1.4. Союз нерушимый
1.4. Союз нерушимый
17 июля 1940 г. А. Жданов, В. Деканозов и А. Вышинский собрались на совещание в Таллине, где обсудили последние детали провозглашения советской власти в Эстонии, Латвии и Литве. Там же был утвержден проект декларации о вступлении этих пока еще независимых государств в СССР. Это был тот самый документ, который через несколько дней предстояло принять балтийским парламентам.
Теперь лозунги, считавшиеся неуместными до проведения выборов, были вполне легально пущены в ход, едва закончилась процедура голосования. 18 и 19 июля 1940 г. в Латвии, Литве и Эстонии прошли организованные митинги, участники которых обращались к только что избранным парламентам с откровенно просоветскими призывами. Митинг в Риге прошел, например, под лозунгами: «Да здравствует Советская Латвия», «Да здравствует Латвийская Советская Социалистическая Республика», «Мы требуем организации Советской Латвии»{159}. Участники митинга в Таллине выдвинули лозунг: «Мы требуем вступления Эстонии в СССР». Под аналогичными призывами был организован митинг в Каунасе{160}. Сеймы Латвии и Литвы и Государственная Дума Эстонии обратились к Верховному Совету СССР с просьбой о своем вхождении в состав Советского Союза., и в августе 1940 г. VII сессия Верховного Совета СССР приняла решение о вхождении Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР на правах союзных республик. Публичное ликование местных вновь избранных элит по этому поводу было каноническим. Например, видный деятель компартии Литвы, будущий председатель республиканского Совета народных комиссаров М. Гедвилс заявил: «Господа таутинники и всякого рода демократы пытались запугать литовский народ тем, что приход Красной армии является оккупацией. Однако литовский народ понял, что приход Красной армии означает для него освобождение от гнета буржуазии»{161}. А руководитель компартии Литвы А. Снечкус закончил свое выступление в Сейме словами: «Я надеюсь, что правильно выражу желание всех трудящихся Литвы, если от всего сердца выскажу благодарность человеку, другу и учителю трудящихся всего мира, великому Сталину за его отеческую заботу и помощь народу Литвы для освобождения от сметоновского ига и реакции»{162}. Аналогичным образом высказались руководители Эстонии и Латвии — как видно по этой риторике, советской власти в Прибалтике изначально было на кого опереться. Молотов, один из главных участников решения «балтийского вопроса», выступая на сессии 1 августа, не скрывал своего удовлетворения: «Вхождение Прибалтийских стран в СССР означает, что Советский Союз увеличивается на 2 млн. 800 тыс. населения Литвы, на 1 млн. 950 тыс. населения Латвии и 1 млн. 120 тыс. населения Эстонии»{163}.
«Следует отметить, — продолжал Молотов, — что 9/20 всего этого населения входило раньше в состав СССР, но было силой отторгнуто от СССР в момент его военной слабости империалистическими державами Запада. Теперь это население воссоединилось с Советским Союзом». Не забыл премьер сказать и про военно-стратегический фактор, особенно актуальный в условиях продолжающейся в Европе войны: «Первостепенное значение для страны имеет тот факт, что отныне границы Советского Союза будут перенесены на побережье Балтийского моря»{164}.
Наркомат иностранных дел опубликовал заявление, которым СССР ставил точку в краткой по времени, но насыщенной по содержанию драматической многоходовке по аннексии прибалтийских территорий и советизации прибалтийских государств, приведшей к потере ими государственного суверенитета.
«Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик постановил принять в состав Союза Советских Социалистических Республик 3 августа с.г. Литовскую Советскую Социалистическую Республику, 5 августа с.г. Латвийскую Советскую Социалистическую Республику и б августа с.г. Эстонскую Советскую Социалистическую Республику в соответствии с их просьбами…Таким образом, Литва, Латвия и Эстония являются составными частями Союза ССР, на основе полного равенства с другими Советскими Социалистическими Республиками, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями… В связи с этим отныне непосредственные дипломатические отношения Литвы, Латвии и Эстонии с другими государствами прекращаются. Советское правительство ожидает поэтому, что Германские Миссии в Каунасе, Риге и Таллинне закончат ликвидацию своих дел к 25 августа с. г…. Дипломатические и консульские представительства Литвы, Латвии и Эстонии в других государствах прекращают свою деятельность и передают свои функции, а равно принадлежащие им архивы и имущество, соответствующим Полномочным представительствам или консульствам Союза Советских Социалистических Республик»{165}.
В Указе Верховного Совета СССР сообщалось, что «граждане Литовской, Латвийской и Эстонской Советских Социалистических Республик со дня принятия этих республик в состав СССР являются гражданами СССР». В документе констатировалось, что граждане этих республик, находящиеся за пределами СССР, обязаны не позднее 1 ноября 1940 г. зарегистрироваться как советские граждане в полпредствах или консульствах СССР путем личной явки или посылки по почте заявления с приложением национального паспорта. Также отмечалось, что лица без гражданства, принадлежащие к национальным меньшинствам, которые «в условиях политических режимов, существовавших в Литве, Латвии и Эстонии до установления в них Советской власти», не могли приобрести гражданства этих стран, приобретают гражданство СССР в соответствии со статьями 1 и 2 данного Указа. Остальные лица без гражданства, проживавшие постоянно на территории Литвы, Латвии и Эстонии, могли приобрести советское гражданство на общих основаниях в соответствии со ст. 3 закона «О гражданстве Союза Советских Социалистических Республик» от 19 августа 1938 г. Это же положение относилось к лицам, лишенным советского гражданства на основании декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 15 декабря 1921 г., находившимся на территории трех прибалтийских республик{166}.
