7. Атомное оружие США и проблема уязвимости СССР: первые расчеты

2 сентября 1945 г. в Токийском заливе на борту американского линкора «Миссури» представителями японского правительства был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Японии. Вторая мировая война закончилась. Однако ее окончание не означало наступления эпохи бесконфликтного существования. Напротив, уже в полной мере обозначились силы, претендующие на лидерство своих стран и гарантию их интересов в геополитическом устройстве послевоенного мира. Этими странами являлись США и СССР, потенциальное поле противодействия между которыми расширялось по мере роста их военного могущества и влияния в различных регионах планеты. Главной проблемной зоной оставалось пространство Европы, где конкуренция двух центров силы, их политические, экономические и другие противоречия были наиболее острыми, подогревались наличием крупных воинских контингентов, зависели от многочисленных экономических, социальных, идеологических, культурных и исторических особенностей.

События, происходившие в восточной и западной частях Европы в послевоенные годы, действия Советского Союза и Соединенных Штатов по поддержке тех или иных правительств, особенно в период холодной войны, еще требуют тщательной и объективной оценки историков. В контексте данной работы нас интересуют главным образом первые выводы, сделанные в США после окончания Второй мировой войны о реальностях будущего мира, в котором расширяющееся влияние Америки столкнулось с возросшим влиянием России.

Монопольное обладание атомной бомбой, безусловно, оказало сильнейшее воздействие на американскую политическую и военную элиту. Выше уже говорилось, что еще до окончания Второй мировой войны Европа стала для США важнейшим звеном в организации системы глобального влияния и, следовательно, одним из основных объектов геополитических устремлений. Утверждать их с опорой на обычные средства вооруженной борьбы для Америки – имевшей перед собой мощнейшую сухопутную армию в мире в лице советских вооруженных сил – даже в союзе с Великобританией было явно не под силу.

С другой стороны, даже обладание ядерной бомбой в 1945 г. не могло дать стопроцентной гарантии победы в случае конфликта с СССР. Промышленности США требовалось некоторое время, чтобы наладить такие масштабы ее производства, которые обеспечивали бы Америку необходимым запасом атомного оружия для ликвидации военного потенциала Красной армии при сохранении контроля над Европой. Кроме того, среди народов Европы и в многочисленных слоях американского общества престиж Советского Союза как страны, внесшей главный вклад в разгром агрессоров, оставался на огромной высоте. Открыто угрожать в такой ситуации атомным оружием Москве было невозможно. В том числе по этим причинам Вашингтон после окончания войны, сохраняя в Европе свое мощное военное присутствие, придерживался курса на противостояние влиянию СССР с помощью политических, экономических и идеологических рычагов. Но оценки возможностей, уязвимости и намерений Москвы строились теперь с учетом новых обстоятельств, – прежде всего обладания Соединенными Штатами атомным оружием. Это был самый существенный козырь Белого дома и военных планировщиков США.

Уже 24 августа 1945 г. секретариат Объединенного разведывательного штаба (JIS) известил начальников штабов о намерении пересмотреть предыдущий доклад (Объединенного разведывательного комитета (JIC)³⁸⁵ № 250/1) «Возможности и намерения СССР в послевоенный период». Имелось в виду дать новую оценку возможностям и намерениям России, исходя из поступившей в последнее время информации и развития текущих событий³⁸⁶. Доклад № 250/1, составленный 5 февраля 1945 г., и ряд последующих аналитических разработок из этой серии, подготовленных весной-летом 1945 г., содержали как элементы тревоги, так и сдержанного оптимизма за будущее советско-американских отношений³⁸⁷. Сотрудники JIC считали, что советская идеология предполагает конфликт между советскими и несоветскими странами, но в то же время существует возможность достижения компромисса с Москвой. Так, в годы войны СССР смог примирить до необходимых пределов свои идеологические разногласия с Западом. В ближайший же период Россия будет избегать открытого конфликта для того, чтобы успешно провести экономическую реконструкцию. По крайней мере, до 1952 года она не решится воевать с США и Великобританией. Тем не менее, следует ожидать, что СССР создаст для США множество проблем на международной арене. Москва будет стремиться к политическому и военному доминированию над другими нациями, особенно среди стран Восточной Европы, используя для этой цели подчиненные ей коммунистические партии. Советская политика будет направлена против создания любых коалиций несоветских стран, инициированных США и Великобританией³⁸⁸.

К октябрю 1945 г., проанализировав текущие события и возможности сторон, американские военные разведчики подготовили новый доклад из 250-й серии – 250/4, от 19 октября 1945 г. Внимание в нем было сосредоточено, прежде всего, на возможностях советских ВВС и прогнозах достижений России в ядерной сфере. Сотрудники JIC говорили о том, что СССР, видимо, способен быстро увеличить размер и качество своих военно-воздушных сил, о вероятной активной работе советских конструкторов над созданием ракетного оружия; подчеркивалось, что от 8 до 10 ведущих германских исследователей в этой области исчезло из поля зрения, что предполагало их использование в Советском Союзе. Относительно же атомного оружия делалось замечание, оказавшееся впоследствии удивительно точным: «Если США не передадут Советам секрет атомной энергии, они все равно, вероятно, окажутся способны развить и применить эту форму энергии в течение ближайших пяти лет… Пять лет будет достаточным временем для русских ученых закончить свои исследования в этой сфере. Передача секрета атомной энергии сейчас приведет лишь к тому, что поставит СССР в позицию эквивалентную США и возможно сэкономит советским ученым несколько лет работы»³⁸⁹.

