Глава семнадцатая Ботян остаётся в строю!
Глава семнадцатая
Ботян остаётся в строю!
Итак, Алексей Николаевич Ботян возвратился в ГДР — аж до 1972 года. Он был, как мы сказали, одним из тех немногих сотрудников госбезопасности, для которого командировка в ГДР ввиду оперативной необходимости продолжалась целых семь лет. Из этого можно сделать однозначный вывод, что он являлся очень ценным сотрудником: известно ведь, что желающие съездить за рубеж тогда буквально «в очередь» стояли.
Но, к сожалению, о работе Алексея Николаевича в тот период рассказывать сложно. Зато обо всём остальном информации довольно много — нам посчастливилось встречаться с людьми почтенного возраста и в немалых чинах, которые в ту пору были молодыми офицерами госбезопасности, работали и жили рядом с Ботяном.
Рассказывает Михаил Петрович, бывший заместитель начальника Управления «С»: «В связи с вводом войск в Чехословакию меня срочно отозвали из отпуска, и я был распределён в Берлин, в Берлинский аппарат. Там, собственно, я и увидел впервые Алексея Николаевича — его тогда как раз в Чехословакию куда-то посылали. Запомнился он мне таким суетящимся, энергичным, непоседливым… А потом мы с ним в Германии года три параллельно работали. Честно скажу, что я тогда к нему особенно внимательно не присматривался. И фотографий у нас в разведке было мало: любителям сниматься говорили, что если вы хотите известности, то надо было в артисты идти. Но вот что очень запомнилось — так это Ботян на волейбольной площадке…»
Вот здесь мы просто должны остановиться, потому как на тему «Волейбол и Ботян»… нет, скорее «Ботян и волейбол» следовало бы написать отдельную книгу. Но эту возможность мы предоставим тем, кто профессионально разбирается в спорте, а сами ограничимся свидетельствами очевидцев.
Прежде всего, вот что в свои 96 лет говорит сам Алексей Николаевич: «Я спортом до сих пор занимаюсь — играю не только в шахматы, но и в волейбол. Да, обязательно, по несколько раз в месяц. И мяч могу принять, и отпасовать!»
Внучка Ботяна Елена доверительно рассказала нам про такой случай, не так давно произошедший на волейбольной площадке: «Дали там какой-то пас или подачу, и дедушка попытался её словить. Но в это время один его друг, такой большой «спецназер», тоже нацелился на этот мяч. И в полёте, в каком-то таком пируэте, он валится назад, и вся эта масса падает на деда! Игра тут же остановилась… Молчание гробовое. Что же там с ним сталось?! Ничего, вылез, встрепенулся: «Чего стоите? Давайте дальше играть!».
О ком говорит Елена — мы знаем. Это ветеран спецназа, мастер спорта СССР по самбо и много ещё по чему, из тех людей, которых уважительно-боязливо именуют «шкаф». Чаще всего — за глаза. Ладно, как говорится, — проехали. Хотя даже представить такое, зная обоих действующих лиц, страшно…
Вот как раз что говорит про Ботяна-волейболиста этот самый «спецназер», его большой друг, которого мы назовём Сергеем Александровичем:
«Никогда не чувствовалось, что он старик, он никогда не ноет на площадке, не говорит, что ему тяжело, или ещё чего — то есть всё нормально! Он всегда нормально пасовал, принимал, иногда и матерком пустить мог: мол, ты что мне не даёшь принимать, — когда его где-то подстраховывают. В этом деле, то есть в спорте, главное — открытость. Ты человека сразу видишь, он очень быстро раскрывает свои качества. У кого-то хитрости больше, у кого-то — бесшабашность. То есть всё натурально, не то, что человек хочет из себя показать, а он проявляет то, что в нём есть…»
