Николай Струтинский

Первая встреча Николая Владимировича Струтинского и Николая Васильевича Грачева — под этим именем в партизанском отряде «Победители» появился Николай Иванович Кузнецов — состоялась 25 августа 1942 года. Постепенно их знакомство переросло в дружбу. Струтинский стал надежным помощником Кузнецова при выполнении боевых операций. В форме солдата войск вермахта он возил обер-лейтенанта Пауля Зиберта, в роль которого вжился Николай Иванович, по улицам Ровно, участвовал в ликвидации крупных гитлеровских чинов.

Николай Струтинский родился 1 апреля 1920 года в селе Горыньград на Волыни, которая в те годы входила в состав Польши: правительство Пилсудского селило в этих местах бывших офицеров польской армии, воевавших против Советской России. Самые плодородные земли отдавались им в вечное пользование. Высокомерные чужаки с презрением относились к местному населению, называя его «быдлом». В начальной школе, где учились Николай и его братья Георгий, Ростислав, преподавали на польском языке. Чтобы прокормиться, даже юнцам приходилось батрачить на богатеев.

Глава семьи Владимир Степанович устроился каменщиком на Бабинский сахарный завод. С напарниками он толковал не только о работе, но и о политике, о том, что по ту сторону границы, в Советском Союзе, рабочий человек сам стал хозяином. За такие разговорчики старшего Струтинского выставили с завода. Пришлось перебраться в село, корчевать пни на заброшенном участке…

В сентябре 1939 года Западная Украина стала советской. Двое братьев Струтинских, Николай и Ростислав, поступили на курсы шоферов в Ровно, где их учили за государственный счет. Отец, Владимир Степанович, стал помощником лесничего.

После курсов Николая приняли в Людвипольский райпотребсоюз. Когда началась война, Струтинского с его «полуторкой» перевели в распоряжение райотдела НКВД. Из Ровно Николай вывозил сотрудников государственных учреждений и раненых красноармейцев. Попадал под бомбежки, участвовал в стычках с немецкими парашютистами. Во время ликвидации одного из фашистских десантов ударные группировки гитлеровцев обошли оборонявшихся чекистов с двух сторон и замкнули кольцо. Пришлось пробираться к своим по берегу Славутича.

Война укатилась на восток, а на родине оккупанты установили «новый порядок». Братья Струтинские — Николай, Ростислав, Георгий, их друзья, как и многие другие, не приняли его, — решили воевать. У лесников, которых вооружили фашисты, «одолжили» винтовки. А самая большая удача ждала их у Бабинского сахарного завода, где остались подбитые советские танки с пулеметами. Сняв три пулемета с обгоревших боевых машин, ребята разобрали их, смазали и укрыли до поры.

Отряд готовился к боевым акциям, но кто-то из местных выдал партизан. Николая и Ростислава Струтинских арестовали. К счастью, в ту же ночь им удалось бежать и укрыться в глухом лесу.

Это место и стало базой отряда, который сформировали братья. Отсюда партизаны делали вылазки, разоружали полицаев, а тех, кто лютовал, — уничтожали.

Однажды, устроив засаду, Николай Струтинский и его товарищи расстреляли группу карателей во главе с сотником Кравчуком. После этого в округе распространился слух о том, что во вражеском тылу действует большое подразделение советских бойцов. Это было на руку партизанам — гитлеровцы опасались соваться глубоко в лес.

Отряд пополнялся военнопленными, бежавшими из концлагерей. Среди них были не только рядовые солдаты. Например, лейтенант Федор Воробьев и флотский старшина Николай Киселев имели боевой опыт. Однако все признавали авторитет Николая Струтинского, избранного командиром. А отец Владимир Степанович, которому было уже за пятьдесят, стал заправским комиссаром. Действовали с учетом обстановки, стремясь нанести максимальный урон врагу.

Горсточка народных мстителей напугала оккупантов, совершив налет на Хмелевский лесопильный завод, невдалеке от которого располагалась карательная часть. Спешивший к заводу полицейский отряд партизаны встретили дружным огнем. Фашисты, боясь попасть в переплет, послали вперед своих пособников-националистов. Это была первая крупная диверсия, совершенная группой Николая Струтинского.

