Курс — на реки Германии
Никто еще не предупреждал нас о предстоящем наступлении, не ставил флотилии связанных с ним задач, а подготовка к нему в первые дни нового, 1945 года становилась в прифронтовой полосе все заметнее. К переднему краю подтягивались по ночам войска, артиллерия, танки. На нашем ФКП появлялись армейские командиры и предупреждали, что придется «немножко потеснить матросиков» — приказано временно разместить часть по соседству с зимовавшими на берегу корабельными командами. В густых лесах вырастали прикрытые еловыми ветками штабеля снарядов. По всему чувствовалось — для сокрушительного удара по врагу накапливается громадная сила.
Наши плавбатареи, которые со своих зимних стоянок простреливали расположение противника на глубину до 10 километров, также получили по три боекомплекта. Корабли же могли возобновить активные боевые действия только после вскрытия рек.
Где будет к тому времени фронт? На каких водных рубежах понадобится боевое содействие флотилии сухопутным войскам? Мы с Балакиревым и Колчиным прикидывали на картах возможные варианты использования наших сил. Оперативный простор виделся широчайший. Протяженность Одера только от Бреслау до Штеттина (ныне Вроцлав и Щецин) — многие сотни километров. И сотни же километров — путь по рекам и системе каналов от Вислы до Шпрее, к центру Германии. А днепровские корабли могли пригодиться также и в низовьях Вислы и даже в прибрежных водах Данцигской бухты — допускали мы и это.
12 января я был вызван в Москву. Как гласила телеграмма начальника Главного морского штаба — для доклада наркому о состоянии флотилии и ее готовности к ведению дальнейших боевых действий.
Адмирал Н. Г. Кузнецов принял меня 15 января. В прошлый раз я был у него с докладом в ноябре сорок третьего, когда Днепровскую флотилию, только что возрожденную, представлял ее передовой отряд, находившийся на колесах, в пути с Волги на Десну. Теперь она, насчитывающая более ста вымпелов, стояла в бассейне Вислы, готовая двинуться дальше. Наверное, нарком не мог не оглянуться мысленно на пройденное.
— На Березине, на Припяти и под Варшавой, — сказал Николай Герасимович, — днепровцы воевали смело, напористо. Армейское командование действиями флотилии довольно, и это самая большая ей похвала.
По ходу моего доклада Н. Г. Кузнецов задавал много вопросов о практике взаимодействия с сухопутными войсками. Когда я перешел к дальнейшим возможностям флотилии, он решительно подчеркнул:
— Вашу передислокацию на реки Германии подтверждаю безоговорочно.
У нас уже разрабатывалась директива Военного совета флотилии о действиях на этих реках, а также в низовьях Вислы, и нарком проявил к изложенным мною соображениям большой интерес. Ряд вопросов предстояло решать или выяснять в управлениях. Нарком приказал после этого, перед отъездом, еще раз явиться к нему.
На следующее утро я узнал, что наши войска перешли в наступление. Началась Висло-Одерская операция 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, явившаяся как бы могучим запевом зимнего наступления Красной Армии на гигантском фронте от Балтики до Карпат.
События развивались стремительно. 17 января была освобождена Варшава. Включение в активные боевые действия нашей флотилии не зависело от того, где находится командующий. То, что она могла сделать своей артиллерией, я знал, сделают и без меня (цели плавбатареям были назначены заблаговременно, все расчеты произведены, репера пристреляны). Но сидеть в такое время вдали от флотилии было тягостно, и я старался поскорее закончить московские дела.
Начальник Главного морского штаба вице-адмирал В. А. Алафузов согласился с нашим предложением о создании на флотилии 3-й бригады кораблей на основе отдельного дивизиона, стоящего пока в Пинске. Выяснялась возможность перебросить к нам в качестве артиллерийских кораблей несколько быстроходных десантных барж, поступавших по ленд-лизу.
