Глава семнадцатая

Глава семнадцатая

Шестидневная война оказалась решающим испытанием эффективности сотрудничества между Амитом и Яривом, возглавлявших всю систему израильской разведки. И в настоящее время еще существуют проарабски настроенные историки, которые продолжают настаивать на том, что агрессивную войну против своих более слабых соседей начал Израиль, поскольку он нанес первый удар. Другие настаивают, что израильтяне каким-то образом спровоцировали Насера, или, по выражению представителя Америки в ООН, «создали кризисную ситуацию».

«Трудно себе представить, — говорил этот представитель, — что никто из руководящих деятелей Израиля не понимал, что частые массированные акты возмездия со стороны Израиля поставили лидера арабской коалиции в такое положение, что он был вынужден нанести ответный удар».

Не приходится сомневаться в том, что два крупных события — рейд на деревню аль-Саму в Иордании (18 убитых и 134 раненых) 15 ноября 1966 г. и воздушное сражение над равниной Дамаска, в котором участвовали сирийские МИГи и израильские «Миражи» 7 апреля 1967 г. (шесть МИГов было сбито), — способствовали объединению арабских стран, обычно друг другу не доверяющих.

Задолго до этих событий, однако, Меир Амит уже докладывал кабинету министров, что египтяне, осмелевшие в связи с поступившим в их распоряжение русским вооружением, снабжали командиров своих военных подразделений планами, предусматривающими действия даже в пределах Израиля. Позднее многие утверждали, что Насер в глубине души знал, что ему Израиль не одолеть. Если это и было так, то об этих его затаенных мыслях не догадывался никто — ни его генералы, ни советники, ни союзники.

Война по существу началась 16 мая, когда президент Насер распорядился, чтобы войска ООН (которые были размещены в полосе, разделяющей силы противников, с 1956 г., после войны за Суэц) покинули Египет. Генеральный секретарь У Тан, проявив готовность просто неприличную, поспешил выполнить требование Насера. В образовавшийся вакуум хлынули сто тысяч египетских солдат и девятьсот танков, которые присоединились к уже стоявшим в Синайской пустыне шести сирийским бригадам, поддерживаемым примерно тремястами танков, которые были размещены на Голанских высотах.

Спустя шесть дней, 22 мая, президент Насер организовал блокаду Тиранского пролива, единственного выхода Израиля в Красное море. Всему миру было известно, что Израиль считал свободу навигации через пролив гарантированной в 1956 г. всеми морскими державами: США, Англией, Канадой и Францией. Отказ пропускать израильские суда в пролив должен был рассматриваться как чрезвычайное происшествие. Эшкол, однако, заколебался, несмотря на протесты своих генералов. Он считал войну преступлением и потому, имея все основания для немедленной атаки, предпочел начать дипломатические переговоры.

Настроение в Израиле было до крайности напряженным. После войны за независимость в 1948 г. Израилю не приходилось в одиночку воевать с арабами. Даже в израильской армии некоторые сомневались в способности Израиля выдержать это испытание, в особенности после того, как Эшкол, затянувший дипломатические переговоры, лишил израильтян возможности первыми нанести удар.

Возмущение позицией правительства в прессе и в народе Израиля нарастало с такой силой, что Эшкол оказался вынужденным ввести в состав правительства генерала в резерве Моше Даяна, гражданское лицо и члена Кнессета, чтобы успокоить общественное мнение и протестующую армию.

В течение всех этих трудных дней спокойствие сохранял только один человек — начальник Военной разведки Аарон Ярив, которого друзья называли просто Ареле. Он уже столько раз имел возможность сопоставить египетские и сирийские стратегические планы с оперативными планами Израиля, что ему и в голову не приходила мысль, что Израиль может эту войну проиграть. А о том, что война будет, он в течение всего этого года ни минуты не сомневался. Ярив настаивал на войне, потому что понимал, что ее можно выиграть. Его разведывательный аппарат работал точно, и он мог заранее предвидеть то, что впоследствии оказалось таким для всего мира удивительным.