Вскоре от связного Петра Трофимчука стало известно, что гестаповцы привезут из Костополя арестованных подпольщиков, чтобы прилюдно казнить их в центре города для устрашения сочувствовавших партизанам. Бойцы Струтинского на рассвете перехватили крытый грузовик с пленниками и, расстреляв охрану, освободили подпольщиков. В том бою они захватили два автомата, четыре винтовки, пистолет, две гестаповские офицерские формы, обмундирование полицаев. В полевой сумке обер-лейтенанта Иоганна Шюце нашли бумагу с фамилией Струтинского. Это был приказ начальнику Людвипольского гарнизона уничтожить его «партизанскую группировку». Был в сумке и образец листовки, которую надо было напечатать и расклеить в городах и селах. В ней обещалось крупное вознаграждение за поимку Николая Струтинского, объявленного «главарем русских бандитов».

Летом-осенью 1942 года в западных областях Украины наряду с партизанами действовали и вооруженные националистические банды. Они утверждали, что выступят даже против немцев, если Адольф Гитлер после победы над большевиками не предоставит им «незалежность». Одним из главарей националистов на Ровенщине был Тарас Боровец, избравший себе псевдоним «Тарас Бульба». Он прошел обучение в абверовской школе «Вали» в Варшаве и служил в зондерштабе-Р («Россия»). В июле 1941 года гитлеровцы назначили его комендантом службы безопасности по Сарненскому и Олевскому округам. Но об этом секретном приказе и истинной роли Боровца-Бульбы мало кто знал. Он, по сути дела, в открытую создал вооруженную банду (обеспеченную немцами всем необходимым) «Полесская сечь» — ядро будущей «Украинской повстанческой армии», которая верно служила гитлеровцам.

Вот с каким коварным и жестоким врагом решил встретиться Николай Струтинский, еще не знавший всей подноготной двойного Тараса. Но он рисковал, чтобы разубедить сбитых с толку земляков, которые клюнули на девиз Бульбы: «Украина для украинцев!»

Группа прикрытия держала под прицелом хутор, где обосновались «бульбаши», пока Струтинский и его товарищ Иван Пихур вели с ними переговоры. Боровец-Бульба, представляя своих подручных, называл их по кличкам: поручик Зубатый, сотник Пидмоченый… Выставил на стол бутыль самогона, сало и сливочное масло. Но трапеза не заладилась.

— За что выпьем, командир? — спросил атаман.

— За то, чтобы Гитлера — туда! — показал на небо Струтинский.

— Ишь какой скорый! — засопел Бульба. — У нас полно врагов и по соседству — поляки, евреи… От них надо избавляться. Украинская нация должна быть чистой. И Германия нам в этом поможет.

Захмелев, Бульба предложил Струтинскому перейти к нему со своим отрядом.

— Ты обижен не будешь, получишь любой портфель!

А через несколько дней Петр Трофимчук принес самодельный конверт. В нем было письмо, которое Николай Струтинский прочитал вслух:

«…Предлагаю всей вашей группе с оружием перейти в мое распоряжение. В противном случае ликвидирую! Атаман Тарас Бульба. 12 сентября 1942 года».

— Что ж, будем готовиться к войне на два фронта, — сказал Струтинский. — С фашистами и «бульбашами».

Струтинский настойчиво искал контакты с другими партизанскими отрядами, которые действовали в округе. Как-то в селе Вороновке крестьяне рассказали, что ночью низко гудели самолеты, а после в окрестностях появились вооруженные незнакомцы. Партизаны сумели разыскать их в полесской глуши. Недоверие и настороженность растаяли, когда люди с военной выправкой и советскими автоматами, бывшими здесь в диковинку, привели Струтинского к высокому брюнету в гимнастерке.

— Будем знакомы: Медведев, — отрекомендовался он. — Наслышан о вашем семейном отряде. Это вы недавно сожгли автомашину на большаке Людвиполь-Костополь и уничтожили гестаповцев?

— Так точно! — подтвердил Николай.