Следует, однако, подчеркнуть, что многие военные и политические деятели США считали невозможным скорое появление у Советского Союза атомной бомбы. Основной причиной для таких заключений было экономическое отставание СССР, недооценка способностей советских ученых, инженеров и рабочих. Вспоминая медлительность, с какой устанавливалось в годы войны ленд-лизовское оборудование по изготовлению автомобильных шин, многочисленные изменения в плане шинного завода, бывший глава военной миссии США в Москве Дж. Дин скептически замечал: «Когда меня спрашивают, сколько времени потребуется русским на проект по производству атомной бомбы, я думаю сначала о гигантской американской установке “Oak Ridge” и уже затем о том, как русские обошлись с заводом, уже спроектированным, построенным и готовым к пуску в эксплуатацию. Как только я услышу, что первые автопокрышки выкатились из московского завода, у меня появятся определенные основания для ответа на вопрос, когда у русских появится атомная бомба»³⁹⁰. Интересен и другой пример. Президент Трумэн, беседуя в 1946 г. с конструктором американской атомной бомбы Оппенгеймером, спросил: «Когда русские смогут создать бомбу?» – «Я не знаю», – ответил ученый. «Я знаю», – заявил президент. «Когда же?» – последовал вопрос. «Никогда!» – ответил Трумэн³⁹¹. Как известно, СССР создал собственную атомную бомбу в 1949 г.

* * *

Необходимо вкратце напомнить о том политическом фоне, на котором шел процесс составления подобного рода документов американской разведки, а также затронуть вопрос о реакции на текущие события высшего политического и военного руководства США. Несмотря на то, что США и Великобритания фактически согласились со сложившейся к тому времени расстановкой сил на европейском континенте, они по прежнему стремились воспрепятствовать утверждению в восточноевропейских странах прокоммунистических режимов. В дополнение к затянувшемуся обсуждению польской проблемы, западные державы активно критиковали теперь ситуацию в Югославии, Румынии, Болгарии. США и Великобритания стремились добиться участия в выборах в этих странах более широкого представительства сил, находящихся в оппозиции коммунистам и обеспечить их реальное участие во власти. 11 сентября открылась Первая лондонская сессия СМИД для обсуждения мирных договоров с Италией и другими европейскими странами – бывшими союзниками Германии. Между сторонами сразу же возникли сильные разногласия, и Молотову пришлось выслушивать нелицеприятные заявления госсекретаря США Бирнса о нарушении СССР своих обязательств в отношении Румынии. Западные союзники требовали также реорганизации румынского и болгарского правительств в демократическом духе, без чего они не соглашались на их признание. (Формально военная оккупация в этих странах осуществлялась под управлением союзных контрольных комиссий.) Тем не менее, советские представители не шли на уступки и, более того, сами поставили вопрос об участии Москвы в союзной комиссии по определению будущего Японии, находившейся тогда под единоличным контролем генерала Макартура. Разгорелись дискуссии по проекту, касавшемуся Италии. В итоге сессия СМИД в Лондоне, окончившаяся 2 октября, была фактически провалена в результате нежелания сторон найти приемлемые компромиссы. В конце октября Трумэн заявил об остающейся у Америки твердой позиции по непризнанию существующих правительств Румынии и Болгарии. Компромисс по этому вопросу был найден только в декабре 1945 г. во время Московского совещания СМИД³⁹².

Обстановка между бывшими союзниками во Второй мировой войне накалялась. Трумэн считал, что в то время Соединенные Штаты обладали достаточными ресурсами, чтобы наращивать производство атомной бомбы. В конце сентября 1945 г. ушел в отставку военный министр Г. Стимсон, несогласный с политикой Белого дома, направленной на свертывание сотрудничества с СССР и расчетами использовать ядерное оружие в качестве рычага давления на Москву. 20 сентября окончательно прекратились поставки по ленд-лизу в СССР. Хотя начало холодной войны принято связывать со знаменитой речью У. Черчилля в американском городе Фултон 5 марта 1946 г.³⁹³, ее сполохи в полной мере обозначились уже осенью 1945 г. Внешнеполитический курс США все в большей степени приобретал характер «атомной дипломатии».

* * *

Американские военные аналитики приступили к детальному рассмотрению военно-стратегического положения Соединенных Штатов. 9 октября 1945 г. Объединенный комитет стратегического обзора по собственной инициативе подготовил для американских начальников штабов доклад по этому вопросу, исходя из существующей политики Советского Союза. В нем выражалась серьезная обеспокоенность развитием ситуации и делался прогноз о будущем «агрессивном» и «бескомпромиссном» поведении России.

«Шесть месяцев назад, – отмечали составители документа, – Соединенные Штаты являлись величайшей военной машиной, которая когда-либо существовала на земле³⁹⁴. Их вооруженные силы и организация управления были более мощными и гибкими, чем у любой другой нации в мире. Беспрецедентная сила США увеличивалась военным альянсом с Британской империей. Военная мощь России, хотя и основанная на огромной и эффективной армии, была ограничена действенным применением на своей собственной территории. Это правда, что, даже находясь в зените нашей силы, мы не смогли бы воевать против России в определенных регионах планеты, но верно и то, что США в то время были способны противостоять, если необходимо, расширению активности русских за пределами этих регионов. В целом, США были способны поставить эффективный заслон неоправданным и зачастую экстравагантным требованиям русских. Теперь же, после окончания войны, Соединенные Штаты находятся на этапе ликвидации своей огромной военной машины. Планы, касающиеся демобилизации, появились еще раньше – в ходе войны… Процесс демобилизации, естественно, с быстрыми темпами уменьшает наши военные возможности. Наша сила становится слабее, однако происходит это во многом из-за психологии нашей страны. Не будет преувеличением сказать, что сейчас главный интерес американской публики в отношении вооруженных сил состоит в их сокращении до определенного минимума…»

