты большей дальности полета, но заправленные все тем же жидким топливом, экипажу лодки, во избежание взрыва на борту, пришлось открыть крышки ракетной шахты и отстрелить одну баллистическую ракету с атомной боеголовкой в Тихий океан. Несколькими днями позже лихорадочные усилия ВМФ увенчались успехом, и отстреленная боеголовка была поднята.

Многие годы официальным ответом ВМС США и советского ВМФ на критику по поводу затопления атомных отходов являлось утверждение о том, что лучшим местом для захоронения старых реакторов и боеголовок является глубокая грязь на морском дне—чем глубже, тем лучше. Да, говорят специалисты, это верно, но только в том случае, когда контейнер, в котором находится реактор, или корпуса ракет, загерметизированы и не имеют механических повреждений. Однако как долго такие контейнеры могут оставаться на дне моря в их неизменном состоянии? ВМС США тщательно следят за состоянием придонной среды вблизи останков затонувших американских атомных подводных лодок «Трешер» (SSN-593) и «Скорпион» (SSN-589) — единственных американских лодок, потерянных в результате происшествий на море, и публикуют результаты каждые несколько лет.

В 1991 г. Россия унаследовала от СССР самый большой в мире флот атомных подводных лодок — 245 единиц, и должна была решать в будущем неизбежную задачу по выводу этих лодок из боевого состава ВМФ и их последующей утилизации. В докладе, выпущенном в 1996 г. организацией «Фонд Беллона» — норвежской группой, контролирующей состояние окружающей среды и имеющей свои отделения в России, выражена международная озабоченность относительно того, что российские ядерные объекты представляют серьезную экологическую угрозу соседним регионам и что Россия неспособна и не хочет вкладывать средства для исправления ситуации. Доклад вызвал такое раздражение в политических кругах России, что российский участник исследований и работы над докладом капитан 1-го ранга в отставке А. Никитин был арестован и обвинен в краже секретных материалов, касающихся дислокации атомных подводных лодок и информации по атомным реакторам ВМФ, что считается жизненно важным для национальной безопасности России.

Преемница КГБ, Федеральная служба безопасности России, начала свой неожиданный натиск в октябре 1995 г. арестом отставного капитана 1-го ранга Никитина. Целью подобного поступка, скорее всего, было дать сигнал преимущественно иностранным исследователям, которые относительно безнаказанно мотаются туда и сюда по ранее закрытым военным территориям России, собирая данные для анализа ядерной безопасности и ущерба окружающей среде, вызванного обилием ядерного мусора и практикой его захоронения в советские времена.

Как свидетельствует доклад «Фонда Беллона», утилизация твердых и жидких радиоактивных отходов представляет собой основную проблему, влияющую на программу вывода кораблей из боевого состава. Одной из наиболее серьезных угроз для безопасности является неспособность поддерживать в надлежащем состоянии хранилища отработанного ядерного топлива и радиоактивных отходов.

В 1995 г. бывший командующий Северным флотом адмирал О. Ерофеев заявил, что «вопросы хранения отработанного топлива ядерных реакторов, радиоактивных отходов, списанных подводных лодок, и недостатки в обслуживании лодок, продолжающих нести службу, являются проблемой не только Северного флота, но и Российского государства. Поэтому необходимые действия будут естественными не только для Северного флота, но и для МЧС. Если сегодня не принять мер по разрешению ситуации, то через какое-то время ситуация может стать критической и привести к экологической катастрофе». Кто может знать этот- вопрос лучше адмирала Ерофеева?

Стремясь облегчить проблему демонтажа реакторов, Россия попросила помощи у Запада и получила се. За последние пятнадцать лет американская, норвежская, японская, британская, французская и итальянская программы значительно помогли в разрешении этой проблемы.

По данным «Фонда Беллона», мониторинг радиационной обстановки и чрезвычайное реагирование на ядерные инциденты в местах дислокации Северного флота вышли на такой уровень, что, например, в 2008 г. все потенциально опасные объекты находились под круглосуточным наблюдением. По заверениям А. Пономаренко, координатора «Фонда Беллона» (Мурманск) по ядерной и радиационной безопасности, «легкие проекты», под которыми мы подразумеваем и разрушение подводных лодок, капитально завершены». Тем не менее практически ничего не делается по выводу из эксплуатации надводных кораблей с ядерной силовой установкой, и Россия, похоже, приостановила вывод из боевого состава двух первых крейсеров класса «Киров», которые могут вернуться на службу.