Введение
Введение
История ядерного оружия, как уже говорилось, одновременно и захватывает, и отталкивает. Это волнующее повествование о его открытии и изобретении, но речь идет об оружии, которое может уничтожить все живое на Земле. История создания ядерного оружия в Советском Союзе захватывает и отталкивает вдвойне. Ее привлекательность усиливается тайной, которой она была окутана так долго. Ее неприятие усиливается фактом жестокости сталинского режима, для которого первоначально и создавалось советское ядерное оружие.
Советская политика в области ядерных вооружений в период холодной войны вызывала на Западе огромный интерес, сопровождавшийся большими опасениями. Те, на кого это оружие было нацелено, естественно, хотели знать о нем больше, включая планы и намерения, которые за ним скрывались. Политика Советского Союза в области ядерных вооружений стала темой многочисленных книг и статей. Некоторые из них еще сохраняют свое значение, но круг вопросов, который в них мог быть исследован, ограничен{1}. В основном они были посвящены доктрине военной стратегии и мало что могли сказать о том, как делалась политика ядерных вооружений.
Невозможно анализировать советскую политику — в отличие от американской или английской — как взаимодействие отдельных людей, учреждений и обстоятельств. Поэтому советская ядерная политика часто представлялась как продукт советской системы и марксистско-ленинской идеологии или как выражение интересов какого-либо вождя. Только теперь, с окончанием холодной войны и распадом Советского Союза, становится возможным писать по-другому о советской политике ядерных вооружений, более уверенно рассматривать ее в контексте советской истории и истории холодной войны.
В этой книге советская политика в области использования атомной энергии рассматривается с момента открытия деления атомного ядра в самом конце 1938 г. до середины 50-х годов, когда Советский Союз испытал термоядерное оружие. В ней ставятся вопросы о том, почему Советский Союз решил создать ядерное оружие и как оно было создано, какое влияние оказал ядерный проект на советское общество и политическую жизнь и как обладание ядерным оружием сказалось на советской внешней и военной политике. В ней сделана попытка рассмотреть советский ядерный проект в сравнительном контексте, понять, как на него влияли другие ядерные проекты и как, в свою очередь, он влиял на них. В этой связи мне удалось привлечь прекрасные работы о политике ядерного вооружения Соединенных Штатов, Великобритании, Франции и Китая{2}.
В этой книге советский ядерный проект рассматривается в качестве самостоятельной темы с присущими только ей вопросами, отличными от загадок, решаемых при рассмотрении ядерной политики других государств. Освещаемый здесь период был страшным для советского народа: чистки 30-х годов, кровавая война с Германией, репрессивное правление последних лет сталинского режима. Послесталинская оттепель принесла только частичное облегчение. Советские ученые, инженеры, рабочие, руководители и политические лидеры жили и работали в условиях, разительно отличавшихся от существовавших на Западе, и их деятельность может быть понята только тогда, когда все это будет принято во внимание.
Материал в книге представлен в хронологическом порядке, хотя в последних главах различные аспекты советской политики рассматриваются в отдельности. Она начинается с описания развития физики в Советском Союзе в 20–30-е годы вплоть до открытия деления ядер. Заканчивается же она тремя тесно связанными событиями в критический шестимесячный период 1955–1956 гг.: первым испытанием супербомбы в Советском Союзе в ноябре 1955 г., отказом Хрущева в феврале 1956 г. от ленинского тезиса о неизбежности войн между капиталистическими странами и визитом И.В. Курчатова, научного руководителя советского ядерного проекта, в Англию в апреле 1956 г. Включение в книгу событий, последовавших за смертью Сталина в марте 1953 г., вызвано тем, что сталинские времена становятся более понятными, если проанализировать, как распорядились ядерным наследством его преемники. Более того, изменения, произошедшие в 1955–1956 гг., означают конец определенной фазы в ядерных взаимоотношениях между Советским Союзом и другими ядерными державами.
