Нацизм и христианство идеологическое противостояние

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Христианская церковь и нацизм — это взаимоисключающие друг друга мировоззрения, совершенно различные морально-этические и идеологические системы, поэтому конфликт между церквями и режимом нетрудно было предвидеть, он был запрограммирован, ибо партия носила идеологический, мировоззренческий характер. Можно возразить — ведь в партийной программе был пункт о «позитивном христианстве», предусматривающий сотрудничество с церковью, но его следует рассматривать как тактический: с целью привлечения масс и организации единого с консерваторами фронта против левых (до прихода к власти Гитлера) и удержания (после 1933 г.) симпатий верующих.

Кроме собственно мировоззренческой позиции, церковь занимала и политическую позицию, которая необходимым образом должна была быть компромиссной. Иными словами, бескомпромиссная позиция церкви в Германии по отношению к нацизму была невозможна уже в силу традиции. Церкви (особенно католическая) и прежде привыкли к компромиссу с государственной властью и никаких иллюзий в отношении сосуществования христианства и национал-социализма не питали, хотя до прихода нацистов к власти католические иерархи время от времени запрещали верующим вступать в НСДАП: в 1930 г. председатель Фульдской конференции епископов кардинал Бертрам впервые объявил одновременную принадлежность к партии и церкви несовместимой, а последний раз подобный запрет католических иерархов был обнародован 17 августа 1932 г. Отношение же к нацизму евангелической церкви следует дифференцировать: с одной стороны, между нацистами и консервативной частью протестантских священников было много общего (неприятие либерализма, демократии, парламентаризма), а с другой стороны, нацистам удалось расколоть протестантское движение, создав диссидентскую ДК (церковь «немецких христиан»), которая искренне надеялась осуществить «рехристианизацию» немецкого народа, поскольку (на их взгляд) еще в XIX в. церковь в значительной степени утратила контакт с простыми людьми. Поскольку католическая церковь в теологическом отношении являлась значительно более единой организацией, чем множество евангелических церквей Германии, то создать в католическом стане организацию, подобную ДК, было невозможно. Попытки, однако, все же были предприняты, но они почти не имели успеха. Гораздо больший эффект имело прямое обращение Гитлера к папскому престолу (в 1929 г. так же поступил Муссолини). Результатом такого обращения стало заключение в 1933 г. конкордата (договора, регулирующего правовое положение католической церкви в государстве и его обязательства по отношению к папскому престолу), при этом каждая из договаривающихся сторон исходила из различных представлений и ожиданий: каждая надеялась, что другая признает ее права и претензии. Гитлер и не думал придерживаться условий конкордата — на его взгляд, католическая церковь не могла быть равным договаривающимся партнером рейха, а потому последний не мог иметь по отношению к ней никаких обязательств. В Ватикане же (особенно при папе Пие XII) бытовало представление о том, что после исчезновения католической партии Центра только Рим сможет позаботиться об интересах немецких католиков{646}. Иными словами, каждая из сторон имела собственные представления, несовместимые друг с другом, поэтому конкордат имел некоторое значение только в начальной фазе Третьего Рейха.

Гитлер вспоминал, что в юности у него была только одна ассоциация со словом «церковь» — «динамит». Со временем, правда, он начал осознавать глубину укорененности в народе христианской веры и ограничился позиционной войной с церковью. В разговорах, однако, Гитлер довольно резко высказывался о христианстве: «Как жаль, что Библия была переведена на немецкий язык, и таким образом вся эта еврейская белиберда стала известна нашему народу»{647}. По приходу к власти Гитлер постарался ограничить всякое политическое влияние церкви. В соответствии с позицией фюрера, нацисты изначально занимали по отношению к немецким церквям нигилистическую позицию, нацистская верхушка была настроена атеистически, отвергала христианское мировоззрение и обрядность (что лишило Гитлера миллионов сторонников до 1933 г.). После бесспорного успеха нацистов на одновременных выборах в рейхстаг и на референдуме по поводу выхода Германии из Лиги наций (12 ноября 1934 г.; на выборах в рейхстаг нацисты получили 92,2% из 43 млн. голосов, а на референдуме — 93,4%) Гитлер мог констатировать, что пользуется практически полной поддержкой народа. Гораздо меньшую поддержку Гитлер получил при проведении референдума по поводу объединения функций президента и канцлера (19 августа 1934 г.). СД передавала, что одной из самых существенных причин неблагоприятных итогов референдума являются запреты на деятельность различных религиозных объединений и союзов: таким образом католики выражают свой протест{648}. Иными словами, антирелигиозность нацистов несла им вред, а влияние церкви было столь устойчиво, что даже большая часть членов партии продолжала платить церковный налог{649}, являвшийся добровольным.