14 августа 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О государственном и хозяйственном строительстве Литовской ССР, Латвийской ССР и Эстонской ССР» (Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР):
«ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР предлагают руководствоваться при разрешении указанных ниже вопросов следующим:
I. Об образовании высших государственных органов советской власти.
1. Рекомендовать правительствам Литовской CCR Латвийской ССР и Эстонской ССР в августе с. г. (20—25 августа) созвать Чрезвычайную сессию Народного Сейма с следующим распорядком дня:
а) Доклад Конституционной комиссии о проекте новой Конституции.
б) Об образовании высших государственных органов советской власти.
При рассмотрении вопросов об образовании высших государственных органов советской власти надлежит, ввиду принятия новой Конституции, провозгласить Сейм временным Верховным Советом республики, избрать Президиум Верховного Совета и Председателя Верховного Совета и его заместителей.
II. Образовать Совет Народных Комиссаров республики. Персональный состав кандидатов в Совет Народных Комиссаров подлежит дополнительному согласованию с ЦК ВКП(б)»{167}. Затем началась паспортизация населения прибалтийских республик.
Итак, юридически прибалтийские страны вошли в состав СССР. Причем Эстония, которая по советским законам из-за малочисленности населения (чуть больше миллиона человек) не могла претендовать на статус республики (необходимо было не менее 1.5 млн. человек) с высочайшего разрешения стала Эстонской ССР.
В начале августа 1940 г. членов делегации депутатов от Литвы, Латвии и Эстонии, приглашенных на сессию Верховного Совета СССР, принял Сталин. Таким образом процесс вхождения трех новых «братских республик» в состав советского государства был завершен на самом высшем уровне. Началось формирование новых, республиканских органов власти.
Основной комплекс решений по Прибалтике был принят Политбюро уже 22 августа 1940 г. Постановлением Политбюро был утвержден персональный состав руководителей высших органов власти и управления трех балтийских республик— до того, как они формально были приняты временными Верховными Советами Литвы, Латвии и Эстонии. В Литве председателем Верховного Совета республики был утвержден Ю. Палецкис, возглавлявший до этого литовское «народное правительство». Главой нового правительства был назначен М. Гедвилас (министр внутренних дел в составе прежнего кабинета). В Латвии и Эстонии произошли аналогичные перемещения. Бывший глава латвийского правительства А. Кирхенштейн получил почетный пост председателя Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, а В. Лацис переместился на его место, возглавив Совет народных комиссаров республики. Председателем Президиума Верховного Совета Эстонии стал И. Варес-Барбарус, а новым премьером был назначен И. Лауристин, один из лидеров коммунистической партии Эстонии. В отличие от формирования так называемых «народных правительств» с относительно разнообразным партийным представительством (лояльных СССР) в июне 1940 г., теперь при формировании кабинетов ставка делалась исключительно на коммунистов.
В то же время Сеймы Латвии и Литвы и Государственное собрание Эстонии пока еще не сыграли до конца отведенной им кремлевским сценарием роли. Им предстояло принять новые конституции и определить сроки выборов в Верховные Советы. Текст постановления, который предстояло принять пока еще действующим балтийским парламентам, был утвержден на заседании Политбюро 22 августа. На основе этого текста теперь разрабатывались проекты постановлений Латвийского и Литовского Сеймов и Эстонской Госдумы. Этим занялись советские полпреды в странах Балтии, теперь получившие новый статус—уполномоченных ЦК ВКП(б) и СНК СССР — В. Деревянский, В. Бочкарев и Н. Поздняков. Характерно, что местным парламентским представителям выполнение такой, достаточно формальной задачи не доверили. Подобная декоративность функций латвийского, литовского и эстонского парламентов население не слишком удивила: в предыдущие годы политические институты либо не действовали вообще, либо существовали лишь номинально.
Главной задачей летом-осенью 1940 г. была организация в Прибалтике институтов и структур, обеспечивающих советизацию этого региона. Одной из ключевых структур в этом процессе, разумеется, должна была стать коммунистическая партия. Местные ресурсы были невелики: численность компартий колебалась от 200 человек в Эстонии до 1 тыс. человек в Литве{168}. (В течение нескольких лет до 1940 г. они попросту были запрещены в этих странах.) И, следовательно, их в прибалтийских республиках приходилось фактически создавать заново и в значительной степени — искусственно.
18 сентября 1940 г. Политбюро приняло постановление о составе руководящих структур компартий Латвии, Литвы и Эстонии — Бюро ЦК. Каждое бюро состояло из 7 человек. Компартию Латвии в должности первого секретаря возглавил тогда Я. Калнберзиньш, первым секретарем ЦК КП(б) Литвы был утвержден А. Снечкус, а первым секретарем ЦК КП(б) Эстонии — К. Сярэ. В состав Бюро ЦК Эстонии вошли также другие ключевые фигуры в новом руководстве — И. Варес, глава временного Верховного Совета, и И. Лауристин, председатель СНК республики. Первые лица Литвы — Ю. Палецкис и М. Гедвилас — также стали членами республиканского Бюро. В Латвии в партийное руководство республики был допущен только председатель правительства В. Лацис. Глава Временного Верховного Совета А. Кирхенштейн вступил в партию только в 1941 г., поэтому при формировании Бюро ЦК КП(б) Латвии в сентябре 1940 г. не был включен в его состав.