«Даже когда я с ним познакомился, — рассказывает Михаил Петрович, — он был человек уже не молодой, но такой бравый. В особенности на волейбольной площадке. Были, как всегда, игроки посильнее, послабее. Одни играют, а другие сидят, ждут, когда их пустят или не пустят… Алексея Николаевича брали всегда! Не потому, что уровень его игры был выше всех — он, в соответствии со своим возрастом, играл, скажем так, неплохо, но ему никто не мог сказать «сядь, посиди!». Не потому, что боялись — из уважения. Как-то все к нему относились с пониманием… Потом, с ним просто интересно — он довольно заводной, на молодых он всегда так: «А ты чего здесь стоишь? Ты как мяч принял? Ты куда подал?» — и так далее… Хотя сам тут же мог испортить… Но это было у него такое немножко напускное, для того, мне так кажется, чтобы скрыть свою некоторую мягкость… Потом улыбнётся: «Ладно-ладно!» Дескать, живи! Или играй…»
«Мы с Ботяном и Юзбашяном лет пятнадцать на волейбол ходили, это наша команда была, — вспоминает Ростислав Михайлович. — На волейбольной площадке действительно человека очень видно. Вот Ботян… У него же энергии! Он неспокойный, физически развит бесподобно… К тому же ему всегда надо с кем-то поругаться! Он всегда ищет виноватого: «Это ты виноват!» — «Алексей Николаевич, это же ты мячик не взял!» — «Нет-нет-нет, это он! Я бы взял его…» Ему нужно вариться в этой каше, это человек коллектива. Общение с ним всегда интересно, потому что это живой человек, живчик. Он тебе 48 вопросов задаст и будет ждать ответа на все 49. Очень любит коллектив, ему нужен коллектив. Даже если в шахматы играть, то один на один ему неинтересно. А когда рядом стоят и ругаются — о, тут он может ругаться со всеми. Он обычно мне звонит: «Ты, сволочь, почему на волейбол не ходишь?» Один раз мой зять взял трубку, а он не разобрался… Нет, он не Теркин, он более сложный, хотя и гармошку приносил на волейбол. У нас была такая традиция: когда кто-то уезжал за границу, то после волейбола «виновник» приносил чего-то… А потом Ботян обязательно говорит: «У меня ещё самогон есть…» Вы знаете, что он и сейчас ходит на волейбол! Мы его дразним: «Алексей Николаевич, вы и в 40 лет на волейбол ходили и так же стояли в углу площадки…» Он — мне: «Я?! Да я тебе блок всю жизнь делал!» Вообще, я вам так скажу, что он — светлый человек. Но только если он в соответствующем настроении, потому что он часто замыкается в себе — столько пережить!..»
«Друзья папы на волейболе очень его оберегают, — говорит Ирина Алексеевна. — В любом смысле, не только физически… Когда мамы не стало, ребята его прямо забирали из дома, насильно увозили, чтобы он не был в своих мыслях — ему было очень тяжело. Его и зрители поддерживают. Помню, давно уже было, ему кричали: «Ботян, давай! Ботян, давай!», а сын одного из его сослуживцев, тогда ещё маленький, спросил: «Мама, а что такое ботян?» Волейбол для него не столько игра, сколько круг для общения…»
Всё-таки очень сложно писать о человеке, когда нельзя рассказывать о его главном занятии. Вот ведь так поглядишь — не жизнь у Алексея Николаевича в Восточной Германии была, а сплошной праздник. Одним из «составляющих» этого «праздника» была рыбалка, о которой также ходят легенды.
«Рыбак он сумасшедший! — рассказывает Ростислав Михайлович. — Наловит, а потом ходит и рыбу раздаёт. Он вообще добрый по натуре, не жадный!»
«Да, в нашей русской «колонии» он этим хорошо был известен, — соглашается Михаил Петрович. — У него там свои места были, на которых вообще-то нельзя ловить, но Алексею Николаевичу — можно. Потом наловит, звонит: «Выйди на минутку! Возьми пару карпов».
«Ловил он много, — говорит Ирина Алексеевна, — но не варварски, не сетями! На удочку, на спиннинг… Когда его спрашивали, где ловишь, на что? — он мне кулак показывал — только скажи! На подлёдный лов ездил, и мама с ним на подлёдный лов ездила! У него, когда он выезжал на рыбалку или охоту, всегда с собой были конфеты, кофе и шнапс. Потому что сидят они на озере, где рыбалка запрещена — подходит егерь или кто: «Нельзя!» Тут папа с ним знакомится, разговаривает, угощает — причём всё это с очень большим уважением, как немцы любят… В конце концов егерь говорит: «Ну ладно, лови!» Сколько они ездили на озеро Хонеккера, там становились — это было запрещено, а у нас всё запросто! В ГДР рыбалка у него была с большой любовью. Если вечером рано освободился — всегда на рыбалку!»