Все старшие офицеры в Израиле хорошо знали, как велико значение точных разведывательных данных при выполнении военных операций, в особенности против лагерей террористов в Иордании и Сирии. И все же, несмотря на опыт, на постоянный инструктаж, даже они не в состоянии были вообразить себе, каким образом обостренное внимание к деталям и скрупулезное изучение обстановки в применении к такой огромной по масштабу «операции», как война, могли сыграть столь решающую роль.

Широкая публика ничего этого не знала. Ареле Ярив избегал всякой огласки (позднее, правда, он эту позицию изменил). Вне армии он было мало известен и на блестящих генералов, которые в Израиле играли роль, в других странах отведенную кинозвездам, не похож.

Ярив родился в Москве в 1921 г. Он был вторым сыном в семье детского врача Хаима Рабиновича. В 1925 г. Рабинович с семьей переехал в Литву. Там он стал одним из руководителей сионистского движения. Его старший брат Гутман тоже причислял себя к сионистам. Что касается Ареле, то он мало интересовался политикой до того памятного дня в школе, когда один из литовских офицеров пришел на беседу в их класс. Офицер говорил о патриотизме и преданности родине и о том, что будущее страны находится в руках армии. Затем прибавил, что существуют на свете две разновидности неизлечимых дезертиров — цыгане и евреи.

Можно сказать, что в этот момент Ареле стал не только сионистом, но и принял железное решение вступить в ряды еврейской армии. В 1935 г. вся семья эмигрировала в Палестину. Там Ярив, однако, не нашел армии и поступил в сельскохозяйственную школу. Затем присоединился к Хагане.

Небольшого роста, щуплый и на вид вообще какой-то худосочный, он тем не менее сумел так себя поставить, что стал председателем ученического комитета. Страстный футболист (он был первоклассным вратарем) и первый ученик, Ареле, по свидетельству соучеников, поражал какой-то особой значительностью, которой бывают отмечены некоторые люди даже в юном возрасте.

Как только разразилась война, он пошел служить в Британскую армию и, будучи еще молодым офицером, стал адъютантом майора Эфраима Бен-Артци, единственного из палестинских евреев дослужившегося до должности командира батальона во время войны.

Войну он закончил в чине капитана и так же, как Харкави, был принят в Еврейский институт по совершенствованию в науках. Этот институт по существу был задуман как школа подготовки дипломатов, которые потребуются новому государству Израиль, как только оно получит независимость.

Но так же, как Харкави, он был затребован армией, которая нуждалась в таких людях, как он, куда в большей степени, чем гражданские учреждения. Ярив был сначала адъютантом начальника штаба Хаганы Якова Дори, затем Игала Ядина, который стал начальником Штаба в 1949 г., а перед этим возглавлял Оперативный отдел. Позднее он был личным ассистентом Давида Маркуса — талантливого военного, американца, трагически погибшего в результате случайного выстрела его собственного солдата во время боя за Иерусалим.

После окончания войны Ярив учился в Военном колледже израильской армии для старших офицеров, из которых готовили командиров батальонов, позднее он стал инструктором в этом же колледже.

В то время возглавлял колледж Ицхак Рабин. Ярив был в нем единственным инструктором, который в прошлом не служил в Пальмахе. Стыдиться этого тем не менее ему не пришлось.

Его присутствие и влияние сказалось на израильской армии уже после его возвращения из Европы, по окончании Французского военного коллежа (в одной с ним группе некоторое время учился генерал Гамаль Фейсал, будущий начальник штаба сирийской армии).

Ярив возглавил группу, которая была создана в Израиле, чтобы подготовить открытие первого в стране военного учебного заведения. В 1956 г. он стал первым его директором и находился на этом посту два года. Несмотря на то что программа колледжа неоднократно менялась, он до сих пор считается детищем Аарона Ярива. Особое внимание Ярив уделял логике и философии, называя их «школой мысли».