Очень детально вникал в наши дела и нужды начальник управления боевой подготовки вице-адмирал С. П. Ставицкий, давая добрые советы. Когда я поделился своими опасениями насчет того, что продвижение кораблей может задержать расчистка фарватеров, перекрытых взорванными мостами, Ставицкий заметил:
— Думаю, где-то за этими взорванными мостами, на чистой воде, окажутся брошенные противником речные суда, хотя бы самоходные баржи, которые смогут на какое-то время вас выручить. Там, где пока нельзя провести корабли, перебрасывайте вперед экипажи и орудия, а боезапас к вашим калибрам найдется у армейцев. К такому варианту тоже надо готовиться.
Беседы со старшими флотскими начальниками, естественно, не могли охватить всего, что потребовалось от флотилии в наступавшие последние месяцы войны. Но с предельной отчетливостью входило в сознание, что воевать нам выпадает там, где мера ответственности особая. На это настроил и заключительный разговор в кабинете наркома.
— Какие перед вами открываются оперативные перспективы, вы понимаете, — говорил Николай Герасимович Кузнецов. — Но помните и о том, какая у флотилии миссия. Очевидно, днепровцам первым из соединений Военно-Морского Флота предстоит вторгнуться в пределы Германии и, возможно, доведется принять участие в боях за Берлин. Подумайте только — за Берлин!.. Какова честь представлять в таком сражении наш флот. Не каждое столетие такое бывает…
Чуть помолчав, народный комиссар добавил:
— Вряд ли смогу быть в это время с вами… А жаль!..
19 января я вернулся на флотилию. Корабли, как и неделю назад, стояли скованные льдом в затонах Западного Буга. Орудия плавбатарей уже умолкли. Балакирев доложил, что за два дня они выпустили по назначенным целям 3000 снарядов и, по отзывам армейцев, стреляли неплохо. Потом линия фронта, сдвигаясь на запад, вышла за пределы их дальнобойности.
Флотилия сразу оказалась в тылу, и днепровцы очень это переживали, хотя и понимали — весну не подгонишь.
До вскрытия Бута оставалось месяца полтора. Но готовить для кораблей первую базу на Висле было уже пора. Об этом думали и в Москве. Пришла телеграмма наркома, предписывавшая принять меры к развертыванию передовой операционной базы в только что очищенной от гитлеровцев крепости Модлин.
Модлин, стоящий у впадения в Вислу Западного Буга, находился на разграничительной линии 1-го и 2-го Белорусских фронтов. Получалось, что наше выдвижение туда нужно согласовывать с двумя командующими. Маршалам Г. К. Жукову и К. К. Рокоссовскому были посланы соответствующие телеграммы. В телеграмме Рокоссовскому, с которым не раз обсуждались перспективы флотилии на завершающем этапе войны, я добавил несколько строк относительно возможных ее действий в низовьях Вислы и в районе Бреслау на Одере.
Маршал Рокоссовский, сообщив, что возражений насчет Модлина не имеет, живо откликнулся на мои соображения о возможных районах боевого использования кораблей. Условия действий флотилии в полосе фронта, отмечал он, интересны и рассмотреть их желательно немедленно. Высказал маршал и такую мысль: в Берлин от Бреслау по Одеру путь прямой, но по Висле может оказаться ближе.
Ответа маршала Жукова ждал с некоторым волнением. С его приходом в штабе 1-го Белорусского фронта почти все осталось по-прежнему. У меня давно сложились наилучшие служебные отношения с начальником штаба М. С. Малининым. Но как относится к флотилии, к ее выдвижению на Вислу и дальше новый командующий, я еще не знал. Запрос о базе в Модлине должен был это прояснить.
Маршал Жуков ответил лаконично и определенно: «Разрешается».
В Модлин был перенесен наш флагманский командный пункт. В казарменных зданиях во внутреннем дворе крепости, построенной в прошлом веке русскими военными инженерами, разместились штаб, политотдел и службы флотилии. Со стен Модлина мы увидели Вислу — замерзшую и оставшуюся здесь, в среднем ее течении, уже позади у наших наступающих войск.
Днепровцам не довелось сражаться на Висле за Варшаву. Но боями за нее были и те, в которых флотилия участвовала осенью и в начале зимы севернее польской столицы, и члены экипажей всех действовавших там кораблей получили медаль «За освобождение Варшавы». Десятки днепровцев были удостоены также наград Польской Народной Республики.
