ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

В Афганистане в то время работала достаточно большая и представительная группа Министерства обороны СССР во главе с первым заместителем министра Маршалом Советского Союза Соколовым Сергеем Леонидовичем. Его ближайшим помощником являлся первый заместитель начальника Генштаба ВС СССР генерал армии Ахромеев Сергей Федорович. Группа решала все задачи планирования организации и ведения боевых действий 40-й армии во взаимодействии с вооруженными силами ДРА. Одновременно она представляла Комиссию Политбюро ЦК КПСС по Афганистану непосредственно в зоне событий, информируя Кремль о положении дел и выполняя вновь ставившиеся задачи. Разумеется, Соколов и члены его группы держали тесную связь с советским послом в ДРА, представителями ЦК КПСС, КГБ, МВД и других министерств Союза. Военным советником при министерстве обороны ДРА служил тогда генерал-полковник Магометов Султан Кикезович, группа советских генералов и офицеров находилась и в генштабе ВС ДРА, и в войсках афганской армии.

Зачем же понадобились перестановки среди руководящих военных представителей СССР в Афганистане? Дело в том, что Соколов и Ахромеев были направлены в Кабул в начале афганской кампании в расчете, что вся она продлится недели или месяцы, государство обретет просоветский режим, и обстановка в Афганистане стабилизируется. Но реальность показала, что афганцы (те, которых мы называли мятежниками) стали постепенно организовывать свои силы для сопротивления режиму Бабрака. Бои затягивались на месяцы, росло количество наших гарнизонов, а особых успехов все не было и не было. И какие бы шаги ни предпринимала Комиссия Политбюро в Москве, на деле все зависело от военных успехов в ДРА.

Кто отвечал тогда за военные действия в Афганистане? Соколов и Ахромеев. Однако при своем очень высоком положении в Вооруженных Силах СССР, их назначение в Афганистан не было проведено через Политбюро, а значит отчитываться перед высшим политическим органом предстояло министру обороны Устинову. И тогда Устинов делает хитрый ход: он убеждает руководство страны в том, что его первой заместитель Соколов и первый заместитель начальника Генштаба Ахромеев нужнее в Москве, чем в Кабуле – в качестве аргументов использовались и сложная обстановка в Польше, и необходимость поддерживать бдительность на Дальнем Востоке, и в целом потребность заниматься решением текущих проблем вооруженных сил. А в Афганистан необходимо направить специально утвержденного Политбюро человека, придать ему мощную фронтовую оперативную группу и соответственно спрашивать с него за осуществление кампании. Таким образом министр обороны Устинов выводил себя на второй план, становясь «просто» членом Комиссии Политбюро.

Кандидатов на новую должность было пятеро – люди все достойные, такие, например, как А. Т. Алтунин, С. К. Куркоткин, Е. Ф. Ивановский. Но почему-то выбор пал на меня. Возможно, на это повлияла моя прошлая служба и работа в Египте, Чехословакии, в Прибалтике, и то обстоятельство, что я лично был известен Брежневу.

Как бы то ни было, Устинов выводил из под удара и Соколова, и Ахромеева (и, таким образом, и себя). Они, конечно, не раз приезжали впоследствии в Афганистан, так сказать для оказания помощи, для контроля – око царево!

Вот такова подоплека перестановок в нашем высшем военном звене в Афганистане.

Итак, для замены группы Соколова и аппарата военного советника Магометова решением Политбюро ЦК КПСС, или, как тогда говорили, Инстанции, создавалась мощная оперативная группа Главного военного советника в ДРА в ранге первого заместителя Главкома сухопутных войск СССР. 40-я армия продолжала действовать в составе Туркестанского военного округа и, естественно, подчинялась командующему войсками округа. Округ укомплектовывал армию личным составом, вооружением, техникой, решал все задачи тыла и обустройства, отвечал за политико-моральное состояние войск и их дисциплину. Что касается боевых действий, их планирования, организации и ведения, то теперь эти задачи предстояло решать во взаимном согласовании между Главным военным советником в ДРА и командующим ТуркВО с последующим утверждением министром обороны СССР. В то же время генералы и офицеры 40-й армии вели войну под началом своего командарма, реально подчиненного Главному военному советнику в Афганистане – как первому заместителю Главкома сухопутных войск СССР.

Конечно, все это выглядело немного путано.

Для установления нормального взаимопонимания предстоящих задач в ДРА между мной и командующим войсками Туркестанского военного округа Максимовым нам необходимо было встретиться. Такой случай представился естественным образом, когда во время перелета из Москвы в Кабул мы сделали короткую остановку в Ташкенте – для дозаправки самолета.

Юрий Павлович Максимов встретил меня радушно, с должным тактом и уважением. Мы нашли необходимый общий язык и впоследствии наше взаимодействие не доставляло нам особых сложностей.