Принципиально важным считалось присутствие в руководстве республиканских компартий «подавляющего большинства» представителей титульных национальностей. 8 октября 1940 г. компартии Литвы, Латвии и Эстонии были официально приняты в состав ВКП(б). Одновременно с получением новых партийных документов была проведена «чистка» этих партий, в ходе которой удалили «нежелательных элементов», заподозренных в возможной нелояльности.
По официальным данным, к началу 1941 г. численность республиканских компартий резко увеличилась: в Литве она составила 2486, в Латвии — 2798 и в Эстонии — 2036 чел.{169}. Однако такой существенный рост не стоит рассматривать только как следствие увеличения скрыто принудительного приема в партию граждан балтийских республик. Эти показатели в значительной степени были достигнуты за счет «армейского фактора», т. е. за счет учета численности коммунистов, находящихся в частях РККА и НКВД.
Параллельно с созданием советских органов власти и партстроительством происходила и советизация образования и идеологии. «Очистка от капиталистических сил идет полным ходом. Тартуские суды и Тартуский университет остались действовать в прежнем реакционном духе, так как в них работают прежние кадры, — рапортовали новые партийные функционеры. — Хотя их и омолодили, но все равно осталось еще много реакционеров. Партия «Исамаа» имеет много сторонников, любителей старого тартуского духа. В том числе среди эстонского союза студентов (EUS). Они действуют организованно, враждебно относятся к марксизму-ленинизму, и к преподавателям марксизма… В школах Тарту спокойнее, чем месяц назад. Уже нет враждебных выпадов, подобных тем, которые имели место раньше: неправильно пели Интернационал, испортили портрет Сталина, вывесили портреты Лайдонера и Пятса с лентами сине-черно-белого цвета. Необходимо обратить внимание, что уволенные директора школ и преподаватели сразу же нашли работу в других городах, в том числе в Таллине. Нельзя заражаться болезнью «ценных специалистов», а этой болезни подвержены некоторые наши товарищи: уволенных сажали на ответственные посты в комиссариатах. Кроме того, выявлено много спекулянтов, а суд их оправдывает или дает мягкие взыскания»{170}.
Среди мероприятий экономического порядка в качестве первоочередного стоял вопрос о переходе на советскую валюту. Временно было разрешено использование двух валют — советского рубля и местной (латвийского лата, литовского лита и эстонской кроны). Курс обмена национальной валюты на советский рубль был установлен довольно произвольно: 1 лат равнялся 1 руб., 1 лит — 90 коп., 1 крона — 1 руб. 25 коп.
16 сентября 1940 г., за два месяца до перехода на рубль, должно было произойти повышение заработной платы — в среднем от 25% до 40%. В Латвии в «высшую категорию», т. е. с ростом зарплаты на 40%, попали рабочие промышленных предприятий, связи и строительства, учителя, преподаватели высших учебных заведений, агрономы. Прибавку в 25% получали городские врачи, 30% — сельские врачи и инженерно-технические работники. В Литве прибавки к зарплате выглядели в целом скромнее: 30% — рабочим, 25% — агрономам, 20% — профессуре, только учителя начальных школ получали повышение жалованья на 40%. В Эстонии зарплаты повысили почти так же, как и в Латвии{171}.
В комплексе других социальных мероприятий новой власти значились: введение бесплатного обучения в средней школе, отмена платы за медицинское обслуживание для «рабочих, служащих и крестьян», введение для рабочих и служащих обязательного государственного страхования, объявление запрета на повышение ставок квартирной платы и стоимости коммунальных услуг. Для крестьян предусматривалось повышение с 1 октября закупочных цен на все сельскохозяйственные продукты, кроме зерна, в пределах 10—25%.
Но прибавки к зарплате и другие меры поддержки населения не смогли компенсировать потери граждан при переходе на советский рубль. По оценкам современных экспертов, реальный курс кроны и лата к рублю был примерно один к десяти{172}. Это сделало неизбежным повышение цен, произошедшее в Прибалтике уже осенью 1940 г., что даже у лояльно настроенных жителей резко пошатнуло веру в новые порядки.
Неясные экономические перспективы вызвали в Прибалтике настоящую панику. Граждане бросились в магазины. «Повышение цен… вызвало резкий рост неудовольствия. Все скупают. Отделы торговли работают плохо, спекуляции не обнаружено. Настроения в городе Нарва. По сравнению с предыдущей неделей обстановка изменилась: перед магазинами огромные очереди. До того они были замечены только у Обувьторга, теперь — повсеместно, особенно у магазинов одежды. Очереди уже стоят за час и более до открытия. Очереди нет только там, где магазины уже пустые. Опасаются трудностей с молоком… Новое явление: командиры РККА и красноармейцы в большом количестве стоят в очередях. Они набрасываются на магазины. Командиры самовольно требуют получения продуктов и одежды без очереди. Это производит плохое впечатление на местное население. Секретарь горкома сообщил, что он заявил об этом в соответствующие органы»{173}.
Такого рода сводками полны отчеты региональных парторганов прибалтийских республик первых месяцев советской власти.
Помимо финансовой реформы началась национализация. В первую очередь государственными должны были стать пароходные общества, торговые предприятия (с оборотом свыше 200 тыс. лат, лит и крон (т. е. предприятии крупного и среднего бизнеса), а также крупные домовладения. Первоначально национализацию планировалось проводить в достаточно гибких формах — постепенно и с возможностью частичного выкупа{174}. Однако вскоре от этой гибкости не осталось и следа: предприятия и частная недвижимость национализировались по принципам, уже давно обкатанным советской властью.
