§ 33. Порт начинает ремонт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 33. Порт начинает ремонт

Надежды на перестройку работ в Севастопольском порту по примеру нового судостроения в Петербурге не оправдались. Несмотря на переживавшиеся еще страной революционные потрясения, в судостроении повсеместно восстанавливался прежний рутинный порядок дел. На Черном море, в главной базе флота, судостроение так и осталось на „птичьих правах”. Обычным порядком по всем заказам, пусть это даже была одна-единственная пружина для предохранительного клапана вспомогательной машины, высылались через портовую контору (и не иначе) запросы на конкуренцию, ожидались ответы, сравнивались условия и затем, после доклада главному командиру флота, принималось решение. Кстати сказать, был случай, когда, отклонив условия назначавшего минимальный срок Сормовского завода, заказ на пружину отдали рижскому заводу „Рессора”, назначившему минимальную цену, но зато и самый длинный срок (5 недель).

Шести заводам послали запрос на условия изготовления четырех листов стали толщиной 14 и 18 мм, которые нужны были для ремонта сухопарника котла № 8. Требовавшиеся „в самый короткий срок” эти листы заказали избранному из конкурентов Днепровскому заводу 29 мая — через месяц после начала торгов, а получили где-то в середине августа. И так почти по всем позициям обширного перечня работ.

Кроме потерь от расстрела крейсера, приходилось восполнять и потери от предпринимавшихся портом „заимствований” с „Очакова” для срочных надобностей плававших кораблей. 53 штуки одних лишь красно-медных труб разных типоразмеров уже успели отдать на броненосец „Пантелеймон”, миноносец „Стремительный” и другие суда. Исчезли бесследно два бронзовых разобщительных клапана, якобы сгоревших при пожаре (по поводу чего главный инженер-механик порта Л. Я. Якобсон дипломатично заметил, что ему неизвестно, была ли во время пожара температура 1000°, при которой плавится бронза).

Основным поставщиком труб, опередившим даже известный „Петербургский завод Общества меднотрубопрокатных заводов, бывший Розенкранц”, стал „Торговый дом Князь Юрий Гагарин”. В поставках труб выручал и Сормовский завод. Нигде в России не производились перебитые при расстреле стальные цельнотянутые трубы главного и вспомогательного паропровода.

Поставкой Сормовского завода стал и требовавшийся для „Очакова” новый котельный главный стопорный клапан из бронзы в полном сборе со всеми принадлежностями и запасной бронзовой втулкой. Изготовляли заново и крышки цилиндра среднего давления. В прежних при испытании даже на неполное гидравлическое давление (8,44 атм вместо 14) обнаружилась течь. Заказ на новый ЦВД левой машины (стоимость 8200 руб) взамен, как писали, „лопнувшего при пожаре” достался Николаевскому заводу, вероятно, из-за удобства доставки казенными средствами: извлеченный из корабля цилиндр уже в июне 1906 г. отправили в Николаев на транспорте „Батум”, чтобы завод снял с него уцелевшую стальную рубашку и вставил затем ее в новый цилиндр. В марте при гидравлическом испытании давлением 18 атм проявился внутренний порок в отливке, давшей трещину. Цилиндр забраковали, начали формовать новый. Только в сентябре отливка была готова и лишь 24 ноября успешно испытана давлением 23 атм.

Полностью обновлялась система электрического освещения; фирмы „Симменс и Гальске”, „Всеобщая компания электричества” и завод Бюксенмейстера получили заказов на сумму более 3000 руб. Почти все работы по электрооборудованию выполняла минная мастерская Севастопольского порта, ремонтировавшая две динамомашины, три электродвигателя водоотливных насосов, два двигателя лебедок для подъема катеров, все электрические вентиляторы. Заново заказывались четыре (из бывших шести) станции управления подводными минными аппаратами, все восемь станций управления двигателями водоотливных насосов и обе станции лебедок для подъема катеров. Система электрического управления рулем полностью была поручена прежнему исполнителю — „Акционерному обществу электромеханических сооружений”; оно же по новому контракту брало на себя переборку лебедок элеваторов подачи боеприпасов.