Наступление советских войск развертывалось со всесокрушающей силой, в темпе, поражавшем всех. Рухнула вражеская оборона на Висле и за Вислой — последние рубежи, у которых гитлеровское командование еще надеялось остановить Красную Армию перед порогом фашистского рейха.
29 января войска 1-го Белорусского фронта пересекли довоенную границу Германии. К 3 февраля шесть армий фронта, преодолев за 20 дней до 500–600 километров, достигли правого берега Одера. На левом, западном его берегу был захвачен плацдарм напротив Кюстрина (ныне Костшин). В междуречье Вислы и Одера враг потерял десятки дивизий. От кюстринского плацдарма оставалось 60 километров до Берлина.
Днепровцы восторженно встречали победные сводки Совинформбюро. Подготовка кораблей к плаванию и боям шла полным ходом. В штабе флотилии, где преобладала офицерская молодежь, горячо спорили, стараясь предугадать развитие событий, и о том, как сложится обстановка под Берлином, и о положении на Верхнем Одере, а также в низовьях Вислы. В принципе, на каждом из этих направлений могли пригодиться наши корабли. Вопрос был, однако, в том, удастся ли вовремя вывести их куда надо.
Как известно, после Висло-Одерской операции еще потребовалась серьезная подготовка к завершающим сражениям. Необходимо было не только подтянуть отставшие при стремительном наступлении тылы и средства усиления, перебазировать на новые аэродромы авиацию, наладить коммуникации, но также и предупредить контрудары противника по флангам фронтов, резко выдвинувшихся вперед, разгромить угрожавшие этим флангам вражеские группировки. На берлинском направлении наступила в феврале оперативная пауза.
Сколько она продлится и хватит ли времени выдвинуть корабли на новые водные рубежи, мы не знали. Но днепровцам надлежало быть готовыми помочь сухопутным войскам по любому из возможных вариантов боевого взаимодействия.
Начальник гидроотдела капитан 2 ранга Н. Ф. Новоселов доложил Военному совету собранные им сведения о реках и каналах, лежавших на пути к Берлину. По этим предварительным данным, все они, кроме некоторых участков среднего течения Вислы, содержались у немцев в зарегулированном, то есть судоходном состоянии. Труднопреодолимых перекатов как будто не было нигде, но реки и каналы пересекались десятками мостов, многие из которых, если не все, вероятно, окажутся взорванными. Расчистка проходов на фарватерах, как и восстановление выведенных из строя шлюзов, могла занять немало времени. Все это должно было выясняться по мере продвижения наших войск.
Мы зафиксировали мнение Военного совета, что боевые действия флотилии возможны одновременно в полосах трех наступающих фронтов: 1-го Белорусского — в среднем течении Одера с выходом на канал Гогенцоллернов, ведущий к Шпрее, 1-го Украинского — тоже на Одере, в районе Бреслау, и 2-го Белорусского — в низовьях Вислы и в прибрежных водах Данцигской бухты.
Кораблей для этого у нас хватало (хотя иметь побольше бронекатеров или других артиллерийских кораблей было бы нелишне). На центральное, берлинское, направление мы намечали двинуть 1-ю Краснознаменную Бобруйскую бригаду, на Вислу — 2-ю Краснознаменную Лунинецкую бригаду, в верховья Одера — отдельный дивизион, преобразуемый в 3-ю бригаду (с подачей кораблей из Пинска в район Бреслау по железной дороге).
Предполагаемые районы развертывания бригад подлежали обследованию, как только станет возможным, рекогносцировочными группами. Их мы сформировали заблаговременно. Группу с самым ответственным заданием — проверить возможность прохода кораблей с Вислы на Одер для действий на берлинском направлении — возглавил начальник оперативного отдела капитан 2 ранга Е. С. Колчин, в ее составе были начальник гидроотдела Н. Ф. Новоселов, начинж И. Л. Белявский. В тот же день, когда наши войска вышли к Одеру у Кюстрина, группа направилась туда.
