Поддерживая фланги фронта

24 апреля, когда полуглиссеры вторые сутки переправляли через Шпрее войска, штурмовавшие центр Берлина, стало значительным днем также и для бригады капитана 3 ранга Лупачева.

Перед этим корабли бригады уже десятки раз открывали огонь по заявкам частей 33-й армии. Готовясь к атаке на Фюрстенберг и к прорыву в канал Одер — Шпрее, Лупачев провел бронекатерами и подразделениями морпехоты разведку боем с захватом «языков».

Наведываясь в молодое соединение, которое только под Берлином и начало воевать, я с каждым разом убеждался: в бои оно втягивается организованно. Хорошо было налажено управление огнем. Продолжал действовать, как ни пытался враг его ликвидировать, корректировочный пост на трубе электростанции, связанный и с огневыми позициями кораблей, и с частями на переднем крае. Команду храбрецов, сидевших на 86-метровой трубе, возглавлял старший лейтенант А. А. Жуков. (Как выяснилось, лазил к ним на «верхотуру» и Константин Михайлович Балакирев. Таков уж был наш начальник штаба!)

Активно использовалась приданная бригаде морпехота. Роты берегового сопровождения находились на заодерских плацдармах, а плацдарм, что южнее Фюрстенберга, был полностью вверен одной из них.

Генерал-полковник Цветаев, с которым я вновь встретился, прямо сказал: он рассчитывает, что Фюрстенберг моряки смогут взять в основном собственными силами. Планировалось, правда, взаимодействие со 119-м укрепрайоном, созданным тут, когда наши войска стояли на Одере в обороне. Но уровцы могли участвовать лишь в артподготовке — пехоты у них не было.

Днепровцам лишь один раз пришлось самостоятельно, ударом с реки, брать укрепленный населенный пункт — село Дорошевичи на Припяти. Теперь же шла речь о городе, хоть и небольшом.

Командарм Цветаев приказал овладеть Фюрстенбергом 24 апреля. Бои за Фюрстенберг 3-я бригада фактически вела уже накануне. Решающий же этап боя оказался быстротечным. После основательной артподготовки, проведенной кораблями совместно со 119-м УРом, две роты берегового сопровождения пошли в атаку с северного к южного плацдармов на подступах к городу. А дивизион бронекатеров старшего лейтенанта С. Р. Городницкого с десантом (и разведкой на полуглиссерах) двинулся от устья Нейсе на прорыв вдоль удерживаемого врагом берега.

Наибольшее сопротивление встретила рота старшего лейтенанта А. Минина — та, которой сначала командовал капитан Старостин, павший в одном из последних боев на Буго-Нареве. Она наступала с южной стороны, где упорно оборонялись эсэсовцы, и морские пехотинцы прокладывали себе путь рукопашным боем. Корабли же чуть не застряли между обломками взорванного моста, где севший на камни бронекатер загородил проход для остальных. Но матросы, как не раз бывало в подобных случаях, спрыгнули за борт и под сильным обстрелом с берега на руках продвинули катер вперед.

Обеспечить согласованность ударов с разных направлений в целом удалось. Морская пехота ворвалась в город одновременно с севера и юга. Вовремя подоспели и бронекатера, высадившие десантников в городской черте на стенку начинающегося здесь канала Одер — Шпрее. Хорошо поработала поддерживающая артиллерия — корабельная и укрепрайона. Противник дрогнул, стал отходить. На подступах к Фюрстенбергу выбыли из строя убитыми и ранеными 60 моряков, а в коротких уличных боях потерь уже почти не было.

В 9 часов утра Балакирев и Лупачев донесли, что над Фюрстенбергом поднят советский Военно-морской флаг, В телеграмме содержалось и другое радостное известие: «Корабли бригады вошли в канал Одер — Шпрее и начали продвижение на запад, к Берлину…»

На следующее утро, пользуясь отсрочкой операции в устье Альт-Одера, я приехал оттуда в Фюрстенберг. Городок от боев почти не пострадал. Разумеется, больше всего меня интересовало состояние канала. Взорвать судоподъемник гитлеровцы не успели, однако впереди были рухнувшие мосты, завалы. Продвинуться по каналу корабли смогли пока недалеко и уже отставали от войск, наступавших по суше.

