С армиями, наносящими главный удар

Ночь на 16 апреля была безлунной, и Федор Нагорнов вел машину чуть не на ощупь. Миновав несколько КПП, прибыли с запасом в десять минут к указанному Малининым перекрестку и встали у обочины. Точно в четыре ноль-ноль рядом притормозили две машины. Из одной высунулся, подсветив фонариком, адъютант генерал-полковника. После обмена паролями раздалось негромкое «За нами!», и мы поехали дальше.

Остановились среди густого леса. Углубляясь в него, прошли с автоматчиками охраны по узкой дорожке. Начальника штаба фронта встретила группа генералов, и все начали подниматься по крутой деревянной лестнице на вышку.

Глаза уже привыкли к темноте. С площадки на самом верху угадываются очертания Одера. Передний край примерно в двух километрах. Дальше — сильно укрепленный рубеж Зееловских высот, вторая полоса немецкой обороны.

Вокруг удивительно тихо. Только зуммерят время от времени телефоны. Малинин принимает последние доклады, коротко отвечает на них. Перед пятью часами смолкает и связь. Тишина становится абсолютной, давящей.

В пять ноль-ноль по московскому времени (тут, под Берлином, стояла еще глубокая ночь) эту тягостную тишину взорвал оглушающий грохот. Я наблюдал уже немало артподготовок, но того, что разразилось теперь, пожалуй, не смог бы представить, если бы не видел и не слышал этого сам. Только армии Берзарина и Чуйкова имели 65 артполков и 12 артбригад, да еще минометные полки, гвардейские минометные части. Плотность артиллерии на направлении главного удара, который наносили четыре общевойсковые армии, превышала двести стволов на километр, а на участках прорыва приближалась к тремстам.

Но и в этом громе тысяч орудий я вскоре стал различать знакомый голос наших дальнобойных плавбатарей — их позиции были невдалеке от фронтового НП. И оказалось, характерный голос морских орудий выделило не только мое, привычное к нему ухо.

— Кто это тут бухает так гулко? — расслышал я вопрос Михаила Сергеевича Малинина.

— Моряки стараются… — ответил, опередив меня, кто-то из находившихся на вышке артиллеристов.

— Это те, что работают на Берзарина?

— Так точно, на него.

Артподготовка длилась всего 20 минут. За это время в полосе главной ударной группировки фронта было выпущено до полумиллиона снарядов и мин. А ночные бомбардировщики, проходившие над нами волна за волной, наносили удары по третьей и четвертой линиям траншей противника, по его артиллерийским позициям и расположению штабов. Оборона врага подавлялась на глубину шесть-семь километров, на некоторых участках — до десяти.

Разрывы на вражеских позициях слились в море огня. Но и оно тускнело за поднявшейся стеной дыма и пыли. Когда был подан сигнал к атаке, на нашей стороне вспыхнули мощные зенитные прожекторы. Направленные теперь не в небо, а на передний край противника, они ослепляли еще уцелевших там гитлеровцев и освещали путь поднимавшимся из траншей советским солдатам. А перед ними покатился вперед вал артиллерийского огня. Картина была потрясающая…

Потом установили, что артподготовка вывела из строя на разных участках от 30 до 70 процентов живой силы врага в первой и второй траншеях. На НП фронта доносили: местами наша пехота, поддерживаемая танками, смогла одним рывком, не встречая сильного сопротивления, продвинуться на полтора-два километра. Однако и такие удары, какие уже обрушились на оборону противника, не сломили ее до конца, и постепенно она оживала. В стереотрубу было видно, как там, где движутся наши войска, все гуще вспыхивают разрывы немецких снарядов и мин. В атаку на всех доступных обзору участках вводилось все больше наших танков. Бои за Одером разгорались жестокие, упорные.

С вышки фронтового НП было видно многое, а доклады и распоряжения, которые я слышал, позволяли представить почти весь ход событий. Но оставаться на НП слишком долго я не мог и того, что происходило, когда стало совсем светло, уже не видел.

Отпуская меня, Малинин сказал:

— Морякам, вероятно, придется поработать на генерала Белова. Указания получите.

