§ 28. Каратели собирают силы

§ 28. Каратели собирают силы

Вечером 13 ноября на большом совещании в морском собрании Г. П. Чухнин, не перестававший сколачивать силы контрреволюции, призвал офицеров, пока не поздно, сплотиться, как один: „Не дадим мужикам топтать нашу честь в грязи, иначе мы все погибли…” — кричал он в исступлении, кончившемся, как говорили, обмороком. Днем 14 ноября адмирал начал объезд кораблей и везде читал телеграмму царя с призывом к матросам образумиться, иначе с ними поступят, „как с клятвопреступниками и изменниками”. Угрозами истребления матросов силами окруживших город войск вперемешку с клеветой на восставших в дивизии, якобы пытающихся „толкнуть русский народ на братоубийственную войну”, призывами сплотиться и проявить „настоящие чувства любви к родине”, „добрыми” советами не возбуждать „недоверия армии”, требующей разоружения и ухода эскадры из Севастополя, адмирал сумел добиться перелома.

„Широкие массы были еще слишком наивны, слишком мирно, слишком благодушно, слишком по- христиански настроены”, — объяснял тот период революции В. И. Ленин. — Они вспыхивали довольно легко …, но не хватало выдержки, отсутствовало ясное сознание задачи: не хватало достаточного понимания того, что только самое энергичное продолжение вооруженной борьбы, только победа над всеми военными и гражданскими властями, только ниспровержение правительства и захват власти во всем государстве является единственной гарантией успеха революции” [57].

Эти четкие и ясные азы революции громадному большинству матросов были неведомы. Вот почему даже на долго сопротивлявшемся разоружению „Пантелеймоне” матросы в конце концов, несмотря на возражения одиночек, с детской доверчивостью поверили вернувшимся офицерам и позволили свезти на берег все винтовки, патроны и приспособления для стрельбы из орудий.

Стойкость проявил один лишь „Очаков”.

Следующим шагом по плану Г. П. Чухнина был вывод эскадры в море, чем окончательно разрывались бы связи взаимной поддержки между матросами эскадры и восставшей на берегу дивизией. „Очаков”, упорно отказывавшийся образумиться, несмотря даже на оглашенную перед выстроенной командой телеграмму царя, решено было потопить торпедами специально подготовленного для этого миноносца.

Задерганные и запуганные Г. П. Чухниным и прибывшим с диктаторскими полномочиями командиром 7-го армейского корпуса генералом А. Н. Меллером-Закомельским флотские офицеры при всей их нерешительности все же нашли в себе силы возражать против замысла утопить восставших в крови. Проявив явную недисциплинированность, они, после экстренного совещания представителей кают-компаний кораблей, днем 14 ноября направили Меллеру-Закомельскому протокол, в первом же пункте которого говорилось: „офицеры флота не желают кровопролития”. Подписавшие протокол не только возражали против намерения увести эскадру в море, но и довольно смело указывали, что доверие команд к офицерам было подорвано вследствие „непоследовательных и нетактичных поступков высшего морского начальства” (т. е. Г. П. Чухнина — Р. М.) и игнорирования им офицерства. Для успокоения команд предлагалось немедленно удовлетворить приемлемые экономические требования матросов, созвать общее собрание офицеров и просить царя судить всех виновных в беспорядках матросов не по законам военного времени и с участием частной адвокатуры.

Очевидно, рассчитывая внести раскол в ряды восставших, Меллер-Закомельский предложил Г. П. Чухнину учесть это предложение — отдать приказ о немедленном выявлении — с помощью офицеров — приемлемых нужд матросов, обсудить необходимые меры в собрании офицеров, немедленно сообщить их команде „Очакова” и в дивизии, а офицерам разрешить собираться по их желанию.

Но уже собравшийся с силами, полный ненависти к бунтовщикам адмирал отверг все компромиссы: „Неужели не понимают, что это постыднее нашего мира с Японией? Это означало бы полную сдачу на милость врага”. Крайний черносотенец и убежденный погромщик, не находивший сочувствия даже среди большинства своих офицеров, — он жаждал крови. Его сдерживали только два обстоятельства. Силы усмирителей еще подходили к городу. По-прежнему он опасался, что флот восстанет, если он отдаст приказ стрелять по „Очакову” или потопить его торпедами. Вот почему главной своей задачей он считал разоружение эскадры и обеспечение, в соответствии с указанием Меллера-Закомельского, тыла усмирителей, уже окруживших казармы дивизии.

В соответствии с этим планом, в ночь на 15 ноября с „Пантелеймона”, который, несмотря на возвращение офицеров, по-прежнему не внушал властям доверия, были сняты важнейшие детали затворов всех орудий и затоплен погреб 152-мм снарядов; утром по приказу Чухнина на броненосце прекратили пары в котлах — корабль на какое-то время был выведен из строя действующих.