В докладе подчеркивалось, что ситуация может серьезно осложниться «нарушением послевоенной экономической жизни государства, которая проявится в забастовках и безработице. Если не удастся быстро поставить такие процессы под контроль, то это не только существенно снизит оперативность наших вооруженных сил, но и по странной иронии серьезно сократит запланированные масштабы демобилизации». Далее вновь обращалось внимание на ненормальные (по мнению военных) тенденции в послевоенном общественном мнении США: «Среди населения широко распространено представление, – говорилось в документе, – что изобретение новых видов оружия, особенно атомной бомбы, каким-то образом заменит нашу армию или сделает возможным кардинальное сокращение сухопутных сил, флота и ВВС. Существует недопонимание относительно Устава Организации Объединенных наций, который якобы может гарантировать нас от вовлечения в новую большую войну».

Представители Объединенного комитета стратегического обзора предсказывали, что «только нападение или серьезная угроза нападения на Соединенные Штаты смогут изменить существующие тенденции в общественном мнении американцев, но даже в этом случае потребуется год, а то и больше, чтобы восстановить нашу военную силу до того состояния, какой она была лишь совсем недавно».

Составители отдавали должное тем политическим успехам, которых США добились путем ведения переговоров со своими партнерами. В то же время отмечалось, что «важнейшие переговоры, касающиеся интересов США в Европе и на Тихом океане, еще не завершены». Военное сотрудничество с Россией было чрезвычайно плодотворно, и она выполнила свои обещания вступить в боевые действия против Японии. С Москвой были достигнуты разумные компромиссы в подготовке Устава ООН, «проверка действия которого на практике еще впереди». Перечислялись «приобретения» России: «Она присоединила к себе балтийские страны, восточную треть Польши и часть Восточной Пруссии. Она контролирует и безжалостно устанавливает собственную систему управления в Румынии и Болгарии; в меньших масштабах подобный контроль осуществляется в Венгрии, Чехословакии и Югославии. Она оккупирует восточные области Германии и Австрии. На Тихом океане Россия – несмотря на то, что участвовала в войне с Японией всего несколько дней – овладела Курильскими островами и Южным Сахалином, оккупирует Маньчжурию и Северную Корею, где русская система в самом худшем виде уже претворяется в жизнь».

Сотрудники Объединенного комитета стратегического обзора признавали, что были недостаточно осведомлены о запросах России, но знали о ее целях в отношении северо-востока Турции, Дарданелл, Додеканесских островов, острова Медвежий и архипелага Шпицберген. «Последние требования России, обозначенные в Лондоне, – говорилось в документе, – видимо, включают в себя пункты о предоставлении права опеки над территориями в Африке, стабилизации положения СССР на Балканах и скоординированного подхода к оккупации и управлению Японией… Совершенно очевидно, что подобные требования России стали возможны вследствие ее недавних успехов и, в свою очередь, отражаются на ее агрессивном поведении». Слабостью позиции России являлась, по оценке авторов документа, необходимость получения ею американской помощи для послевоенной реконструкции своей экономики.

Руководство Объединенного комитета стратегического обзора считало, что американские начальники штабов обязаны срочно пересмотреть все военно-стратегическое положение США, исходя из политики, проводимой Россией за последнее время. В связи с этим замечалось, что «США не могли бы успешно воевать с Россией, например, на Балканах или в Турции и, возможно, в Южной Корее. Но, если где-либо существует предел русским требованиям, мы должны знать, где может быть проведена ограничительная линия, и проэкзаменовать при этом свои военные возможности. Мы также должны быть уверены, что не будем осуществлять быстрое сокращение своих вооруженных сил, поскольку это сделает невозможным защиту такой линии». Считалось возможным, что Россия может устремиться к контролю над Европой (сравнимому с германским), Восточным Средиземноморьем, Персидским заливом, Маньчжурией, Северным Китаем и Кореей. Рекомендовалось: поручить Объединенному штабу планирования в качестве дела первостепенной важности изучить настоящие и перспективные военные возможности США и «определить те регионы мира, где эти возможности будут достаточными, чтобы успешно противостоять агрессивным намерениям России». Результаты изучения предназначались для руководителей военного и военно-морского ведомств с той целью, чтобы они, «согласовав свою точку зрения с мнением государственного секретаря, сделали совместное представление для президента»³⁹⁵.

15 октября 1945 г. Комитет начальников штабов США одобрил рекомендации Объединенного комитета стратегического обзора³⁹⁶. А уже 17 октября Объединенный комитет военного планирования поручил Объединенному разведывательному комитету провести срочное изучение военных возможностей США в противовес «русским агрессивным намерениям»³⁹⁷. 18 октября секретариат JIC издал меморандум, в котором отмечалось, что Комитету приказано подготовить оценку политической ситуации в России, ее целей и возможностей вести экспансию, имея в виду, что война может начаться к 1 января 1948 г., – либо примерно в это время. Упор предстояло сделать на наступательных возможностях СССР, его способности произвести атомное оружие в ближайшие десять лет, шансах советской экономики выдержать большую войну в течение следующих пяти лет³⁹⁸. 20 октября секретарь Объединенного комитета военного планирования Дж. Хиллис направил в JIC еще один меморандум, в котором говорилось следующее: «От Комитета требуется, чтобы он считал делом первостепенной важности предоставить список из 20 наиболее важных целей в России и подчиненных ей территориях, подходящих для стратегической бомбардировки. Цели определить независимо от дислокации баз, откуда будут направлены бомбардировщики. Такая информация должна быть дополнена картой, пригодной для воспроизведения в фотографической форме. Информация требуется до 12.00, среды, 24 октября 1945 г.»³⁹⁹

Доклад о 20 наиболее важных советских объектах, выбранных для стратегической (ядерной) бомбардировки в указанный срок, видимо, был подготовлен, хотя отдельного документа по этому вопросу в архиве найти пока не удалось. Но список из 20 городов СССР (политических, промышленных и культурных центров), вместе с приложенной к нему картой, содержится в материалах доклада JIC от 3 декабря 1945 г., как составной части новой 329-й серии докладов о возможностях и уязвимости СССР. О нем будет сказано несколько позднее.