Инженерные подразделения успели обследовать трассу канала до линии фронта. У местечка Мюльрозе, где работал головной отряд расчистки, экипажи кораблей трудились вместе с саперами. Моряки рвались к Берлину, как рвался к нему каждый боец на любом участке битвы, кипевшей на десятки километров вокруг. В Берлине, где пятый день шли самые упорные бои этой битвы, нашлись бы цели и для морских орудий, стоявших на наших кораблях. Но сколько времени займет расчистка канала, никто пока не знал.

Гитлеровское командование вряд ли было в состоянии полностью скрыть от своих солдат даже на относительно отдаленных от Берлина рубежах то, что столица Германии квартал за кварталом переходит в руки Красной Армии. И, очевидно, уже ни геббельсовская пропаганда, ни гестаповский террор не могли больше заставить немецких солдат упорно сражаться всюду.

Когда в штабе 61-й армии обсуждался план совместных с флотилией действий в районе между устьем Альт-Одера и каналом Гогенцоллернов (для днепровцев, как оказалось, последних боевых действий под Берлином), начальник штарма А. Д. Пулко-Дмитриев, помню, сказал:

— Готовимся всерьез, как положено. Хотя сильного сопротивления противника, признаться, уже не предвижу.

Мы тоже готовились «как положено», не позволяя себе рассчитывать на легкий успех. Приказ маршала Жукова предписывал флотилии поддержать с утра 27 апреля двумя бригадами кораблей возобновлявшееся после паузы наступление 61-й армии и в зависимости от обстановки содействовать ей высадкой десанта на северный берег канала Гогенцоллернов. После решения, принятого командармом Беловым, задачи флотилии конкретизировались. Одна бригада кораблей должна была перебросить через Одер в районе города Шведт часть сил 234-й стрелковой дивизии, которым затем предстояло, продвигаясь на юго-запад, обойти с тыла укрепленный пункт гитлеровцев Лунов. Другая бригада высаживала десант из канала южнее Лунова, с расчетом на выход десантников в тылы врага с противоположного направления.

Переброска войск через Одер возлагалась на 2-ю бригаду кораблей при огневой поддержке 1-й, а высадка десанта из канала — на 1-ю. С 24 апреля 2-й Лунинецкой Краснознаменной бригадой командовал капитан 2 ранга Алексей Андреевич Комаров, занимавший перед этим должность начальника штаба и успевший отлично себя зарекомендовать.

По окончательному варианту операции десантировать через Одер нужно было один стрелковый полк со средствами усиления (кораблей, сосредоточенных теперь в этом районе, хватило бы для переправы хоть целой армии). И все же задача бригады Комарова представлялась более сложной, чем высадка десанта из канала.

Водный рубеж — довольно широкий, и пересекать его предстояло не напрямик. Путь кораблей с войсками составлял около десяти километров. Левый берег по-прежнему обороняла фашистская морская пехота, которая, как рассказал командир 234-й дивизии полковник А. И. Селюков, сумела отразить первые попытки форсировать Одер на этом участке. Дело было, правда, несколько дней назад, когда гитлеровцы еще могли надеяться, что устоит Берлин, а средства форсирования были менее надежные, чем наши корабли, еще не успевшие сюда подойти.

Для высадки войск теперь выделялось 11 кораблей — бронекатера, тральщики, сторожевые катера и сверх того три полуглиссера для разведки и связи. Во главе всей группы Комаров поставил командира 1-го Пинского дивизиона бронекатеров капитана 3 ранга И. П. Михайлова.

Капитан 2 ранга Комаров и полковник Селюков, которые перед совместными действиями разместили рядом, у городка Цеден, свои НП, предусмотрели как будто все, хорошо продумали координацию действий корабельной и полевой артиллерии. Но для сосредоточения у селения Нидеркрэнир (здесь производилась посадка войск) группе кораблей предстояло преодолеть сильно простреливаемый участок реки. Для этого выбрали самый темный час ночи, однако полная скрытность прорыва практически исключалась.