61-я армия генерал-полковника П. А. Белова, с которой днепровцы взаимодействовали на Припяти и расстались после освобождения Пинска, находилась на правом фланге фронта. О совместных с нею действиях флотилии в Берлинской операции до того речи не было. Но само собой разумелось, что по ходу событий наши задачи могут и будут корректироваться.

Поддерживать огнем части 9-го корпуса армии Берзарина и 4-го гвардейского корпуса армии Чуйкова, помогая им взламывать оборону противника, наши корабли и плав-батареи смогли с позиций у кюстринского плацдарма в течение семи часов. Надежная связь с корректировщиками, находившимися в передовых подразделениях наступающих корпусов, позволяла быстро переносить огонь на новые цели.

Но вот и эти цели оказались за пределами дальности огня корабельной артиллерии. На КП бригады Лялько позвонил командующий артиллерией 9-го корпуса П. М. Игнатьев. Он поблагодарил за точность и эффективность «флотского огонька». Высокую оценку действий корабельных артиллеристов командующий артиллерией подтвердил затем в письме Военному совету флотилии. На боевой счет пушкарей двух бригад кораблей занесли 17 уничтоженных и подавленных артиллерийских и минометных батарей противника и много других пораженных целей.

По представлению командования корпуса были удостоены ордена Красного Знамени флагарт 1-й бригады капитан-лейтенант Н. И. Климец, командир корпоста бригады старший лейтенант А. Н. Телепаев (он корректировал огонь кораблей с переднего края с такой же виртуозностью, как в Пинске), помфлагарта бригады капитан 3 ранга Б. А. Молодцов, управлявший огнем плавбатарей и канлодок, и другие наши артиллеристы.

В числе днепровцев, причастных к выполнению первых в Берлинской операции огневых задач, были Герои Советского Союза старшины Владимир Капареев и Николай Сикорский. Они вместе со старшиной Е. Слепневым и старшим краснофлотцем К. Авхадиевым наводили проводную связь между кораблями и корректировщиками и, отвечая за ее исправность, многократно сращивали под вражеским обстрелом перебитые провода. Так обеспечивалось устойчивое управление огнем кораблей.

А катера ПВО старшего лейтенанта Вайтюляна продолжали вахту у переправ, по которым сплошным потоком двигались за Одер включаемые в наступление войска. Господство в воздухе было за нашей авиацией, но отдельные группы фашистских бомбардировщиков прорывались к переправам. Большинство их сбивали армейские зенитчики. Однако и наши катерники прибавили еще 16 вражеских самолетов к шести, уничтоженным за прошлые два дня.

16 апреля начала боевые действия и бригада капитана 3 ранга Лупачева. Три плавбатарей, шестнадцать бронекатеров, четыре канонерские лодки и четыре минометных катера поддерживали с огневых позиций ниже устья Нейсе перешедшие в наступление части 33-й армии. На небольшом плацдарме на левом берегу Одера севернее Фюрстенберга, на высокой трубе электростанции, был развернут очень важный для бригады корректировочный пост.

Лупачев вел бой вдалеке от остальных бригад флотилии. Но с ним находился наш начштаба Балакирев. В 3-ю бригаду отправился также и член Военного совета Боярченко, Там, на левом фланге фронта, действовало около трети всех наших кораблей. И канал Одер — Шпрее, начинающийся у Фюрстенберга, мог оказаться более верным путем к Берлину, чем канал Гогенцоллернов (Одер-Хавель), хотя бы уже потому, что пересекался меньшим количеством мостов.

В штабе флотилии не раз спорили о том, какая бригада имеет больше шансов дойти до Шпрее или выйти на эту реку первой. Но нельзя было полагаться даже на самые свежие сведения о состоянии каналов: положение могло измениться не только за день, но и за час.

Отнюдь не исключалось, что противник произведет на обоих каналах такие разрушения, которые сделают их непроходимыми надолго. Тогда часть кораблей, очевидно, могла бы, если понадобится, подняться по Одеру выше, в район Бреслау, еще находившегося в руках врага, а остальные (кроме отряда полуглиссеров, продвигавшихся к Шпрее о армией Берзарина) действовали бы на Нижнем Одере, в полосе 2-го Белорусского фронта. Связь с его штабом у нас не прерывалась.