Вместо погибших телефонов Е. В. Колбасьева аппаратуру стал поставлять завод Н. К. Гейслера. Восстановление водопровода и парового отопления выполняла петербургская фирма „Зигель”.

На восстановление крейсера работали все мастерские адмиралтейства, и все же к концу 1906 г. не успели даже завершить полную ревизию механизмов, систем и устройств, а слесарно-сборочная мастерская не получила наряда на проверку гидравликой уцелевших систем парового отопления и водопровода.

Урывками, как признавал главный минер порта капитан 2 ранга М. Б. Щиголев, шли и работы по ремонту электродвигателей и аппаратуры освещения. В первую очередь обслуживать приходилось плавающие корабли, поэтому непосредственно к замене проводки, установке механизмов и работам, связанным с корпусными, предполагалось приступить лишь к 1 мая 1907 г. при условии, если не задержит „неготовность корпуса” и хватит рабочих рук. Постоянно заваленной работами была и медно-котельная мастерская, на которую ложились все исправления трубопроводов. Сам старший механик Н. Н. Иванов, написав уже три рапорта главному инженер-механику Л. Я. Якобсону, четвертый месяц не мог добиться получения обыкновенного брандспойта, необходимого для откачивания воды с настила внутреннего дна в кочегарках. Вода скапливалась от фильтрации при испытании водонепроницаемости переборок угольных ям; она мешала котельщикам, очищавшим трубки котлов, не позволяла начать очистку и окраску целого ряда отсеков междудонного пространства.

Согласно очередной (по счету 71-й) ежемесячной записке строителя о состоянии постройки корабля к 1 января 1907 г. готовность его составляла 84.36 %. Это означало, что над уровнем, к которому она была отброшена разгромом крейсера, она поднялась немногим более, чем на 12 %. В стадии исправлений, переделок или даже еще только демонтажа находилось около половины всех учитывавшихся запиской судовых устройств, дельных вещей, систем оборудования, вооружения и снабжения. Сняты были все 30 орудий, включая четыре башенных, кормовая башня и боевая рубка; снимались броневые плиты элеваторов, броневой палубы и казематов 152-мм орудий. Разобраны были системы вентиляции, водопровода, парового отопления, умывальники, гальюны, один из камбузов, все пять провизионных погребов. Исправлялись снятые с корабля фок-мачта, все шлюпбалки, водосточные шпигаты, ручные штурвалы, кормовой шпиль, иллюминаторы, забортные трапы и водонепроницаемые двери. В работе были горловина для погрузки угля, светлые люки с крышками, тамбуры сходных люков. Сняты были мешавшие работам ростерные блоки, кнехты, минбалки, часть пиллерсов, тентовые стойки, съемные цистерны в трюмах и т. д. Демонтировались устройства сетевого заграждения, отмененные МТК на флоте в августе 1905 г.

К лету 1907 г. „неоконченность работ по железным частям корпуса” крейсера, приказом по морскому ведомству от 25 марта 1907 г. переименованного из „Очакова” в „Кагул” [73], составляла 2,87 %, а в целом по корпусу — 8,63 %.