После работы в колледже он был направлен в Вашингтон как израильский военный атташе. Пентагон был поражен его поведением. Ярив не только настоял на своем желании видеть военные маневры американских моряков, но, не ограничившись наблюдением, сам принял в них участие как рядовой.

Возвратившись в Израиль в 1960 г., он получил то, к чему всегда стремился — командование бригадой. Однако долго командовать ему не пришлось, хотя сам он ничего не имел против карьеры армейского генерала. Но обстоятельства выдвинули его в ту область военного руководства, в которой были особо необходимы его выдающиеся способности. Летом 1961 г., когда Меир Амит стал главой Военной разведки, Ярив получил должность его заместителя.

Воспитанный в традициях строгой дисциплины британской армии, Ярив отличался от большинства старших офицеров в Израиле. В общении это был спокойный, даже застенчивый человек. В армии он считался сторонником жесткой дисциплины. Тем не менее все, кто когда-либо работал с ним, на всю жизнь оставались его верными друзьями.

В отличие от большинства израильских генералов, Ярив не любил публичных выступлений и как-то сказал репортеру, собиравшемуся написать о нем очерк, что возражает против превращения сил обороны и ее офицеров в своего рода Голливуд. Моральное состояние армии, сказал он, не определяется мелкими эпизодами из жизни командиров.

Остается до сих пор неясным, что в истории является движущей силой, — люди или события? Действия ли людей создают предпосылки для великих движений или, наоборот, великие по своему значению эпохи рождают великих людей?

Одно несомненно. Израилю в трудные для него дни 1967 г. очень повезло, что Военную разведку возглавлял Аарон Ярив — человек, в любых обстоятельствах сохраняющий ясность мысли, в прошлом учитель и воспитатель всех оперативных начальников, имеющий большой личный опыт военной службы. Очень многие из высших командиров в армии были его воспитанниками. Не все, разумеется, любили его. Но не было ни одного человека, который не испытывал бы к нему уважения и не восторгался бы им.

В мире разведки к утонченным интеллектуалам относятся с естественным недоверием. Ярив, однако — и это было признано всеми, — был именно интеллектуалом, но это не мешало ему с полным на то правом носить военную форму.

Возглавляя Военную разведку, Ярив отдавал должное своим предшественникам. Харкави, считал Ярив, создал лучшие на всем Ближнем Востоке аналитический и исследовательский отделы. Герцог — обеспечил безупречное функционирование всего аппарата разведки в целом. А Амит придал всей системе определенную направленность, введя обязательность обеспечения информацией действующую армию.

Один из самых важных моментов в развитии израильской разведки был, пожалуй, связан с работой Юваля Нэмана. Именно он довел разведку до того уровня, когда каждый элемент ее деятельности мог быть использован в текущей работе. Нэман был выдающимся израильским ученым, впоследствии профессором физики в университете в Тель-Авиве. В течение десяти лет в чине полковника Нэман служил в Военной разведке — при Джибли, Харкави и Амите. Позже Нэман стал лидером новой правой политической партии.

Разумеется, не Нэман первый обнаружил всю важность применения компьютеров и новой технологии в сфере шпионажа. Но именно он первым из всех, кто работал в разведках разных стран (за исключением разве что русских), обладал знаниями и соответствующей подготовкой, чтобы самостоятельно проектировать и создавать специфическое оборудование, необходимое в сфере деятельности секретных организаций.

Юваль Нэман родился в 1925 г. в Тель-Авиве и получил образование в Королевском колледже в Лондоне. Там защитил он свою докторскую степень. К вящему изумлению своих друзей, видевших в нем чистой воды блестящего ученого (даже прозвище у него было «мозговитый»), но человека не от мира сего. Нэман не только принял участие в Войне за независимость, но завоевал репутацию незаурядного военного специалиста.