Остановимся и сделаем маленькую паузу. Тут ведь дело не только в том, что человек к себе располагает, но и сказывается его высокий профессионализм. Разведчик должен входить в доверие, вызывать у людей симпатию и — чего греха таить, служба такая! — заставлять их в той или иной степени нарушать правила, ненадлежащим образом, скажем так, выполнять свои служебные обязанности. А как же иначе разведчик добывает секретную информацию и вербует агентов? Прежде всего, располагает к себе интересующий его «объект», постепенно входит в доверие, а затем уже мастерски этим пользуется…
Вот и Ростислав Михайлович считает, что Ботян, как он выразился, «рыбак очень хитрый»: «Он, когда ездил в ГДР на рыбалку, всегда брал с собой пистолет. А там же очень много дичи. Он едет — и косулю хлоп! Бросит в багажник. Немцы спросят, говорит: «Да машина сбила, я же не мог не взять!» Юзбашян ему: «Ещё раз пистолет возьмёшь!..» Он: «Я для самообороны! На всякий случай…».
С тем, что её папа, скажем так, не прост, согласна и Ирина Алексеевна. Рассказывает, как недавно, когда они были в Белоруссии, ходили на рыбалку и Алексей Николаевич поймал немного какой-то мелочи. А на обратном пути встретили мужичка, который нёс хороших карасиков или чего-то там подобное. Ботян сразу сориентировался, купил у него всю рыбу и потом с гордостью говорил, что это он сам поймал.
А вот ещё одна легенда, которую рассказывает Ирина Алексеевна: «У него был друг из Питера, тоже заядлый рыбак. И они поймали щуку, метра полтора, старую-престарую, которую привезли домой, просто, чтобы показать. Она жила у нас в ванне дня четыре. Мама сказала: «Нет, я ничего с ней делать не буду», — и есть фотография, где они её выпускают. По представительству в Берлине тогда ходила шутка: «Как, Ботян выпустил рыбу?! Такого быть не может!» Иногда — и даже часто! — мама объявляла забастовку, говорила: «Чистить рыбу не буду! Я на неё смотреть не могу!».
В общем, как кажется, всё хорошо, легко и весело.
Но вот о чём стоит задуматься: если Алексея Николаевича «держали» в ГДР семь лет, свыше всяких сроков (и ведь понятно, что без всякого «блата»!), то, значит, работал он очень результативно. А если при этом о его работе нам ничего не известно, то, значит, и противник остался в полнейшем о ней неведении. Для разведчика — лучший вариант! Особенности этой профессии: как правило, известными становятся те разведчики, которые «проваливаются» по тем или иным причинам. А самые-самые лучшие даже награды свои надеть не имеют права…
Ирина Алексеевна говорит: «Там хорошая жизнь у них была! Конечно, работали много, очень много, но и отдыхать хорошо отдыхали. Друзья к нам часто приходили. Хорошо сочетали работу с отдыхом. Собирались на праздники всем коллективом… И вообще, они тогда ещё молодыми были!»
Впрочем, порой ведь и молодые ни работать, ни отдыхать не умеют.
В 1972 году командировка Ботяна в конце концов завершилась. Он считал, что должна завершиться и служба — всё-таки ему уже было 55 лет. Алексей Николаевич вспоминает: «Вернулся я сюда и сказал руководству, что мне пора на пенсию — мол, я оперативный работник, своё выслужил… «Куда тебе на пенсию? Пойдёшь в 13-й отдел. Отдел боевой!» — отрезало руководство. Вот и проработал я здесь ещё длительное время».
«Он вернулся и работал в том подразделении, которое соответствовало его фронтовому, военному опыту, — уточняет Михаил Петрович. — В основном там был народ, прошедший партизанское движение…»
Довольно скоро на месте 13-го отдела «был организован отдел «В» ПГУ КГБ при СМ СССР. Отдел «В», который в отличие от 13-го отдела имел более широкую организацию… В функции отдела, кроме непосредственного проведения террористических актов, входили сбор информации о военно-стратегических объектах НАТО, подготовка чрезвычайных планов, которые предусматривали диверсии в различных коммунальных службах, на транспорте, на объектах связи и управления в зарубежных странах в случае начала войны или возникновения кризиса, способного привести к войне…».[366]
Несколько позже, по известным обстоятельствам, о которых рассказывать можно долго, а информацию теперь найти несложно, в Центре произошла очередная реорганизация.
«В 1976 году функции отдела «В» были возложены на 8-й отдел (прямые действия, диверсии) управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ… 8-му отделу подчинялась Группа специального назначения «Вымпел», созданная по решению Политбюро ЦК КПСС 19 августа 1981 г.».[367]
Кстати, просто умиляет оценка отдела «В», данная в книге «Первое управление» небезызвестным бывшим генерал-майором Олегом Даниловичем Калугиным: «…Одно из наиболее shadowy (это слово переводится как «тёмный», «смутный», «неясный», «мрачный», понимайте, как нравится! — А. Б.) подразделений КГБ — Отдел «В» — задачей которого была подготовка чрезвычайных планов террористических актов и диверсий на случай войны».[368]
Генерал-майор Дроздов, имевший ко всем этим подразделениям непосредственное отношение, гораздо менее категоричен:
«…Наше управление не решало каких-либо вопросов, связанных с террористической деятельностью. Всё, что опубликовано в последние годы за рубежом о причастности 8-го отдела Управления «С» к терроризму — не более чем свободный полёт фантазии авторов.
