7. СОЮЗ, ЗАКЛЮЧЕННЫЙ В ПРЕИСПОДНЕЙ
7. СОЮЗ, ЗАКЛЮЧЕННЫЙ В ПРЕИСПОДНЕЙ
Карлос был страшным хвастуном и совершенно неуправляемым авантюристом. Ночи он проводил в барах с револьвером на боку в окружении девиц, где пил как лошадь.
(Глава восточногерманской разведки генерал Маркус Вольф).
Несмотря на неблагоприятное начало, роман Карлоса с Магдалиной Копп развивался вполне успешно. Она была столь же кротка и застенчива, насколько Карлос напорист и самоуверен, однако его слава “революционера” способствовала завоеванию Копп, которая разделяла его взгляды. В январе 1979 года двадцатидевятилетний Карлос заключил в Ливане брак с Копп, которая была чуть моложе его.{237} По-видимому, в этот период времени, совпавший с поворотной точкой его карьеры, Карлос решил придать большую стабильность своей личной жизни. Благодаря Вене он понял, что заказной терроризм является доходным делом, обеспечивающим деньги и славу. Изгнание из рядов Народного фронта побудило его начать все сначала уже не в качестве члена какой-то организации, а в качестве руководителя собственной армии.
Для того, чтобы выяснить, какое впечатление он произвел на разведывательные службы стран коммунистического блока, Карлос появился в Восточном Берлине, который являлся настоящей “шпионской” столицей эпохи “холодной войны”. Группа Карлоса неизбежно привлекла к себе внимание агентов “Ministerium fiir Staatssicherheit” (министерства государственной безопасности) или сокращенно “Штази” — главную ненавидимую всеми опору Германской Демократической Республики. КГБ, принимавший непосредственное участие в ее рождении, определил ее структуру, цели и методы, в частности включавшие трудоемкую работу по созданию картотек по примеру царской тайной полиции. Имея в своем распоряжении секретную службу, контрразведку, тайную полицию и даже параллельную судебную систему, Штази держала под наблюдением каждого из семнадцати миллионов жителей Восточной Германии, которая считалась самой контролируемой страной в новейшей истории. Подобно КГБ, Штази считала себя щитом и мечом коммунистической партии, насчитывая в своих рядах более 400 000 агентов и служащих.
Генерал Эрих Мильке, занимавший пост министра государственной безопасности начиная с 1957 года, играл роль Большого брата для жителей Восточной Германии. Сын ремесленника, занимавшегося изготовлением телег, Мильке бросил школу в возрасте 16 лет и начал работать разносчиком. В 1925 году он начал сотрудничать в коммунистической газете “Rote Fahne” (“Красное знамя”), но вскоре стал бойцом уличных отрядов коммунистической партии Германии, боровшейся против нацистских банд в Берлине. В 1931 году Мильке со своим товарищем застрелил на городской площади двух полицейских, после чего сбежал в Москву. Будучи убежденным сталинистом, он не терпел возражений и на всех официальных приемах неизменно поднимал тост за своего героя, провозглашая троекратное “ура” в честь “организатора и вдохновителя наших побед”. По словам главы иностранной разведывательной службы генерала Маркуса Вольфа, Мильке был “настоящим извращенцем даже по тем специфическим стандартам морали, которые бытуют в мире шпионажа”{238}.
Впервые восточные немцы обратили внимание на пропалестинский терроризм после убийства израильских спортсменов в августе 1972 года во время Мюнхенских Олимпийских игр. По распоряжению главы Восточной Германии Эрика Хонек-кера Штази установила контакт с палестинскими боевиками. Эта деликатная задача была поручена Вольфу, известному на Западе как “человек без лица”, поскольку до 1979 года никто не представлял себе, как он выглядит.
“Хонеккер встретился с Ясиром Арафатом в конце 1972 года, — вспоминает Вольф, — а еще позднее, в Москве, мой заместитель, ответственный за связи с арабскими странами, переговорил с Арафатом и сообщил ему, что мы готовы предоставить ему поддержку при условии, что территория ГДР не будет использована как опорный пункт для проведения террористических акций. Разумеется, было бы наивным полагать, что это условие будет выполняться. Мы также дали понять Арафату, что весьма огорчены акцией в Мюнхене”.{239} С точки зрения Вольфа, обе стороны только выиграли от дальнейшего сотрудничества. Палестинские офицеры отправлялись в Восточную Германию, где обучались шпионажу, владению оружием и применению взрывчатых веществ, а также тактике ведения боевых операций. Штази, в свою очередь, получала необходимую информацию об Израиле и арабских странах, которую не могла бы получить иным способом и которую Вольф с гордостью передавал в Москву.
В 1975 году Мильке образовал в министерстве государственной безопасности новый департамент, “подразделение XXII”, номинально отвечавшее за контроль и противодействие иностранным террористам на территории Восточной Германии, а на самом деле поддерживавшее тесные связи с палестинцами и другими повстанческими движениями. Контртеррористическим это подразделение только называлось. Оно не столько противодействовало терроризму, сколько фиксировало происходящее. Противодействие вызывали лишь те иностранные боевики, которые угрожали ГДР и другим странам советского блока. Боевикам, проезжавшим через Восточную Германию транзитом и постоянно проживавшим в ней, офицеры Штази предлагали политическое убежище и поддержку в обмен на обещание не совершать в ГДР никаких актов агрессии. Члены крайне левой западногерманской организации “Группировка Красной армии” постоянно укрывались на территории Восточной Германии. Палестинцы тоже были здесь желанными гостями, поскольку считалось, что они занимаются “международным освободительным движением”.