Исключение составило лишь имущество граждан Германии или этнических немцев, которым предоставлялось право выехать в Третий рейх. Они получали за оставленную собственность компенсацию. Советское правительство обязалось взять на себя «ответственность за охрану германских интересов» и сделало «исключение из закона о национализации для лиц немецкого происхождения, как литовского, латышского и эстонского, так и германского подданства и приостановить национализацию их имущества с тем, чтобы все имущественные вопросы были урегулированы непосредственно между Берлином и Москвой»{175}. Еще до официального включения Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР между советской и германской стороной были подписаны документы, в соответствии с которыми СССР получал право на приобретение оставшегося в прибалтийских республиках, принадлежавшего гражданам Германии или этническим немцам, имущества и землевладений с возможностью расчета не валютой, а товарами, необходимыми рейху{176}.
10 января 1941 г. Правительство СССР и Правительство Германии, «руководимые желанием полностью и окончательно урегулировать взаимные имущественные претензии по Литовской, Латвийской и Эстонской Советским Социалистическим Республикам», заключили соглашение. Документ предусматривал следующее:
«В полное и окончательное возмещение всех претензий Германии к СССР по германскому имуществу, находящемуся на территории Литовской, Латвийской и Эстонской Союзных Советских Социалистических Республик, а равно по имущественным требованиям Германии к физическим и юридическим лицам, имевшим или имеющим местопребывание на территории указанных выше республик, Правительство Союза ССР уплачивает Германскому правительству 200 миллионов (двести миллионов) германских марок.
В полное и окончательное возмещение всех претензий СССР к Германии по литовскому, латвийскому и эстонскому имуществу, находящемуся на территории Германии, а равно по имущественным требованиям этих республик к физическим и юридическим лицам, имевшим или имеющим местопребывание на территории Германии, Германское правительство уплачивает Правительству Союза ССР 50 миллионов германских марок»{177}.
В августе-сентябре 1940 г. были определены и первые подходы к решению аграрного вопроса. Была установлена норма владения землей — не более 30 га. Собственность крупных помещичьих имений подлежала национализации. Это обстоятельство не оставило равнодушным крестьянство, о чем сообщают партийные документы тех лет: «Проведение земельной реформы может изменить настроение крестьян, которое пока спокойное. Большинство замеряющих землю (для последующей ее национализации. — Ю. К.) враждебно. Мы вынуждены заменить их. На земельную реформу крестьяне не надеются. Но надеются на коллективизацию. Об этом идет дискуссия. Некоторые крестьяне рады тому, что выделяются пастбища»{178}.
Однако уже вскоре оптимизм по поводу коллективизации угас: «Заботы о ближайшем будущем вызывают в среде крестьян обоснованное беспокойство. При прежнем правительстве крестьянство находилось в состоянии нужды и безработицы. В настоящий момент положение ухудшается вследствие неурожая кормов… В связи с повышением цен и оплаты труда, многие считают себя обездоленными по сравнению с городским большинством. Однако большинство крестьян живет с надеждой, что советское правительство примет решительные меры и найдет для крестьян выход из тяжелого положения. Произошедший в Эстонии переворот (выделено мной. — Ю. К.) вызвал в среде крестьян очевидный и большой психологический сдвиг. Царившие всегда в Принаровье пьянство и драки значительно уменьшились. Молодежь проявляет горячее желание трудится на благо общества, однако вследствие полного отсутствия умелого руководства эти попытки по-видимому обречены на провал. Кулацкие слои населения в целях защиты своих интересов стремятся найти в новых условиях новые способы маскировки»{179}.
В отличие от бедняков, зажиточные крестьяне отнюдь не спешили идти в колхозы и обобществлять свой скот. Для аграрных регионов, какими веками были Эстония и Латвия, и в значительной мере Литва, советские подходы к сельскому хозяйству был абсолютно чужды.
Вот как описывается ситуация в деревне в одном из отчетов НКВД.
«Совершенно секретно
В департамент госбезопасности поступают данные о том, что по республике идет усиленная сброска скота… Поступает на убой большое количество племенного высокопородного скота. К/р (контрреволюционный. — Ю. К.) элемент проводит активную агитацию за сброску скота»{180}.
Во избежание крестьянских бунтов коллективизацию решили отложить на год-два.
Непростая ситуация в Прибалтике требовала от Москвы внесения корректив и в другие планы. Прежде всего это касалось намеченного на 1 ноября 1940 г. второго повышения цен, что должно было полностью уравнять прейскуранты на товары в Прибалтике и СССР. Уполномоченные ЦК ВКП(б) и СНК СССР в Литве, Латвии и Эстонии, а также руководители республик обратились в Москву с предложениями об отсрочке нового повышения цен, поскольку оно могло бы повлечь за собой усиление панических настроений, создать «дополнительные трудности в массово-разъяснительной работе среди населения». В. Деревянский из Латвии обращал внимание на политический момент («второе повышение цен с 1 ноября совпадает с подготовкой к празднованию Великой Октябрьской революции») и предлагал в связи с этим не провоцировать антисоветские настроения»{181}. Кроме того, эта мера планировалась раньше, чем должны были быть повышены зарплаты (запланировано было на 16 ноября), и таким образом ее негативные последствия населением воспринимались бы более остро.
