Великий князь «под колпаком» французской контрразведки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Великий князь «под колпаком» французской контрразведки

По материалам архива «Сюрте Насьональ»

С началом Второй мировой войны правительство Франции, опасаясь германского наступления на Париж, приняло решение о перемещении важнейших государственных архивов из столицы в более безопасное место. В результате тщательных поисков такое место было найдено в районе Леденона (департамент Гар). Туда и свезли более 20 тонн архивов Военного министерства, Второго бюро (разведка) Генерального штаба, Главного управления национальной безопасности («Сюрте Насьональ») и других центральных ведомств Французской Республики298.

В июне 1943 года в результате предательства французского унтер-офицера, знавшего о местонахождении архивов, они попали в руки германских оккупационных властей, которые вывезли их на территорию оккупированной Чехословакии, в лагерь СС Хердишко, где весной 1945 года архивы (два товарных вагона) были обнаружены наступавшими частями Красной армии. Немцы не успели даже начать разбор доставшихся им архивных богатств Франции. Этим занялись органы НКВД – МВД – КГБ, которых в первую очередь интересовали документы французской разведки и контрразведки, включая бесценные картотеки секретных агентов и осведомителей. В 1946 году приказом тогдашнего министра внутренних дел СССР С. Н. Круглова был создан Особый архив МВД, в который были переданы все трофейные архивы из Германии и других стран, обнаруженные Красной армией на территории Восточной и Центральной Европы. Немецкие военнопленные в короткий срок построили на Выборгской улице в Москве здание для Особого архива, в котором оказался и комплекс документов французского происхождения.

Вплоть до конца 1980-х годов советские и тем более зарубежные историки не допускались к работе в Особом архиве, хотя он и перешел со временем из МВД в ведение Главного архивного управления при Совете Министров СССР. До 1991 года в Особом архиве посчастливилось работать лишь немногим военным историкам (генералам и офицерам Советской армии), которых в порядке исключения допускали к изучению трофейных архивов. Двери Особого архива широко открылись для исследователей лишь после крушения советского режима. Сам архив был переименован в Центр хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК), а в конце 1990-х годов вошел в состав Российского государственного военного архива (РГВА).

Подавляющая часть материалов французского происхождения, в соответствии с российско-французским межправительственным соглашением (ноябрь 1992 года), была возвращена во Францию299. Предварительно эти материалы были изучены российскими экспертами: все важные для наших историков документы были микрофильмированы за счет французской стороны, а микрофильмы остались в РГВА. Тогда-то автору этих строк и довелось подробно изучить, среди прочих материалов, фонд Главного управления национальной безопасности («Сюрте Насьональ») – всего 909 684 «дела», в том числе дела «о проверке благонадежности», персональные досье на французских и иностранных граждан, включая тысячи русских эмигрантов во Франции.

Среди тех, кто удостоился пристального внимания французских спецслужб, оказался и «Хранитель Российского Трона» великий князь Владимир Кириллович Романов (1917 – 1992). На обложке его досье за № 451 написано: «WLADIMIR CYRILLOVITCH DE RUSSIE, GRAND DUC (1937 – 1940)»300. Указанные даты означают год заведения и прекращения полицейского «дела». Впрочем, последнюю дату (1940 год) не следует принимать буквально, так как она лишь совпадает с эвакуацией архива Сюрте из Парижа. Вполне вероятно, что негласное наблюдение за великим князем велось и в последующие годы.

Прежде чем пролистать досье Владимира Кирилловича, вспомним основные вехи его биографии.

Родился он 30 августа 1917 года в Финляндии, куда после Февральской революции выехали из Петрограда его родители; его отцом был великий князь Кирилл Владимирович, старший сын великого князя Владимира Александровича, брата императора Александра III, и великой княгини Марии Павловны, урожденной принцессы Мекленбург-Шверинской.

После убийства царской семьи в Екатеринбурге летом 1918 года Кирилл Владимирович приходит к решению взять в свои руки упавшее знамя русской монархии. 8 августа 1922 года он заявил о том, что принимает на себя блюстительство императорского престола, а 13 сентября 1924 года возложил на себя титул императора всероссийского под именем Кирилла I.