Еще не просохли чернила на мирном договоре 1979 года между израильтянами и Египтом, когда в конце марта до Штази дошли слухи от одного из арабских источников о том, что в Восточный Берлин приезжает Карлос.{240} Офицеры Штази взяли под контроль гостиницу “Штадт Берлин” (сейчас переименованную в “Форум”) — роскошный отель, мрачно возвышавшийся над Александр-плац. Карлос зарезервировал себе место в этой одной из немногих открытых для иностранцев гостинице под именем йеменского дипломата Ахмеда Али Фаваза. В одном из своих первых донесений, касающихся Карлоса, Штази осторожно отметила его политическую лояльность и привела слухи, распускаемые ЦРУ, о том, что Карлос является агентом КГБ. “Западная пресса уже внесла свой вклад в дискредитацию Палестинского освободительного движения и в разжигание антикоммунистической истерии, заявив, что Карлос действовал по заданию “восточноевропейских секретных служб”.{241}
Опасаясь вступать в непосредственные контакты с Карлосом, офицеры Штази ограничились тем, что дали ему ясно понять, что он находится в их поле зрения. Слежка и беседы с правой рукой Карлоса Иоханнесом Вайнрихом, который тоже приехал в Восточный Берлин, вскоре прояснили цель их приезда. Написанный генералом Ирмлером, ближайшим соратником Мильке, рапорт под грифом “Совершенно секретно. Вернуть после прочтения” был передан министру, его первому заместителю Герхарду Найберу и Вольфу, после чего был подробно обсужден на заседании политбюро под председательством Хонеккера. Вайнрих не скрывал намерений Карлоса:
“Создать базы в столице ФРГ и засылать агентов из группы Карлоса с заданиями в Западную Германию и Западный Берлин; установить постоянные контакты с Йеменом, Ираком и Ливийской республикой, а также с Народным фронтом в столице Восточной Германии; добывать оружие, взрывчатку, деньги и информацию… осуществлять вооруженные нападения и теракты, направленные против конкретных лиц, с целью противодействия империалистической политике Соединенных Штатов и сионизма; возобновить контакты с анархо-террористическими силами в Западной Германии и в Западном Берлине. К тому же группа хотела бы получить гарантии того, что посольства Восточной Германии и Советского Союза в Дамаске помогут организовать ей опорные пункты в Сирии”.{242}
“Фундаментальная идеологическая ориентация” Карлоса сыграла ключевую роль в его оценке Штази, которая отметила, что он “борется против империализма, расизма и колониализма, а также других реакционных сил. Вооруженная революционная борьба является приоритетной для группы Карлоса. А социалистические страны рассматриваются им как плацдарм для развертывания боевых сил”.{243}
Эта организация, которая, как и весь остальной госаппарат Восточной Германии, была едина в своих идеологических взглядах и исповедовала принцип “враг моего врага — мой друг”, не произнесла ни единого слова осуждения в адрес Карлоса. Несколько обескураженная длинным списком намеченных жертв и целей, Штази с трудом разобралась в том, с кем же все-таки собирается бороться группа Карлоса. Тем не менее его безоговорочное руководство не укрылось от взора бдительной Штази. Во всех отчетах Карлос называется истинным создателем новой организации и ее бесспорным лидером. С точки зрения Штази, Карлос также являлся организатором международных связей своей группы с другими государствами и их секретными службами.
В апреле 1979 года фигура Карлоса отдельно обсуждалась на заседании замминистров внутренних дел стран Варшавского Договора, проходившем в Праге. В процессе подготовки к проведению Олимпийских игр в Москве русские, памятуя о резне, учиненной в Мюнхене, были крайне обеспокоены вопросами обеспечения безопасности и в связи с этим оказывали сильнейшее давление на своих союзников, требуя самой точной информации о намерениях боевиков вообще и Карлоса в особенности. Попытка выработать единый подход к действиям подобных групп ни к чему не привела. Задуманный Советами тактический ход собрать максимально возможное количество информации от своих союзников, не выдавая им ничего взамен, закончился бессмысленным коммюнике, предостерегавшим о происках “реакционных сил”, толкающих террористов на перенос их деятельности на коммунистическую почву.
“Я никогда не встречался с восточногерманскими лидерами и их разведывательными службами, — утверждал Карлос.
— И если генерал Мильне нес ответственность за «управление» мною, мне об этом ничего не известно. И мне интересно было бы узнать, как он это делал и чего сумел достичь”.{244} Но архивные документы Восточной Германии свидетельствуют о другом. Карлос нуждался в поддержке со стороны государства, которое могло бы предоставить ему убежище и постоянно снабжать необходимыми орудиями его ремесла: деньгами, оружием, явочными квартирами и разведывательными данными. Из всех стран, заключивших с Карлосом этот недостойный союз, самой щедрой оказалась Восточная Германия. Карлосу объяснили, что он может рассматривать руководство страны как своих “союзников в борьбе против империализма”. А Мильке выпустил специальную инструкцию, в соответствии с которой власти должны были поддерживать Карлоса и другие подобные группы “во время транспортировки оружия, предназначенного для боевиков в зоне их операций”. Этой зоной была вся Западная Европа и Западная Германия в частности.{245}
По словам Вольфа, в течение трех десятилетий возглавлявшего службу внешней разведки, Штази пошла на сделку с Карлосом потому, что хотела тем самым защитить Восточный блок: “Я могу понять образ мыслей Мильке: он хотел нейтрализовать террористов на территории социалистических стран и Германской Демократической Республики. Иными словами, мы хотели защитить самих себя. Министерство старалось следить за перемещением террористов через наши границы, следовательно, речь шла не столько о поддержке, сколько о наблюдении за ними”.{246}
Еще одной причиной осторожного обращения с Карлосом были дипломатические паспорта, выданные несколькими арабскими странами, включая Южный‘Йемен, которыми пользовался он сам и остальные члены его группы. Штази не хотела рисковать отношениями между ГДР и этими странами.