Возобновлялись работы, по которым так и не было принято окончательного решения до разгрома крейсера. К объектам таких работ в частности, относились все еще не налаженная полностью водоотливная система и многострадальное рулевое устройство. Заказанное Николаевским портом для бывшего „Кагула” и смонтированное затем на „Очакове”, чтобы быстрее испытать его в действии, электрическое рулевое устройство теперь было демонтировано и отправлено для исправлений на завод Дюфлона в Петербург. Но поскольку теперь бывший „Кагул” — „Память Меркурия” — должен был вступить в строй раньше бывшего „Очакова”, Г. П. Чухнин в июне 1906 г. решил снятые с „Очакова” приводы вернуть после исправления в Николаев, а для севастопольского крейсера заказать предполагавшееся ранее устройство системы „Симменс и Гальске” (опрометчиво отмененное МТК для „Очакова”, оно, как теперь сообщали с „Авроры”, в непрерывных 48000-мильных плаваниях крейсера действовало „очень хорошо” и признавалось „вполне надежным”). Это решение было одобрено минным отделом МТК, и заказ на новое рулевое устройство ГУКиС разрешило сделать непосредственно через севастопольскую портовую контору.

Переговоры шли с августа по ноябрь. Чтобы уменьшить габариты устройства для удобства его обслуживания в тесном рулевом отсеке, фирма добивалась разрешения увеличить время полной перекладки руля с борта на борт с 0,5 до 1 мин. Принятое для броненосцев, „чувствительных к малейшему отклонению руля”, такое удвоенное время МТК считал недопустимым для „не отличающихся поворотливостью” крейсеров. К тому же, МТК теперь начал склоняться в пользу другого — более дешевого и обещавшего большую надежность устройства ревельского завода „Вольта”.

12 февраля 1907 г. МТК подвел итоги рассмотрения конкурсных проектов рулевых устройств, предлагавшихся для новых балтийских и черноморских броненосцев. [74] С учетом усовершенствований и упрощений, предложенных электротехником Балтийского завода Федорицким, избранная МТК система „Вольта” по простоте и надежности действия далеко превосходила все другие. Схема инженера Федорицкого не требовала специальной станции для управления силовым электродвигателем и благодаря дополнительно разработанной изобретателем специальной дифференциальной системе сцепления рулевых машин с приводами позволяла переходить с парового управления рулем на электрическое без каких-либо переключений в рулевом отделении. Электродвигатель, заключенный в герметический кожух, мог работать даже при затоплении рулевого отсека водой. Не будучи удовлетворен ни одной из трех применявшихся до этого систем электрического рулевого управления (включая и американскую на крейсере „Громобой” и броненосце „Победа”), МТК решил срочно испытать новую систему на „Памяти Меркурия”. На бывший „Очаков” предложили … вернуть прежнюю, еще ремонтировавшуюся на заводе систему Дюфлона. Так в проекте восстановления „Очакова” менее чем за год переменились три системы электрического управления. Заново приступили к так и остававшимся в 1905 г. неначатыми работам по оборудованию боевого перевязочного пункта. Еще в 1898 г. медицинская служба флота предложила вместо временного развертывания такого пункта в кают-компании с началом боя предусматривать на корабле уже во время постройки специальные защищенные броней помещения для боевого перевязочного пункта и операционной. Это гарантировало бы раненых и врачей от уничтожения случайным снарядом. Предложение главного медицинского инспектора флота почетного лейб-хирурга В. С. Кудрина было всеми одобрено, но еще долго из-за отсутствия в составе МТК медиков о перевязочных пунктах вспоминали в последнюю очередь, когда все лучшие помещения были уже распределены для боевых нужд. Поздно вспомнили о них и на этот раз. Только в октябре 1905 г. и то лишь по случаю командировки в Николаев флагманского доктора Балтийского флота действительного статского советника Р. И. Гловецкого МТК дал ему попутное поручение осмотреть строившиеся корабли и подготовить предложения по проектированию на них боевых перевязочных пунктов. Учитывая опыт уже выполненных под его руководством подобных работ на „Олеге” и на кораблях 2-й тихоокеанской эскадры, Р. И. Гловецкий, осмотрев предназначенные под операционные помещения обоих крейсеров, высказал ряд важных замечаний. Сами не вполне удобные, размещенные под броневой палубой далеко в носовой части (в районе шп. 32–35) операционные не имели дополнительного помещения для ожидающих медицинской помощи или уже получивших ее. Всем им предстояло тесниться в операционной и быть свидетелями выполнявшихся у них на глазах тяжелых операций. Еще хуже было соседство с патронным погребом, подача боеприпасов из которого предполагалась через операционную. На „Олеге”, как докладывал в МТК Р. И. Гловецкий, после серьезного обсуждения патронный погреб нашли, возможным переместить в другое место. В случае такого же решения на „Очакове” и „Кагуле” (главный командир отнесен к нему сочувственно) помещение погреба следовало использовать для установки полагающейся на корабль по штату рентгеноскопической аппаратуры и размещения в нем во время боя тяжело раненых, чтобы не эвакуировать их наверх под вторичный расстрел. Для подачи раненых предлагался специальный вертикальный подъемник типа лифта и вертикальный трап для быстрой эвакуации людей при затоплении отсека водой.