После окончания Великой Отечественной войны в течение ряда лет подразделения спецназначения бывшего IV Управления МГБ СССР, действовавшие в тылу противника и против оставшихся в живых бандитов и пособников нацистов, были свёрнуты.
8-й отдел Управления «С» сформировался к середине 1970-х годов из некоторых бывших сотрудников этих подразделений, был не чем иным, как информационной и научно-исследовательской разведывательной структурой, отслеживавшей оперативными средствами всё, что касалось сил специального назначения стран НАТО. Отдел, естественно, проводил подготовку спецрезервистов на случай возможных военных действий, как это делается в любом государстве».[369]
В общем, никакого «shadowy».
Ботян в этом подразделении занимался подбором «спец-резерва», то есть тех людей, которые во время «особого периода» должны были быть «призваны под знамёна». (Сейчас эта система изменена коренным образом.)
Именно тогда он познакомился с Сергеем Александровичем:
«Я работал в Управлении кадров КГБ СССР, где курировал Первое главное управление, то есть разведку, по военной, чекистской и физической подготовке. Познакомились, близких контактов тогда не было. Он казался мне человеком незаметным. Не выпячивался, ничего такого… Были гораздо более яркие какие-то личности: те, кто, например, побывал во Вьетнаме — тогда только закончилась вьетнамская война, они выступали, рассказывали… А он не рассказывал, и я к нему не подходил. Принцип у нас был один: не вылезай, если тебя не просят. Это потом уже я узнал, что он тот, тот и тот — но не от него, от других: кое-что о нём рассказывали, в допустимых пределах, конечно…»
«Ботян прошёл очень серьёзное испытание — уже и в послевоенное время, — рассказывает Михаил Петрович. — Его дважды представляли к званию Героя Советского Союза, представляли даже и в третий раз в 1965 году, но документы на политбюро поступили на день позже и снова не прошли… А такое испытание не каждый выдерживает достойно. Кто-то может начать ходить по кабинетам: да как так, да я такой! Иной может за поддержкой «в массы» обратиться. Но от него я никогда никаких разговоров на эту тему не слышал, хотя с 1968 года мы вместе очень много были. У Льва Толстого, по-моему, есть повесть: «Бог правду видит, да не скоро скажет». Вот так и у него получилось — сказали! Хорошо, что о нём вспомнили!»
«Мне кажется, для него Герой — это много больше, чем для других, — считает Ростислав Михайлович. — Когда человек совершает подвиг, а затем следует заслуженная награда, то это нормально, это замечательно, так и должно быть! А он эту награду выстрадал…»
«Знали, что Ботян ветеран войны, но он сам об этом молчал как рыба — и мы ничего не знали о его боевых деяниях, — рассказывает Герой Советского Союза Эвальд Григорьевич Козлов. — Он никогда на эту тему не распространялся. Хотя мы и работали рядом восемь лет, но у каждого был свой участок работы, и по этому участку, как правило, в нашей системе конспирации ты докладываешь только своему непосредственному начальнику. Со своими товарищами-друзьями ты делишься только постольку, поскольку находишь нужным спросить: «Запятую нужно в этой фразе поставить или не нужно?» Так что об успехах или недостатках его работы в отделе ничего абсолютно не могу говорить. Единственное, что могу о нём сказать — что он очень живой, жизнерадостный. Особенно эта жизнерадостность проявлялась в обеденный перерыв, когда играли в шахматы. Если он выиграет, то это была граница его радости! Были ли у него друзья — не знаю, мне кажется, у него были ровные отношения со всеми. Вообще, мы как там в отделе жили? Вот, нет его на месте какой-то период — ну, думаешь, он, наверное, в командировке. А может быть и в отпуске…»
Да, не прост наш Алексей Николаевич — хотя так глянешь, душа-человек, весь нараспашку и добротой аж светится! Однако профессия наложила на его характер серьёзнейший отпечаток.