— Значит, наши сведения точны. Оставайтесь с нами. Но учтите: проверим каждого. Думаю, не обидитесь.

Для выполнения специальных заданий требовалась немецкая форма. Начальник хозяйственной части отряда Иван Соколов придирчиво отбирал трофейное обмундирование, тщательно подгонял его для каждого бойца. Николай Струтинский облачался то в полицейский френч, то в мундир солдата вермахта — в зависимости от того, где и как нужно было действовать, прикрывая Николая Васильевича Грачева — Пауля Вильгельма Зиберта. Став его личным шофером, Струтинский многому научился у опытного разведчика.

Кстати, в первой поездке в Ровно Кузнецова сопровождал глава семейства Струтинских, хорошо знавший город. Они шли по разным сторонам то одной, то другой улицы — Владимир Степанович сутулился и опирался на палочку, а Николай Иванович шел свободно и уверенно. Партизаны Николай Струтинский, Михаил Шевчук и Николай Гнидюк следовали поодаль под видом полицейского патруля.

Еще в годы батрачества Николай Струтинский прослыл мастеровитым подростком. Особенно удавалась ему резьба по дереву. В отряде эти навыки пригодились. Для разведки партизанам были крайне необходимы надежные документы. Так вот Николай из подошв от сапог вырезал штампы немецких организаций и штабов. Брал за основу подлинники, которые добывали подпольщики, и копировал их настолько точно, что гестаповцы не распознавали фальшивок. Самую сложную печать Струтинский мастерил за три-четыре часа.

…Съездив в Ровно пару раз на бричке, Кузнецов сказал Струтинскому:

— Нужен другой транспорт. Пора обзавестись своей машиной.

Николай принялся за поиски. Подпольщик Иван Сотников, работавший маляром в немецком комиссариате, познакомил его с водителями. Оказалось, среди них есть и советский военнопленный Афанасий Степочкин. Струтинский исподволь прощупал его настроение: парень оказался надежным. Вскоре из гаража исчез черный «опель-кадет» вместе с водителем. Разведчики переправили Степочкина в отряд. Машину перекрасили, сменили номерные знаки.

Рейхскомиссар Украины Эрих Кох предпочитал руководить делами из Восточной Пруссии. А в Ровно заправлял его заместитель генерал Пауль Даргель. Решение о его ликвидации было утверждено в Москве. Полковник Дмитрий Медведев поручил операцию Николаю Кузнецову. В боевой группе был и Николай Струтинский.

Участвовал Николай Струтинский и в похищении командующего особыми войсками на Украине генерала фон Ильгена.

…15 ноября 1943 года сверкающий лимузин подкатил к дому Ильгена. Как обычно Струтинский был в солдатской форме, а Николай Кузнецов, Ян Каминский и Мечислав Стефанский — в форме офицеров рейхскомиссариата Украины. Струтинский вспоминал с характерной для него точностью:

«У входа стоял часовой, судя по всему, из казаков. Завидев немецких офицеров, он вытянулся по стойке смирно. Николай Иванович подошел и надменно спросил:

— Герр генераль цу хаузе? (Господин генерал дома?)

— Господин офицер, я не понимаю, — виновато отозвался часовой.

Кузнецов нарочито громко выругался по-немецки. Офицеры скрылись в особняке, а я подошел к растерявшемуся казаку. Он начал оправдываться, но я пожал плечами: мол, не знаю, что ты лопочешь.

Николай Иванович открыл дверь и махнул рукой часовому. Тот безропотно повиновался. Его обезоружили. Рядом, трясясь от страха, стоял денщик. Оба ничего не понимали. Может, немцы проверяют их преданность? Как себя вести? Зная, что дорога каждая минута, так как генерал должен был вот-вот приехать на обед, Кузнецов ошарашил их по-русски:

— Мы — партизаны, а вы — предатели!

Денщик залепетал:

— Мы тут поневоле. Удрали бы к вам, но боимся — расстреляют…

— Вам предстоит искупить свою вину, иначе прикончим.

— Поняли, поняли…

— Марш на пост! — приказал Николай Иванович часовому. — Знай, что ты на мушке. Чтобы не сглупил, патроны отберем. Надевай каску и жди хозяина.