Корабли были обнаружены противником через час после начала движения. До выхода из зоны обстрела оставалось еще 20 минут. Значительная дистанция между кораблями, соблюдавшаяся с самого начала, снижала эффективность вражеского огня, а ответным огнем кораблей удалось подавить десятка полтора дзотов, ближайших к урезу воды. Но без потерь не обошлось. Два сторожевых катера и полуглиссер лишились из-за полученных повреждений хода, и течение вынесло их к прибрежной дамбе. На этих кораблях было убито два человека, в том числе командир отряда сторожевых катеров лейтенант Алексей Лоза, и несколько ранено.

Дамба, у которой оказались катера, находилась на виду у противника, и он продолжал их обстреливать. Командир одного из сторожевиков — коммунист главный старшина Каштанов — принял на себя командование всеми поврежденными кораблями. Он организовал вынос раненых в защищенное место на берегу и оборону кораблей от возможной попытки их захвата. Моряки поклялись, что, пока они живы, этому не бывать.

Держать оборону у дамбы понадобилось не очень долго — помощь подоспела еще до утра.

А о самой высадке полка 234-й дивизии один старший начальник отозвался потом так: «Сделано быстро, четко, по-флотски лихо». Так оно, должно быть, и выглядело. Через 2 часа 45 минут, после того как первые корабли отвалили от правого берега, полк занял намеченный для захвата плацдарм, имея там все необходимое для развития наступления — орудия и минометы, боеприпасы, повозки с лошадьми. Чтобы все это в кратчайший срок переправить, конечно, нужны были четкость и слаженность действий, да и моряцкая сноровка. И все же высадка, предваренная надлежащей артподготовкой (снарядов было вдоволь), далась, по сравнению со многими другими, довольно легко.

Генерал Пулко-Дмитриев не ошибся: сильного сопротивления противник не оказал даже на том участке, оборону которого он недавно укреплял. Бригада Комарова выполнила 27 апреля боевую задачу без каких-либо потерь, кроме понесенных при ночном прорыве.

Почти одновременно с тем, как у Шведта высадился с кораблей Комарова стрелковый полк, бронекатера бригады Лялько с десантом из других частей 61-й армии прорвались в канал Гогенцоллернов. Прикрывавшая вход в него система огневых средств частично была уничтожена или подавлена еще раньше, когда обеспечивалось продвижение кораблей вниз по Одеру, а окончательно парализована при артподготовке прорыва в канал. Десант был успешно высажен в назначенном месте, у Хохензаатена. Тральщики, вошедшие в канал вслед за бронекатерами, начали массированную переброску войск и техники с южного берега на северный.

А на следующее утро стремительное развитие событий прервало контакт с сухопутными соседями. Блокировав последние очаги сопротивления гитлеровцев у Альт-Одера, не имевшие уже существенного значения, армия Белова быстро продвигалась вперед, преследуя отходящего врага и постепенно отдаляясь от канала.

28 апреля в этом районе наступила тишина. 2-я бригада, которой больше нечего было делать у устья Альт-Одера, поднялась к каналу Гогенцоллернов, чтобы продвигаться вслед за вошедшей в него бригадой Лялько.

На головном сооружении канала выделялась броская надпись «Нихт анкерн!» («Якорей не бросать!») — первое из встречавшихся немецких предписаний, которые мы рады были бы соблюсти, пройдя канал без остановок. От Хохензаатена, места высадки последнего десанта, до Берлина не более 60 километров по прямой, да и по каналу и реке Хавель, соединяющей его со Шпрее, — всего около ста.

Но чтобы корабли продвигались, нужна свободная вода. Канал же перегораживали взорванные мосты и переправы, поврежденные шлюзы. Постепенно выяснилось, что таких препятствий на 100-километровом пути до Берлина около сорока.