Через шесть суток Колчин и его помощники доложили о результатах обследования. На водном пути из района Варшавы на Одер — по Висле, Бромбергскому каналу, рекам Нетце (Нотец) и Варте — они насчитали 48 взорванных мостов. А вместе с действующими переправами, не приспособленными для пропуска кораблей, нанесли на карту 75 препятствий, для преодоления которых требовались инженерные работы. Шлюзы на канале гитлеровцы не взорвали — то ли не успели, то ли еще надеялись сюда вернуться.
По подсчетам Белявского, два саперных батальона, если их теперь же выделит фронт, могли бы справиться с расчисткой всей трассы к вскрытию Буга и Вислы (уточненный прогноз обещал это к 10–15 марта). На переход кораблей, учитывая шлюзование и другие неизбежные задержки, следовало планировать 20–25 дней. Получалось, что выйти к Кюстрину флотилия могла бы 7-15 апреля.
Эти цифровые выкладки были изложены в донесении маршалу Г. К. Жукову. Не зная, как планируется дальнейшее наступление, трудно было даже гадать, что решит командующий фронтом. Военный совет допускал, что нам могут сказать: в апреле флотилия на Одере уже никому не понадобится и потому нет необходимости занимать сейчас инженерные части расчисткой каналов и рек.
Тем временем в порядок дня встала новая задача. Около 10 февраля Одер в среднем течении — за сотни километров от нашей зимней стоянки на Буге — уже начал очищаться ото льда. И сразу же воздушная разведка обнаружила между Кюстрином и Штеттином какие-то суда, которые были предположительно классифицированы как речные боевые корабли противника. Начальник штаба фронта сообщил об этом нам.
До тех пор у нас не было сведений о существовании на Одере немецкой военной флотилии. Однако нельзя было исключить, что гитлеровцы за последнее время создали там какие-то корабельные формирования, вооружив гражданские речные суда или использовав десантные баржи вроде тех, какие они посылали в прибрежные районы Черного моря. Такие баржи с сильной артиллерией вполне могли действовать и на большой реке.
Командование фронта в данном случае ничего от нас не требовало. Но если на Одере, ставшем на какое-то время передним краем, действовали вражеские корабли, надо было сделать все, чтобы для борьбы с ними там побыстрее появились наши корабли. Сразу вспомнился разговор в Москве с вице-адмиралом Ставицким, предвидевшим, что на реках, куда еще не успеют выйти соединения флотилии, целесообразно использовать трофейные плавсредства. Искать их теперь, очевидно, имело смысл на Варте — притоке Одера, тоже уже очищавшемся ото льда.
Наркому ВМФ была послана телеграмма с просьбой санкционировать формирование в составе флотилии отдельного дивизиона канонерских лодок из трофейных судов. Офицер штаба, ответственный за организацию дивизиона, капитан 3 ранга А. И, Усынин подобрал в затонах Варты четыре дизельные баржи, которые были пригодны для установки на них — по два на каждой — 85-миллиметровых орудий нашего зенитного артдивизиона, способных бить не только по воздушным целям.
Командиром дивизиона был назначен И. М. Плёхов, теперь уже капитан-лейтенант, командовавший до этого отрядом бронекатеров. Артиллерист плёховского отряда старший лейтенант С. П. Хватов стал у него начальником штаба и одновременно — флагартом. Командирами канлодок назначались лейтенанты, передавшие в соответствии с новыми штатами свои бронекатера старшинам. Головную канлодку принял отличившийся во многих боях лейтенант С. И. Малов. Машинные команды и рулевых-сигнальщиков подобрали с разных кораблей.
Усынин и Плёхов уложились в жесткий срок, данный им на переоборудование трофейных барж и подготовку дивизиона к боевым действиям. Канлодки, стоявшие в районе Ландсберга, после проверки штабом флотилии подняли 12 марта советский Военно-морской флаг. Они получили названия родных или памятных нам рек: «Припять», «Печора», «Донец», «Нарев».
К тому времени выяснилось, что донесения воздушной разведки о немецких военных кораблях на Одере были ошибочными. Но новый дивизион артиллерийских кораблей мы сформировали не напрасно.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК