«Стиснуть зубы и драться!»

Переход по неспокойному морю дался нелегко: некоторые мониторы и катера получили повреждения, каких не имели за месяц боев. Но все сто вымпелов, выведенные из Дуная, были к утру 20 июля у одесских причалов.

Нас встретил член Военного совета флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков. Он побывал на многих кораблях, хвалил моряков за боевые дела, расспрашивал о подробностях последних событий на Дунае. Чуткий к тому, что волнует краснофлотцев и командиров, Николай Михайлович, не дожидаясь вопросов, разъяснял: флотилия остается флотилией, называться будет по-прежнему Дунайской, а воевать — пока на других реках, где надо помочь армейцам остановить врага.

В Одессе находился также заместитель Наркома ВМФ вице-адмирал Гордей Иванович Левченко. Вернувшись откуда-то ночью (шла подготовка к обороне города и военно-морской базы), он вызвал контр-адмирала Абрамова, бригадного комиссара Беленкова и меня. На ночном совещании у Левченко определились наши ближайшие задачи. Определился и новый, сокращенный, состав флотилии.

Одесской базе мы передавали береговые батареи и 38 сторожевых катеров, бывших пограничных (но командовавшего ими капитан-лейтенанта И. К. Кубышкина оставляли на флотилии командиром дивизиона бронекатеров), а два монитора — в Днепровский отряд Пинской флотилии, действовавший под Киевом. Остальные корабли было приказано вести в Николаев, на Южный Буг. Туда же отправлялись по суше наш зенитный артдивизион, рота морпехоты и подразделения, сформированные в Измаиле, а по воздуху — эскадрилья истребителей.

Нас предупредили: в Днепровско-Бугском лимане много сброшенных фашистской авиацией мин. Но малая осадка кораблей позволила пройти по кромке прибрежных отмелей.

В лимане, когда миновали Очаков, старшие лейтенанты П. Д. Визельмирский и В. М. Орлов вывели из общего строя свои мониторы «Жемчужин» и «Ростовцев». Подняв традиционный прощальный сигнал «Счастливого плавания», они отвернули вправо, к устью Днепра. А Дунайская флотилия вошла в Южный Буг, в низовьях необъятно широкий, поднялась до Николаева.

Надолго ли мы здесь, никто не знал. Штаб разместился в опустевшем училище морских летчиков имени Леваневского. Пока враг не подступил к Бугу, провели рекогносцировку незнакомой реки: на нескольких катерах командиры кораблей и оперативный состав штаба обошли за сутки возможный район боевых действий — до Вознесенска, что в 150 километрах от устья. Корабли же встали на срочный заводской ремонт.

Николаев — город корабелов, исстари оснащавший судами всех классов Черноморский флот. Трудно передать, с какой заботливостью отнеслись эти искуснейшие мастера к скромным речным кораблям, с каким усердием, работая день и ночь, залечивали их боевые раны, повреждения, нанесенные стихией. А какой был восторг, когда зенитчики монитора «Ударный» на виду у всего завода сбили фашистский самолет-разведчик!

Город жил тревожно. Буксиры уводили вниз по Бугу недостроенные корабли. С запада стекались искавшие спасения от врага люди. Никогда не забуду колонну подростков, которую я нагнал, возвращаясь из Одессы (вызывал за боевыми распоряжениями командарм Приморской генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов, в оперативном подчинении которого находилась флотилия). Тысяча или больше ребят из ремесленных училищ шли через знойную степь — усталые, пропыленные, с запекшимися губами… Посадил, сколько вместилось, в машину — чем еще мог им помочь?..

К началу августа корабли были отремонтированы. Ядро флотилии составляли теперь три монитора, 17 бронекатеров, отряд катерных тральщиков. К ним прибавились две канонерские лодки с морскими орудиями — стотридцатками, переоборудованные из самоходных барж. В Николаев прибыл штаб Южного фронта — его войска в сложившейся тяжелой обстановке отводились на рубеж Буга, и командующий фронтом генерал армии И. В. Тюленев подчинил Дунайскую флотилию непосредственно себе.