В первых двух главах книги рассматриваются советская наука в 20–30-х годах, сообщество физиков, существовавшее в политическом и социальном контексте сталинской системы, и состояние и развитие ядерной науки до открытия деления атомного ядра. В главе 3 анализируется реакция Советского Союза на открытие деления ядер в период до нападения Германии 22 июня 1941 г. В главе 4 исследуются обстоятельства, связанные с решением о начале разработки маломасштабного ядерного проекта во время войны, тогда как в главе 5 этот проект прослеживается до августа 1945 г. В главах 6 и 7 изучается влияние Хиросимы на советскую политику и организацию советской ударной[2] программы. В главе 8 рассматривается, как подействовала бомба на отношения союзников по антигитлеровской коалиции в течение полутора лет после Хиросимы. В главе 9 анализируется создание атомной индустрии, а в главе 10 рассказывается о конструировании и испытании первой советской атомной бомбы. В главе 11 рассматривается военная политика Сталина: шаги, предпринятые против атомной угрозы со стороны Соединенных Штатов, и разработка системы носителей советского ядерного оружия. Влияние атомной бомбы на советскую внешнюю политику в последние годы жизни Сталина обсуждается в главах 12 и 13. В главе 14 исследуется, как Советский Союз разрабатывал и испытывал термоядерное оружие. В главе 15 рассматривается советский подход к проблеме ядерного вооружения в первые три года после смерти Сталина, и в главе 16 освещается советская политика в области мирного использования атомной энергии.
Поскольку об истории советского ядерного проекта написано не так уж много, есть ряд вопросов, к которым должен обратиться любой пишущий на эту тему. Например, когда Советский Союз решил создать атомную бомбу? Какую роль сыграл шпионаж в советском ядерном проекте? Как именно понимал Сталин политическое значение бомбы до и после Хиросимы? Боялся ли он американского ядерного нападения или же был уверен, что войны не будет? Считал ли он, что Советский Союз выиграет эту войну? В существующей литературе нет определенного ответа ни на один из этих вопросов. Но если они так и останутся без ответа, в нашем понимании советской истории и международных отношений во время наиболее напряженного периода холодной войны останутся значительные пробелы.
Замысел книги, однако, определяется не только желанием восполнить пробелы в нашем знании истории ядерного оружия, но и существованием еще трех обширных тем. Первая — разработка ядерного оружия и средств его доставки. Вторая — отношения между наукой и властью. Третья — влияние ядерного оружия на международные отношения. Эти темы при изучении политики западных держав часто рассматриваются по отдельности. Я излагаю их все вместе по двум причинам. Во-первых, из практических соображений. Источники по истории советского проекта, несмотря на то, что они стали более открытыми, все еще слишком фрагментарны по сравнению с американскими и английскими. Однако имеет смысл посмотреть на проект с нескольких точек зрения в надежде, что они дополнят друг друга.
Вторая причина кроется в существе проблемы. Разные темы взаимосвязаны, что, я надеюсь, продемонстрирует эта книга. Взаимоотношения между учеными и политическими лидерами оказали влияние на решения по ядерному оружию, а ядерный проект, в свою очередь, влиял на эти взаимоотношения. Решения по ядерным вооружениям были вызваны международным соперничеством и, в свою очередь, влияли на международные отношения. Ученые лучше, чем другие, представляли разрушительную силу ядерного оружия, и они помогли политическим лидерам сформировать представление об этом оружии, а это новое представление, в свою очередь, повлияло на внешнюю политику. Такова взаимосвязь отношений, изучаемых в этой книге{3}.
Первая тема — разработка ядерного оружия — дала толчок к написанию книги. Во время холодной войны политологи спорили о динамике советско-американской гонки ядерных вооружений. Развивалась ли она по схеме «действие — противодействие», когда действия (или потенциальные действия) одной стороны провоцировали противодействия другой? Или она возбуждалась в одной или обеих странах некоей внутренней динамикой? Существовало несколько версий модели внутренней динамики, обусловленных, например, влиятельностью военно-промышленного комплекса или бюрократии, но основной предпосылкой было то, что объяснение советских или американских решений в области вооружений следовало искать внутри этих стран, а не в соперничестве между ними{4}.
Американская политика активно изучалась в рамках этих подходов, но было бы трудно применить модель «действие — противодействие» и модель внутренней динамики к Советскому Союзу. Модель «действие — противодействие» предполагает, что Советский Союз был государством, похожим на другие. Из подобного допущения следует интересный вопрос: в какой степени особый характер советского государства влиял на процесс выработки его политики и на саму политику? Модель же внутренней динамики слишком часто использовалась для того, чтобы выдвигать предположения относительно советской политики, например, следующее: советские вожди, будучи ленинцами, должны верить в победу Советского Союза в ядерной войне. Но эти предположения остаются предположениями при отсутствии доказательств. Остается главный вопрос: в какой степени советская ядерная политика объяснима с точки зрения международного баланса сил и в какой степени — с точки зрения специфического характера советского государства?