В кабульском аэропорту у трапа самолета нас встретили Ахромеев, Табеев и еще несколько дипломатов. Большое представительство от афганской стороны подчеркивало важность прибытия в Кабул советского военачальника. Мы поздоровались с министром обороны ДРА генерал-майором Мухамедом Рафи. Он в свою очередь через переводчика представил мне главу правительства, министра экономики Кештманда, нескольких членов руководства НДПА и других министров. Встреча закончилась торжественным прохождением роты почетного караула. Афганские солдаты выглядели безупречно, но судить по ним обо всей афганской армии было бы пока опрометчивым. Вообще в аэропорту я обратил внимание на обилие внешней торжественной атрибутики, что, как правило, сопуствует не лучшему положению дел.

Оказавшись на секунду без посторонних ушей рядом с Ахромеевым, я спросил:

– Ну, что, Сережа, хреново?

– И не говори, потом сам увидишь.

И вдруг:

– Полковник Халиль Ула! – за спиной я услышал гортанный голос, обернулся. Передо мной стоял стройный, прямой как штык красавец. – Командир Центральный корпус!

– Вы говорите по-русски?

– Мало-мало.

– Да поможет вам Аллах. Но еще и – воевать по-русски!

Халиль Ула степенно ответил:

– Щюкрен. – И, подняв ладони к лицу, плавно омыл его, приговаривая: – Аллах Акбар! Аллах Акбар!

– Щюкрен, – повторил Ахромеев, – значит хорошо. Доброе предзнаменование.

– Дай-то Бог, Сережа, – сказал я.

В тот же день встречи со мной ожидал Соколов. Ахромеев предупредил:

– Возможно, будет присутствовать и посол. Но, возможно – и не будет. Это уж как Соколов решит.

И по этой оговорке мне стало ясно, что сложностей здесь хватает еще и в отношениях между нашими военными и нашим же советским дипломатическим представительством.

До встречи оставалось несколько часов, и я успел потолковать, не отвлекаясь на чаепития, с будущим начальником штаба Группы ГВС Владимиром Петровичем Черемных. Потолковать в смысле – послушать, потому что если кто кому что-то и втолковывал, так это он – мне. И стало ясно, что даже мои ожидания – а они были отнюдь не розовыми – бледнеют на фоне нарисованной начальником штаба картины. И еще Владимир Петрович мне прямо сказал:

– С Фикрятом Ахмедзяновичем Табеевым будьте осторожны.

К Соколову мы зашли вдвоем с Ахромеевым. Сергей Леонидович встретил меня приветливо. Сели, он закурил. Я в шутку спросил:

– Мне тоже начинать теперь курить?

– Курить не рекомендую, а вот воевать – это, пожалуй, начинай.

Выпили по рюмке водки. Точнее сказать, я лишь пригубил, хотя и знал о критическом отношении Соколова к «ортодоксальным» трезвенникам.

Сергей Леонидович, человек немногословный, ограничился несколькими фразами. Суть его оценок сводилась к следующему:

– Обстановка тяжелейшая, но ты не теряйся… – И добавил: – Министр Дмитрий Федорович рекомендует нам с Сергеем Федоровичем, пока ты будешь осваиваться, дней десять-двенадцать побыть здесь. Не возражаешь?

Я, конечно, не возражал, понимая, что эта рекомендация министра полезна прежде всего для меня самого.

– Ну вот и хорошо. Считай, что разговор у нас состоялся. А все остальное увидишь сам в ходе полетов. С тобой в полетах и разъездах будем либо я, либо Сергей Федорович. Побываем в основных дивизиях, в управлениях корпусов, в провинциях. Но сначала… – Соколов посмотрел на Ахромеева: – В котором часу у нас завтра встреча с Борисом Карловичем (так они называли между собой Бабрака Кармаля)?

– В десять, – ответил Ахромеев.

Соколов прищурился и спросил:

– В каком составе пойдем?

– Сергей Леонидович, если не возражаете, с Александром Михайловичем буду я. – Он выдержал паузу. – И, может быть, чтобы подчеркнуть наши добрые отношения сотрудничества с посольством, пригласим?..

Соколов сердито погасил сигарету, зажег другую, крякнул и сказал:

– Приглашай.

Речь шла о после Табееве.

– Ну что ж, Александр Михайлович, – протянул на прощание руку Соколов, – завтра увидимся. Подсказывать тебе я ничего не буду, сам увидишь Кармаля и сориентируешься. Работать с ним тебе предстоит много, напряженно…

– … и нудно, – вставил Ахромеев.

Мы разошлись.

До глубокой ночи я слушал генералов и офицеров, работавших до моего приезда вместе с бывшим военным советником. Хотелось быть в курсе самых сложных военных проблем, которые могли бы возникнуть при беседе с Кармалем. Хотя, как правило, первая встреча обычно бывает формальной и ограничивается взаимным знакомством.