В меморандуме, направленном в JIC Дж. Хиллисом 22 октября, говорилось, что необходимо также срочно подготовить ответы на следующие специфические вопросы: «а) русские цели, и б) русские возможности. Каждый пункт расписать применительно к Латинской Америке, Исландии, Гренландии, о-ву Медвежий и архипелагу Шпицберген, Западной Европе, Балканам, Африке, Восточному Средиземноморью, Турции и Малой Азии, Ближнему Востоку (район Персидского залива), пограничным с Индией государствам, Северному Китаю, Маньчжурии, Корее, Японии»⁴⁰⁰.

В конце октября 1945 г. представителям Объединенного комитета военного планирования, а затем и американским начальникам штабов продолжали поступать разведывательно-аналитические материалы JIC, подготовка которых была намечена еще в конце августа 1945 г. (т. е. переработанные с учетом новых данных о возможностях и намерениях СССР материалы 250-й серии). Во внутренней переписке JIC – в документах Объединенного разведывательного штаба (JIS) этого Комитета – они шли под номером 80. Так, 26 октября был подготовлен доклад о «Советской послевоенной внешней политике». В нем, в частности, подчеркивалось, что «долгосрочной задачей СССР является распространение своего контроля на всю Евразию и пограничные ей области. Ближайшая цель – образование зоны полной безопасности вдоль своих границ. Все это требует ограничения экономической зависимости, существовавшей до войны, сближения с культурными ценностями Западной Европы и англо-американского мира, создания «демократических» (отмечено кавычками составителями доклада. – М.М.) правительств, дружественно относящихся к СССР». «Россия добилась многого в обеспечении своих стратегических позиций, – отмечали разработчики документа, – однако в Европе абсолютно эффективной зоны безопасности она пока не создала. Эта зона будет неполной, пока Турция кардинально не ослаблена, а Греция и Италия не нейтрализованы как аванпосты Британской империи. Следовательно, эти страны будут объектом продолжающегося советского давления в ближайшие десять лет».

Разработчики документа приводили в этой связи примеры советских требований относительно ревизии Конвенции Монтрё и передачи СССР турецких городов Карс и Ардаган. Далее говорилось о советских претензиях на опеку в различных уголках мира: в Средиземном море, Северной Африке, в регионах Ближнего и Дальнего Востока и др. Делались прогнозы, согласно которым к 1956 г. Советский Союз сможет добиться, по крайней мере, совместного участия в контроле над такими пунктами Средиземноморья, как, например, Танжер. Говорилось о том, что СССР, возможно, не выведет свои войска из Кореи, пока не обеспечит в ней проведение выборов по собственному сценарию, и будет традиционно симпатизировать антиколониальным движениям в Индии, Бирме, Индокитае, Голландской Индии, на Филиппинах и других регионах. И это станет продолжением антиимпериалистической линии, направленной против Британии, Франции и Нидерландов⁴⁰¹.

1 ноября 1945 г. в секретариат JIS поступил доклад «Послевоенная экономическая политика и экономические возможности СССР», подготовленный в службе военной разведки. Его текст предназначался для дальнейшей доработки аналитических материалов Объединенного разведывательного комитета. Авторы доклада указали на ряд противоречий в экономическом положении Советского Союза и выделили главные тенденции в развитии страны на ближайший период. СССР, по их оценкам, вышел из войны значительно ослабленным, хотя по запасам сырья остается богатейшим государством мира. Он вступил в войну достаточно «сырой индустриальной державой», был отброшен в экономическом отношении примерно на десять лет назад, и только благодаря мобилизации всех своих ресурсов, происходившей с помощью импорта по программе ленд-лиза, смог одержать победу. Результатом войны стал тот факт, что с политической точки зрения Россия сейчас намного сильнее, чем с экономической. В докладе отмечалось, что советские лидеры признают хозяйственную слабость своей страны и желают восстановить ее как можно скорее. На будущее они планируют широкомасштабную индустриальную экспансию, которая позволит не только наилучшим образом использовать ресурсы России и обеспечить ее военную безопасность, но и повысить уровень жизни населения до уровня, более соответствующего роли страны как одного из мировых лидеров.

«В течение следующих 20 лет, – говорилось далее, – при условии успешного выполнения этой программы, Советский Союз достигнет большого прогресса и станет второй по экономическому развитию державой мира. СССР сегодня находится даже в лучшей позиции для быстрого экономического рывка, чем до начала войны. Это правда, что во многих отношениях четыре года войны действительно отбросили страну назад… Но в то же время получили развитие новые отрасли индустрии, новые технологии, были открыты и стали эксплуатироваться новые источники дохода… Сейчас СССР находится в таком положении, когда одновременно с реконструкцией существующих промышленных районов в течение 10 лет он может создать намного более сильную экономику».

Составители доклада предполагали, что экономическая мощь СССР будет повышаться не только за счет собственных ресурсов, но и использования взятых им под контроль территорий – Прибалтики, Финляндии, Польши, Чехословакии и Румынии. Посредством взимания репараций, заключением выгодных торговых договоров Россия обеспечит себе преимущественные экономические позиции в Восточной Европе, улучшит тем самым свое собственное хозяйство и вряд ли допустит возвращение этого региона к предвоенной экономической зависимости от Западной Европы⁴⁰².