Что там коллеги по службе! Родная дочь про Алексея Николаевича почти ничего не знала! Даже из того, что, кажется, вполне можно было бы рассказать…
«Кто он такой, я узнала, наверное, довольно поздно, — признаётся Ирина Алексеевна. — Потому что никогда дома это не оглашалось, не разговаривали на эту тему, — ну, работает папа и работает. Я знала, что он воевал — с Перминовым воевал, с Карасёвым — вот и всё. День Победы для нас святой был праздник. Но он никогда ничего не говорил о том, что он сам у нас такой легендарный человек. Абсолютно! Не рассказывал не только потому, что он разведчик — это черта характера у него такая, не выставлять себя напоказ. Он очень скромный человек. И когда о нём стали писать в прессе — вот тогда мы и удивились. Ничего себе! Ну, сейчас он немножко «прижился» к этому своему званию, а раньше — абсолютно ничего!»
Да, теперь, когда запреты сняты, Алексей Николаевич не отказывается порой «погреться в лучах славы». Но этому есть своё объяснение.
«Ему нужно отдавать себя людям! — считает Ростислав Михайлович. — Он наслаждается тем, что его слушают, что на него смотрят. Что он нужен, востребован! Я был как-то на его выступлении — Ботян, стоя, рассказывал два часа. Какое уважение к аудитории! Зато все и слушали его, буквально раскрыв рот… Он очень обаятельный человек».
Ботян и раньше мог «козырнуть» своими боевыми заслугами, но в исключительных случаях и не для себя самого.
«Когда я заболел и лежал в госпитале, Михаил Петрович сказал, что приедет с Алексеем Николаевичем, — продолжает Ростислав Михайлович. — Лежу я в палате, читаю книжку, вдруг в коридоре какой-то шум, появляется Ботян — грудь в орденах, за ним медики обалделые… Говорю: «Алексей Николаевич, зачем весь этот шум?» — «Нехай знають, кто до тэбэ приходить!» Заботливый такой мужик, переживающий…»
С ним полностью согласен и вышеназванный Михаил Петрович:
«После моей второй командировки мы встретились с Алексеем Николаевичем на каком-то приёме. Поговорили о жизни, о том о сём… Через несколько дней звонит: «Ты мне жаловался, что у тебя дачи нет? Так вот, есть дача!» И я, с его помощью, купил себе дачу. А это были те времена, когда на то, чтобы купить, допустим, кирпич, надо было записываться и ждать, когда открытку пришлют. Вскоре вдруг звонит Ботян: «Слушай, ты дачу купил? Тебе кирпич нужен? А то у меня открытка пришла, но мне он уже не нужен». Заметьте, не я звоню и спрашиваю, а он. Так мало того, что он мне открытку передал — мы с ним ездили куда-то в Подмосковье, на завод, и он тоже грузил, а потом приехал со мной на дачу разгружать… Такое отношение — абсолютно бескорыстное, ведь по службе у нас пересечений не было, — не могло не располагать к нему».
* * *
Как ни банально это звучит, но жизнь шла своим чередом, всё менялось и, как теперь уже точно известно, отнюдь не к лучшему.
«События в Афганистане заставили нас создать в 1978–1980 годах и послать туда укомплектованные спецрезервистами внеструктурные подразделения типа «Зенита» и «Каскада». Встретившиеся там трудности доказали ошибочность принятого в 1950-е годы решения о прекращении деятельности частей специального назначения…»[370]
Юрий Иванович Дроздов уточняет: «Фамилия Ботяна, когда мы готовили дополнительные «Каскады», ни разу не возникала: у него было достаточно работы здесь. Хорошей работы. И в его возрасте это было бы излишним…»
Впрочем, нам известно, что Алексей Николаевич выражал желание съездить «за речку»,[371] но эта инициатива, как видим, даже не рассматривалась руководством.
«На состоявшемся 19 августа 1981 года закрытом совместном заседании Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС высшее руководство страны приняло решение о создании в Комитете государственной безопасности СССР совершенно секретного отряда специального назначения для проведения операций за пределами СССР в «особый период». Его первым командиром стал участник штурма дворца Амина, Герой Советского Союза Эвальд Козлов, боевой капитан 1-го ранга из морских погранчастей КГБ. А потому назвали отряд «Вымпел», по ассоциации с адмиральским брейд-вымпелом на мачте. Официальное же наименование было скучное — Отдельный учебный центр КГБ СССР…
После того, как решение о формировании «Вымпела» было принято окончательно, передавая мне бумаги, Юрий Владимирович Андропов сказал: «Ну вот, на! Работай, создавай! И чтоб равных им не было!»