Один из вариантов ответа на этот вопрос сводится к анализу процесса развития технологий в Советском Союзе. Советский технологический уровень в общем был ниже по сравнению с уровнем в других странах, поскольку командно-административная система являлась препятствием на пути нововведений. Однако некоторые отрасли индустрии выглядели лучше, чем другие. Оборонный сектор был наиболее преуспевающим, так как политическое руководство отдавало ему наивысший приоритет. Его вмешательство способствовало прогрессу военного сектора, причем часто обусловливалось развитием техники за рубежом. Это само по себе обесценивает мнение о том, что советские решения по вооружениям были следствием только «внутренней динамики»{5}. С другой стороны, методы инноваций в производстве вооружений в Соединенных Штатах и Советском Союзе, как показал Мэтью Эванджелиста, различались{6}. Следовательно, не имеет смысла трактовать гонку вооружений лишь как соревнование между двумя идентичными государствами. Советская политика ядерных вооружений должна быть изучена в международном и внутреннем контекстах. Это не слишком неожиданный вывод, но из него следует, что история советской политики ядерных вооружений, в которой бы игнорировался или внутренний, или международный контекст, была бы явно неполной. Поэтому я попытался рассмотреть ядерный проект равным образом в обоих контекстах и отметить взаимовлияние внутренних и внешних факторов в разных точках их соприкосновения.
Эта книга не только о разработке ядерного оружия. Ее второй аспект — взаимоотношения между наукой и властью. Эти взаимоотношения в Советском Союзе выглядят очень сложными{7}. Коммунисты считали науку и технику прогрессивными, а также утверждали в сталинские годы, что имеют право определять, в чем заключается истинная наука. Режим поддерживал науку, но разрушал научные дисциплины. Развал генетики в Советском Союзе явился темой нескольких исследований{8}. Однако и то, как обстояло дело с физикой, представляет не меньший интерес{9}. Почему и как она выжила и процветала? Прислушивались ли советские вожди к советам, которые они получали от ядерщиков? Каков был механизм передачи руководству научных рекомендаций? Давали ли ядерщикам политическую власть их специфические знания? Все это имеет прямое отношение к вопросам разработки оружия и его накопления, и трудно понять ядерную политику, не принимая их во внимание.
Связь между наукой и властью имеет и более глубокие последствия. Развитие науки и техники в Советском Союзе находилось под сильным влиянием идеологического, организационного и политического характера режима. Но наука и техника, в свою очередь, могли оказывать влияние на идеологию, организацию и политику. Русские интеллектуалы до и после Октябрьской революции считали науку силой, работающей на рациональность и демократию. Они верили, что наука представляет собой культурную ценность и сама по себе и вне себя, выше и за пределами знаний, которые она аккумулирует. Была ли эта вера заблуждением? Не коррумпировал ли и не дискредитировал ли науку ее союз со сталинским режимом? Или наука и в самом деле была цивилизующей силой в советском обществе?
Тот же вопрос может быть задан и об отношениях между наукой и международной политикой. Нет лучшего примера интернационального характера науки, чем ядерная физика 20–30-х годов. Однако советский ядерный проект, подобно другим ядерным проектам, был наиболее очевидным примером науки, находящейся на службе у государства. Какой была связь между национальным и интернациональным аспектами науки в умах советских ученых? Имели их международные связи какое-либо значение для советской политики и для определения курса международной политики?
Третья из главных тем книги — влияние ядерного оружия на международные отношения. Историки спорят о роли атомной бомбы в крахе антигитлеровской коалиции и начале холодной войны. Могло ли сложиться все по-иному, если бы Рузвельт и Черчилль вняли совету датского физика Нильса Бора и сообщили Сталину об атомной бомбе до ее применения? Каково было влияние атомной дипломатии США на Советский Союз и на советско-американские отношения? Была ли упущена возможность остановить гонку вооружений соглашением о запрете на испытания термоядерного оружия? Эти вопросы долго обсуждались на Западе, но они имеют отношение и к Советскому Союзу, и отсутствие советских источников было серьезным препятствием для их осмысления{10}. Цель, которую я преследовал, работая над настоящей книгой, — пролить свет на эти вопросы, складывая воедино фрагменты картины, получаемой из тщательного и систематического анализа советской ядерной политики.