Утром девятого августа до приема у главы государства я подписал приказ о вступлении в должность.

Надел форму, как и советовал Соколов: пусть Бабрак увидит перед собой генерала армии со всеми регалиями, это подействует на него впечатляюще.

Без пяти минут десять мы встретились у дворца. Соколов и Ахромеев были в униформе. Табеев приехал на пять минут позже, и в результате мы опаздывали с прибытием в кабинет Бабрака Кармаля. В этом я увидел бестактность Табеева и еще один признак натянутых отношений, бремя которых вот-вот полностью перейдет на мои плечи.

Бабрак приветствовал радушно. Соколов извинился за опоздание: мол, наша военная неорганизованность… Легко и запросто взял на себя те несколько слов, которые подобало бы произнести послу.

– Нич-чего, нич-чего, – на русском языке ответил Бабрак.

Рядом с ним находились министр обороны Рафи и еще какой-то не известный мне пока, невысокий, лысый, бледный в сером костюме человек, внешности, вроде, не азиатской, значит, из наших. Но кто он?

Сергей Леонидович представил меня по всей форме:

– Товарищ Генеральный секретарь ЦК НДПА, председатель Революционного Совета, Глава государства! Решением Политбюро ЦК КПСС по предложению члена Политбюро, министра обороны СССР Устинова по согласованию с министром иностранных дел СССР Громыко и председателем КГБ СССР Андроповым в Афганистан, в Ваше распоряжение прибыл первый заместитель Главнокомандующего сухопутными войсками, назначенный Главным военным советником в ДРА генерал армии Майоров Александр Михайлович.

Вслед за этими словами Соколов дал мне блестящую характеристику, что, разумеется, имело тактическое значение.

– Оч-чень кар-рошо, – с трудом произнес Бабрак. – Рады приветствовать, – продолжил переводчик.

Хозяин предложил сесть к столу.

– С вашего позволения, товарищ Бабрак Кармаль, мы с Сергеем Федоровичем через некоторое время уедем. Поможем Александру Михайловичу освоиться и войти в курс дел. А затем уже вы будете решать все задачи непосредственно с ним.

Посол заерзал на стуле.

– Ну и, конечно, с Чрезвычайным и полномочным послом товарищем Табеевым, – добавил Соколов.

– Кар-рошо, – пробубнил Бабрак Кармаль.

Дверь отворилась, вошел официант, наш, русский, с водкой и рюмками на подносе.

Пока хозяин дворца произносил свой тост – со словами уверенности в дальнейшем успешном сотрудничестве во имя осуществления идеалов Апрельской революции – я почувствовал его уважительное, переходящее в подобострастное отношение к Соколову и, менее, к послу. Кармаль явно понимал расстановку сил за спинами этих людей в Москве. Впрочем, большого открытия я, конечно, не сделал, но на заметку на всякий случай себе это впечатление взял.

Когда очередь дошла до меня, чтобы произнести тост, я заверил афганского лидера в дружбе, в стремлении бороться совместно с афганскими вооруженными силами до полной победы Апрельской революции. И еще я вспомнил – ну, это была, конечно, домашняя заготовка – статью Энгельса, в которой говорится о гордом афганском народе-воине. Бабраку понравилось. И не только потому, что лестное слово приятно всякому. Ссылка на классиков позволила и ему – скупым, но многозначительным жестом – дать понять, что он знаком с трудами Маркса, Энгельса, Ленина, дескать: «как же, как же, читали…». Понравились Бабраку и слова о том, что афганцы гордые воины, и их никто не сможет победить.

– А мы, – говорю,- поможем в этой борьбе.

Бабрак хлестко выпивал водку до дна, рюмку за рюмкой. Человек в сером костюме решительно следовал за ним. Я обратил внимание: о чем бы мы ни беседовали, Генсек то и дело поглядывал на этого странного, так и не дождавшись, пока мы покинем дворец, я шепотом спросил у Ахромеева:

– Кто это?

– Товарищ О.

Уже на улице Сергей Федорович пояснил:

– Полковник КГБ Осадчий, он всегда находится при Бабраке. Будь осторожен с ним. Что бы мы ни делали, что бы ни внушали, ни рекомендовали Бабраку, – этот (он произнес ругательное слово) все переиначит, все по-своему интерпретирует. И, запомни, пользуется прямым выходом на Ю. В. в качестве его абсолютно доверенного лица.

Странно, на мой взгляд, получалось, что на первой и строго конфиденциальной беседе с главой государства присутствовал человек, который тут же после нашего ухода займется интерпретацией смысла сказанных слов, даже, может быть, составит на меня характеристику и доложит о всей беседе Андропову.

Я почувствовал, как какое-то неприятное раздражение начинает зарождаться во мне.