Покидая Аден, Карлос заручился хорошими связями с властями Южного Йемена. Его счета за проживание в гостиницах Восточного Берлина были любезно оплачены посольством Народной Демократической Республики Йемен за счет южнойеменских налогоплательщиков. Эти паспорта красноречиво свидетельствовали не только об уровне высокого покровительства, оказываемого Карлосу; они также избавляли самого Карлоса и его сообщников от досмотров при въезде в любую страну. Даже в случае обнаружения в их багаже оружия, взрывчатки или боеприпасов, которые они часто провозили с собой, у пограничной службы не было полномочий на их арест. Согласно Венской конвенции о дипломатических привилегиях, максимум, что могла сделать таможенная служба, — это вернуть обладателей дипломатических паспортов в ту страну, из которой они прибыли.
Свойственная бюрократии осторожность требовала постоянного потока донесений, часто помеченных грифом “Совершенно секретно” и время от времени доходивших до политбюро. Приезды и отъезды соратников Карлоса строго фиксировались, и за ними постоянно велась слежка. Гостиничные номера в отеле “Штадт Берлин”, “Метрополь” и “Палас отель”, равно как и снимавшиеся квартиры, были нашпигованы жучками. Принадлежавшие им вещи обыскивались. Переписка Вайнриха и Карлоса, а также записные книжки последнего постоянно перлюстрировались. Особенно информативными были записи Вайнриха, у которого была привычка записывать все сведения о деятельности группы, ее контактах и расходах.
По крайней мере вначале, Карлоса не слишком возмущали тщательные досмотры, проводимые Штази. В одном из ранних отчетов говорится, что он называл сотрудников службы безопасности “международными террористами”, что в устах Карлоса могло звучать только как похвала, и считал их людьми “открытыми, скромными и общительными”.
Как и подобало гражданам советского сателлита, они получили “основательное марксистское образование и обладали ясным мышлением”. Штази с почтением отмечала, что номер Карлоса в “Палас отеле”, напоминавшем симбиоз мавзолея и военной крепости, был превращен в “разведывательный центр. Приходящие на имя группы Карлоса телексы тут же переправлялись в другие страны, если адресат отсутствовал”.{247}
В течение последующих месяцев офицеры Штази, включая полковника Гарри Даля, главу контртеррористической Секции XXII, и майора Гельмута Фогта, ответственного за ее международное подразделение (Секция XXII/8), несколько раз встречались с Вайнрихом. Вайнрих был основным связным Штази, поскольку он жил в Восточном Берлине, в то время как Карлос постоянно находился в разъездах. Он приезжал ненадолго и тратил все свое время на встречи с арабскими дипломатами, хождение по магазинам и посещение баров.
В результате своих наблюдений Штази пришла к выводу, что Карлос является идейным главой группы, а Вайнрих исполняет обязанности интенданта. Именно Вайнрих снабжал членов частной армии настоящими (и фальшивыми) паспортами, водительскими удостоверениями, сертификатами о вакцинации и другими документами. Его заметки свидетельствуют о том, что группа располагала неограниченным количеством паспортных бланков многих стран (включая Соединенное Королевство, Францию, несколько латиноамериканских государств и даже Израиль). Используя свой предыдущий опыт хозяйствования в книжном магазине, тридцатидвухлетний Вайнрих вел подробную отчетность.{248} Он занимался организацией поездок, включая заказ гостиничных номеров и получение виз. Он поддерживал связи с организацией баскских сепаратистов ЭТА, с греческой ЭЛА и Революционными ячейками, одним из основателей которых был он сам. Он способствовал налаживанию связей с агентами из Сирии, Ливии и Йемена, работавшими на секретные службы в Восточном Берлине. Штази вызывала у Вайнриха все большую настороженность, поэтому он постоянно составлял списки новых кличек для членов группы. Правда, все его усилия были напрасны — фотокопии этих списков немедленно оказывались в руках его покровителей.
Карлос добился поддержки Штази, но его амбиции простирались далеко за пределы ГДР. Как только он наладил свои дела в Восточной Германии, 2 мая 1979 года он совершил свою первую поездку в столицу Венгрии Будапешт. Ничего глупее нельзя было придумать. Когда во время регистрации в отеле “Интерконтиненталь” его попросили предъявить кредитную карточку, он раздраженно бросил свой кейс на стойку и раскрыл его. Первое, что предстало взгляду консьержа, был огромный пистолет, лежавший на толстых пачках сто долларовых купюр. Карлос и сопровождавший его Вайнрих приехали по дипломатическим паспортам Южного Йемена под именами Ахмеда Али Фаваза и Мохаммеда Хусейна.
Предупрежденные гостиничными служащими контрразведчики Службы госбезопасности Венгрии навели справки и быстро установили личность путешественников. Но как и Штази, когда та впервые обратила внимание на эту пару, венгры воздержались от прямых контактов. Лишь во время третьего визита Карлоса в Будапешт венгерская контрразведка, ожидая совета из Москвы, решила взять его под свое наблюдение.