Вскоре к особняку подъехал «мерседес» черного цвета. Из него вышел высокий, плотно сбитый генерал. Машина сразу удалилась. Часовой и я вытянулись в струнку. Ильген вошел в дом и стал снимать шинель в коридоре. Я оказался рядом.

— Как ты смел быть здесь без моего разрешения?! — заорал генерал.

Из комнаты появился Зиберт-Кузнецов.

— А вам что здесь угодно? Кто вас сюда пропустил?

— Вы арестованы!

— Что? Кто вам дал такие полномочия?

— Верховное командование! Фюрер!

От неожиданности гитлеровец растерялся. Кузнецов цепко схватил Ильгена за руки, а я подскочил и сшиб его с ног. Каминский со Стефанским связали генерала парашютными стропами. Им добросовестно помогал денщик.

— Если будете вести себя благоразумно, то доставим вас по назначению, — решительно произнес Кузнецов. — В противном случае — уничтожим на месте!

Я засунул кляп в рот Ильгену. Вывели его на улицу. Здесь ему удалось выплюнуть кляп и до крови укусить мою руку. На его истошные крики сбежались немецкие офицеры, однако я успел набросить на голову Ильгена генеральский мундир вверх подкладкой, чтобы его никто не узнал.

— Я — офицер СД, — шагнул навстречу Николай Иванович и показал гестаповский жетон. — Мы задержали красного бандита, переодетого в форму немецкого генерала и пробравшегося сюда.

Предъявленный жетон произвел впечатление. А Кузнецов продолжал действовать напористо, потребовав, чтобы офицеры предъявили документы. Просматривая их, он обнаружил, что среди подошедших есть гауптман Гранау, личный шофер рейхс комиссара Коха.

— Вы поедете с нами в гестапо, — сказал ему Кузнецов. — Ваши показания будут иметь важное значение.

— Готов оказать услугу!

Связанного Ильгена втолкнули в машину. Я рванул ее с места. Быстро выехали за город. Допросили похищенных фашистов с пристрастием. Что было делать с ними дальше? Переправить в отряд Медведеву не представлялось возможным — партизаны отступали под натиском карателей к Припяти. Поэтому Ильген и Гранау были расстреляны».

В семье Струтинских было семеро детей. Четверо старших сыновей стали разведчиками, а младших со временем удалось переправить самолетом на Большую землю. Боевой разведчицей стала и их мама Марфа Ильинична. Она обижалась, что Дмитрий Николаевич Медведев жалеет ее и не посылает на рискованные задания. Но когда разведчики начали налаживать подпольную работу и в Луцке, Марфа Ильинична сказала, что в городе живет ее родная сестра Теофилия, есть и другие родственники, так что именно она меньше всего вызовет подозрений.

— Тяжелая нагрузка для ваших лет, — отговаривал ее Медведев.

— Не беспокойтесь, я справлюсь. Хочу быть полезной…

В сопровождении группы партизан во главе с капитаном Владимиром Фроловым Марфа Ильинична с молодой разведчицей Ядзей Урбанович прошли по бездорожью почти двести километров. Рядом с матерью постоянно был Ростислав, а Николай в те дни действовал в Ровно. Как он переживал потом, что не смог пойти с ними! Может, сумел бы уберечь самого дорогого человека от трагической гибели…

В Луцке Марфа Ильинична и Ядзя через своих родственников установили связи с подпольщиками. Они передали много ценной информации о дислокации немецких частей, эшелонах с химическими снарядами, планах карателей, сроках отправки молодежи в Германию. Распоров подкладку пальто, Струтинская аккуратно зашила внутрь бумаги и карты.

На обратном пути разведчиц встретили боевые товарищи. После тяжкого перехода вся группа расположилась передохнуть на хуторе Островки. Но, видимо, за ними следили. Глубокой ночью хату окружили каратели. Врасплох застать партизан им не удалось… До леса оставалось несколько десятков метров, когда пуля настигла Струтинскую.

— Ядзя, сними с меня пальто — в нем зашиты документы, — только и успела сказать партизанская мать.