После войны 1948 г. его убедили остаться в армии. Как и большинство других, кого прочили на высшие должности в армии, он был направлен в Париж в Военный коллеж. После окончания курса он вернулся в Израиль на должность одного из старших заместителей начальника Военной разведки.

Концепция, разработанная Нэманом, носила характер революционный и к тому же требовала серьезных денежных вложений. Он утверждал, что в будущих войнах решающим фактором станет электроника. Самый квалифицированный в мире офицер разведывательной службы окажется в положении беспомощного ребенка против невежественного противника, вооруженного компьютером. Во время войны начальнику Штаба нужна текущая разведывательная информация. Без компьютеров ему не обойтись.

В периоды между войнами правительствам потребуется постоянное наблюдение за состоянием дел потенциального противника. Традиционный агент не исчезнет, но электронные станции, которые будут держать под постоянным наблюдением пограничные районы и отмечать даже незначительные изменения в них, возьмут на себя частично его функции. Таким образом, агент сможет выполнять другую работу, возможно, политического характера, если, конечно, к этому времени не появятся новые электронные приборы.

Израильские министры и израильская бюрократия в целом не были подготовлены к таким дорогостоящим преобразованиям. Они предполагали, что Нэман был призван изобретать что-нибудь вроде самовзрывающихся плоских чемоданчиков или пистолетов в форме авторучек. Он же предлагал вложить миллионы долларов в промышленность, продукция которой, по его же собственным словам, через пять лет окажутся устаревшими, поскольку новая технология неизбежно придет им на смену.

Большинству военных предложение истратить миллионы на оборудование, которое не предназначено взрывать и уничтожать противника, казалось кощунственным. В настоящее время позиция Нэмана вряд ли покажется кому-нибудь странной, но в начале 50-х годов это было поистине революционное начинание.

Однако Нэман получил и деньги, и все необходимые ресурсы. Через несколько лет с израильскими электронными предупреждающими системами, оснащенными компьютерами, могли конкурировать разве что американские.

Нэман изобрел системы слежения за подводными лодками, которые охраняют северные и южные границы НАТО. Подобные же системы были размещены в Синае израильскими головными патрулями, которые, проникнув в Синайскую пустыню, закапывали в землю сложные электронные приборы, предназначенные для предупреждения в случае каких-нибудь действий Египта.

Время от времени, разумеется, возникали недоразумения. В 1960 г., например, Израиль начал, было, мобилизацию, потому что одна из таких систем в Синае сработала и компьютер, соответственно, предсказал начало вторжения. На самом деле это оказались ограниченные египетские военные маневры на уровне низших подразделений. К счастью, человеческая способность соображать, превосходящая компьютерные возможности, взяла верх, и Израиль не отреагировал на эти перемещения военными действиями. Но система была видоизменена и усовершенствована. Теперь она могла соперничать с любыми подобными же системами в мире и, конечно, значительно превосходила те, которыми располагали, например, Великобритания и Франция.

В процессе развития каждой организации наступает момент, когда она в силу разных обстоятельств достигает пика своих возможностей в рамках поставленных перед ней задач. Израильская Военная разведка под руководством Аарона Ярива к началу Шестидневной войны этого состояния достигла.

5 июня 1967 г. в 7.30 утра первая волна суперзвуковых бомбардировщиком «Мистер» и «Мираж» взмыла со своих секретных аэродромов. Самолеты пролетели над Средиземным морем, полностью выведя из строя шестнадцать египетских аэродромов с готовыми к вылету самолетами. Через два часа, в 9.30, израильтяне уничтожили почти четыреста арабских самолетов и, атакуя, вывели из строя все военно-воздушные силы Иордании и Сирии. Война была окончена.

Бригадный генерал Мордехай Ход, командующий военно-воздушными силами Израиля, выразил свои впечатления так: «Результаты превзошли самые мои дерзкие мечты». На это один из офицеров Военной разведки, не без сарказма, заметил, что генерал, возможно, дремал, когда Военная разведка докладывала ему о своих наблюдениях.