Карлос к этому времени уже снимал виллу на улице Венд, расположенной на “Холме роз” — фешенебельном районе на правом берегу Дуная, в котором жили члены политбюро, дипломаты и состоятельные бизнесмены. Вечером 29 августа служба наблюдения заметила, что он в сопровождении жены и Вайнриха выходит на улицу и садится в такси. Офицер контрразведки воспользовался этим обстоятельством и в их отсутствие обыскал виллу, обнаружив там боеприпасы и оружие. В это же время агенты госбезопасности, посланные главой разведывательной службы генералом Микло-шем Редей, обнаружили Карлоса, Вайнриха и Копп в аэропорту, где они явно кого-то ожидали. Карлос вскоре понял, что за ним следят, и уехал на такси вместе с Вайнрихом; Копп села в другую машину. Карлос и Вайнрих возвращались на виллу в сопровождении целого эскорта. Карлос пообещал шоферу круглую сумму, если тот сумеет оторваться от “хвоста”, но его попытки ни к чему не привели. Вскоре после полуночи, когда они, наконец, оказались на вилле, Карлос вышел на дорогу и повернулся лицом к одному из автомобилей преследования с сидящими в нем офицерами контрразведки. Он достал свой пистолет “парабеллум-38”, медленно прицелился и примерно с 30-ти метров выпустил в дверь автомобиля пять пуль, две из которых попали в переднее сиденье чуть ниже расположившегося на нем офицера. Как объяснил потом Карлос, номерной знак автомобиля не был венгерским, и он решил, что его преследуют секретные службы Запада.
Отношения Карлоса с венграми вряд ли улучшились, когда на следующий день он с криком “руки вверх!” набросился на другого офицера, следившего за ним. Приставив дуло пистолета к его виску, Карлос препроводил его в ближайший полицейский участок. Через несколько дней Карлос понял, что, если он хочет остаться в Будапеште, ему нужно получить на это хотя бы молчаливое согласие венгров, и смиренно обратился к ним с просьбой о покровительстве и^защите. Общение с Карлосом было поручено полковнику Йозефу Варге из подразделения контрразведки.
Когда Варга в сопровождении двух офицеров явился в виллу Карлоса, тот пригласил всех пройти внутрь, усадил их и положил на стол крупнокалиберный револьвер. Однако вскоре Карлос понял, что венгры безоружны, и тогда он приказал безропотной Копп убрать оружие, добавив, что его надо взять за ствол во избежание излишних подозрений со стороны гостей. Варга поставил Карлоса в известность, что о его длительном пребывании в Венгрии не может быть и речи, и возмущенный венесуэлец разразился длинным монологом о мировой революции: “Как социалистическая страна может отказаться помогать борцу с империализмом, Америкой и другими странами, угнетающими простых людей?” На что Варга ответил, что Карлос может бороться с кем угодно, но только не на территории Венгрии, и определил крайний срок его выезда из страны.{249}
Венгерская разведка ожидала советов из Москвы. Но резидент КГБ в Будапеште, генерал Александр Александрович Косов, молчал. Когда же венгры напрямую обратились в международный отдел КГБ, то получили ответ, что Москва знакома с Карлосом лишь в связи с тем, что он был исключен из университета им. Патриса Лумумбы за свое поведение. Что же касается Венгрии, то она является независимым государством и должна сама решать, как ей поступать. “Если бы у Советов были с Карлосом деловые отношения, они сообщили бы нам об этом, — считал полковник Варга. — Они нам ничего не сообщили и ясно дали нам понять, что это наше дело”.{250}
Возможно, полковник Варга надеялся, что первая его встреча с Карлосом окажется и последней. Однако им предстояло еще встретиться более двадцати раз. В последующие пять лет Карлос сделал Будапешт своей основной базой. Сначала они с Копп сняли для себя отдельную виллу, а затем политбюро предоставило им несколько явочных квартир в черте города. По словам офицера разведки, “Карлос вел образ жизни космополита, человека мира”,{251} проводя время с женщинами, которых поставляла ему секретная служба за спиной Копп, и потягивая лучшее виски. Напиваясь, он любил палить из своего пистолета в потолок.
Щедрость венгров уравновешивалась жесткой слежкой и тщательными обысками квартир группы Карлоса.{252} Кроме того, венгры постоянно отказывались предоставлять Карлосу оружие и взрывчатку, превращая жизнь полковника Варги в непрерывный кошмар: “Я побаивался Карлоса. Поэтому постоянно держал под рукой своих людей. Однажды они чуть не ворвались в дом, когда Карлос начал лупить кулаком по столу. Время от времени его охватывала такая ярость, что он становился абсолютно неуправляемым. Я не хочу сказать, что он был сумасшедшим, но у него был бешеный темперамент, и он был способен на насилие и жестокость”.{253} Однако вопрос об аресте Карлоса никогда не поднимался. Генерал Редей считал его неприкасаемым: “Мы знали, что, если с Карлосом что-нибудь случится, вся его группа объявит джихад Венгрии. И все наши посольства за рубежом станут объектами их мщения”.{254}
Несмотря на свои административные обязанности, выполняемые в группе Карлоса, Вайнрих тоже был способен на агрессию, что он продемонстрировал в венгерском консульстве в Праге в ноябре 1979 года. Спеша попасть в Будапешт, Вайнрих потребовал, чтобы чиновник консульства выдал ему визу немедленно. Однако у чиновника зародились сомнения в подлинности паспорта, выданного Южным Йеменом на имя Табета Али Бена Али, и он отказал Вайнриху, который в ответ вытащил автоматический пистолет и, положив его на стол, потребовал, чтобы тот связался с йеменским посольством. После телефонного звонка чиновнику пришлось извиниться. Йеменское посольство сообщило ему, что паспорт Вайнриха не только действителен, но и выдан с разрешения самых высоких властей, поэтому любое неподобающее обращение с его владельцем будет рассматриваться Республикой Йемен как оскорбление.
