Трудный рубеж

Ядром военной флотилии, возрожденной на Дунае через два с лишним десятилетия после того, как оттуда вынуждены были уйти корабли молодой Советской республики, явились пришедшие с Днепра пять мониторов, отряд бронекатеров, катерные тральщики.

Флагманским кораблем стал монитор «Ударный» — самый новый. Четыре других были однотипными и носили имена моряков — героев гражданской войны: «Железняков», «Жемчужин», «Ростовцев», «Мартынов». Мониторы строились с расчетом на реки Днепровского бассейна и по сравнению с амурскими выглядели скромно. Водоизмещение — 250–285 тонн, артиллерия — по два орудия главного калибра (калибр на «Ударном» — 130 миллиметров, на остальных — 102). Броня была легкой, противоосколочной. Не отличались корабли и быстроходностью.

Но огневую силу кораблей дополняли стационарные и подвижные батареи входившего в состав флотилии Дунайского сектора береговой обороны. Комендант сектора полковник Е. Т. Просянов (оказавшийся большим знатоком береговой артиллерии и прекрасным организатором) был первым, кто явился ко мне с докладом, едва я обосновался в штабе, и через несколько минут я уже знал, какие и где батареи установлены, что представляют собой их командиры.

Самой мощной была батарея № 724. Ее дальнобойные 152-миллиметровые пушки-гаубицы стояли близ городка Рени, у впадения в Дунай Прута, по которому шла дальше на север государственная граница. Вторая такая же батарея устанавливалась под Измаилом.

На 724-й мы с Просяновым побывали на следующий же день. Закрытая огневая позиция была искусно замаскирована, орудийные дворики тщательно оборудованы — когда только успели! С НП Дунай и его правый берег просматривались вверх до самого Галаца, главного военного порта румын, а вниз — до старинной, построенной еще турками крепости Исакча, над которой маячили стрелы минаретов. Рядом располагалась отдельная пулеметная рота, также подчиненная Просянову. Она предназначалась не только для прикрытия батареи — 22 «максима» и сами по себе представляли немалую силу.

Общее число артиллерийских батарей на нашем берегу Дуная (без малого полтораста километров) дошло потом до шести. Артиллеристы носили морскую форму. Свое жилье, будь то домик или блиндаж, называли не иначе как кубриком, а сами именовались комендорами, как и их товарищи на кораблях.

Еще до знакомства с береговыми артиллеристами я побывал на кораблях. В командире дивизиона мониторов капитан-лейтенанте В. А. Кринове, к большой радости, узнал товарища по военно-морскому училищу — с курса, следовавшего за нашим. Осмотрел прежде всего флагманский «Ударный». Командир корабля старший лейтенант И. А. Прохоров держался с располагающей спокойной уверенностью. Корабль у него содержался безупречно, чувствовалась подтянутость экипажа. На остальных мониторах личный состав тоже был неплохо обучен. И везде ощущалось приподнятое настроение. Моряки гордились тем, что им доверено охранять воссоединенные с Советской Родиной земли, нести вахту на новом государственном рубеже.

Бронекатеров было пока лишь четыре, но командира отряда лейтенанта С. П. Шулика заботило, как расширить боевые возможности этих самых быстроходных кораблей флотилии. Он сразу же изложил толковые предложения насчет оборудования катеров скатами для постановки мин. Шулику было за тридцать — возраст не совсем лейтенантский, и я не ошибся, подумав, что этот дочерна загорелый здоровяк с колоритной внешностью «просоленного» моряка — командир-практик из старшин, как и многие мои сослуживцы по Амуру.

Составной частью флотилии являлся Дунайский участок ПВО. Возглавлял его полковник В. А. Матвеев, человек уже в летах, участник гражданской войны. В его подчинение входили отдельный зенитный артдивизион капитана Н. М. Шило (три батареи скорострельных 76-миллиметровок) и истребительная авиаэскадрилья капитана А. И. Коробицына. Самолеты, в отличие от достаточно новых зениток, были старых типов, некоторые — еще с неубирающимися шасси. Недалекое будущее, однако, показало, что и с такими машинами эскадрилья обладала неплохой боеспособностью.