Вскоре подтвердилось, что именно о таком использовании основных сил Днепровской флотилии, если им нельзя будет двигаться к Берлину, думали старшие морские начальники. Мы получили телеграмму из Главного морского штаба, требовавшую безотлагательно изучить условия плавания в низовьях Одера, а также в районе Померанской бухты.

Вечером генерал-полковник Малинин позвонил по ВЧ:

— Так вот о работе с Беловым. Прежде всего надо помочь ему форсировать Одер. Очевидно, потребуется и дальнейшее содействие. Связывайтесь с ним, договаривайтесь и действуйте. О пропуске кораблей через переправы указания будут даны.

Двум бригадам, высвободившимся у кюстринского плацдарма, в любом случае предстояло начать следующим утром движение вниз по Одеру, и корабли были к этому готовы. Но теперь надо было идти уже не до канала Гогенцоллернов, а несколько дальше, к устью Альт-Одера (рукав Одера, пролегающий западнее и выглядящий как самостоятельная, довольно широкая река), на правый фланг 1-го Белорусского фронта. Таким образом, флотилия развертывалась на всю ширину его полосы, и требовалось внести коррективы в организацию боевого управления. Сохранив пока ФКП под Кюстрином, я приказал развернуть к утру ВПУ в Гюстебизе, на полпути к устью Альт-Одера.

Задача на переход формулировалась как прорыв: на многих участках Одер оставался линией фронта — левый берег еще удерживался противником. Но больше всего осложнений вызвал все-таки проход через переправы, наведенные к нашим заодерским плацдармам. Свободно пройти под «горбатыми» мостами мешал многим кораблям высокий уровень воды, а прервать движение войск не всегда позволяла боевая обстановка. Вдобавок переправы и подходы к ним подвергались налетам вражеской авиации, от которых надо было укрывать корабли, а при повреждениях мостов — ждать, пока саперы расчистят фарватер. Бригады продвигались без потерь, но невероятно медленно.

Обогнав корабли, я приехал 18 апреля на КП 61-й армии у городка Редорф. Поздоровавшись, командарм П. А. Белов сказал:

— Подавайте корабли как можно скорее.

Я доложил, где находятся корабли и что их задерживает. А меня познакомили с положением на правом фланге фронта. 61-я армия перешла в наступление 17 апреля, и ее передовые отряды вели бои за Одером, где был захвачен небольшой плацдарм. Но на соседних участках закрепиться на левом берегу Одера пока не удавалось. Враг оказывал ожесточенное сопротивление, оборона одерского рубежа была усилена здесь полками фашистской морской пехоты. Армия Белова нуждалась в быстроходных и маневренных средствах форсирования широкой тут реки.

Заверив, что мы делаем для этого все возможное, я был, однако, не в состоянии назвать точный срок подхода кораблей — не от нас он зависел. А обе бригады смогли дойти в назначенный район еще позже, чем можно было надеяться, — лишь к 22 апреля.

За это время в ходе Берлинской операции произошло много больших событий. Еще 17 апреля 8-я гвардейская армия Чуйкова и 1-я гвардейская танковая армия Катукова овладели Зееловскими высотами. В битву за Берлин включились главные силы 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов. Темпы продвижения войск на основных направлениях (сначала отстававшие от запланированных) нарастали. 21 апреля на центральном участке 1-го Белорусского фронта был прорван внешний оборонительный обвод Берлина и части трех армий, в том числе 5-й ударной Берзарина, ворвались на окраины города, завязали там уличные бои.

Судьба фашистской столицы решалась, естественно, не на флангах фронта. Но Берлинская операция была битвой не за один город, а за полный, окончательный разгром гитлеровской Германии, и на направлениях вспомогательных ударов борьба, особенно вначале, шла тоже жестокая и упорная. Если бы корабли поспели на правый фланг быстрее, они смогли бы сделать для армии Белова больше. Однако работы морякам тут еще хватило, и наиболее активное содействие частям 61-й армии — в устье Альт-Одера и у канала Гогенцоллернов — потребовалось, когда Берлин был уже окружен.

К боям в этом районе я вернусь. Сначала, думается, следует рассказать о том, что происходило раньше и ближе к Берлину.