По всей видимости, именно общественное мнение — а также тактические соображения — остановило нацистов от радикальных мер по отношению к церквям (по переписи 1940 г. 95% немцев считали себя христианами). Большевики отличались от нацистов тем, что прибегли к фронтальному наступлению на церковь, сделав из нее страдалицу за веру (это была их крупная тактическая ошибка); Гитлер же придерживался более гибкой тактики противодействия церкви, не желая усложнять внутриполитическую ситуацию. «Мы должны, — сказал Гитлер 23 ноября 1937 г. в речи перед слушателями одного из орденсбургов, — строго отделять руководство народом от руководства государством. Прежде государство не имело народного руководства — народом руководила церковь; христианство (особенно католицизм) не терпело, когда кто-то, кроме церкви, пытался оказывать на народ моральное воздействие. Ныне же на руководство народом претендуем мы. Только мы, национал-социалисты, уполномочены историей руководить немецким народом как таковым, вплоть до регулирования отношений полов и до формирования принципов воспитания детей»{650}. В другой речи Гитлер сказал, что «церковь, если она стремится иметь решающее влияние на политический режим, должна либо целиком его поддерживать, либо терпеть его и минимально ограничить свое вмешательство в политику. Очень ошибаются те, кто думает, что церковь можно сделать нашей союзницей»{651}. Таким образом, Гитлер был уверен в том, что церковь нужно исключить не только из культурной и экономической жизни Германии, но и из повседневной жизни и сознания немцев. Заменить ее должна была партия. Разумеется, реализовать столь грандиозную задачу планировалось не сразу, а на протяжении долгого времени. Борман, развивая мысль Гитлера, говорил: «Народ нужно излечить от церкви, влияние которой должно быть окончательно сломлено, и лишь тогда, когда это произойдет, будет обеспечено светлое будущее Германии»{652}. В церковных делах Гитлеру был свойствен уклончивый прагматизм и оппортунизм, чего не понимал Борман, со свирепой прямотой нападавший на «предателей-попов».

Значительную активность в атаках на церковь проявлял и Розенберг, считавшийся главным партийным идеологом. Его борьба против христианства принимала порой гротескные формы — наряду с ДК появилось поощряемое Розенбергом «Немецкое движение веры» (Deutsche Glaubensbewegung), которое вовсе отвергало христианство и — под руководством тюбингенского санскритолога Вильгельма Хауэра — проповедовало новое германское язычество: смесь доисторических индийских и германских верований. Розенберг активно поощрял эти чудачества, что противоречило официальному курсу партии, и 23 декабря 1939 г. министр по делам церкви Ганс Керрль писал к руководителю рейхсканцелярии Ляммерсу: «За прошедшее с 1933 г. время Розенберг стал для верующих и неверующих немцев символом враждебности к церкви и христианству»{653}. Выступления Розенберга вызывали резкое неприятие католических иерархов. Католический теолог Брайтенштайн подчеркивал сущность конфронтации нацизма и христианства: «Христианство не знает примата крови… В христианстве неоспоримые позиции занимает дух, для него раса никогда не была духовным, ценностным понятием, а немецкая раса — это такое же случайное творение, как и любая другая»{654}. Это совершенно противоречило теориям, развиваемым Розенбергом.

Деятельность «атеистов партии» (Бормана и Розенберга) в принципе противоречила пункту 24 нацистской партийной программы, который указывал на необходимость введения упомянутого выше «позитивного христианства». Наиболее влиятельными сторонниками «позитивного христианства» были гауляйтер Вильгельм Кубе и бывший председатель фракции НСДАП в прусском ландтаге Ганс Керрль (с 1933 г. — прусский министр юстиции, а затем министр по делам церкви). Не случайно в протестантских районах Германии командиры СА и СС, чтобы усилить впечатление о «христианском» характере нацистского движения, отрядами отправляли своих подопечных на богослужения. До 1933 г. в протестантских приходах не зарегистрировано ни одного выхода из церкви членов НСДАП по мировоззренческим мотивам{655}. Не только борьба против «безбожников-марксистов» и «еврейского материализма», но и другие аспекты нацистской демагогии были доброжелательно встречены некоторыми верующими Германии: например, борьба с «вырожденческим искусством», с «современным свободомыслием», с «упадком нравов». Значительная часть этой мировоззренческой риторики нацистов сама имела клерикальное происхождение.

Позицию нацистской партии по отношению к христианству официально сформулировал гитлеровский министр по делам церкви Ганс Керрль: «Партия стоит на платформе «позитивного христианства», а «позитивное христианство» есть национал-социализм… Национал-социализм — это волеизъявление господа бога, воля бога воплощается в немецкой крови. Истинным олицетворением христианства является партия, а партия — ив первую очередь фюрер — призывает немецкий народ поддержать истинное христианство. Фюрер — выразитель новой божественной воли»{656}.