Передовой отряд флотилии (мониторы «Ударный», «Железняков» и четыре бронекатера), возглавить который выпало мне, был развернут под селом Новая Одесса. Глубины позволяли подводить корабли к берегу, маскируя их в камышах. А первый огневой налет был предпринят по скоплению танков в занятом врагом Вознесенске.

Он производился по приказу командующего фронтом в ночь на 9 августа. Командир флагманского монитора капитан-лейтенант И. А. Прохоров (стрелять предстояло его кораблю, артиллерийскую боевую часть которого возглавлял старший лейтенант П. В. Кручин) послал в разведку двух краснофлотцев, уроженцев этих мест, и они точно выяснили, где сосредоточились танки и самоходные орудия к исходу дня. «Ударный» дал пятнадцать залпов главным калибром. Обстреливалась также станция, над которой мы увидели с корабельного мостика взметнувшийся огненный купол — это взорвался эшелон с боеприпасами. Разведчики установили, что уничтожено около десяти танков, что огневой налет застал фашистов врасплох, вызвал панику. А потом, у одной из переправ, на корабль пришел командир кавалерийской части — поблагодарить за разбитую тогда же самоходную батарею, очень досаждавшую перед тем конникам.

Гитлеровцы поняли, что артиллерийский удар нанесен с реки. Когда мы возвращались с огневой позиции, над Бугом, несмотря на темень, начал шнырять воздушный разведчик. Не давая ему засечь корабль на зеркале воды, Прохоров трижды с полного хода загонял монитор в камыши, и «Ударный» остался необнаруженным.

Корабли, рассредоточенные по Бугу, поддерживали огнем войска, остававшиеся на правом берегу, и прикрывали их переправы. Основных переправ было три, и у каждой корабли находились до конца. Тут, между прочим, выяснилось, что башенные орудия таких мониторов, как «Железняков», имевшие угол возвышения до 60 градусов, весьма пригодны для отражения атак пикировщиков, а они-то больше всего и угрожали переправам. Главный калибр мониторов использовался так впервые.

Нарастала угроза Николаеву. Гитлеровцы прорвались к морю между ним и Одессой, защитники которой теперь держали оборону на изолированном плацдарме. Начался артобстрел Николаева с правого берега Буга, а затем враг появился и на левом берегу, подступал к городу с севера. Вместе со сводным полком Николаевской военно-морской базы и батальонами ополчения город обороняли все сухопутные формирования флотилии.

13 августа и корабли вели бой в черте города, фактически уже окруженного. С трудом прорвались с Ингула — притока Буга — действовавшие там бронекатера старшего лейтенанта Шулика. Наличными силами Николаев было не удержать. А штаб фронта находился уже где-то восточнее, связь с ним прервалась.

Принимать на свою ответственность трудное решение командующему флотилией все же не пришлось. Из Одессы прибыл вице-адмирал Г. И. Левченко, облеченный правами старшего на Юге морского начальника. Придя к выводу, что флотилия больше ничего сделать тут не сможет, он приказал прорываться в ночь на 14-е в устье Днепра, в Херсон, и сам пошел с нами на «Ударном». Наши береговые части прорывались к Херсону по суше.

Моряки уходили из Николаева последними. Через два с половиной года в этот город корабелов первым пришел поднявшийся по Бугу морской десантный отряд старшего лейтенанта Константина Ольшанского — легендарный «отряд 67 героев».

Вице-адмирал Левченко возложил на командующего флотилией ответственность за оборону низовий Днепра — от устья до Казачьих Лагерей. Херсон, входивший в этот участок, но стоящий на правом, западном берегу Днепра, было приказано удерживать, насколько хватит сил и средств. Один монитор — «Железняков» — выделялся для поддержки флотских частей, оборонявших Очаков.

По приказанию Левченко контр-адмирал Абрамов принял на себя обязанности начальника Херсонского гарнизона. Капитан 3 ранга Балакирев был назначен комендантом города и командиром его сухопутной обороны. Гарнизон составили стрелковые формирования флотилии (620 штыков), остатки сводного полка Николаевской базы, пулеметная рота лейтенанта Матвейчука, сохранившая все 22 «максима», с которыми она вступила в войну на Дунае, и зенитный дивизион капитана Шило, практически ставший противотанковым (и также сберегший все свои 12 орудий). Перелетела сюда и эскадрилья Коробицына. Корабли заняли позиции под городом, в протоке Конка, развернув корпосты на колокольнях. НП Балакирева был на башне портового элеватора.