Равных им действительно не было. И по степени готовности пойти на риск, и по степени оперативной выдумки, разведывательной находчивости. Они доказали своё право на существование и доказали право гордиться своей профессией и своими навыками. Главная особенность «Вымпела» состояла в том, что это была сила думающая, умеющая самостоятельно осмыслить любую задачу, принять правильное решение и воплотить его в жизнь…
Мы прекрасно знали, что наша боевая подготовка в некоторых случаях превосходит американскую по своей напряжённости, остроте и, можно даже сказать, по результативности. Хотя возможностей для этого у американцев было гораздо больше.
Сразу же после создания отряда начала формироваться и учебная база по нескольким направлениям. Необходимо было полностью проанализировать и обобщить богатейший опыт диверсионной разведывательной деятельности на территории нашей страны во время Великой Отечественной войны и предшествовавших войн, опыт боевой подготовки наших военных, армейских подразделений специального назначения, опыт наших противников — американцев, израильтян, западных немцев…»[372]
Просим простить за излишне длинную, быть может, цитату, но это объясняется тем, что к подготовке отряда Алексей Николаевич Ботян имел самое прямое и непосредственное отношение.
Об этом рассказывает Сергей Александрович, который десять лет руководил КУОС (Курсы усовершенствования офицерского состава), вплоть до их «упразднения» в 1993 году:
«Ботян приезжал к нам на КУОС в роли посредника. Посредник — это, так сказать, представитель от головной организации, от заказчика. Он участвовал в учениях и занятиях, профессионально смотрел, как идёт процесс подготовки. При этом сам нередко мог что-то подсказать, посоветовать, научить… Вообще, на протяжении всех десяти лет, которые мы совместно в этой работе проводили, я получал от него только конкретные замечания и предложения, у нас было по-настоящему творческое сотрудничество. Обычно приезжали посредники помоложе — ведь проверяющим также приходилось переносить немалые физические нагрузки, но и Алексей Николаевич был у нас частым гостем».
Сергей Александрович вспоминает наиболее яркие моменты таких занятий:
«Был у нас марш, для слушателей. Зима, лыжи, полная боевая выкладка, практически все занятия проводились в ночное время. По ходу, уже перед самым выходом с маршрута, они должны были пять километров пронести раненого. Я с ними лично проводил занятия по медицинской подготовке…»
Заметим, что в числе нескольких высших образований у Сергея Александровича есть и медицинское.
«…по оказанию помощи, транспортировке, различные её виды: на палатке, на лыжах, и всё такое… Но практика показывала, что слушатели тоже умные. Зачем им кого-то тащить? Только перед самым концом маршрута они действительно несут своего товарища. Все улыбаются, всем всё понятно… Тогда было решено сделать следующее: на последнем этапе кладём борцовскую куклу, килограммов на 60–70, она уже сама не пойдёт, её надо транспортировать — правильно, грамотно, чтобы она не сваливалась, не мешала. И вот поступает радиограмма: «У вас появился тяжелораненый, нужно оказать помощь! Квадрат такой-то, такой-то, такой-то». Слушатели, повторю, народ умный и грамотный. Одна из групп посылает ответ: «Раненый умер. Мы его решили захоронить». Но и преподаватель соображающий, отвечает: «В связи с тем, что ему присвоили звание Героя Советского Союза, захоронение должно быть произведено на родине». Всё! Тем, кто хорошо слушал, грамотно сделал, тому транспортировать было легче. А тот, кто считал, ну что там такого, взвалю на плечи — ребята все здоровые, то пять километров проходили еле-еле, в мыле и в напряжении страшном. Докладывают: «Товарищ полковник, группа такая-то прибыла!» Говорю: «Всё, свободны!» Они бросают этого «раненого» на землю и с остервенением начинают избивать его ногами! Так в Японии снимают стресс, избивая палкой куклу начальника… Ботян всегда по достоинству оценивал подобную организацию занятий и докладывал, что всё проводится по-настоящему».