Любопытно, что сам Гитлер считал «достойными» религиями, существующими на прочной духовной основе, только конфуцианство, буддизм и ислам — немцы же, на его взгляд, попались на крючок теологии, начисто лишенной какой бы то ни было глубины{657}. Он любил говорить, что если бы в VIII в. после битвы при Пуатье арабы прорвались в Центральную Европу, то они навязали бы германским племенам религию, девизом которой были слова: «мечом насаждать веру и подчинять ей народы». Гитлер считал, что это германцам очень бы подошло; арабы же, «по причине расовой неполноценности», все равно не удержали бы власть — так что в итоге мировую империю возглавили бы германцы. Обычно Гитлер завершал свои размышления тирадой: «В том то и дело, что мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не перенять религию японцев, которые считают высшим благом жертву во славу отечества? Да и магометанская религия подошла бы нам гораздо больше, чем христианство с его тряпичной терпимостью»{658}.

Назначение А. Розенберга (автора печально знаменитой книги «Миф XX века»[37]) «уполномоченным фюрера по духовному и мировоззренческому обучению и воспитанию партии и примыкающих к ней организаций» рассматривалось обеими церквями как вызов. Церковников Розенберг называл не иначе как «темные люди нашего времени»{659}; он настаивал не столько на унификации, но, скорее, на уничтожении церкви. Под влиянием Розенберга в Вестфалии целая деревня вышла из церкви, крестьяне объявили себя язычниками, заложили языческое кладбище и на нем воздвигли языческое капище{660}. Карла Великого прокляли как «палача саксонцев», а вместо него стали почитать и превозносить его врага, саксонского вождя Видукинда. В публицистике стало модно критиковать связи немецких императоров с Римом («Западом»), поэтому императора Священной Римской империи германской нации Генриха I Птицелова, который не короновался и не был в Риме, нацисты сделали национальным героем{661}.

Гитлер однажды заявил: «Немецкая церковь, немецкое христианство — это нелепость; можно говорить о существовании либо христианина, либо немца — быть и тем и другим одновременно нельзя»{662}. Если понимать под словом «немец» нациста, то так и есть (принимая во внимание то, что краеугольным камнем нацистской доктрины был антисемитизм). Американский социолог Норман Бирнбаум отметил, что антисемитизм Гитлера был плохо скрытой формой разрыва с христианством{663}. На тему восприятия эсэсовцами Христа, например, существовал мрачный анекдот: офицер СС привез жену в родильный дом и, увидев на стене в покоях роженицы изображение Христа, потребовал его снять: «Я не хочу, чтобы первым, кого увидит мой сын, будет этот еврей». Просьбу эсэсовца исполнить отказались, а на следующий день ему сообщили, что роды прошли нормально и желание родителя исполнилось — ребенок родился слепым{664}.

И все же, несмотря на упорство и фанатизм «партийных атеистов», сломить христианскую традицию в Германии за короткий период Третьего Рейха нацисты не смогли. Во время войны позиции церкви естественным образом усилились: даже люди, ранее не ходившие в церковь, стали систематически посещать проповеди и заупокойные службы; об этих фактах сообщала СД.

В войну позиции церкви укрепились не только в немецком обществе, но и в армии. Служба военных священников была создана еще курфюрстом Бранденбурга Фридрихом-Вильгельмом (1640–1688); именно по его указу солдаты, которые не были протестантами, могли пользоваться услугами священников других вероисповеданий. Удивительно само по себе, что в вермахте сохранили службу военных священников (Seelsorge), еще удивительнее, что с расширением вермахта расширяли, а не сокращали (как можно было предположить), и службу военных священников. В Африке и в Польше, на Восточном фронте и на Балканах — везде были «округа» (по военному так именовали приходы) военных священников.

В люфтваффе не было своих военных священников, поскольку этот род войск создавался в начале 30-х гг., но при желании летчики могли пользоваться услугами военных священников из вермахта или кригсмарине. Только в сухопутной армии (без люфтваффе и флота) было 2,9 млн. солдат — по традиционным нормам их должно было обслуживать 148 кадровых и 428 призванных на время войны священников евангелической веры и столько же католиков{665}. Интересно отметить, что к военным священникам в вермахте относились вполне серьезно и с уважением. СД передавала следующий анекдот: некий партийный функционер, ортсгруппенляйтер, выступая в госпитале перед выздоравливающими солдатами, уничижительно высказался о церкви и военных священниках, а также об их роли в войне. Присутствовавший при этом капитан вермахта сказал, что на фронте он часто видел священников, некоторые из них гибли, как солдаты, но он ни разу даже не слышал, чтобы на фронте погибали ортсгруппенляйтеры или крайсляйтеры. Также СД передавала: в обществе было распространено мнение, что в вермахте думают о церкви и ее роли иначе, чем в партии{666}. В этом нет ничего удивительного, ибо настроения массовой армии были калькой с настроений немецкого общества, в котором оставалось много верующих.