Обстановка была неясной. Связаться по радио с армейскими штабами не удавалось. Не мог ничего сообщить о наших сухопутных соседях и Севастополь. Горячий характером, Левченко решил лично отправиться на рекогносцировку на глиссере (от бронекатера отказался — у глиссера вдвое быстрее ход).

— Абрамов пойдет со мной, — объявил Гордей Иванович мне и бригадному комиссару Беленкову, — Здесь, в Херсоне, пока не вернемся, командовать Григорьеву.

На другом этапе войны это, пожалуй, трудно было бы и представить: два адмирала с двумя краснофлотцами — мотористом и пулеметчиком — обследуют район, где, в сущности, одинакова вероятность встретить своих и противника. Адмиралы — может быть, на свое счастье — прошли всего километров сто, никого не встретив. На глиссере перегрелся мотор, пришлось приткнуть его к берегу. Но пока глиссер обнаружили посланные на поиски бронекатера, прошло немало времени.

События под Херсоном после двух дней неясности и тревожного затишья (за это время мы подготовились встретить врага) развивались быстро и драматически.

Фашистские войска — танки и пехота на машинах — показались в степи утром 16 августа. Вероятно, они надеялись ворваться в город с ходу, однако проверяли, возможно ли это. Появляясь не раз в течение дня на степных дорогах, гитлеровцы откатывались назад, попадая под огонь корабельной артиллерии. Видимо, сил у врага было пока немного. Чтобы не подпустить его к городу, хватило орудий «Ударного», самых дальнобойных.

Но противник получил подкрепления. На следующий день его атаки удалось отбить уже с большим трудом, хотя стреляли и обе канлодки (управление их огнем взял на себя флагарт флотилии старший лейтенант Н. К. Подколзин). Редели наши стрелковые подразделения… А 18 августа стало последним днем недолгой — и все же упорной! — херсонской обороны. Враг потерял до двадцати танков и немало живой силы, но, имея многократный численный перевес, ворвался в город.

Еще несколько часов шли уличные бои, в которых уже почти исключалась возможность использовать корабельную артиллерию, нашу главную огневую силу. Капитану 3 ранга Балакиреву, управлявшему всеми сухопутными подразделениями, был дан сигнал отводить их к причалам порта, где бойцов принимали на борт бронекатера. В порт уже прорывались фашистские танки и самоходки, и бронекатера вели с ними огневой бой. Прямой наводкой бил по танкам «Ударный» со своей стоянки в Конке.

Бронекатерники сняли всех отходивших бойцов. Каждый катер имел повреждения, пробоины, а один погиб со всем экипажем. Это был «двести первый» — тот, с которого управлял остальными командир дивизиона капитан-лейтенант Иван Константинович Кубышкин, бывший черноморский пограничник. Погиб и он.

К тому времени был восстановлен контакт с 18-й армией генерал-лейтенанта А. К. Смирнова, которую мы поддерживали на Буге. Теперь она заняла оборону в районе Каховка, Никополь. Для содействия ей Г. И. Левченко приказал выделить монитор «Мартынов» и пять бронекатеров. Группу кораблей возглавил капитан-лейтенант Л. С. Шик. Оперативно подчиненная командарму-18, она в течение месяца успешно взаимодействовала с сухопутными частями. В середине сентября, когда наши войска были оттеснены от Днепра, а обратный путь для кораблей отрезан, моряки по приказу взорвали их в устье речки Конной. Леонид Самойлович Шик командовал потом канлодкой на Черном море и геройски погиб, высаживая подкрепление на Малую землю.