Один из основных пунктов израильской военной доктрины гласил: удар по арабским МИГам должен быть нанесен на земле, до того, как они поднимутся в воздух. Ярив в своей практике исключил всякий элемент случайности в этих поражающих воображение военных операциях. «Противника надо знать!» — говорил Ярив начальникам отделов. Сказано это было отнюдь не для красного словца. Недостаточно, считал Ярив, ознакомиться с основными положениями стратегии арабов. Необходимо иметь информацию о каждой детали, вплоть до меню в столовой для сержантов. (В целях пропаганды израильтяне побеспокоились о том, чтобы три тысячи египетских солдат, взятых во время войны в плен, получали лучшее питание, чем им предоставляли в их собственных столовых.)

На первый план разведка выдвинула работу с военно-воздушными силами арабов. Все без исключения аэродромы в арабском мире ей были известны. Для получения информации использовались самолеты, летающие на большой высоте, а также обычные каналы информации. Ярив, кроме этого, настаивал на том, чтобы на всех авиационных базах побывал с инспекцией израильский агент. На протяжении восемнадцати месяцев это и делалось. Ни один аэродром упущен не был, а более значительные посещались агентами не один раз.

Добраться до аэродромов в глубоком тылу Египта, естественно, было труднее, чем до расположенных у границ. Но у Ярива были «длинные руки». Материалы о том, как добывалась эта информация, и сейчас еще остаются секретными, лишь отдельные случаи стали достоянием гласности.

На одной секретной стратегически очень важной базе около Эль-Файюма, в 250 километрах от Каира, где МИГи-21 всегда находились в состоянии боевой готовности, бывший офицер израильской армии устроился на работу официантом в столовую дня высшего офицерского состава. Он так хорошо исполнял свои обязанности, что на него обратил внимание один из местных командиров авиачасти и взял его себе в денщики. «Денщик» сопровождал своего командира, когда тот отправлялся производить инспектирование вверенных ему аэродромов.

На другом аэродроме, где хозяйничали русские, удалось убедить ответственного за всю работу техника, что русские представляют доклады, содержащие ложные сведения о степени готовности к полетам их самолетов. В связи с этим его попросили еженедельно составлять перечень всех находящихся на базе самолетов с указанием их состояния, а также давать сведения о каждом пилоте и механике. Техник был уверен, что работает на египетскую разведку. Он так никогда и не узнал, что на самом деле сотрудничал с израильтянами.

Агентам внушали, что для разведки всякая мелочь представляет интерес, так что в своих сообщениях они учитывали все стороны будничной жизни «своей» базы. Они сообщали имена летчиков, их семейное положение, состав их семей, информировали о поведении и привычках командиров баз, об отношении к ним подчиненных, о их дисциплинированности, о том, как они достигли своего положения, — благодаря личным заслугам или по протекции. Все, абсолютно все, интересовало Ярива.

Через восемнадцать месяцев командование военно-воздушными силами Израиля с помощью Военной разведки имело не менее ясное представление о состоянии египетских воздушных сил, чем сами египтяне.

На основе подобного досье и был выбран точный момент для воздушного налета израильтян. Время между 7.30 и 7.45 утра было наиболее удобным для нападения на египетские воздушные базы и радарные станции.

Ночная смена контролеров и работников, непосредственно обслуживающих радары, кончалась в 8.00. К этому времени все они были уже усталыми. Да и психологически они уже готовились к сдаче смены другой команде, которая должна была вот-вот появиться.

Что касается летчиков, то в их утреннем распорядке приходилось учитывать многие элементы. Подъем практически на всех базах в Египте — в 6.30 утра. В офицерской столовой завтрак подавался в 7.00 и в 7.30. После завтрака пилоты обычно курсировали по коридорам между столовой и спальнями, некоторые из которых размещались в бунгало неподалеку от аэродромов.