Чтобы не оказаться в бою без требующейся в большом количестве воды, ее требовалось подводить непременно из защищенных броней отсеков. Кроме искусственной А непременно вдувной и вытяжной), следовало, несмотря на понятные трудности, добиваться и естественной вентиляции. Это требовалось, чтобы не было скопления в замкнутом помещении паррв хлороформа и других летучих веществ. Нужно было обеспечить хотя бы 20-кратный обмен воздуха в помещении в течение часа (на броненосцах „Бородино”, „Орел” и „Князь Суворов” этот показатель был доведен до 50). Детальными были и указания по составу и размещению необходимой медицинской аппаратуры. Все предложения и разработанные Р. И. Гловецким чертежи были одобрены МТК.

Любопытно, что и в этом случае некому было подумать о разработке типового расположения медицинских помещений и предъявляемых к ним основных технических требований. Вразнобой, как и прежде, несмотря на производившиеся тогда поставки для кораблей Балтийского флота, осуществлялся и заказ оборудования по обширным, полученным уже в 1907 г. ведомостям доктора Р. И. Гловецкого.

Наследием 1905 г. остался для строителя и непростой вопрос о замене покрытия палуб. Частью сгоревший или сильно поврежденный тиковый настил верхней палубы главный командир, руководствуясь „боевым опытом” расстрела крейсера, а главное отсутствием средств на заказ древесины, распорядился заменить „дермитом” [75]. Это покрытие, выполнявшееся по рецепту судостроительного мастера Севастопольского порта Вишневецкого, на Черноморском флоте уже не раз применялось взамен деревянных настилов или линолеума. К такому же решению, кстати сказать, пришла, руководствуясь уже опытом русско-японской войны, и петербургская комиссия контр-адмирала Э. Н. Щенсновича, рекомендовавшая для предотвращения пожаров покрывать палубы каким-либо негорючим материалом: лапидитом, шведской мастикой или „чем-либо иным”.

Поскольку вместо 76-мм тиковых досок появился лишь тонкий слой нового покрытия, пришлось переделывать леерные стойки, обуха штагов, крышки потайных люков и 43 горловины для погрузки угля.

Очень скоро, однако, острота полученных уроков стала утрачиваться, и уже в марте 1908 г. Адмиралтейств-совет одобрил новое предложение МТК — вернуться к прежнему покрытию верхних палуб деревом, правда, уменьшенной до 38 мм толщины. Несмотря на доводы строителя о задержке работ (на год и три месяца) и семикратном удорожании их при заказе вместо дермита тиковых досок (сосновые при заданной толщине быстро растрескиваются), это решение было распространено и на „Кагул”.

Нежданным оказалось и другое новшество: в октябре 1908 г. начальник морских сил Черного моря контр-адмирал И. Ф. Бострем приказал приспособить „Кагул” под флагманский корабль. Это означало, что необходима крупная переделка кормовых офицерских помещений.

Большой объем предстоящих работ был связан с изменениями, отражавшими опыт минувшей войны.