Новая флотилия как будто имела все для того, чтобы, поддерживая должную боеготовность, осваивать свою реку. Была даже отдельная рота морпехоты. Действовала и служба тыла, обеспечивая необходимое снабжение. У той же причальной стенки, где стояли мониторы, швартовались баржи с боеприпасами и прочими грузами, нефтеналивные суда. Но именно картина будничной работы в порту, где разгружались баржи, прибывшие из Одессы, вызывала тревожное чувство, для которого накапливалось потом все больше оснований.

Лишь полкилометра с небольшим отделяли Измаильский причал от мыса Сату-Ноу на противоположном, чужом берегу. Не требовалось даже бинокля, чтобы разглядеть здание румынской пограничной комендатуры. А оттуда наш берег, более низкий, наверняка просматривался еще лучше. Получалось, что главная база, да и вся флотилия, находятся под наблюдением с иностранной территории. В мирное время — под наблюдением, а с первых минут любого конфликта — под прицельным огнем.

Амурская флотилия, где я прослужил семь лет, тоже была пограничной. Однако, плавая на виду у зарубежных соседей, мы располагали там надежными тылами, недосягаемыми для артиллерии, стоящей на чужом берегу. На Дунае же флотилия, говоря штабным языком, не имела не только оперативной, но и тактической глубины базирования. Нигде, кроме непосредственно дельты с ее островами, а затем небольшой Кислицкой протоки, — ни рукавов, ни затонов, обеспечивающих кораблям укрытую стоянку.

А «сопредельная страна» — вассал гитлеровской Германии. Правителям боярской Румынии пришлось вернуть Советскому Союзу Бессарабию. Однако вряд ли можно было рассчитывать хотя бы на нейтралитет задунайского соседа при серьезных международных осложнениях.

Словом, на дунайской границе следовало быть готовым ко всему. И наших предложений о первых действиях в случае вооруженного конфликта ждали в штабе Одесского военного округа (Дунайская флотилия, входившая организационно в состав Черноморского флота, была подчинена армейскому командованию в оперативном отношении). План таких действий надлежало разработать, исходя из основной задачи флотилии — не допустить форсирования противником Дуная, прорыва его речных сил к Измаилу. Знакомясь с флотилией, я все время думал об этом задании.

Один день посвятил обходу на катере вместе со специалистами штаба нашей дунайской границы, начиная от устья Прута. На румынском берегу мы видели солдат, ведущих фортификационные работы, места, где были установлены артиллерийские батареи, в частности на Исакчинских высотах, господствовавших над многокилометровым плесом, а также напротив Измаила.

Румыны имели на Дунае не показывавшуюся пока в низовьях военную флотилию, которая именовалась у них речной дивизией. Ядро ее составляли семь мониторов, доставшихся Румынии после распада Австро-Венгерской империи. Корабли, хоть и не новые, были достаточно мощными, хорошо бронированными. Каждый имел от двух до пяти 120-миллиметровых орудий. В речную дивизию, базировавшуюся в Галаце, входили также плавбатареи, бронекатера.

Было известно, что у нас строились новые речные мониторы, гораздо более мощные, однако пока следовало исходить из того, что флотилия, противостоящая нам на Дунае, по артиллерии сильнее нашей. Но будь даже перевес в огневой силе на нашей стороне, это не сняло бы вопроса о том, как обеспечить в военное время само существование Измаильского порта. Батареи, направленные на него с того берега, могли разнести порт раньше, чем мы успеем их подавить. Трудно было представить здесь и маневрирование кораблей. Между тем противостоящие нам речные силы могли подняться по Дунаю выше Галаца или войти в Сулинский рукав, пролегавший по румынской территории.