В это время наземная служба занималась тем, что выкатывала самолеты из ангаров. На стоянках самолеты оставлялись неприкрытыми и легко уязвимыми.

В Каире в это время старшие армейские офицеры воздушного и морского флота покидали свои квартиры, чтобы попасть на работу к восьми часам и застревали в невероятных пробках на улицах. Так что именно в это время командовать было некому — очень существенное обстоятельство для страны, в которой подчиненные не приучены самостоятельно, без начальства, принимать решения.

Время и цели для первого налета выбрал Ярив. И выбрал точно. Все воздушные силы противника в этот момент были прикованы к земле. Радары не обнаружили израильские самолеты в небе над Египтом, потому что они летели на большой скорости и низко над землей. К тому же появились не оттуда, откуда их можно было ожидать. А операторы были невнимательны, поскольку ждали смены. Некоторые из арабских самолетов все же поднялись в воздух. Но израильтяне располагали точными данными о летных полосах. Самолеты были уничтожены в первые же минуты после начала войны, а все важнейшие аэродромы Египта выведены из строя.

Ярив позаботился о том, чтобы точно оценить совместную боеспособность египетской, сирийской и иорданской армий, а также огневую мощь каждой из этих армий в отдельности.

Агенты разведки в составе каждой военной единицы вооруженных сил Израиля получали из штаба час за часом информацию с анализом состояния боевой готовности противника. Израильская армия продвигалась так быстро, что даже компьютеры в Военной разведке за ней не поспевали.

Система связи арабских стран была подорвана, ее военные коды давно уже никакого секрета для израильтян не представляли. Это было результатом деятельности, главным образом, Нэмана. Все приказы, переданные по радио на любой из фронтов, израильтяне узнавали одновременно с теми, для кого они предназначались.

Был и такой эпизод. Крупное танковое соединение египетской армии затерялось в Синае. В Тель-Авиве стало известно то, чего не подозревали в Каире. Египетский командир потерял контакт со своим штабом. Этим воспользовались израильтяне. Глядя в досье, составленное на это подразделение, израильский контролер сообщил командиру египетского танкового соединения об изменении радиочастот связи, а также отдал приказ о направлении, в каком следовало двигаться соединению. Направление это не имело ни малейшего отношения к действиям египетской армии. Так в течение всей войны эти танки под контролем израильтян, как роботы, передвигались в Синае то вперед, то назад, но всегда вдалеке от поля боя.

После объявления о прекращении огня, израильскому контролеру было предложено направить это танковое соединение в ближайший лагерь для военнопленных, но контролер заколебался. Он уже настолько привык за это время к своим подопечным, что стал просить, чтобы им было разрешено вернуться домой, поскольку никакого вреда Израилю они не причинили. Его, однако, переубедили, указав на то, что египетские танки нужны Израилю. Что же касается людей, то вероятность того, что они останутся в распоряжении Израиля надолго, была невелика.

Исключительно точная работа израильской разведки давала замечательные результаты и на других фронтах — в Иордании и Сирии. Иордания полагалась на свои ловушки для танков и минные поля. Но каково же было удивление иорданцев, когда израильские войска проскользнули мимо всех этих заграждений так, точно их и не существовало. Дело в том, что израильской разведке были эти поля известны, и она нанесла их на карты, которые были у танкистов.

На Голанах Эли Коген и другие агенты аккуратно отметили на картах все позиции сирийцев. Сирийцы были, по-видимому, убеждены, что атаковать их неприступные укрепления будут с самого широкого фланга. Они создали укрепления вглубь и вширь по всей высоте. На гребнях Голанских высот были размещены несколько дивизионов на тот случай, если в каком-нибудь одном секторе все же произойдет прорыв. Сирийцы считали, что они защищены надежно. Несколько старших американских офицеров, посетивших Израиль в 1966 г., пришли к заключению, что попытка взять эти высоты неизбежно повлечет за собой такое огромное число жертв, что израильское правительство никогда на это не пойдет.