Тем не менее, не все страны советского блока, где Карлос пытался основать свои базы, принимали его с распростертыми объятиями. Постоянно совершая поездки по странам Варшавского Договора, Карлос заметил, что некоторые правительства терпят его присутствие с трудом, в то время как другие страны охотно предоставляют ему явочные квартиры и позволяют устраивать склады оружия. Югославия, к примеру, закрывала глаза на провоз оружия с Востока на Запад и предоставила в его распоряжение виллу в Белграде. Чехословакия позволила ему и его группе пользоваться ее тренировочными лагерями. Болгария была не более чем перевалочным пунктом, хотя члены его организации разгуливали по окрестностям Софии не пряча своих пистолетов.
“Война, — говорил Клаузевиц, — является продолжением дипломатии иными средствами”. Поэтому, установив связи с секретными службами большинства стран Советского блока, Карлос счел, что с дипломатией покончено, и он может перейти к военным действиям.
Даже после разрыва с Народным фронтом Карлос позаботился о том, чтобы сохранить контакты с некоторыми палестинскими группами, включая НФО [2], который, по крайней мере публично, всячески порицал акции Хаддада. Как и во взаимоотношениях с Восточным блоком, Карлос прибегнул к услугам офицера разведки Амина Эль Хинди, отвечавшего за безопасность арафатовской организации ФАТХ. Палестинцы решили продолжить свои взаимоотношения с изгнанником, и Эль Хинди начал выполнять роль посредника между Карлосом и Абу Айадом — главой разведывательного управления Народного фронта освобождения Палестины. В 1979 году Карлос и НФО договорились о совместной операции по организации убийства короля Хусейна — “предателя”, армия которого восемь лет назад вышвырнула бойцов Палестины из Иордании. Но Карлос заломил слишком высокую цену, и проект лопнул.{255}
Расстроенный неудачей с убийством Хуссейна, Карлос решил усовершенствовать свой имидж. Во время короткой остановки в Западном Бейруте в конце 1979 г. он дал большое интервью своему другу, ливанскому поэту и журналисту Ассаму эль Джунди. Карлос показал Джунди свои поэтические опыты и попросил его написать свою биографию. Когда Джунди выбрал фотографию Карлоса к статье, тот подписал ее: “Выдающемуся поэту от начинающего поэта. Карлос”. Интервью было опубликовано в трех номерах журнала “Аль Ватан аль Араби”[3], который выходил в Париже на арабском языке. Согласно материалам Штази, подтвержденным одним из сотрудников журнала, материал о Карлосе был написан в сотрудничестве с палестинцем, который в свое время завербовал Карлоса в ряды Народного фронта. Речь шла о Бассаме Абу-Шарифе.
Это интервью было не простым делом. Представления Карлоса о дружбе и его своеобразное чувство юмора могли довести любого, как вспоминал один из его близких приятелей. Однажды между ними завязался спор из-за карт или какой-то другой ерунды, и Карлос начал звереть.
“Если ты еще раз так начнешь разговаривать со мной в присутствии других, ты об этом очень пожалеешь”.
Через некоторое время приятель ушел спать, но в восемь утра его разбудил стук в дверь. Это был Карлос с пистолетом в руках.
“Помнишь фильм, в котором один ковбой говорит другому: я могу убить тебя из-за денег, могу убить из-за женщины и могу убить просто так, потому что ты мой друг”? — осведомился Карлос, не удосуживаясь даже войти внутрь, и приставил дуло к голове приятеля, не преминувшего позднее указать, что это был большой пистолет советского производства.
“Я убью тебя просто так, потому что ты мой друг”, — сказал Карлос и крепко обнял своего обомлевшего приятеля. Таковы были его представления о шутках.{256}
Это интервью привело французскую полицию в редакцию “Аль Ватан аль Араби” в поисках убийцы с улицы Тулье. Но редактор еженедельника ливанец Валид Абу Зар отказался помогать полицейским. Через несколько недель Абу Зар оказался в Багдаде, где Бассам Абу-Шариф познакомил его с одним человеком: “Вы знакомы? — спросил он Абу Зара. — Вы писали о нем”. “Значит, это Карлос,” — ответил редактор. “Мы пожали друг другу руки и заговорили о политике, — вспоминал позднее Абу Зар. — Карлос рассказывал о том, что на Ближнем Востоке и в Европе может восторжествовать свобода, а Израиль и империалистическая Америка могут быть уничтожены. Всем было понятно, что это нереально. Но Карлос был тогда законченным идеалистом”.{257} Карлос скрыл от редактора, что крайне недоволен публикацией. Он был убежден, что статья принесла ему больше вреда, чем пользы, и решил в прямом смысле слова уничтожить ее автора. Материалы Штази свидетельствуют о том, что Карлос считал это интервью частью заговора, организованного секретными службами Ирака с целью его дискредитации за отказ сотрудничать с ними.{258}
Валид Абу Зар не боялся опасностей. В свое время упитанный очкастый редактор в течение многих лет боролся с сирийским режимом. Когда возглавляемая им газета “Аль Мохаррер” подвергла критике ввод сирийских подразделений в Бейрут, ее редакция в столице Ливии была окружена солдатами и танками оккупационной армии. В течение двух часов здание подвергалось обстрелу, во время которого были убиты трое охранников и менеджер газеты. Газета была прикрыта, а сам Абу Зар перебрался в Париж, где начал издавать “Аль Батан аль Араби” организовавшую кампанию против сирийского правительства и предоставившую свои страницы лидерам сирийской оппозиции. На имя редактора начали поступать угрожающие послания. В 1979 году он едва избежал смерти, когда банда вооруженных ножами убийц ошибочно напала на его соседа. Тот выжил.{259}
Опубликованное интервью с Карлосом прибавило Абу Зару еще одного врага. В записях, сделанных Карлосом весной 1980 г., копии с которых были сняты венгерской разведкой в Будапеште, содержались подробные планы помещений редакции “Аль Ватан”. С точностью до минуты в них были отмечены передвижения сотрудников газеты, включая самого Абу Зара, а также прилагались фотографии нескольких ведущих журналистов.{260} Одна из записей, возможно сделанная Вайнри-хом, откровенно говорила о намерениях организаторов операции: “Эти две фотографии показывают, как можно совершить убийство прямо перед зданием редакции”. Карлос планировал убить редактора и одновременно с этим взорвать здание газеты. Бомба с дистанционным управлением, заложенная в автомобиль, должна была взорваться в тот момент, когда мимо нее проходил Абу Зар. В то же самое время внутри здания должна была взорваться другая бомба.{261}
Вскоре после публикации интервью Карлос поручил убийство автора статьи, Ассама Эль Джунди, кандидату в члены его организации, двадцатидвухлетнему курдскому беженцу Джамалю аль-Курди в качестве проверочного испытания. Однако новобранец отважно отказался выполнять это задание; избежать гнева Карлоса ему удалось лишь потому, что за это взялся один из ближайших помощников Карлоса, скорее всего Исса. 19 июня 1980 года в ливанском городе Бурже эль Бражне “неустановленный убийца” выстрелил журнали-сту Джунди в голову из пистолета с глушителем. Пуля проделала огромное отверстие за ухом Джунди, но журналисту удалось выжить.