Прибывшие на канал представители командования инженерных войск ознакомились с обстановкой. И нам дали понять, что нет возможности немедленно направить сюда силы и средства, достаточные, чтобы в экстренном порядке сделать канал проходимым.

И все же мы еще надеялись поспеть в Берлин. Под руководством флотильских инженеров личный состав кораблей начал прокладывать путь собственными силами. В ход пошло все, чем располагали и что могли раздобыть, — тол и автоген, кирки и лопаты. Команды матросов, расчищавшие завалы после подрывников, сменялись каждый час. Некоторые преграды задерживали надолго, другие удавалось преодолеть быстрее. Втянувшиеся в канал корабли понемногу продвигались вперед. С берегов их охраняла морская пехота (после взятия Фюрстенберга роту старшего лейтенанта Минина перебросили на канал Гогенцоллернов).

На левом фланге фронта, на канале Одер — Шпрее, дорогу к Берлину пробивали моряки 3-й бригады. Эта бригада также утратила соприкосновение с противником, отстав от наших войск, наступавших по суше. Но там путь до Шпрее был короче и препятствий меньше. Боярченко и Балакирев сообщали: «Созданы еще четыре подрывных партии. Работы по расчистке взорванных мостов ведутся круглые сутки… Полагаем возможным, что в ближайшее время головной отряд кораблей войдет в район боевых действий…»

Расчистка обоих каналов набирала темны. За работами было кому присмотреть, и я предложил Петру Васильевичу Боярченко, приехавшему из Фюрстенберга, съездить в Берлин, где приводил себя в порядок отряд полуглиссеров лейтенанта Калинина — следовало проверить, в каком он состоянии после выполнения боевой задачи на Шпрее.

Выехали из Бад-Фрейенвальде рано утром 30 апреля вместе с писателем Леонидом Сергеевичем Соболевым, который продолжал собирать материал о флотилии. Это был день ожесточеннейших боев в центре Берлина. Шел штурм рейхстага, части армии Берзарина пробивались к имперской канцелярии. Но в предместьях, через которые мы въезжали в город, стало уже тихо. Жители куда-то попрятались, не забыв вывесить в окнах все, что нашлось белого, — простыни, наволочки, куски ткани. Показалось удивительным, как много на этих берлинских окраинах неповрежденных домов — не то что в Новороссийске, Сталинграде, Варшаве…

Потом пошли кварталы с рухнувшими и искореженными зданиями, с воронками на мостовой, с не убранными еще после уличных боев трупами. Порученец старший лейтенант Василий Бойко, уже разведавший дорогу, уверенно подсказывал водителю Федору Нагорнову, где куда повернуть. А мы сидели в машине молча. Наверное, каждому еще нужно было осознать, что это и есть тот город, дойти до которого мы клялись, когда бои шли под Москвой и на Волге. Фашистская столица была в агонии — где-то еще отчаянно сопротивлялась, где-то уже вывесила белые флаги.

Полуглиссеры стояли, тесно прижавшись борт к борту, на затишном участке Шпрее под прикрытием небольшого мыска. Над каждым — наш боевой Военно-морской флаг. На набережной выстраивается в шеренгу небольшая группа моряков. У некоторых забинтована голова или на перевязи рука, но выглядят браво, улыбаются. Лейтенант Калинин, сильно хромая и опираясь на блестящий немецкий палаш (невысокому Калинину он хорошо заменяет палку), подходит с рапортом.

В строю шестнадцать старшин и матросов — половина первоначального состава отряда. Все они совершали рейсы через Шпрее с начала до конца десантирования, и вот, на счастье, — живы. Но в этом строю они представляют и своих товарищей, которых тут нет. Обращаясь к ним, я чувствую, как трудно сейчас отделить живых от павших — отряд встает перед глазами таким, каким мы проводили его в бой.