Для отслеживания вредных настроений заработал аппарат «информаторов» — как назначенных новой властью официально, так и тайно: «Таллинский горком КПЗ утвердил лучших коммунистов предприятий, обязанных информировать горком о настроениях и ситуации. Они стали уполномоченными, им разъяснено, что они отвечают за эти предприятия и за происходящее там»{182}. Так было не только в Эстонии, но и в Латвии и Литве. Информация об умонастроениях, разумеется, стекалась в органы госбезопасности. Вот характерные примеры агентурных донесений:
«Совершенно секретно
Бутас среди жильцов дома проводит антисоветскую агитацию и высказывает всякого рода измышления по адресу СССР, заявляя, что в СССР весь народ сидит голодный, в магазинах ничего нет и вообще в СССР нет никакого порядка»{183}.
«Совершенно секретно
Литовкин … выразился, что при новой власти стало хуже жить, что зарабатывают много меньше и что в таком случае лучше уехать куда-нибудь… Я хотел бы в Германию, все-таки лучше, чем здесь»{184}.
Пошатнулись позиции новой власти и среди рабочих: «Состоялось собрание рабочих Кремсгольмской мануфактуры. Мало пели Интернационал. Из зала были возгласы: «Почему не дают слова рабочим?!» Выступали только партийные руководители. Публика холодно реагировала на их речи о социалистическом соревновании. Призыв работать еще больше вызвал протест и выкрики против коммунистов. В голосовании по социалистическому соревнованию приняли участие не более трети собравшихся. И аплодировали только члены партии. Зафиксирован саботаж мастеров Кремсгольмской мануфактуры, вероятно спровоцированный прежним руководством»{185}.
Недовольство действиями новой власти нарастало стремительно: «Мелкая городская буржуазия уже начинает открыто выявлять недовольство. Достаточно привести один штрих. Если не так давно проходящие по улицам части Красной Армии дружелюбно приветствовались публикой, то теперь они встречаются и провожаются угрюмым молчанием. Обратную картину наблюдаем мы, когда по тем же улицам проходит соединение национального корпуса. Его не только встречают приветствиями, но его, как правило, сопровождает восторженная толпа в 100—200 человек. Даже были случаи, когда из толпы раздавались антисоветские профашистские лозунги. Органы НКВД своим вмешательством прекратили эти маленькие демонстрации… Это недовольство в рядах мелкой городской буржуазии усилится, как только будет проведена национализация домов, кинотеатров, аптек и проч.
Ворчит и городской обыватель (семья чиновника, офицера или бывшего офицера, люди свободных доходных профессий и пр.). Он недоволен тем, что проводимые новшества нарушают его сложившиеся привычки и быт, что эти новшества потрясают его бюджет (рост цен и проч.).
…Распространяются слухи, что товары скоро исчезнут, что скоро будет новое повышение цен. Националистическое направление агитации систематически бьет в одну точку, что Красная Армия не освободила, а «оккупировала» Литву. Немецкие агенты вносят в этот концерт свою ноту, пуская слухи, что скоро будет германо-советская война и что советская власть долго не продержится в Литве»{186}.
А вот как обычные граждане, а не спецслужбы описывали происходящие изменения:
«Дорогой брат Иван,
Письмо передаю через одну уезжающую репатриантку в Германию. Она по приезде в Германию опустит письмо.
Сейчас в Литве коммунистическая власть, иначе говоря большевистская. Пусть ее черт возьмет такую власть. Это власть идиотов, по причине которой тысячи людей сидят в тюрьме, а счастливые уезжают в Германию, удирая через границу… Самое худшее, что власть находится в руках евреев, которые все делают, сидя на теплых местах, провоцируют литовцев.
Ой, если — бы увидел, что делается, то схватился — бы за голову. Словом, не людей власть, а каких-то азиатов, сволочей. Вообще русские не считаются с нашими людьми и офицерами, много расстрелянных. Примерно, напивается русский офицер, немножко поругаются с нашими, вытаскивает пистолет и убивает. Счастливый ты, Иван, что в Германии живешь, может быть не известно, что здесь делается и думаешь иначе, если хотел бы вернуться, что плохо сделал бы. Я тебе от всего сердца советую, не возвращаться, потому что после будет поздно, может там с продуктами плохо, но это ничего, так долго не будет. У нас если и дальше так будет, будет плохо и с продуктами, несмотря на то, что цены сейчас не человеческие. Например: масло килограмм 12 рублей. Рубль равен 1 литу и 10 центам. Обед, который раньше стоил 1 лит 20 центов — сейчас 3 рубля или 4; Костюм, который раньше стоил 200 лит, сейчас стоит 600—700 рублей; Ботинки, которые раньше стоили 30 лит, сейчас стоят 120 рублей и больше, словом, цены повысились на 200—300%. Введены и хорошие дела, например: бесплатное лечение, учение и т. д.
Кроме того, во всей Литве от помещиков и крупных владельцев отнята земля, оставлено только норма — 30 га. Отобранную землю разделили безземельным, батракам, рабочим и другим… Много удрало и много удирают через границу.
г. Вильно. До свидания»{187}.
«Неудовлетворенность растет», «прошу принять меры» — как свидетельствуют архивные материалы, в первый год советской власти эти фразы становятся рефреном многих документов{188}.
24 октября 1940 г. Политбюро приняло решение об отсрочке нового повышения цен в республиках Прибалтики до 16 ноября 1940 г. Таким образом, повышение цен должно было быть проведено вместе с официальным введением советской валюты.