Исса, который, как и Карлос, в свое время был последователем Хаддада, являлся его единственным сообщником, разговаривавшим с ним на равных, согласно сообщениям Штази.{262}То, что в качестве своего основного исполнителя Карлос выбрал Иссу, офицера сирийской секретной службы, было явным признаком его новой стратегии в области выбора союзников. Отношения Карлоса с Ираком разладились в начале 1979 года после того, как он сначала обиделся на самовластное поведение иракских секретных служб, а потом испугался, что они накажут его за отказ выполнять порученные ему задания в обмен на их поддержку. Поэтому он очень нуждался в новом спонсоре, и Исса играл жизненно важную роль в налаживании взаимоотношений с Сирией, которая в августе 1976 года пыталась захватить Карлоса и Ганса Иоахима Кляйна в дамасском аэропорту.
Не будучи более связанным с Народным фронтом и возглавляя свою собственную организацию, Карлос с помощью Иссы убедил сирийцев в том, что может быть им очень полезен. Начиная с 1979 года сирийцы начали гостеприимно встречать Карлоса каждый раз, когда он посещал Дамаск, предоставляя ему склады оружия, явочные квартиры и тренировочные лагеря. Возможности Иссы были неограниченны. Он связал Карлоса с братом президента Сирии Рифатом аль-Асадом,{263} возглавлявшим батальоны обороны, прозванные “Розовыми пантерами” из-за цвета обмундирования, которые представляли собой мощную военную силу. В начале марта 1981 года Карлос лично встретился с президентом Сирии Хафизом аль-Асадом во время переговоров о посадке в Сирии угнанного пакистанского самолета, в которых он исполнял роль посредника.
Поддержка Сирии очень помогала Карлосу в Восточной Европе. Когда офицеры Штази запросили посла Сирии в Восточном Берлине о действительности дипломатического паспорта Иссы, тот ответил, что подобные документы выдаются членам палестинских групп по личному распоряжению президента Асада. В июле 1980 года Карлос пользовался сирийским дипломатическим паспортом, выданным на имя Мишеля Хури, а Копп — на имя Мариам Тума для переправки оружия и боеприпасов из Восточного Берлина в Венгрию. Сирийский посол в Восточном Берлине был лишь одним из многих сирийских дипломатов, оказывавших поддержку Карлосу. Остальные сирийские посольства в странах советского блока — в Венгрии, Чехословакии и Болгарии — получили из Дамаска точно такие же указания.
В середине 1980 года Карлос вылетел из Адена в Восточный Берлин через Москву, снова используя сирийский дипломатический паспорт. В его багаж, полученный “Аэрофлотом”, входил огромный металлический ящик, адресованный сирийскому посольству в Восточном Берлине.{264} Через некоторое время Вайнрих под именем Абдулы Наби Мохаммеда Хусейна, сотрудника йеменского посольства, также провез в Восточную Германию тяжелый сверхпрочный чемодан. В чемоданах находились десять ручных гранат, пять полуавтоматических пистолетов “беретта”, двенадцать девятимиллиметровых пистолетов “браунинг”, пять детонаторов, сто запалов, четыре реактивных снаряда РПГ-75 советского производства и боеприпасы. Вся эта партия предназначалась для передачи организации баскских сепаратистов ЭТА.
Несмотря на дипломатическое прикрытие, эта операция потерпела неудачу, когда Штази, предупрежденная таможенной службой, конфисковала весь арсенал. “В то время все опасались оказывать излишнее давление на группу Карлоса, чтобы не стать его жертвами, — признавал позднее полковник Гюн-тер Джекел, советник Штази, работавший с Насером и Мен-гисту. — Русские молчали. Это давало обильную пищу для размышлений. Но несмотря на это мы задержали оружие”.{265}Карлос отправил Вайнриха вести переговоры со Штази, его энергичный протест — он обвинил ГДР в нарушении соглашения с Советами о транзите оружия — был передан замми-нистру Найберу. Поскольку Вайнрих гарантировал, что оружие не останется в Восточном Берлине, а перейдет из рук в руки баскским сепаратистам, Найбер приказал вернуть конфискованное оружие.