Оставление Херсона не означало ухода дунайцев с Нижнего Днепра. По левому берегу заняли оборону части 9-й армии, флотилия вступила в боевое взаимодействие с 51-й Перекопской дивизией — соседом еще по Дунаю. Полковник Рыбальченко, недавний начштаба 14-го корпуса, возглавлял теперь оперативный отдел штаба армии, и мы снова, как в Болграде, вместе планировали боевые действия. Помышляли и о контрударах, но для этого все-таки не хватало сил.

Активно использовались оба оставшихся у нас монитора («Железняков» после падения Очакова вернулся на Днепр). Капитан-лейтенант Прохоров, командир «Ударного», подыскал в одной из проток близ Голой пристани не просматриваемую с воздуха стоянку, откуда корабли выходили ночью на просторы Днепра и вели огонь по указанным армейским командованием целям.

На некоторое время оборона приобрела на этом участке стабильность, форсировать Днепр противник тут не пытался. Но выше, у Каховки, он захватил крупный плацдарм на левом берегу, с которого и прорвался к Перекопу.

В дальнейшем дунайцы действовали совместно с ТБУ — Тендровским боевым участком. Это разнородное флотское соединение, возглавляемое генерал-майором береговой службы И. Н. Кузьмичевым, обороняло отрезанный от Крыма и постепенно сокращавшийся участок побережья с Тендровской (а сперва также и с Кинбурнской) косой и прилегающими островами. ТБУ играл важную роль в обеспечении коммуникаций между Севастополем и Одессой, запирал для врага выход из Днепровско-Бугского лимана.

В первой половине сентября штаб флотилии разместился в трех хатках села Покровка на берегу Ягорлыцкого залива. Место было открытое. А как раз в это время на северо-западе Черноморья появились в большом количестве пикирующие бомбардировщики Ю-87. Ими противник пытался пресечь сообщение с Одессой. Доставалось от них и нам.

19 сентября, между двумя воздушными налетами, произошла смена командования флотилии. Я и другие командиры штаба только что вылезли, отряхиваясь, из щели, отрытой за хатой. И вдруг откуда-то появился капитан 1 ранга в черном реглане с удивительно знакомым лицом. Не сразу, но узнал: Александр Сергеевич Фролов из штаба флота. А для меня еще и старшина нашей курсантской роты в военно-морском училище.

— Алька! Откуда ты взялся? — вырвалось у меня.

— Теперь я тебе не Алька, а твой командующий, — ответил, пряча улыбку, Фролов. — И раз ты тут начальник штаба, доложи-ка обстановку!

На торпедном катере, доставившем Фролова из Севастополя, отбыли к новому месту службы контр-адмирал Абрамов и бригадный комиссар Беленков. Военкомом флотилии стал полковой комиссар С. И. Дворяненко, до этого — начальник политотдела.

А. С. Фролов, вскоре ставший контр-адмиралом, а потом возглавлявший штабы флотов и командовавший флотом, был человеком волевым, смелым до дерзости, горячим. Флотилия же, вверенная ему тогда, состояла из двух мониторов, шести бронекатеров, нескольких тральщиков, эскадрильи «ястребков». Сводный полк наших береговых подразделений под командованием полковника В. А. Матвеева был передан Тендровскому боевому участку, канонерские лодки — Одесской военно-морской базе.

Дунайские корабли, оставшиеся в строю, впервые сражались не на реке, а в мелководном морском заливе. Трудно было им прорваться сюда из лимана, мимо Очакова, где фарватер простреливался теперь немецкими батареями. Но еще труднее — отбиваться здесь от фашистских пикировщиков. И на Буге, и на Днепре корабли укрывались в окруженных густыми зарослями протоках. А тут — голый берег с широкими песчаными отмелями. На рейде вблизи штаба мониторы защищались батареями дивизиона ПВО. Выходя на боевое задание, они могли рассчитывать лишь на собственные зенитные средства и на уклонение от бомб маневром.

Вскоре мы потеряли наш флагманский корабль. «Ударный», прикрывая переброску частей на Тендру, погиб на огневой позиции, исчерпав свои боевые ресурсы: стволы главного калибра были расстреляны, кончался и боезапас. Монитор атаковала большая группа «юнкерсов», один из них корабельные зенитчики сбили. Искусным маневрированием Прохоров уклонился по меньшей мере от трех десятков крупных бомб, экипаж героически боролся за свой корабль даже и после прямых попаданий, разворотивших рубку и корпус. Погибло 55 членов экипажа. В рубке, где погиб командный состав корабля, чудом остался в живых лишь тяжело раненный командир дивизиона Всеволод Александрович Кринов. Борт монитора он покинул последним, перейдя на катер.