Следует заметить, что сотрудники американской военной разведки довольно объективно просчитывали среднесрочный экономический потенциал СССР. Однако оставался открытым вопрос о том, во что может обойтись самой России контроль над определенными областями Восточной Европы в более отдаленной перспективе, и как это обстоятельство может повлиять на темпы роста промышленности, сельского хозяйства, в конце концов, на уровень жизни в СССР, в условиях быстрого технологического прорыва в западных государствах – прежде всего в США. Практически незатронутыми остались и проблемы различий в социально-экономических моделях двух систем, экономико-географическом положении двух стран и связанные с этим особенности развития хозяйства.

Разведывательные службы США прогнозировали, что СССР, несомненно, в ближайшем будущем будет поддерживать объем своей оборонной промышленности, но в то же время намерен осуществить большую программу реконверсии. Формулируя выводы относительно будущих экономических возможностей России, составители доклада пытались увязать их с прогнозом военно-политического курса Москвы. Так, отмечалось: «А) Советская внешняя политика будет избегать вовлечения СССР в большую войну. Б) СССР будет стремиться создать и оснастить крупнейшую армию в мире. В) Советская экономика будет работать на уровне своих возможностей. Г) Развитие производства не превысит максимум, достигнутый в период предвоенных пятилетних планов. Д) СССР будет импортировать материалы с той же интенсивностью, как это было в первые годы пятилеток. Этот импорт будет финансироваться за счет экспорта или золотого запаса. Однако если сейчас и невозможно определить, будут ли доступны для СССР иностранные кредиты, никаких запросов о зарубежной помощи для своей экономики Москва не делала»⁴⁰³.

Через несколько дней, 5 ноября, сотрудники JIS получили для анализа еще один доклад службы военной разведки, касающийся «внутренних факторов, влияющих на стабильность советского режима». В нем утверждалось, что «самая большая слабость советской политической системы, влияющая на мораль населения, проистекает из противоречий между демократической конституцией и олигархической администрацией». Американские разведчики критиковали отсутствие демократии в процедуре выборов в Верховный Совет СССР, состояние юридической системы, реальное положение с правами человека, свободой слова, религии и т. д. В то же время подчеркивались высокая степень лояльности населения к своему правительству, достижения за последние годы в области медицины, образования, социального обеспечения и т. д. Прогнозировалось изменение в пропаганде отношения Москвы к бывшим западным союзникам. Говорилось, что «неудачное завершение сессии СМИД в Лондоне поставило советский режим перед первым серьезным пересмотром своей международной политики… Статус Молотова в течение ближайших нескольких месяцев может дать ключ к разгадке внутренних процессов, хотя представляется маловероятным, чтобы изменения во внешней политике могли серьезно повлиять на стабильность режима… Следующим ходом советской пропаганды может стать характеристика западных держав как «недемократических, капиталистических режимов», за которым последует возвращение к доктрине “капиталистического окружения”, знакомой по концу 1930-х годов, когда СССР отрицал любую общность интересов с западным миром»⁴⁰⁴.

Нельзя сказать, что представители военной разведки слабо разбирались в основных направлениях внутренней и внешней политики Советского Союза и особенностях его режима. Тем не менее, некоторые их заключения выглядели достаточно тенденциозно и изначально проистекали из неприятия ценностей противоположной системы. Такое отношение предопределяло, например, однозначно критическую трактовку поведения Москвы во время предвоенного политического кризиса.

Во второй половине ноября 1945 г. в Вашингтоне были подготовлены и другие аналитические разработки, в которых рассматривались потенциальные возможности и намерения СССР, вероятные направления будущей экспансии России, и в то же время говорилось о существующей слабости ее вооруженных сил, особенно стратегической авиации и ВМФ. 3 декабря JIC представил на рассмотрение Объединенного комитета военного планирования (для последующей передачи американским начальникам штабов) доклад под номером 329/1. В нем содержалась информация с приложенной картой-схемой о 20 наиболее важных объектах (городов) на территории СССР, отобранных для атомной бомбардировки на случай «агрессивных военных акций Советского Союза, в которые будут вовлечены и Соединенные Штаты». Этот материал готовился исходя из упомянутого выше поручения в JIC конца октября 1945 г.

Доклад назывался «Стратегическая уязвимость СССР в случае ограниченной авиационной атаки». Его составители рассчитывали использовать против Советского Союза от 20 до 30 атомных бомб, полагая, что Великобритания будет являться союзником США и предоставит им необходимые авиационные базы. Они высоко оценивали потенциал советских сухопутных сил, способных вести широкомасштабное наступление, прежде всего, на пространстве Европы и в то же время указывали на отсутствие у Красной армии необходимых средств для осуществления крупных десантных операций. При выборе целей для ядерной бомбардировки предлагалось «рассматривать проблему в свете трех отличительных аспектов, дающих возможность говорить о вероятной советской агрессии: 1) способность [СССР] атаковать непосредственно Соединенные Штаты; 2) наступательные возможности СССР в Европе и Азии; 3) способность СССР в долгосрочной перспективе увеличить и развить свои ресурсы до такого размера, когда при определенных обстоятельствах станет возможным атаковать США или обеспечить свою оборону против атаки Соединенных Штатов…»⁴⁰⁵