После этой заминки два члена ЭТА отправились за грузом. В октябре месяце в Восточный Берлин на микроавтобусе “Тойота” с французскими регистрационными номерами прибыли Патрик Шаброль и Эдит Кересбар. Младший офицер Штази Вильгельм Боростовский препроводил их в полицейский гараж в центре города, где под покровом ночи оружие было передано Вайнриху и представителям ЭТА. Оружие было спрятано под крышей автобуса, и он отправился в обратный путь через государственную границу в районе Мариен-борна после того, как пограничники Восточной Германии получили от Штази указания не досматривать груз. “Не знаю, совершала ли ЭТА теракты по заданию группы Карлоса в обмен на доставленное оружие, — объяснял позднее полковник Джекел. — Члены ЭТА собирались его использовать в борьбе за освобождение Сальвадора”.{266}
Затем помощь Карлосу предложила Куба. Офицеры DGI, кубинской разведки, числившиеся в кубинских посольствах стран Варшавского Договора в качестве дипломатов, поддерживали революционные организации по всему миру. Хуан Мигель Рок Рамирес, представитель DGI в Восточном Берлине, неоднократно встречался с Вайнрихом, а в мае 1980 года Вайнрих посетил Кубу. Но уже в 1981 году, возможно под влиянием крестового похода, объявленного против терроризма президентом Рейганом, руководство Кубы решило оборвать отношения с Карлосом и распорядилось закрыть остров для его деятельности.{267}
Из всех режимов Восточного блока, которые обслуживал Карлос, самой отвратительной была диктатура Николае Чау-шеску и его жены Елены. И немногие преступления Карлоса могут поспорить с тем, что было совершено этим “карпатским гением” в его решимости смести все преграды, стоящие на пути к его культу личности. После переговоров с политической полицией Чаушеску “Секуритате” Карлос начал готовиться к очередной резне — убийству пяти румынских диссидентов и членов их семей, проживавших в изгнании.{268}
3 февраля два наиболее непримиримых критика режима Чаушеску, проживавших в Париже, бывший министр внутренних дел Николае Пенеску и писатель Пауль Гома, получили по почте адресованные им бандероли. 85-летний Пенеску, распечатав пакет, обнаружил в нем книгу, написанную Никитой Хрущевым. Раскрыв ее, он привел в действие спрятанное внутри взрывное устройство. Гома же, который до этого уже дважды получал письма с угрозами с тех пор как поселился во Франции, почувствовал неладное и вызвал полицию. Обе бандероли были посланы по распоряжению Карлоса и изготовлены с помощью баскских террористов ЭТА.{269} Карлосу не удалось осуществить покушение и на трех других диссидентов, включая бывшего заместителя начальника внешней разведывательной службы Румынии (DIE) генерала Иона Михая Пакепу, приговоренного к смерти за побег в США в 1978 году.
В верхней части списка врагов Секуритате значились два кита пропагандистских битв между Востоком и Западом: радио “Свободная Европа” и “Свобода”. Спонсируемая ЦРУ и вещавшая из Мюнхена на страны советского блока на всех восточноевропейских языках, эта станция первой сообщила о закрытом докладе Хрущева, разоблачавшем культ личности Сталина. Когда же она стала освещать восстание “Солидарности”, начавшееся в Польше в начале лета 1980 года, коммунистические режимы удвоили свои усилия по жесткому глушению передач радиостанции.
Опросы, проведенные в Румынии, показали, что три четверти населения регулярно слушали новости именно по этим двум каналам. Глушение оказалось малоэффективным, и тогда Секуритате распорядилась поставить начиненный взрывчаткой автомобиль возле здания радиостанций, расположенного на окраине Мюнхена в районе весьма популярного Английского парка. Взрыв, произведенный поздно вечером 21 февраля 1981 года, разрушил большую часть здания. 8 из 30 человек, работавших в этот субботний вечер, были ранены. Но несмотря ни на что, уже через час радио “Свободная Европа” снова вышло в эфир.
Секуритате, которая, согласно данным венгерской разведки, предоставила Карлосу план здания, устроила ему торжественный прием, когда он приехал в Бухарест после взрыва, хотя ему и Не удалось вывести из строя “Свободную Европу”. Однако на кону стояли не только дружеские объятия и славословия. Карлос заработал на этом, согласно утверждениям западных разведслужб, 400 000 долларов и снискал благосклонность одной из самых сомнительных секретных служб Восточного блока. Теперь Секуритате не отказывала ему ни в чем. Он получил конспиративную квартиру в самом центре Бухареста, шестьдесят паспортов на вымышленные имена (некоторые из них были дипломатическими), три пусковые установки с восемнадцатью реактивными снарядами и дистанционные управления румынского производства.{270} Ему даже предоставили банковский счет в Бухаресте за номером 47112103502, который был открыт Анной Луизой Крамер (или Магдалиной Копп) в Румынском банке внешней торговли.{271}
* * *
В апреле 1980 года Карлос написал вежливое письмо венгерскому лидеру, которого он называл “товарищ Янош Кадар”. В письме он выражал признательность и благодарил “за предоставленную возможность пользоваться территорией Венгрии для подготовки революционных операций”, а также “за обеспечение безопасности и свободного проезда”. “Мы осуществляем наши международные связи с венгерской территории, укрепляя контакты с революционерами всех стран без каких-либо помех со стороны венгерских властей. Социалистические страны позволяют свободно передвигаться нашим вооруженным группам и совершенствовать связи между различными организациями…” — писал он.{272}
Но по мере того, как активность группы Карлоса возрастала, отношение к ней венгров становилось все более прохладным. В апреле 1981 года, через два месяца после взрыва в Мюнхене, венгр Варга известил своих коллег в Восточном Берлине (Даля, Джекела и Фогта), что он собирается выслать Карлоса и его единомышленников к середине следующего месяца.{273} 15 мая Андреас Петрешевич, глава недавно созданного отдела по борьбе с терроризмом, пригласил Карлоса и Вайнриха к себе в кабинет, предварительно установив камеру за стеклянной дверцей шкафа. Зернистая пленка запечатлела подробности встречи, произошедшей под большим портретом Ленина, во время которой Петрешевич и его помощник предупреждали гостей по-русски о том, что западная разведка вышла на их след. Они вручили Карлосу запрос Интерпола (сфабрикованный венграми), в котором сообщалось о его местонахождении в Будапеште. “Вы должны ликвидировать свои операционные базы на территории Венгрии, — жестко потребовал от Карлоса Петрешевич. — Вы должны прекратить использовать Венгрию в качестве штаба своего движения — это становится опасным. Ваши действия могут оказаться под угрозой. Более того, если вы не остановитесь, интересы Народной Республики Венгрии могут также оказаться под утрозой.