Как позже признался Дмитрий Николаевич Медведев, он не раскаивался в том, что разрешил Марфе Ильиничне пойти на опасное задание, но всю жизнь горько сожалел об этом…

Большинство операций, проведенных Николаем Кузнецовым при непосредственном участии Николая Струтинского, приходится на Ровно, где дислоцировались гитлеровские штабы и учреждения рейхскомиссариата Украины.

Струтинский помогал Кузнецову разработать план ликвидации Альфреда Функа, президента верховного немецкого суда на Украине. По приговорам, вынесенным или утвержденным этим нацистом, «законно» уничтожались тысячи и тысячи советских граждан. Акт возмездия над ним должен был стать символичным, чтобы люди в оккупации знали: палачам не миновать расправы!

Первоначально Кузнецов хотел застрелить Функа в парикмахерской, где тот брился каждое утро. Прикидывал и так и этак.

— А как ты мыслишь на этот счет, Николай? — спросил он Струтинского.

Тот стал рассуждать вслух:

— В парикмахерской обязательно будет еще кто-то. Да и место очень оживленное, просматриваемое со всех сторон. Уйти незамеченным ты не сможешь, а версия, пригодившаяся в случае с Ильгеном, тут никак не пройдет. Тебя же как-то представляли Функу. Воспользуйся этим и запишись на прием — мол, есть личное дело к верховному судье. За массивными дубовыми дверями звук выстрела будет приглушенным. А с единственным адъютантом ты без труда расправишься.

Так и произошло.

…Под напором Красной Армии захватчики спешно покидали Ровно и Луцк. В те дни группы Михаила Шевчука и Николая Струтинского устроили серию взрывов. Мина большой мощности, установленная в зале ожидания первого класса на ровенском вокзале, унесла на тот свет около тридцати старших офицеров, свыше ста были ранены. Грохот обвалившихся перекрытий сменился яростной перестрелкой — высыпавшие из подошедшего эшелона фашисты решили, что вокзал захвачен советскими парашютистами, и открыли огонь по своим.

Командование захватчиков перемещалось во Львов. 6 января 1944 года Медведев послал в этот город первую группу разведчиков. Следом направил туда и Николая Кузнецова в сопровождении Яна Каминского и Ивана Белова. Основные силы отряда тоже продвигались с боями на юго-запад. Почти двухсоткилометровый переход до Львова по лесам и болотам был для тысячи с лишним человек крайне тяжелым. То и дело приходилось прорываться сквозь засады, устроенные бандеровцами, отбиваться от регулярных немецких частей. Самый ожесточенный бой произошел у села Нивицы в 60 километрах от Львова, где Медведева спас от верной гибели казах Дарпек Абдраимов. Он заслонил командира от пуль.

5 февраля отряд получил приказ развернуться на восток и задержать механизированную группировку противника, рвавшуюся на запад. В том бою Струтинский и его товарищи приняли бой с танками, подожгли несколько бронированных машин. Это было последнее сражение с фашистами — медведевцы оказались в тылу наступавшей Красной Армии. Со слезами на глазах они обнимались с советскими солдатами.

17 ноября 1944 года Николай Струтинский впервые побывал в Москве. Михаил Иванович Калинин вручил ему орден Ленина. Высокие награды получили и его боевые побратимы. А Дмитрию Николаевичу Медведеву Председатель Президиума Верховного Совета СССР прикрепил на грудь Золотую Звезду Героя Советского Союза. Трагическая тишина настала в зале Кремля, когда был зачитан указ о присвоении звания Героя Советского Союза Николаю Кузнецову и о награждении погибших вместе с ним Ивана Белова и Яна Каминского орденами Отечественной войны 1-й степени.

— Я должен был быть с ними, — шептал Николай Струтинский. — Может, мы бы отбились…

О последнем бое группы Кузнецова в ночь на 9 марта 1944 года мало что было известно. Больше было версий и предположений, обросших слухами. Николай Струтинский, переехав вскоре после войны во Львов, посвятил многие годы упорным поискам правды о гибели своего командира. Вместе с братьями он изучил множество архивных документов, вдоль и поперек исходил села и хутора Львовской области. Работая в органах государственной безопасности, Николай разыскал в Сибири бывших членов националистических банд. Многое прояснилось из рассказов старожилов сел Куровичи и Черница. Круг поиска постепенно сужался. В его центре оказалось село Боратин.