Представители JIC признавали, что «Советский Союз в течение ближайшего будущего не может атаковать континентальную территорию США. Обладая слабым военно-морским флотом и второсортным торговым флотом, советские силы не в состоянии проводить заокеанские операции. Против Соединенных Штатов, например, Советам придется перебрасывать армию на расстояние в 4000 миль, чтобы атаковать противника, обладающего сильным флотом, мощными ВВС и десятикратным превосходством в производстве стали. Специфическое оборудование и техника для проведения десантных операций в СССР должным образом не готовились. Около 5 лет понадобится Советам, чтобы развить производство ракет, способных преодолевать океан, и еще больше времени для создания дальнего бомбардировщика типа Б-29… В случае начала боевых действий в Европе, на Ближнем или Среднем Востоке Советы будут иметь большой перевес в численности войск против США, или даже против США, Британии и Франции вместе взятых. (Последняя комбинация представляет максимально возможную коалицию, вероятно способную противопоставить Советам значительные силы.) Когда началась битва за Вислу (Висло-Одерская операция Красной армии в январе 1945 г. – М.М.), советские войска превосходили германские в отношении 2,5:1. Теперь против западных держав Советы будут иметь, по крайней мере, такое же соотношение сил, а если продолжится наша демобилизация, то их превосходство будет значительно большим. Советы будут стараться одержать верх над противником безрассудным использованием своего численного превосходства…»

В отношении Дальнего Востока расчеты разведки были несколько иными. Здесь не ожидалось советского численного превосходства и говорилось об уязвимости транссибирской транспортной артерии. Наибольшей слабостью России считалась авиация. Отмечалось, что в боях с вермахтом она смогла лишь эффективно поддерживать наземные части, но не располагала возможностью осуществлять массированные бомбардировочные рейды. В этом смысле американские ВВС стояли неизмеримо выше советских и могли в случае войны нанести существенный урон тыловым коммуникациям русских, замедляя темпы их наступления. Бесполезным считалось нанесение авиацией США стратегических ударов в прифронтовой полосе (где войска обычно рассредоточены на большой территории), равно как и по незначительным силам советского ВМФ. Атомная бомбардировка транспортных коммуникаций СССР могла принести очень хороший результат, однако ядерных бомб было пока мало, и уничтожение транспортной сети полагалось возложить на «другие способы авиационных атак».

На наш взгляд, эти прогнозы имели принципиальное значение. И хотя в рассматриваемых документах немало говорилось об агрессивности СССР и военной угрозе для США, такой угрозы, как признают авторы документа, не существовало. Политика конфронтации и гонки вооружений имела целью не допустить, чтобы СССР создал надежный щит для своей обороны.

Наиболее подходящими целями для атомного оружия в документе назывались центры промышленного производства, государственной власти и развития наукоемких областей. Города, выбранные для атомной бомбардировки, перечислялись в такой последовательности: Москва, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Ленинград, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Молотов, Тбилиси, Сталинск, Грозный, Иркутск, Ярославль. Москва рассматривалась как крупнейший административный, научный и промышленный центр, где создавалось 13 % самолетов, 43 % тракторов, 15 % меди и т. п. Куйбышев – центр бактериологических исследований и производства 22 % авиации. Баку – центр 61 % добычи и 49 % переработки нефти, Тбилиси – столица Грузинской ССР, научно-исследовательский центр, производящий 3 % самолетов, Грозный – город, где перерабатывалось 11 % нефти и располагались крупные машиностроительные предприятия и т. д. В целом, в 20 обозначенных городах выпуск продукции в процентном отношении ко всей стране составлял: по самолетам – 90, стрелковому оружию – 73, танкам – 86, тракторам – 88, стали – 42, сырой нефти – 67, переработанной нефти – 65, алюминию – 25, меди – 15, цинка – 44 процента⁴⁰⁶.

Одним из важнейших вопросов, связанных с разработкой докладов Объединенного разведывательного комитета, равно как и документов Объединенного комитета стратегического обзора и других организаций в рамках Комитета начальников штабов США во второй половине 1945 г., является выяснение степени информированности о них высшего военно-политического руководства Соединенных Штатов, а следовательно, и предположений о значимости этих документов для принятия решений на «высшем уровне». Этот вопрос, в должной мере, еще не исследован историками разведки США. Так, Л. Валеро признает, что доподлинно неизвестно, достигали ли оценки JIC (JIS) стола президента США. «Эти оценки, – пишет он, – имели ограниченное хождение в рамках Объединенного разведывательного комитета. Расчет рассылки послевоенных докладов JIC, обычно включал в себя представителей различных служб Комитета, секретаря Комитета начальников штабов, руководителей Объединенного комитета военного планирования, Объединенного комитета стратегического обзора, Объединенного штаба планирования и др. После того, как доклады JIC приходили в Комитет начальников штабов, их зачастую перенумеровывали и отдавали на рассмотрение руководителям трех видов вооруженных сил… Если оценки JIC и поступали на стол президенту Трумэну, то делалось это, скорее всего, через адмирала Леги, начальника штаба при президенте США, который был также в числе получателей этих докладов…»⁴⁰⁷ Другими словами, военные руководители США могли доводить до Трумэна (и вероятнее всего делали это) материалы разведывательно-аналитического характера о Советском Союзе в сжатом виде, выделяя основные моменты их содержания и важнейшие рекомендации. Скорее всего, не они, а доклады и меморандумы ответственных лиц из внешнеполитического ведомства США, конкретно Дж. Бирнса, А. Гарримана и Дж. Кеннана, имели приоритетное значение. Однако влияние военных на внешнюю политику Белого дома в условиях появления на сцене нового сильного оппонента в лице Советского Союза и освоения атомного оружия, безусловно, оставалось высоким и явилось важнейшим моментом в деле формирования послевоенной политики и стратегии США и их союзников. Л. Валеро отмечает, что доклад JIC № 329 (доклад о «Стратегической уязвимости СССР в случае ограниченной авиационной атаки». – М.М.) стал, вероятно, основой для подготовки наиболее ранних из известных нам планов ядерной войны против СССР⁴⁰⁸.