История ставит и более общие вопросы о ядерном оружии: является оно стабилизирующей или дестабилизирующей силой в международных отношениях, как утверждают некоторые политологи и историки? Или оно слабо влияет на международные отношения, как заявляют другие? Эти вопросы не потеряли своей важности с окончанием холодной войны. Большая часть размышлений о влиянии ядерного оружия на международные отношения, естественно, вытекает из нашего понимания холодной войны{11}. Как только мы узнаем больше о холодной войне, когда будут открыты советские и китайские архивы, наше понимание роли ядерного оружия может измениться. Таковы вопросы, которые определили содержание этой книги. В поисках ответов на них я изучал источники различного рода: архивы, записи бесед, мемуары, дневники, журнальные статьи, официальные документы, равно как и вторичные источники по науке, технике, политике и международным отношениям. Пока я писал эту книгу, появился обширный новый материал. В советской и российской прессе были опубликованы интервью с участниками ядерного проекта, и новые документы стали доступными для изучения внешней и военной политики СССР. Русские историки опубликовали несколько очень интересных статей, в частности это были статьи по истории советской науки. Я имел возможность работать в архивах, которые, как я раньше полагал, были закрыты для меня навсегда, и беседовать с людьми, которых, как я считал, никогда в жизни не встречу.
Все эти источники были чрезвычайно полезными. Тем не менее они по-прежнему недостаточны по сравнению с источниками по американской и английской ядерной политике, которые могут использовать историки. У меня была возможность работать в российских архивах, но многие важные архивы все еще закрыты. Материалы государственных органов, занимавшихся разработкой ядерной политики, еще недоступны. Иностранных исследователей не допускают в президентский архив, в котором хранятся документы важнейших политических учреждений. Весьма полезными оказались интервью и мемуары. Это важные источники, но они имеют свои недостатки. Мемуары могут быть сфальсифицированы, либо они избирательны. Мемуаристы могут преувеличивать свою роль. Интервью и мемуары наиболее полезны, когда их можно сравнить с официальными документами, но это не всегда удавалось в процессе исследований, связанных с этой книгой. Я пытался быть осторожным в обращении с доступным материалом, так как история советского проекта насыщена сведениями сомнительной надежности. Я постарался не обращаться к этим легендам и ссылался на них только тогда, когда они предоставляли дополнительные свидетельства по интересовавшей меня проблеме.
Яркой иллюстрацией того, как важен тщательный подход при использовании сведений, сообщаемых очевидцами, является недавно изданная книга Павла Судоплатова, который возглавлял отдел, занимавшийся разведкой в области атомной энергии в конце второй мировой войны. В своих мемуарах «Специальные задания: воспоминания нежелательного свидетеля — советского супершпиона»{12} Судоплатов утверждает, что Нильс Бор, Энрико Ферми, Роберт Оппенгеймер и Лео Сцилард сознательно передавали атомные секреты Советскому Союзу во время и после второй мировой войны. Утверждения подобного рода широко распространялись в прессе, но конкретные свидетельства, приведенные Судоплатовым в поддержку его утверждений, вскоре оказались ложными или, по меньшей мере, вводящими в заблуждение.
Я начал работу над этой книгой, когда шла интенсивная гонка вооружений и Советский Союз еще существовал как единое государство. Конец холодной войны и распад Советского Союза не только открыли доступ к новым источникам, но и перевели повествование в совершенно новый контекст. Данная книга — о системе, которая ушла в прошлое, и о конфликте, который закончился. Есть искушение трактовать историю Советского Союза только как историю системы, которой было предназначено рухнуть, и обвинить всех, кто в холодной войне был на советской стороне. Но после второй мировой войны распад системы не казался неизбежным, и история холодной войны намного более сложна, чтобы быть понятой, если обвинять только одну сторону. Я попытался исследовать настолько глубоко, насколько мог, то, что люди делали (и что они думали о том, что они делали) в контексте их собственного времени. Это время и этот контекст быстро уходят, и все труднее понять их. И все-таки это нужно сделать, так как мы еще живем и долго будем жить, ощущая последствия решений, принятых и реализованных в период, о котором рассказывается в этой книге.