Глава седьмая Крах
Глава седьмая
Крах
Возмездие
Накануне окончательного краха в 1945 г. нацистский режим еще раз продемонстрировал свою разбойничью суть.
Германия проиграла и первую мировую войну, но ситуация тогда сложилась иная.
Вот как рассказано об этом в книге «История дипломатии»:
«…Надвигалась катастрофа…
Впрочем, германская армия еще не была разбита. Войска дрались на чужой территории. Можно было еще держаться. Но генералы торопили начать мирные переговоры. Им было ясно, что война будет проиграна. Приходилось ее кончать, — но так, чтобы сохранить как можно больше из награбленной добычи. Германские империалисты старались не допустить перехода войны на территорию своей страны. Нужно было сохранить полностью производственный организм Германии. Надо во что бы то ни стало сберечь и военные кадры, воспитанные десятилетиями»[140].
Совсем иначе действовали Гитлер и К°. О мире они не хотели и слышать. У них была одна-единственная цель — уйти от суда народов, от возмездия, от ответа. Пусть даже ценой гибели всей нации. Вести заведомо проигранную войну, бессмысленно посылать на смерть сотни тысяч сограждан гитлеровская верхушка могла только благодаря чудовищному аппарату террора и сыска, благодаря аппарату Гиммлера.
19 января 1945 г. передовые части 1-го Украинского фронта пересекли старую польско-германскую границу. «Вскоре ударная группировка фронта, — говорится в книге «Вторая мировая война. Краткая история», — в 200-километровой полосе вышла на Одер, с ходу форсировала его севернее и южнее Вроцлава, захватила несколько плацдармов и завязала упорные бои за их расширение. Одновременно на левом крыле фронта развернулись упорные, ожесточенные бои за Верхнюю Силезию»[141].
«К исходу 3 февраля шесть армий 1-го Белорусского фронта в 100-километровой полосе к югу от Цедена вышли к Одеру, форсировали реку и захватили на ее левом берегу (севернее и южнее Кюстрина) несколько плацдармов. До Берлина оставалось всего 60 км…»[142]
Сражения на советско-германском фронте бушевали от Балтики до Дуная; наши армии, ломая сопротивление гитлеровских войск, неуклонно продвигались вперед…
Шли бои и на Западе: армии союзников — Англии, США, Франции — наступали, используя свежие силы и огромное преимущество в боевой технике. Авиация союзников бомбила города, которые к началу 1945 г. еще не были разрушены: Хильдесхайм и Хальберштадт, Ротенбург и Дессау, Потсдам и Хемниц. 13 февраля «город искусств» Дрезден был буквально сметен с лица земли авиацией Великобритании.
В те месяцы нацистская Германия агонизировала. Теперь мы знаем, что с 1 января по 8 мая 1945 г., то есть за четыре месяца и восемь дней, погибло больше немцев, больше семей осталось без крова, нежели за пять с четвертью лет войны.
24 февраля по случаю двадцатилетнего юбилея принятия программы НСДАП (чем ближе к поражению, тем больше юбилеев становилось у нацистов!) Гитлер в послании к немецкой нации отмечал:
«Если фронт и родина по-прежнему полны решимости уничтожить каждого, кто только осмелится нарушить приказ держаться до последнего, или того, кто струсит, а тем более кто саботирует нашу борьбу, то они сумеют предотвратить уничтожение нации… Тогда в конце концов немцы добьются победы…»
Дикторы в кинохронике хорошо поставленными голосами вещали: «Вместо поражения, на которое надеялся враг, появились сотни новых пехотных дивизий, фольксштурм взялся за оружие» (в фольксштурме были одни старики и подростки).
Геббельс в конце марта кричал по радио:
«Так же как наш фюрер преодолевал кризисы в прошлом, он преодолеет и этот кризис… Он сказал мне: я твердо уверен, что, когда мы бросим в новое наступление армии, мы побьем и оттесним врага; в один прекрасный день наши знамена окажутся знаменами победы. Никогда я ни во что не верил так непреклонно, как верю сейчас в победу…»
20 апреля, в день рождения Гитлера, за 20 дней до безоговорочной капитуляции, развалины Берлина были украшены яркими лозунгами — «паролями стойкости», как их назвали нацисты. Советская артиллерия уже обстреливала Берлин, а «пароли» вещали: «Наши стены не выдержали, но наши сердца держатся», «Фронтовой город Берлин приветствует фюрера», «Провокаторов и подстрекателей иностранцев — схвати и обезвредь», «Фюрер приказывает, мы подчиняемся», «Требование момента — бороться и стоять насмерть», «Мы никогда не капитулируем», «Теперь решается все, вопреки всему мы возьмем верх», «Большевизм не устоит перед нашей твердостью».
Расхожее выражение «ирония судьбы» обрело вдруг плоть и кровь: воистину нельзя было придумать более горькой шутки, чем ее придумала сама история, — руины Берлина, украшенные фашистскими «паролями», и гром дальнобойных орудий, бивших с Зеловских высот по столице нацистского рейха…
Теперь мы знаем, зачем было все это. Знаем, кому понадобилось бесперспективное, бесцельное, бесполезное, бессмысленное сопротивление. И кто дирижировал оргией убийств. Кто вешал на дорогах немецких солдат с бирками на шее: «Я был заодно с большевиками», «Я — дезертир», «Я продался врагу»…
Предоставим слово свидетелям.
Гитлеровский министр вооружений Альберт Шпеер в своей книге «Империя рабов» пишет: «…бюрократия СС даже в последние месяцы войны работала так, словно ничего не произошло». И страницей ниже: «СС и гестапо стали второй, непредсказуемой властью в стране».
А вот свидетельство писателя Генриха Бёлля, в ту пору оберефрейтора: «Германия между 20 июля 1944 г. (днем покушения на Гитлера группой заговорщиков. — Авт.) и окончанием войны — это был тотальный террор господина министра внутренних дел Гиммлера».
* * *
Что делают преступники, почуяв: час расплаты близок? Бегут. Любой ценой пытаются спасти свою шкуру, стараются уничтожить улики. Точно так же поступали и каратели в черных мундирах СС.