Есть и другое мнение о позиции США в вопросе использования атомной бомбы и оценках Вашингтоном возможностей Москвы во второй половине 1940-х годов. Его высказал американский историк Дж. Гэддис. Задаваясь вопросом, почему Соединенные Штаты не прибегли к превентивной войне против Советского Союза, чтобы сделать невозможным достижение им паритета в ядерной области, он заостряет внимание на следующих обстоятельствах. Начальники штабов вскоре после Хиросимы и Нагасаки рассматривали вопрос о том, что военные акции могут привести к перманентной ядерной монополии США. Но их идеи на этот счет вели в никуда. С одной стороны, по мнению Гэддиса, это определялось беспокойством об имидже нации: американцы не начинают войны. «А если впоследствии и были отдельные разговоры об атаке СССР с целью ликвидации его потенциала в ядерной сфере, то они всегда велись в контексте того, что произойдет после того, как сорвутся все усилия по организации международного контроля над атомным производством, или после того, как СССР станет обладать возможностями атаковать США или их союзников»⁴⁰⁹.

Объективность суждений Гэддиса стоит подвергнуть сомнению. Во-первых, за всю свою историю США участвовали во многих войнах и конфликтах, большинство которых были отнюдь не оборонительными. Во-вторых, разговоры о превентивном ударе против СССР носили, как мы видим из приведенных выше документов, совершенно конкретный характер, и оформлялись они в реальные планы нанесения атомных ударов по СССР, в результате которых погибли бы миллионы советских людей, разрушены десятки городов, уничтожены промышленные предприятия, работающие не только на достижение ядерного паритета, но и производящие многие виды продукции, в том числе и мирную. Далее Гэддис пишет о том, что в США в конце сороковых годов не было достаточного количества ядерных припасов, и американское руководство не было уверено в победе, если США начнут превентивную войну. Но и в этом суждении историк грешит тенденциозным изложением фактов. Так, он говорит о низких темпах наращивания атомного оружия в Соединенных Штатах, о наличии к марту 1947 г. в американском арсенале только 14 бомб, а к весне 1948 г. – «только 50 неуклюжих и несобранных зарядов, и только 30 бомбардировщиков Б-29, способных нести их»⁴¹⁰. Однако здесь стоит задуматься над вопросом: если США всего за один год сумели нарастить свой ядерный арсенал с 14 до 50 бомб, разве это не достижение атомной промышленности государства? Разве Трумэн не понимал, что и 14, а тем более 50 бомб могут нанести гигантский урон СССР? Кроме того, даже без нанесения самих ударов, сам факт обладания ядерной монополией давал США огромные преимущества в силовом отстаивании своих интересов по всему миру, и прежде всего на европейском континенте. К тому же все это происходило на фоне понимания в Белом доме невозможности для СССР каким-либо образом атаковать собственно американскую территорию.

Гэддис говорит и о достаточно реалистичной позиции военных, понимавших, что вслед за ядерными ударами по СССР будут возможны ответные действия советских сухопутных войск на пространстве Европы. Но в то же время вскользь упоминает, что военное ведомство отнюдь не исключало своей победы в гипотетической войне. Так, он пишет, что военный министр Джеймс Форрестол заявлял: «победить русских – это одно дело, но что делать с ними потом – это совершенно другая проблема»⁴¹¹. Из этого можно заключить, что мнение об СССР как о государстве-противнике, которое желательно разрушить ради претворения в жизнь американских интересов, было широко распространено в руководстве США. Вопрос заключался в отсутствии планов ведения дел с оставшимися в живых советскими людьми на завоеванных землях. Логика вполне прагматичная и для раннего периода холодной войны неудивительная. Однако историк упускает из виду одно из главных обстоятельств, удерживавших американское политическое и военное руководство от нанесения удара по СССР. Это громадный престиж советского государства во всем мире, благодарность к нему за освобождение от фашистской тирании миллионов людей. Любой удар по СССР в этих условиях, даже при тщательно продуманной пропаганде негативного образа страны, был бы воспринят в мире, в том числе в западных странах, как явная агрессивная акция, отказ от мирного диалога и от принципов, которые выдвигал и отстаивал Рузвельт.

* * *

Летом 1945 г., пока еще не была разгромлена Япония и отношение к СССР со стороны американских начальников штабов не было окончательно определено, конфронтационных в своей основе планов, где главным противником считалась Красная армия, ими еще не выдвигалось. Однако к октябрю 1945 г. ситуация изменилась самым кардинальным образом – военной помощи от Москвы более уже не требовалось. Все это происходило на фоне ядерной монополии США, роста противоречий с Советским Союзом по ряду политических и территориальных вопросов, отсутствия компромисса на заседаниях СМИД в Лондоне. Как пишет известный американский историк М. Столер, «только на этой стадии американские начальники штабов и их планировщики начали ясно воспринимать Советский Союз как своего противника, а не союзника в послевоенном мире… В самом деле, во многих отношениях они запоздали с подготовкой планов для нового крестового похода. Несмотря на то, что некоторые военные в течение всей войны призывали к политике противостояния, начальники штабов строго придерживались линии на сотрудничество, по крайней мере, до апреля 1945 г. Коллапс Германии, произошедший одновременно со смертью Рузвельта и нарастанием советско-американских трений, положил начало пересмотру и изменению этой линии… Когда же начальники штабов пришли к выводу, что СССР может представлять угрозу, перемены в их поведении были достаточно драматические; к началу 1946 г. планировщики произвели на свет первый проект плана ядерной войны против Советского Союза»⁴¹².