Как же, спрашивал я себя, быть флотилии, если понадобится здесь воевать?

В академии нас учили, что боевые действия должны переноситься на территорию развязавшего войну противника. Это и подсказывало, где искать выход: если нам навяжут на Дунае войну, надо высадить на правый берег десант, занять там достаточно обширный плацдарм, обязательно включающий район напротив Измаила. Тогда Измаильский порт и сам город были бы избавлены по крайней мере от обстрела с близкой дистанции. А флотилия могла бы развертывать дальнейшие боевые действия.

Эти соображения обсуждались у командующего с участием бригадного комиссара Л. В. Серебрянникова. Было решено включить соответствующий пункт в план первоочередных действий на случай войны, готовившийся для представления в штаб округа. Предварительные расчеты показывали, что для захвата плацдарма потребовалось бы немного войск. На интересовавшем нас участке правого берега за грядой холмов начинались тянувшиеся от Сулинского рукава плавни, способные служить естественной защитой плацдарма, и для занятия минимально необходимых позиций могло хватить нескольких батальонов.

Прежде чем ехать в Одессу, в округ, следовало выяснить, как отнесутся к нашему замыслу в Болграде — в штабе 14-го стрелкового корпуса, командир которого генерал-майор Д. Г. Егоров являлся старшим общевойсковым начальником в южной части бывшей Бессарабии. Командующий поручил это мне: начальнику штаба, мол, полезно познакомиться с соседями-сухопутчиками.

В Болграде встретили так приветливо и сердечно, что моя скованность (обсуждать оперативные вопросы с армейскими начальниками такого ранга еще не приходилось) сразу прошла. Командир корпуса — он был немолодой, худощавый, с седыми усами — выражал удовлетворение тем, что на левом крыле своей полосы обороны может рассчитывать на поддержку дунайцев.

— За эти полтораста километров границы мы спокойны, — говорил генерал Егоров. — Полагаемся тут на вас, моряков.

Я уже знал, что входившие в состав корпуса две стрелковые дивизии (обе — прославленные, известные по гражданской войне: 25-я Чапаевская и 51-я Перекопская) имели значительный некомплект. Недоставало средств усиления — тяжелой артиллерии, авиации, а танков пока не было совсем. Полоса же, прикрываемая частями корпуса, включала кроме дунайского участка границы еще участок на Пруте.

Хорошо чувствовал я себя у армейцев. Но когда изложил нашу идею насчет правобережного плацдарма, генерал Егоров ответил:

— Насколько важно это для флотилии, могу понять. Только где прикажете взять эти батальоны, откуда снять? К тому же поставленная корпусу задача по обороне советской территории не предусматривает действий за ее пределами.

Через день я отправился в Одессу. Меня принял начальник штаба округа генерал-майор М. В. Захаров, будущий Маршал Советского Союза. Его подробно интересовали состав и вооружение флотилии. Заметно было — произвели впечатление боевые возможности береговой артиллерии, ее дальнобойность.

Нашими предложениями на случай войны занялись, как положено, сперва операторы. Уже работая с ними, я понял: одобрено будет все, кроме пункта о десанте на правый берег. Это подтвердилось при заключительном разговоре с М. В. Захаровым.

— Все правильно, — сказал он, — но об этом речи быть пока не может.

Командующий войсками округа генерал-полковник Я. Т. Черевиченко, у которого я тоже побывал, согласился с мнением начальника штаба. Он добавил, что, если с началом войны флотилия окажется в состоянии предпринять такие действия собственными силами, возражать, очевидно, никто не будет.

На том дело тогда и кончилось. Но вопрос, не нашедший отражения в составленных на случай войны планах, все равно отпасть не мог.

Порой казалось, что до военной грозы, может быть, еще далеко. А сил тем временем должно прибавиться и у армейцев, и у нас. И верилось: если придется вступать на Дунае в бой, то найдутся силы и для десанта, который обеспечит флотилии возможность дальнейших боевых действий.