Этот акт поначалу не был одобрен теми монархистами-эмигрантами, которые ориентировались на великого князя Николая Николаевича, а также некоторыми спасшимися от революционного террора членами семьи Романовых. Тем не менее до конца своих дней Кирилл Владимирович продолжал именоваться императором Кириллом I и обеспечивать в своем лице сохранение династии Романовых и идеалов старой русской монархии.

С 1921 года Кирилл Владимирович с семьей обосновался во Франции, проживая в основном на Лазурном берегу. Большое значение для них имела материальная поддержка со стороны шведского финансиста Нобеля, во многом обязанного Романовым своим огромным состоянием, нажитым в дореволюционной России. Благодаря этой поддержке Кириллу Владимировичу удалось в 1925 году приобрести собственный двухэтажный дом (вилла «Кер Аргонид») в приморском городке Сен-Бриак, в Бретани. «Это был настоящий традиционный дом, – вспоминал Владимир Кириллович. – Его пришлось долго благоустраивать, потому что там не было даже водопровода, и только спустя два года мы смогли окончательно туда переехать. Постепенно он сделался нашим родовым гнездом. С ним связана почти вся моя жизнь, да и наши документы, паспорта беженцев, выданы местной мэрией»301.

Здесь, в Сен-Бриаке, Владимир Кириллович завершил домашнее образование. В 1935 году он сдал экзамены на аттестат зрелости в русской гимназии в парижском пригороде Нейи. После смерти отца в октябре 1938 года Владимир Кириллович был объявлен Главой Российского Императорского Дома, но не стал именоваться императором, как Кирилл Владимирович. Он попытался выступить объединителем разобщенной русской эмиграции.

Осенью 1937 года Владимир Кириллович становится студентом экономического факультета Лондонского университета, но продолжает часто наведываться в Сен-Бриак. Его учеба будет прервана начавшейся в сентябре 1939 года мировой войной…

Французская служба безопасности заинтересовалась двадцатилетним Владимиром Кирилловичем незадолго до смерти его отца.

Полицейское досье великого князя начинается с докладной записки префекта департамента Иль-э-Вилэн министру внутренних дел и директору «Сюрте Насьональ» от 12 июня 1937 года, в которой содержится информация об образе жизни и поведении Владимира Кирилловича. В записке говорится, что он проживает в Сен-Бриаке на вилле «Кер Аргонид» и «ведет очень уединенный образ жизни». Великий князь обладает нансеновским паспортом, с которым совершает частые поездки за границу, особенно в Германию, а также в Румынию. «Его поведение, достоинство и порядочность не дают оснований к каким-либо неблагоприятным отзывам о нем, – отмечал префект в докладной записке в Париж. – Тем не менее, – продолжал префект, – он никогда не проявлял подлинных франкофильских чувств. В этих условиях, а также по причине отсутствия у него контактов в регионе у меня не было возможности узнать его отношение к возможному вступлению в ряды французской армии».

В Сюрте очень интересовались, не последует ли Владимир Кириллович примеру своего умершего в октябре 1938 года родителя и не возложит ли на себя императорский титул?

В служебной полицейской записке от 23 ноября 1938 года отмечалось, что под давлением влиятельных монархистов – князя Горчакова, Александра Крупенского, Николая Маркова и генерала Нечволодова, «инспирируемых из Берлина», – великий князь отказался воспринять звание «императора всероссийского», ограничившись титулом «хранителя российского трона». Подобное решение, по мнению аналитиков Сюрте, было продиктовано стремлением объединить вокруг великого князя «как можно большее число русских патриотов».

В Сюрте полагали, что определенные круги в нацистской Германии рассчитывают поставить юного великого князя во главе прогерманского Русского национального фронта, но этому якобы мешают отношения императорской семьи с просоветской партией младороссов, возглавляемой Александром Казем-беком. «Из-за этого, – посчитали в Сюрте, – великий князь Дмитрий Павлович, вдохновитель “молодых русских”, покинул ряды этой партии». Данное обстоятельство, по мнению аналитиков Сюрте, должно было ослабить советское влияние, ощущаемое с некоторых пор в императорской фамилии.