К 1948 г. в Соединенных Штатах был разработан уже целый набор планов удара по СССР с использованием ядерного оружия. В одном из первых – «Пинцерз» («Клещи») 1946 года, предусматривалось применение уже 50 атомных авиабомб⁴¹³. Кроме того, влияние американских генералов сказалось на решениях о создании сети военных баз США по всему миру – прежде всего в непосредственной близи от территории СССР. Испытание советской атомной бомбы в 1949 году изначально не побудило Вашингтон отказаться от своих планов – слишком велико пока было их превосходство в ядерной сфере. Реальное осознание, к чему может привести атомная война, возникло позднее, по мере усиления военного потенциала Советского Союза. Возможно, тогда американские руководители вспомнили слова Альберта Энштейна по поводу вновь изобретенных средств уничтожения человека: «Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но в четвертой мировой будут сражаться уже палками и камнями»⁴¹⁴.

Действия СССР в Восточной Европе с целью создания «пояса безопасности» на западных границах страны, борьба за влияние в других частях мира вызывали крайне негативную реакцию США. Вашингтон особенно опасался за свои интересы в Турции и Греции. Эти страны рассматривались как регион наиболее вероятного военного столкновения двух систем. Дальнейшие события относятся к развитию холодной войны выходят за рамки данного исследования. Напомним лишь, что еще 27 октября 1945 г. Трумэн произнес в Нью-Йорке речь, в которой подчеркнул, что все рассуждения о сокращении армии и флота США в связи с наличием у Америки атомной бомбы абсолютно неверны, и что Белый дом не собирается делиться с кем-либо секретом изготовления ядерного оружия.

В начале 1946 г. в Вашингтоне шел активный процесс разработки новых основ внешнеполитической линии в отношении СССР. Наиболее четко они были изложены в т. н. «длинной телеграмме» поверенного в делах в Советском Союзе Дж. Кенннана государственному секретарю США от 22 февраля 1946 г. Кеннан писал о продолжении экспансионистских традиций России, к которому теперь добавлялось стремление марксизма-ленинизма расширить свое влияние в мире, указывал на желание Москвы подорвать гармонию западного общества и ослабить международные позиции США⁴¹⁵. Вскоре телеграмма Кеннана была опубликована во влиятельном журнале «Форин афферс». Профессор В.Л. Мальков отмечает, что «историки внешней политики и дипломатии США единодушны во мнении: ни один другой документ не оказал такого сильного влияния на официальные круги и американское общественное мнение, как это случилось с “длинной телеграммой”… [Она] по сей день рассматривается как ключевой документ в концептуальном оформлении американской политики “сдерживания” коммунизма»⁴¹⁶. Действительно, американское политическое руководство одобрительно воспринимало мнение Кеннана, поскольку оно хорошо укладывалось в уже меняющийся на конфронтационной основе внешнеполитический курс США по отношению к СССР. Хотя сам американский дипломат, по мнению В.Л. Малькова, «по-видимому, недооценил, сколь стремительно восприятие Советского Союза новым политическим руководством в Вашингтоне… будет претерпевать изменения под знаком воссоздания образа непримиримого врага»⁴¹⁷. В свою очередь, на политику Москвы в отношении США и Великобритании большое влияние произвела речь У. Черчилля в присутствие Трумэна в Фултоне (США) 5 марта 1946 г., где он говорил о «железном занавесе», опустившемся на Европу, необходимости объединении народов, говорящих на английском языке. В Кремле полагали, что внешняя политика Америки отражает империалистические тенденции, и стремиться обеспечить для США мировое господство. Все силы американской армии, флота, дипломатии и весь научно-промышленный потенциал брошены теперь на выполнение этой задачи. Такие мысли были высказаны, в частности, в аналитическом обзоре, подготовленном советским послом в Вашингтоне Н. Новиковым в конце сентября 1946 г. по запросу министра иностранных дел В. Молотова⁴¹⁸.

Курс на глобальное противостояние двух сверхдержав все масштабнее отражался в действиях США и СССР, использовавших идеологию для поддержки своих геополитических интересов. Москва продолжала укреплять свое влияние в восточноевропейских странах, опираясь на прокоммунистические силы. В марте 1947 г. Трумэн обратился к конгрессу с просьбой срочно выделить крупную сумму (400 млн долларов) Греции и Турции для борьбы с «коммунистической опасностью» и отправить туда необходимый воинский и гражданский контингент. Президент, по сути, провозгласил новую доктрину (она получила название «доктрина Трумэна»), в которой говорилось о разнице в образе жизни народов западного мира и советской системы. Роль США, указывалось далее, приобретала в этих условиях глобальный характер – ответственность в противодействии СССР и распространению коммунизма. Для стран Западной Европы наиболее существенным фактором первых лет послевоенного экономического развития явилось предоставление им 17 млрд долларов американской финансовой помощи по «плану Маршалла» (июнь 1947 г.). В 1946 г. прекратились поступления репараций в Советский Союз из западных областей Германии, где вскоре произошло слияние американской и английской оккупационных зон, образование «бизонии», а затем «тризонии» (вместе с французской зоной оккупации), что завершило раздел Германии и привело к образованию на ее территории двух государств с противоположными социально-экономическими системами – ФРГ и ГДР. О сотрудничестве в годы Второй мировой войны в Москве и Вашингтоне теперь предпочитали упоминать лишь в крайних случаях. Взаимоотношения США и СССР претерпевали эволюцию на конфронтационной основе.