В ту послевоенную пору, вплоть до 1952 года, на Львовщине еще часто гремели выстрелы. Недобитки из бандеровских банд кружили по лесам. Прятались в схронах и делали вылазки, расправляясь с председателями сельсоветов и колхозов, учителями и механизаторами. Фашистские недобитки душили людей удавками (изобретение Бандеры), вспарывали им животы, топили в колодцах, сжигали живьем в хатах. Струтинские по крупицам добывали сведения у запуганных селян, боявшихся кары бандитов, которых гитлеровцы, отступая, щедро снабдили оружием и боеприпасами.

Южнее города Броды в стороне от дорог затаилось село Боратин. Именно в нем бандеровцы, доставленные на время из мест заключения, указали на хату Степана Васильевича Голубовича, где разыгралась трагедия. Постепенно отошли от испуга и стали рассказывать хозяин дома, его жена Текля Павловна, сын и дочь — свидетели происшедшего.

Ивана Белова, охранявшего дом, бандиты зарезали. Сотник Чернигора узнал в Кузнецове разыскиваемого гитлеровцами гауптмана Зиберта — и в это мгновение отважный разведчик взорвал гранату. Ян Каминский выпрыгнул в окно, но его догнала пуля.

Где кого похоронили — было неизвестно. Пришлось провести много раскопок… В лабораторию пластической реконструкции Института этнографии Академии наук СССР Струтинский привез череп, который предположительно принадлежал Кузнецову. Профессор М. М. Герасимов сделал заключение: это именно Кузнецов.

Увековечиванию памяти легендарного разведчика Струтинский отдавал все силы. Его книги «На берегах Горыни и Случи», «Дорогой бессмертия», «Подвиг» рассказывали о Кузнецове. По его настойчивому ходатайству открывались обелиски и памятные знаки. Назывались именем Кузнецова улицы и площади, школы и Дворцы культуры в Ровенской, Львовской, Волынской областях.

27 июля (так уж совпало, что это и день рождения Кузнецова, и день освобождения Львова от немецко-фашистских захватчиков) 1960 года останки Николая Ивановича были с воинскими почестями перезахоронены на Холме Славы.

Но не было покоя разведчику от украинских националистов и на месте последнего пристанища. Они много раз оскверняли его барельеф и надпись на надмогильной плите. Вандалы не жалели и уральских березок, плакучих ив, привезенных из Свердловской области и посаженных на Холме Славы.

После провозглашения независимости Украины памятник Кузнецову во Львове был демонтирован. Перелицовщики истории заявили: «Этот москаль был заслан в наш край для убийств тыловых немецких офицеров и распространения провокационных слухов о мести украинских националистов, за что были расстреляны тысячи наших героев нации».

Николай Струтинский защитил обелиск во Львове от кощунственного разрушения. Памятник перевезли на Урал, в город Талицу, где учился до войны Кузнецов, и установили на центральной площади. Этого добился Струтинский — на его обращения откликнулся губернатор Свердловской области Эдуард Россель, а земляки из райцентра прислали делегацию, чтобы доставить памятник на родину.

На торжественном открытии обелиска 21 ноября 1992 года Николай Владимирович Струтинский взволнованно говорил о своем боевом друге, с которым сражался в глубоком тылу врага.

В послевоенные годы, восполняя упущенное в годы батрачества, Струтинский получил среднее образование, затем окончил юридический факультет Львовского государственного университета и Высшую партийную школу. Работал председателем райисполкома. Но разведчик по натуре не мог не вернуться в разведку. В органах государственной безопасности Советского Союза Николай Владимирович дослужился до полковника, был награжден многими орденами и медалями. А уже в отставке ему было присвоено звание генерал-майора.

Скончался он во Львове в 2003 году.

Ю. КИРИЛЛОВ