По распоряжению Ярива была построена модель этих укреплений. По мере того, как поступала новая информация, модель уточнялась. Изучение ее офицерами продолжалось несколько месяцев, до тех пор, пока уязвимые места в сирийских укреплениях не были все же найдены.

Совершенно так же, как в свое время французы полагались на линию Мажино, которую немцы сумели обойти, сирийцы углубились в гору, где были защищены от атак с воздуха, а их огневые позиции были расположены над склонами, лежащими перед ними.

В израильской армии довольно долго дебатировалась возможность массированного парашютного десанта на вершину горы. Но Эли Коген предупредил Ярива, что сирийцы этого ожидают и будут готовы к отпору. Нужно было придумать что-то другое.

Перед началом израильского приступа даже Моше Даян не был уверен в успехе. А офицеры в Штабе разведки были убеждены, что нужно воспользоваться дорогой, ведущей к столь узкому проходу, что сирийцы смогли бы там ввести в действие лишь весьма ограниченные средства защиты. Таким образом, израильтяне, с воздуха подавив сопротивление сирийцев на самой вершине, смогут доставить туда вооружение и людей, чтобы эти позиции удержать до следующего захода парашютистов.

План сработал великолепно, и потребовалось меньше одного дня на то, чтобы захватить Голанские высоты. Все это уже стало достоянием истории.

Было бы преувеличением утверждать, что Ярив планировал это наступление. Но не менее нелепо было бы отрицать ту роль, которую сыграла израильская разведка под руководством Ярива в разработке этого плана. Благодаря наличию огромного объема информации, собранной Яривом, израильскому командованию стало ясно: если возможна атака, то только по линии, которая была выявлена стратегами на модели Ярива.

Собственно говоря, Аарон Ярив был на самом деле повивальной бабкой победы на Голанских высотах. Когда его спросили, не удивила ли его скорость, с которой эта операция была произведена, он ответил, что ему платят именно за то, чтобы он предвидел, а не удивлялся.

В начале войны король Иордании Хусейн не решался в нее вмешиваться. Израильтяне были не прочь помериться силами с Хусейном, чтобы раз и навсегда решить вопрос о границах, установить новые буферные зоны и одержать решительную победу не только над Египтом, но и над всеми граничащими с Израилем странами. Израильские стратеги стремились обеспечить Израилю мирное существование по крайней мере на протяжении жизни еще одного поколения.

В первый же день войны радиопередачи Каира в Амман перехватывались израильтянами и тут же заменялись другими. Египтяне сообщали об отступлении по всей линии фронта. Амман через Тель-Авив получал совершенно другую информацию — крупные соединения египетских танков прорвали фронт в Синае и наносят сокрушительное поражение израильским войскам. Хусейна ликующие египтяне будто бы приглашают присоединиться к ним и пожать плоды их успеха. Каирское радио, кстати, в пропагандистских целях распространяло такие же «новости». Король Хусейн поверил и отдал распоряжение своей армии и воздушным силам начать наступление. [13]

7 июня, после того как Старый город в Иерусалиме был уже взят, израильского посла в Вашингтоне пригласили в Госдепартамент. Ему сказали, что американцы поддержат просьбу Египта о прекращении огня. Израильтяне против этого возражали. Американцы дали недвусмысленно понять, что знают о том, что Иорданию обманом вовлекли в войну.

Это было крупным нарушением системы израильской безопасности и могло иметь серьезные дипломатические последствия.

После войны за Суэц в 1956 г. Израиль под давлением ООН был вынужден вернуть все завоеванные им территории. Этого нельзя было допустить вторично, и потому Израиль должен был доказать, что стал жертвой агрессии.

Несомненно, что Иордания напала на Израиль. Однако Израиль вовсе не желал, чтобы спровоцированность этого нападения стала известна мировой общественности.