В Покровке, на берегу Ягорлыцкого залива, стоит теперь памятник героям «Ударного», он воздвигнут в 1971 году силами местных жителей и комсомольцев Одесского медицинского института имени Пирогова. Студенты подняли с борта затонувшего корабля много боевых реликвий, сумели разыскать в разных концах страны бывших членов экипажа, выступили инициаторами их встречи у места последнего боя корабля. Вдохновителем этой благородной работы был многолетний руководитель студенческих экспедиций по местам боевой славы доцент Вадим Викторович Ларин.

Он и студент В. Кленин написали «Балладу о дунайском „Варяге“», песню, которая заканчивается так:

В великой победе горит, как звезда,

Частица, внесенная ими,

И память о них не умрет никогда,

Потомки о них не забыли.

В последних числах сентября остатки Дунайской флотилии были отозваны Военным советом флота в Крым. Мы шли на головном бронекатере вместе с Сергеем Павловичем Шуликом. Шли, конечно, ночью. Курс на Ак-Мечеть или Евпаторию держали, ориентируясь по Полярной звезде — после бесчисленных бомбежек отказали все навигационные приборы.

Корабли приводились в порядок в Стрелецкой бухте под Севастополем. Флотилию пополнили плавбатареей и морским буксиром, который вооружили почти как эсминец (шесть пушек, в том числе три 100-миллиметровых). Нашу роту морпехоты развернули в батальон. А вот бронекатера старшего лейтенанта Шулика ушли воевать на Дон. Действовавший там отряд кораблей возглавлял тоже бывший дунаец — знакомый читателю капитан 2 ранга И. В. Фроликов. Подвижные батареи Дунайского сектора береговой обороны, побывав под Одессой, действовали теперь у Перекопа, и командовал ими по-прежнему полковник Е. Т. Просянов. Там и сложил голову, защищая ворота Крыма, наш Ефим Тимофеевич — скромнейший человек и замечательный командир, прирожденный артиллерист.

Разгоравшаяся борьба за Крым привела дунайцев на Азовское море. Здесь, уже после эвакуации войск с Керченского полуострова, нас застал приказ о расформировании флотилии, датированный 20 ноября. Не выходя из боя, ее немногочисленные корабли были зачислены в Азовскую военную флотилию.

Самым счастливым из кораблей, встретивших войну на дунайской границе, был, конечно, монитор «Железняков», которым командовал старший лейтенант А. С. Маринушкин. Он оставался в строю всю войну, вновь вошел в состав Дунайской флотилии, возрожденной в 1944 году, и дошел с боями до Белграда, Будапешта, Вены. Ныне монитор стоит на вечной стоянке — на постаменте перед киевским заводом «Пролетарская кузница», от причала которого начал свой славный путь.

Для меня служба на Дунайской флотилии закончилась исполнением обязанностей коменданта переправы Еникале — коса Чушка — Тамань в Керченском проливе. Доложив на таманском берегу вице-адмиралу Левченко, что на вверенном мне участке переправа частей 51-й армии закончена, я получил приказание ждать дальнейших распоряжений. И через два дня был назначен начальником штаба Новороссийской военно-морской базы (о ней есть что рассказать, но эта книга посвящена речным флотилиям).

В сентябре 1942 года меня перевели в Наркомат ВМФ — начальником отдела речных и озерных флотилий Управления боевой подготовки, которое возглавлял вице-адмирал С. П. Ставицкий. Сбылись-таки его слова о том, что служба еще сведет нас вместе. Однако — ненадолго. Сознавая, сколь важно все то, чем стал заниматься в наркомате, я чувствовал, что такая работа не по мне, и начал проситься обратно на действующий флот. В мае 1943 года сменялось командование Волжской военной флотилии, туда потребовался также новый начальник штаба, и обо мне вспомнили.