Сергей Александрович вдруг широко улыбается — такой хорошей, доброй улыбкой:
«Смешного на этих занятиях было много! Но это мы уже потом смеялись. Допустим, проходят дорогу… Нужно ведь не просто рвануть через дорогу, а слушатель должен проверить, чиста ли она, не может ли его кто-то зафиксировать и прочее. А мы ещё старались поставить там, где наиболее удобные места для перехода, так называемые имитационные мины. И вот — занятие, и вдруг на обочине появляется грейдер. Он зацепляет мины, которые начинают взрываться с ужасным воем и свистом! Водитель, бедняга, бросает свой фейдер — и бежать! Мы ж работали не посреди полигона, а «вживую». Таких эпизодов достаточно много… Вот, шестые сутки проходят учения. Переходы, так называемые рейды, когда нужно из одной местности переместиться в другую, преодоление водной преграды, встреча с агентами и прочее, прочее… Целый комплекс мероприятий. И вот у слушателей задача: просчитать, сколько транспорта пройдёт по шоссе, что за виды транспорта, что перевозят и т. д. и т. п., и всё это описать. Ну и, как нарочно, на трассе останавливается машина, и к кустам, где сидит замаскированный слушатель, подходит водитель и начинает в эти кусты писать. Причём очень долго! Этот не выдерживает, поднимается и говорит: «Ну сколько ж можно?!» Небритый, в маскхалате, с автоматом… Что могло быть с водителем? Да что угодно! Пришлось потом долго беседовать со слушателем: раз он тебя не видит, то всё, замри и терпи! Где гарантия, что «там» такого не будет?»
Наш собеседник объясняет, что Алексей Николаевич, выполняя обязанности посредника, должен был не только встречать группу по возвращении.
«Он осматривал места, изучал маршруты — фактически сам по ним проходил, определяя, чтобы была нормальная нагрузка на слушателей — чтобы им это запомнилось. Ведь хотя у нас и шла теоретическая подготовка, но важнее всего было именно закрепление практикой. Ботян оценивал, что это будет — имитация или действительно боевая деятельность. Можно понять, что его партизанский опыт вызывал у слушателей большой интерес. Задавали самые неожиданные вопросы, например: «Алексей Николаевич, а как вы в лесу спали?» И тут Ботян объяснял, что нельзя, например, прислоняться головой к сосне или к ёлке, потому что потом от смолы волосы еле-еле отдираешь… Много полезного он давал слушателям! Не только как партизан и диверсант, но ещё и как человек, который любит, знает и понимает природу… Такой информации, что они от него получали, ни в одном учебнике не сыщешь!» крылом» Службы, которая очень заботится о своём прославленном ветеране, всячески его опекает и очень ему помогает; в окружении родных, близких и друзей.
Среди тех, с кем он сегодня общается, — генерал-майор Юрий Иванович Дроздов, легендарный начальник легендарного Управления «С»: «Во времена нашей службы больших и частых контактов у меня с ним не было по одной простой причине: на моих плечах лежало всё-таки… подразделений…»
Какая досада! Юрий Иванович назвал точное количество, но мы не расслышали, а переспросить постеснялись. Продолжаем:
«Ботян — это интересная личность. Человек, который шёл на острейшие операции, чётко давая самому себе оценку происходящего в то время на том участке, где он работал в боевых условиях. Он давал себе трезвую оценку того, что с ним может произойти, того, что ожидает каждого, кто сталкивался с боевыми операциями. В связи с этим он умел: а) держать в руках лично себя самого; б) заражать своей энергией других; в) использовать имеющиеся навыки, языковые знания, физическую подготовку, свой опыт — в том числе службу в той же Польской армии, — в интересах выполнения задания. Это удивительнейшее умение, которое необходимо человеку, который находится на серьёзнейшем и опасном участке работы».
Юрий Иванович вздыхает:
«То, что нам пришлось по-настоящему узнать друг друга только после моего возвращения из Афганистана — ну, ничего не поделаешь, так складывается судьба. То, что мы познакомились, а потом опять встретились через добрых 15–17 лет, это тоже жизненная судьба, но в любом случае я знаю его как человека, который полностью и серьёзно посвятил себя защите интересов Родины. И когда он приезжает ко мне — иногда с кем-нибудь вдвоём, иногда даже втроём — мы всегда посидим, поговорим, вытащим бутылку вина или водки, если надо — поздравим друг друга, закусим, вспомним… Он обязательно добавит какую-нибудь интереснейшую прибаутку, и, я думаю, это говорит о том, что старая гвардия ещё продолжает жить и трудиться!»
«Нормально сейчас всё, — подтверждает Ботян. — Вот только уже четвёртый год, как мой зубной техник ушла из жизни… Но есть дочь, внучка, правнуки — жаловаться не могу!»