Было ясно, что американцы перехватывали и расшифровывали израильские донесения с трех фронтов. Это могло стать поводом для серьезного конфликта, тем более, что война не закончилась и для установления новых границ требовались еще немалые усилия по очистке завоеванных территорий. Возникла опасность, что секреты Израиля станут известны враждебно к нему настроенным элементам в Госдепартаменте и в Пентагоне. Опасность такого поворота событий была слишком очевидна для того, чтобы ее можно было игнорировать.

Израиль вскоре обнаружил, что судно «Либерти», разведывательный корабль ЦРУ, до отказа набитый электронными установками, стоит на якоре в Средиземном море всего в каких-нибудь 250 км от Синайского полуострова. Здесь-то и перехватывались все передачи израильской армии и военно-воздушных сил и передавались в Вашингтон.

По распоряжению Даяна, на «Либерти» была передана радиограмма с требованием немедленно покинуть воды Средиземного моря. В противном случае израильтяне вынуждены будут применить силу.

Вашингтон без колебаний передал судну приказ уйти. По каким-то таинственным причинам до капитана «Либерти» это распоряжение не дошло. У Израиля не было иного выхода, как атаковать судно. Однако, получив предупреждение, американцы его игнорировали.

8 июня израильские торпедные катера и самолеты получили устное распоряжение вывести судно из строя, но не потопить его. По кораблю были даны три залпа. В результате тридцать четыре моряка погибли, семьдесят пять были ранены. В течение двух-трех часов после этого в Вашингтоне, в Овальном кабинете Белого Дома и в Пентагоне шли дебаты по поводу инцидента и обсуждался вопрос об ответном воздушном налете на израильскую базу. Однако решение о нем принято не было. Президент Джонсон понял, что Израиль таким способом во всеуслышание заявил о том, что Америка блефует. Разведывательному судну нечего было делать в Средиземном море. Перебранка между двумя странами пойдет на пользу только русским.

Таким образом, была принята официальная версия, выдвинутая Израилем. Было объявлено, что израильская авиация атаковала «Либерти» по ошибке, приняв корабль за египетское транспортное судно «Эль-Ксаир». Последовали официальные извинения.

Израиль выплатил почти два миллиона долларов членам команды и их семьям, а также возместил, по требованию американского правительства, расходы по лечению раненых. Однако возместить расходы по ремонту и восстановлению судна категорически отказался. Разведывательное судно «Либерти», указали израильские представители, намеренно проникло в военную зону, вело наблюдение за воюющими сторонами и именно поэтому пострадало. Ответственность за это, по справедливости, полностью ложится на американцев.

После окончания войны каждый офицер израильской армии хорошо понимал, как велика была заслуга разведки и, в частности, Ярива в этой войне. Достаточно сказать, что все подразделения получали потрясающие по своей точности карты, а также детальный анализ действий и вооружения неприятеля. Ярив, как всегда, оставался невозмутимым. Однажды только, взволнованный, он рассказал старшим офицерам, что один из его агентов, одетый в египетскую форму, был во время войны убит израильтянами. Событие трагическое и в своем роде парадоксальное. Это, пожалуй, все, что стало известно.

Как-то Ярив высказал мысль, что работа Военной разведки по самой своей природе таит противоречия. Разведчик должен сосредоточиваться на мельчайших деталях и в то же время никогда не терять из вида цели своего задания, оперировать абстрактными понятиями и при этом иметь четкие представления о реальности.

«Разведка — как опиум, — говорил Ярив. — Человек становится в своем роде наркоманом, если только хоть на момент перестанет понимать, в чем его главная цель».

Для Израиля, утверждал Ярив, разведывательная деятельность имеет особый смысл. Она должна компенсировать уязвимость этого крохотного государства, со всех сторон окруженного врагами. Задача разведки — поставлять информацию вовремя, чтобы предупредить неожиданное нападение.

Разведчик, как и сапер, ошибиться может только один раз.

Шесть лет спустя, в 1973 г., в Судный день именно эта мысль была до конца понята населением Израиля.