Обстановка — не для длинных речей. От имени Военного совета я поблагодарил героев форсирования Шпрее за все, что они сделали, сказал, что Краснознаменная Днепровская флотилия гордится ими как своим славным авангардом, пронесшим флаг нашего флота к центру Берлина, и что их подвиг не забудется никогда. Предложил почтить минутой молчания память павших…

Распустив строй, рассаживаемся на траве и нагретых солнцем камнях у стоянки полуглиссеров, и я прошу участников форсирования Шпрее рассказать, как все было. Приглушенно доносятся звуки уличных боев, идущих в нескольких кварталах отсюда. А тут тихо журчит Шпрее, переставшая уже быть трудным водным рубежом, — ничем как будто не примечательная река, совсем не широкая, с расплывшимися на спокойной воде пятнами мазута…

Беседа налаживается не сразу — матросы стесняются говорить о себе. Старший лейтенант Серегин и лейтенант Суворов — оба они тоже здесь — помогают наводящими вопросами. Старшина Григорий Казаков вспоминает, как снимали экипаж загоревшегося посреди реки танка. Многие говорят о павших товарищах. Особенно об Александре Пашкове, о последних его минутах, когда он с перебитыми руками вел катер, зубами вцепившись в штурвал. Комсорг был душою отряда и самой своей смертью показал, что значит выполнить воинский долг до конца.

Рассказы моряков пробуждают в памяти слова популярной еще до войны песни: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой». Вот уж поистине так! Полуглиссеры никогда не укомплектовывались каким-то отборным личным составом. Конечно, ими командовали опытные старшины, но совсем молодых матросов здесь было больше, чем, например, на бронекатерах. Однако, посланные туда, где воинский долг потребовал коллективного подвига, они его совершили.

Пообедав с матросами, садимся на полуглиссер. У штурвала — лейтенант Калинин. С нами также Серегин и Суворов. Идем к Карлсхорсту, к месту десантирования 9-го корпуса — теперь оно уже в тыловом районе. Офицеры, отвечающие за переброску войск, показывают участки трех групп, на которых был разбит отряд. И на каждом пересекаем Шпрее по маршрутам огненных рейсов тех ночей и дней.

Отряд Калинина, хотя и поредевший, практически готов к выполнению новых боевых задач.

К вечеру я возвратился на ФКП, находившийся в районе канала Гогенцоллернов, а член Военного совета Боярченко — на канал Одер — Шпрее. Сразу же проинформировали друг друга о положении дел. На канале Гогенцоллернов корабли 1-й и 2-й бригад прошли все шлюзы, а по километрам — две трети пути до Шпрее. Но впереди еще не менее десятка завалов. Бригаде Лупачева на канале Одер — Шпрее оставалось пройти меньше. Ранним утром 1 мая Боярченко телеграфировал: «Если завтра Берлин не падет, 3-я бригада достигнет черты города».

В то первомайское утро над рейхстагом уже развевалось Красное знамя. И это означало, что последние очаги сопротивления в фашистской столице продержатся, по всей вероятности, уже не дни, а часы.

«А если все-таки не часы, а дни?» — спрашивал я себя. Мы делали все от нас зависящее, чтобы Днепровская флотилия, участвовавшая в Берлинской операции на нескольких участках фронта, помогла сухопутным войскам и непосредственно в городе — не только отрядом полуглиссеров, но и своими главными силами.

Винить себя было не в чем. И не мы одни не поспевали к последним боям в Берлине. На подходах к нему находилось немало войск, которые, как и мы, вступили бы в бой на территории города, окажись сопротивление врага еще сильнее. Однако возникал чисто практический вопрос: нужно ли еще вести с таким напряжением расчистку водных путей? Для выхода на Шпрее одной бригаде кораблей требовались сутки с небольшим, двум другим — по крайней мере вдвое больше. Понадобится ли сухопутным войскам боевое содействие флотилии в Берлине 3–4 мая? Ведь не престижа ради, не для того лишь, чтобы «показать флаг», долбили матросы не покладая рук каменные завалы.

Но с падением рейхстага враг оружия не сложил, бои в Берлине не прекратились. Правда, к тому времени переговоры о сдаче берлинского гарнизона уже начались, но мы знать об этом не могли. И расчистку каналов продолжали.