Можно, конечно, было бы рассказать о том, как живётся Алексею Николаевичу в отставке, да стоит ли? Это его личная жизнь, и без нужды в неё лезть просто нехорошо. Да, человек живёт на покое — но он нужен, он востребован, и стиль жизни у него весьма даже активный. Думается, что этой информации вполне достаточно…
А то, что Ботян никоим образом не забыт, подтверждается не только многочисленными публикациями о нём в прессе, но и прежде всего тем, что 9 мая в год его девяностолетия (2007) Президент Российской Федерации В. В. Путин подписал указ о присвоении Алексею Николаевичу звания Героя России. В конце концов, как принято говорить, «награда нашла героя».
В президентском указе № 614 написано: «За мужество и героизм, проявленные в ходе операции по освобождению польского города Кракова и предотвращению уничтожения его немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., присвоить звание Героя Российской Федерации Ботяну Алексею Николаевичу, город Москва».
Говорить, что «вот, если бы раньше…» — это уже общие слова и сотрясание воздуха. Что есть, то есть и ничего не исправишь.
Кстати, вспоминали Алексея Николаевича и польские товарищи. Уже давно он был награждён за свои подвиги в годы Великой Отечественной войны серебряным знаком польского ордена Virtuti Militari, а тут вдруг он чуть было не получил ещё и льготу от польского правительства.
«Когда-то, уже довольно давно, — вспоминает Алексей Николаевич, — я был в польском посольстве, и там мне сказали, что все те граждане, которые были призваны в Польскую армию и воевали в 1939 году, получают пенсии от польского правительства. Примерно 25 долларов за квартал. Мне сказали: «Заполните анкету…» Отвечаю: «Я советский офицер и не могу от вас пенсию получать — мне стыдно будет!» Отказался!»
Такая вот как бы мелочь…
А теперь — о более серьёзном.
Недавно работу над портретом Алексея Николаевича Ботяна завершил народный художник СССР Александр Максович Шилов, и теперь этот портрет выставлен в знаменитой «шиловской галерее» близ Кремля.
Рассказывает Александр Максович:
«Руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки Сергей Николаевич Иванов мне признался: «По этому портрету мы Ботяна больше узнали, чем общаясь с ним». Он был удивлён, увидев портрету меня в мастерской, что Алексей Николаевич представлен там таким жёстким. Я ответил, что когда вы с ним общаетесь, то вы смотрите на него, так сказать, непристально. А ведь задача портретиста — при абсолютном внешнем сходстве выразить внутренний мир человека и его характер. Даже если просто взять его «трудовую деятельность», то уже ясно, что это может быть только человек очень смелый, решительный и жёсткий. Мягкий человек, нерешительный, каким бы патриотом он ни был, не смог бы совершить того, что делал Ботян во время Великой Отечественной войны! Так что он очень жёсткий человек. У него в глазах столько всего… Именно эти черты я и пытался выразить, когда писал его портрет. Хотя Алексею Николаевичу идёт сейчас 97-й год, но эти качества в его характере сохранились до сих пор. Вроде с ним разговариваешь, он улыбается — но за человеком надо смотреть тогда, когда он не видит, что на него смотрят. И тогда понимаешь, что это — горный орёл, который в любой момент готов сорваться со скалы и броситься на свою жертву. Конечно, ради Родины, для того, чтобы принести ей пользу, а не просто показать, какой он решительный и смелый. Я убеждён, что и сейчас, несмотря на свой возраст, он также прекрасно исполнит свой долг перед Родиной, как исполнял во время Великой Отечественной войны. А если будет нужно — он пожертвует собой ради Родины мгновенно. Его внутреннее состояние всё в глазах, во взгляде. Я его писал просто как горного орла — с вдохновением!»
Ну что ж, теперь Ботяна узнают в лицо тысячи и тысячи человек…
«Его в обыденной жизни не отличишь, не заметишь, — рассуждал Валентин Иванович. — Ну, идёт себе старичок — кто на него внимание обратит? А если бы знали, какой у него сильный стержень внутри! Что это за человек удивительный!»
И ещё в одном очень прав народный художник. Однажды, когда мы в очередной раз разговаривали с Алексеем Николаевичем, он сказал так: «В жизни у меня было всё, и всё было нормально… Жизнь сложная была, но я на неё обижаться не могу. Я честным был, никого зря не обидел, никому не завидовал — это самое главное. Я никогда не терял веру: думал, что всё хорошо будет! Так и было. Сегодня у меня никакой перспективы жизненной нет, так что я спокойно могу участвовать в любых острых мероприятиях. Если нужно — готов уничтожить какого-нибудь негодяя, предателя. Рука у меня не дрогнет. Если придётся защищать Родину — я снова готов!»
И ясно, что это вовсе не громкие слова…
Ботян остаётся в строю!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.