Карлос слушал Петрешевича с видимым беспокойством, глубокомысленно надув губы и то вынимая, то вновь засовывая руки в карманы. Вайнрих с бешеной скоростью конспектировал происходящее. “Вы идете на уступки империалистам, — взорвался Карлос. — У нас есть определенные соглашения, а вы их нарушаете”. Петрешевич возразил, что никаких письменных соглашений не существует, и в примирительном тоне добавил, что Венгрия может пойти лишь на краткие визиты Карлоса.
Ерзая на месте и постоянно оглядываясь по сторонам, Карлос снова взорвался негодующей речью, на этот раз по-испански: “Я не знаю, что такое письменные соглашения. Я признаю единственный документ”. И с этими словами он распахнул свой пиджак и указал на пистолет, покоившийся в кобуре у него на поясе. Затем Карлос потребовал доступа ко всем секретным донесениям тайных служб Восточной Европы, касающихся террористической деятельности в Западной Германии, после чего разразился политической речью, изобилующей риторикой, которую он так любил: “В течение многих лет мы боролись и проливали свою кровь не ради собственного благополучия, а ради победы социализма. Мы ведем борьбу с врагами нашего лагеря в интересах угнетенных масс всего мира. У нас один общий враг”. Подобная лексика была отлично известна всем присутствующим, однако дипломатические способности Карлоса, основанные по большей части на угрозах, обеспечили ему небольшой тайм-аут.{274} Контрразведка оставила его под наблюдением, и ее прослушивающие устройства зафиксировали реакцию Карлоса на сообщение по радио об убийстве египетского президента Анвара Садата, совер-шейного исламскими радикалами во время военного парада 6 октября 1981 года. “Мы только что лишились контракта с Каддафи на 4 миллиона долларов! — закричал он. — У нас все уже было готово”.
Карлос становился обузой не только для венгров. Его непредсказуемая личность раздражала и его восточногерманских покровителей, и их окончательное мнение о характере Карлоса было весьма неблагоприятным. Их отчеты, неизбежно отражающие свойственную Штази манию преследования, подчеркивают непредсказуемость и неконтролируемость Карлоса. Его комплекс превосходства и ненадежность, замечали сотрудники Штази, свидетельствуют о неумении идти на компромиссы. При любом противодействии он теряет над собою контроль и начинает руководствоваться соображениями мести.
Несмотря на то, что к концу 1981 года силы Карлоса, по оценке Штази, доходили до 40 человек в Европе и 200 членов в арабских странах, его считали настолько неуправляемым, что он не рассматривался в качестве серьезной воинской силы в случае перерастания “холодной войны” в вооруженное противостояние. “Мильке считал, что в случае войны дисциплинированные члены западногерманской «Группировки Красной армии» могут быть использованы как диверсанты в тылу врага для взрывов мостов и нападений на стратегические объекты, — вспоминал генерал Вольф. — Но Карлосу никто не доверял. Все его поведение говорило о том, что его нельзя использовать для проведения серьезных операций. Он был неуправляем”.{275}
Равным образом Штази, взращенная на коммунистической ортодоксии, не слишком одобряла его своеобразную идеологию. “Карлос считает себя марксистом и коммунистом, но его взгляды примитивны, а зачастую и ошибочны”, — неодобрительно говорилось в одной статье.{276} Его бесконечные разглагольствования о коммунизме и мировой революции были лишены логики, а его политические цели были псевдореволюци-онными. По мнению Штази, группа Карлоса мало соответствовала тем громким названиям, которые она любила себе давать: “Мировая революция”, “Международная революционная организация" или “Организации международных революционеров”.
Роскошный образ жизни, который вел Карлос, также плохо согласовывался с образом террориста, предпочитающего держаться в тени. Он часто останавливался в “Палас-отеле”, отвергая советы Штази держаться менее заметных мест и не высовываться из своего номера. Напротив, все вечера он проводил в барах или ночных клубах, не расставаясь с пистолетом, висевшим у пояса, и напиваясь до потери сознания в компании самых дорогостоящих проституток, совмещавших обязанности агентов Штази. Он имел привычку обедать в самых дорогих ресторанах, где все, что он заказывал, тут же аккуратно передавалось Штази. Вайнрих не меньше Карлоса любил общество роскошных женщин, которым он представлялся как “доктор Салиби”, служащий системы ОПЕК. “Мильке чувствовал себя очень неудобно из-за присутствия Карлоса в ГДР, — рассказывал генерал Вольф, называвший Карлоса «челове-ком-бомбой» из-за тех страшных последствий, которые он мог навлечь на своих опекунов из Штази. — Карлос играл не по правилам. И это было ужасно”.{277} Штази отмечала, что Карлос постоянно рисковал “быть опознанным коммандос или специалистами Моссада”.