Еще одной проблемой для советской власти стали национальные армии в прибалтийских республиках. Новая власть пока не решалась распускать эти воинские части и даже собиралась привести их к советской присяге. 14 августа 1940 г. Политбюро (ЦК ВКП(б)) приняло постановление «О преобразовании армий в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР».
«…Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляют:
1. Существующие армии в Эстонской, Латвийской и Литовской ССР сохранить сроком на 1 год, очистить от неблагожелательных элементов и преобразовать каждую армию в стрелковый территориальный корпус, имея в виду, что комсостав закончит за этот срок усвоение русского языка и военную переподготовку, после чего территориальные корпуса заменить экстерриториальными, формируемыми на общих основаниях.
Корпусам присвоить наименование:
а) Эстонскому корпусу — 22 стрелковый корпус.
б) Латвийскому корпусу — 24 стрелковый корпус.
в) Литовскому корпусу — 29 стрелковый корпус.
Всего <..> в трех стрелковых корпусах 45 426 человек.
4. Для укрепления кадров командного и политического состава обязать НКО (Народный комиссариат обороны. — Ю. К.) выделить частично на командные и политические должности командный и политический состав Красной Армии из числа соответствующих национальностей и русских.
5. Ввести в преобразованных корпусах программы и уставы Красной Армии, обязав НКО перевести их на соответствующие национальные языки.
6. Преобразованные корпуса включить в состав Красной Армии и подчинить:
22 стрелковый корпус Эстонской ССР, 24 стрелковый корпус Латвийской ССР и 29 стрелковый корпус Литовской ССР — командующему войсками Прибалтийского военного округа.
7. В 22, 24, 29 стрелковых корпусах сохранить существующую форму одежды, предложив снять погоны и ввести знаки различия начальствующего состава Красной Армии.
8. В течение двух месяцев после преобразования корпусов в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 января 1939 года о порядке принятия военной присяги всему личному составу указанных корпусов принять военную присягу.
10. Существующие военно-учебные заведения преобразовать в нормальные пехотные училища Красной Армии, в системе которых иметь по одному батальону для подготовки комсостава национальных частей»{189}.
Военнослужащие Латвии, Литвы и Эстонии, мягко говоря, без энтузиазма восприняли включение в состав РККА, де-факто означавшее ликвидацию национальных армий — последнего оплота государственной самоидентификации. Весьма показательно в этом отношении письмо уполномоченного ВКП(б) и СНК по Литовской ССР Н. Позднякова главе наркомата иностранных дел В. Молотову от 27 октября 1940 г.:
«Сое. секретно
Председателю Совнаркома ССР
Товарищу Молотову В.М.
25 октября с.г. в течение нескольких часов на Бюро ЦК КП(б) Литвы обсуждалось положение в литовском корпусе. Присутствовали руководящие работники корпуса, Совета 11 армии и Совета Прибалтийского ОВО.
В результате обсуждения мы пришли к выводу, что политическое состояние корпуса продолжает оставаться неблагополучным, т. к. политические настроения его бойцов продолжают в основном оставаться независимыми от нашего руководства, самостийными. Главнейшие причины тому три. Первая — корпус засорен ущемленным элементом (задетым отрезкой земли и проведенной национализацией). Вторая — созданный в корпусе политический аппарат из кадровых советских политработников еще не нашел каналов влияния на состав бойцов и что этому сильно мешает отсутствие у него контактирующей прослойки из литовцев (просто не могут сговориться). Третья — в корпусе не проведено классовое расслоение, т. е. враждебный элемент еще не вышиблен из седла, который противосоветскую работу ведет путем сплачивания бойцов на национальной почве (против русификации).
В связи с этим Бюро ЦК намерено просить ЦК ВКП(б) разрешить удалить из корпуса ущемленных. Это тем более необходимо, если учесть, что в связи с предстоящей национализацией домов, кинотеатров, гостиниц к пр., а также с предполагающимся усилением обложения кулака и городского частника, прослойка ущемленных будет увеличиваться.
Одновременно с этим решено в спешном порядке укомплектовать за счет литовцев институт заместителей политруков. Придется это делать частью за счет гражданских кадров и частью за счет приема активистов-бойцов в партию и комсомол… Мы указали руководителям корпуса на необходимость иначе построить воспитательную работу среди бойцов. Дело в том, что они мало использовывают (так в тексте. — Ю. К.) местный материал. Например, они не заостряют вопроса о том, в чью пользу и в ущерб кому произведена отрезка земли, национализация промышленных и торговых предприятий и т. д. Вместо того, чтобы переключить работу на прямой классовый язык и, тем самым, разоблачить суть националистической тактики врага, политработники корпуса до сих пор главным образом занимались беседами и докладами на такие отвлеченные пока для бойцов корпуса темы, как, например, отличие Красной армии от буржуазных армий. Правда, политруку, не знающему литовского языка, трудно овладеть местным материалом. Это мы учитываем. Но вместе с тем это еще раз указывает на всю актуальность вопроса о помощниках политруков из литовцев.
Особый вопрос о приведении бойцов литовского корпуса к красноармейской присяге. После известного отпора (выделено мной. — Ю. К.) командование РККА решило отложить приведение к присяге до 23 февраля 1941 г.
Я лично не уверен в том, что в феврале мы не будем иметь эксцессов. Дело в том, что в литовском крестьянстве католическая религия засела довольно крепко. Раньше литовские солдаты присягали богу, а теперь им предлагают присягу без упоминания о боге. Для бывшего литовского солдата это звучит непривычно и неприемлемо. К тому же мы воздерживаемся пока от антирелигиозной работы. Следовательно, к февралю месяцу литовские бойцы еще не будут в этом отношении перевоспитаны. <…> На настроениях и поведении офицерства не останавливаюсь, т. к. они ясны и без специальных пояснений. Нужно лишь отметить, что оно ведет себя исключительно лояльно (что и подозрительно), и что несмотря на это оно не может быть не причастным к враждебной агитации в корпусе. Но с поличным еще никто не пойман»{190}.
Ситуация в Латвии и Эстонии практически не отличалась от литовской. Перлюстрированные письма также ложились на стол «ответственным товарищам». Выдержки из такой корреспонденции красноречивы: «Нам советские политруки говорят, чтобы мы дали присягу советской Конституции. Мы против присяги. Нас демобилизуют или нас вышлют туда, где растет перец, но это не важно. Что будет — пусть будет, но присяги принимать не будем и большевиками быть не хотим»… «Мы еще не потеряли надежду, ожидаем, когда засветит солнце и возродится Литва. Сначала Советы говорили, что будет свобода, но мы почувствовали на себе, что получается наоборот, хотя нам продолжают пускать туман в глаза. Мы знаем, что нас ожидает, все равно мы не поддадимся. Нас не переделают: как были литовцами, так и останемся литовцами, мы не мальчишки. Нас агитируют, чтобы мы приняли присягу, но нам другой присяги не нужно. Мы знаем, что осенью придут другие друзья»{191}.
О происходящем в прибалтийских республиках с интересом следили в Берлине. О важности для Германии происходившего в Прибалтике свидетельствует, в частности, тот факт, что информацию по этому поводу отслеживал лично рейхсканцлер. Целесообразно процитировать большой фрагмент записи беседы В. Молотова с А. Гитлером 13 ноября 1940 г., поскольку он дает весьма подробное представление об отношении обеих стран к «балтийскому вопросу» и, что не менее важно, о совместных планах Третьего рейха и СССР на будущее.
«13 ноября 1940 г.
Сов. секретно
Особая папка
Молотов говорит, что он остановится на тех же вопросах, которые затронул рейхсканцлер. Можно считать, что соглашение прошлого года касалось определенного этапа, а именно вопроса о Польше и границ Советского Союза с Германией. Соглашения и секретный протокол говорили об общей советско-германской границе на Балтийском море, т. е. о прибалтийских государствах, Финляндии, Румынии и Польше. Замечания рейхсканцлера о необходимости корректив, по мнению т. Молотова, правильны. Он считает, что первый этап — вопрос о Польше — закончился осенью прошлого года. Сейчас он говорит с рейхсканцлером уже после завершения не только первого, но и второго этапа, который закончился поражением Франции… Если говорить в данный момент об итогах советско-германских соглашений, то надо сказать, что Германия, не без воздействия пакта с СССР, сумела так быстро и со славой для своего оружия выполнить свои операции в Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии и Франции (выделено мной. — Ю. К.). Что касается литовского вопроса, то СССР не настаивал на пересмотре соглашения от августа 1939 г. в том направлении, чтобы Литва перешла из сферы интересов Германии в сферу интересов СССР, а восточ[ная] часть Польши — к Германии. Если бы Германия возражала против этого, СССР не настаивал бы на своей поправке. Что касается известного «кусочка» Литвы, то СССР, к сожалению, не имеет ответа германского правительства по этому вопросу, но это вопрос мелкий… Гитлер заявляет: для решения вопросов на будущее Советский Союз должен понять, что Германия находится в борьбе не на жизнь, а на смерть, которую она успешно закончит. Но Германия нуждается в определенных хозяйственных и военных предпосылках. Эти предпосылки Германия должна себе при всех условиях обеспечить, и это Советский Союз должен понять, так же, как он, Гитлер, должен был учесть и учел некоторые требования СССР. Эти предпосылки не противоречат соглашениям между СССР и Германией… Балтийское море, по мнению Гитлера, не должно стать театром военных действий. Германия признает, что Финляндия является областью русских интересов.
Из расширенной совместной работы с Германией Советский Союз может получить совсем другие, гораздо большие выгоды, чем если сейчас, во время войны, будут внесены незначительные коррективы, которые не принесут особой пользы Советскому Союзу. Он, Гитлер, видит другие районы, в которых Советский Союз может иметь успех и которые лежат вне районов европейской войны, где Россия может иметь большие результаты, как Германия их имела в Европе.
«Я считаю, — говорит Гитлер, — что наши успехи будут больше, если мы будем стоять спиной к спине и бороться с внешними силами, чем если мы будем стоять друг против друга грудью и будем бороться друг против друга».
Молотов говорит, что он согласен с выводами рейхсканцлера. Руководители советского государства, и прежде всего И. В. Сталин, считают, что можно и целесообразно, при определенных условиях, договориться, чтобы идти по пути дальнейшего положительного развития советско-германских отношений, по пути участия в некоторых совместных акциях (выделено мной. — Ю. К.).
Можно считать бесспорным, что при хороших отношениях между Германией и Советским Союзом Балтийское море не превратится в театр военных действий и там никто не сможет играть никакой роли.
Гитлер сожалеет, что ему до сих пор не удалось встретиться с такой огромной исторической личностью, как Сталин, тем более, что он думает, что, может быть, и он сам попадет в историю (выделено мной. — Ю. К.). Он полагает, что Сталин едва ли покинет Москву для приезда в Германию, ему же, Гитлеру, во время войны уехать никак невозможно. Молотов присоединяется к словам Гитлера о желательности такой встречи и выражает надежду, что такая встреча состоится»{192}.
* * *
В конце 1940 г. новая власть в Прибалтике оказалась на пороге политического и экономического кризиса. Недовольство во всех слоях населения росло. С ним начали бороться хорошо опробованным в сталинском СССР методом — репрессиями. «Враждебный элемент» следовало не только приструнить, его следовало удалить, в идеале — ликвидировать. В докладной записке НКГБ Литовской ССР от 12 мая 1941 г. говорилось: «…За последние месяцы в республике значительно растет активная враждебная деятельность. Этому способствует непосредственная близость границы и подрывная деятельность германских разведывательных органов…
В силу этого считали бы необходимым приступить к аресту и принудительному выселению из Литовской ССР наиболее активных категорий лиц:
— Государственный буржуазный аппарат: чиновники государственной безопасности и криминальной полиции; командный состав полиции; административный персонал тюрем; работники судов и прокуратуры, проявившие себя в борьбе с революционным движением: офицеры 2-го Отдела Генштаба Литовской армии; видные государственные чиновники; уездные начальники и коменданты.
— Контрреволюционные партии: троцкисты; активные эсеры; активные меньшевики; провокаторы охранки (поданным литовской охранки, по этим категориям числится 963 человека).
— Литовская националистическая контрреволюция (считаем необходимым подвергнуть аресту только руководящий состав наиболее реакционных фашиствующих партий и организаций): таутининков; яуноилиетува (молодые таутининки); вольдемаристы (фашистская организация германской ориентации — всех); руководящий состав «Шаулю Саюнга» (от командиров взводов и выше) (по статистическим данным, бывшей литовской буржуазной прессы руководящего состава насчитывается более 10 тысяч человек).
— Фабриканты и купцы Литвы: фабриканты, годовой доход коих свыше 150 тыс. лит; крупные домовладельцы, недвижимость коих оценивалась более 200 тыс. лит; купцы, годовой оборот коих свыше 150 тыс. лит; банкиры, акционеры, биржевики. По данным б[ывшего] Министерства финансов Литвы (по таким категориям числится 1094 человека).
— Русские белоэмигрантские формирования: Российский фашистский союз; Российский общевоинский союз; младороссы; все офицеры белых армий, контрразведок и карательных органов (по учетам литовской охранки по этим категориям числится 387 человек).
— Лица, подозрительные по шпионажу: уголовный и бандитский элемент — более 1 тысячи человек; проститутки и притоносодержатели — более 500 человек»{193}.
Сценарий для Латвии и Эстонии был похожим. О качестве «расследований», проводимых перед арестом и высылкой, как и о доходившей до курьезов «компетентности» организаторов и исполнителей репрессий, говорят сохранившиеся документы республиканских органов госбезопасности. Вот лишь один из них:
«Постановление о выселении
Я, замнач IV от. НКГБ Лит. ССР Блохас, рассмотрев поступившие материалы в отношении семьи бывшего члена главного мирового комитета еврейской к. р. фашистской партии сионистов-ревизионистов Димантас Езекелис, арестованного органами НКГБ Литовской ССР, состоящей из 4 человек, нашел:
Димантас Езекелис 1909 г р. арестован как бывший крупный руководитель еврейской к. р. фашистской партии сионистов-ревизионистов… что его семья является социально опасной.
Полагал бы семью арестованного Езекелис как социально опасную выселить за пределы Литовской ССР»{194}.
Не удивительно, что органы госбезопасности фиксировали рост социальной напряженности и активного недовольства. «Классовый враг в последнее время, видя, что ничего серьезного против него не делается, начал вредительскую работу почти открыто. Классово враждебный элемент очень напряжен в связи с депортацией»{195}. Надо было спешить: «полумерами» не обойтись. К середине мая 1941 г. в Москве было принято решение о массовой «зачистке» прибалтийской территории. По сути, принятое 16 мая Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента» было написано постфактум, когда работа по массовому аресту и переселению уже шла в трех балтийских республиках полным ходом. Этот документ попросту упорядочивал карательные процессы и выводил их на общегосударственный уровень. Документы свидетельствуют, что эти акции затронули граждан прибалтийских республик самых разных национальностей и не были репрессиями по национальному признаку (например, в Латвии пропорционально больше всего пострадали евреи —11% репрессированных из 5% населения республики, в Литве евреи и поляки — соответственно 12,5% из 9,6% и 11,4% из 10,3% населения республики){196}, то есть не являлись актом геноцида по отношению к титульным народам: сталинский террор был интернационален.
«16 мая 1941 г.
При этом направляю копию проекта Постановления ЦК ВКП(б) и СНК Союза ССР о мероприятиях по очистке Литовской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента.
Проект Постановления согласован с секретарем ЦК КП(б) Литвы т. Снечкусом и представлен т. Сталину за подписью т. Берии и моей.
Народный комиссар государственной безопасности СССР Меркулов.
Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР
«О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента»
В связи с наличием в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР значительного количества бывших членов различных контрреволюционных националистических партий, бывших полицейских, жандармов, помещиков, фабрикантов, крупных чиновников бывшего государственного аппарата Литвы, Латвии и Эстонии и других лиц, ведущих подрывную антисоветскую работу и используемых иностранными разведками в шпионских целях, ЦК ВКП(б) и СНК СССР постановляют:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.