Французская контрразведка подготовила для министра внутренних дел справку о Казем-беке, с которым и связывалось это советское влияние. Казем-бек, отмечалось в справке, «считается в кругах русской эмиграции агентом ГПУ». Далее говорилось, что Казем-бек тесно связан с бывшим царским военным атташе во Франции генералом А. А. Игатьевым, перешедшим на советскую службу, а через своего заместителя по партии младороссов Григория Чапчикова – с неким Хомутовым, входящим в окружение великого князя Владимира Кирилловича. Казем-бек, как утверждалось в справке, публично отстаивает правомерность для России советско-германского пакта, по которому ей были возвращены Прибалтика, Бессарабия и другие территории, составлявшие часть Российской империи.

По всей видимости, информация, сообщенная Сюрте относительно Казем-бека, произвела должное впечатление на министра внутренних дел. Осенью 1939 года Сюрте получила приказ положить конец деятельности младороссов и изъять всю партийную документацию, хранившуюся на квартире Казем-бека в Париже. Впоследствии архив партии младороссов, включая переписку Казем-бека с великим князем Дмитрием Павловичем, оказался в Москве вместе с другими документами «Сюрте Насьональ». В Москву же после войны перебрался и сам Александр Львович Казем-бек, принявший в 1957 году советское гражданство. До своей кончины он работал в Московской патриархии.

В полицейском досье великого князя сохранилась записка Сюрте (от 5 января 1939 года) о связях с великим князем части украинской эмиграции, возглавляемой Андреем Мельником. Постоянной заботой «Сюрте Насьональ» стало выявление просоветских и прогерманских настроений в окружении Владимира Кирилловича. Подозрение в связях с НКВД пало даже на супругу одного из дядьев великого князя.

В досье Владимира Кирилловича содержится докладная записка инспектора мобильной полиции (подпись неразборчива) дивизионному комиссару 13-й региональной бригады (г. Ренн) от 10 февраля 1939 года, содержащая подробные сведения о ближайшем окружении Владимира Кирилловича на его вилле в Сен-Бриаке с указанием возраста и обязанностей того или иного лица. Из непосредственных помощников названы личный секретарь адмирал Гарольд (Густав) Граф (1885 года рождения) и второй секретарь Дмитрий Сенявин (1886 года рождения), друг великого князя. Четыре человека составляли охрану Владимира Кирилловича, находившуюся при нем (по два человека днем и ночью): Вольдемар Хельстовский (1877 года рождения), Анатолий Хельстовский (1917 года рождения), Михаил Говорухо-Отрок (1898 года рождения) и Вольдемар Раутман (1894 года рождения), по совместительству личный шофер великого князя.

Столь солидная охрана не представлялась специалистам из Сюрте чрезмерной, так как там считали вполне вероятной возможность убийства или похищения агентурой НКВД претендента на русский престол. Еще свежи были воспоминания о таинственном исчезновении из Парижа генералов Кутепова и Миллера, лидеров военной эмиграции.

«По моим сведениям, – докладывал вышестоящему начальству инспектор мобильной полиции, – вблизи виллы великого князя и в Сен-Бриаке за последнее время не было замечено никаких иностранцев, в том числе русских и других подозрительных лиц».

По мере нарастания в Европе военной угрозы особое внимание Сюрте вызывали германские связи великого князя, старшие сестры которого были замужем за офицерами вермахта: великая княжна Мария Кирилловна еще в 1925 году стала супругой наследного князя Карла-Фридриха Лейнингенского, а великая княжна Кира Кирилловна в 1938 году вышла замуж за принца Луи-Фердинанда Прусского, внука кайзера Вильгельма II.

Судя по документам Сюрте, возраставший интерес к великому князю проявляли и в Лондоне, где он учился в университете. В записке от 15 марта 1939 года, анализировавшей настроения в кругах русской монархической эмиграции, сообщалось, что английское правительство интересуется возможностью сотрудничества русской демократической эмиграции, возглавляемой П. Н. Милюковым и А. Ф. Керенским, с великим князем Владимиром Кирилловичем. При этом, правда, автор записки добавляет, что Милюков категорически отказался даже обсуждать такую возможность.

Тем не менее с началом Второй мировой и сопутствовавшей ей советско-финской войны Владимир Кириллович, как полагали в Сюрте, активизировал усилия по объединению разобщенной русской эмиграции, которой предстояло определиться как в отношении Германии, так и в отношении советско-германского пакта Молотова – Риббентропа.

Что касается самого великого князя, то он, вопреки первоначальным сомнениям французских спецслужб, занял совершенно определенную позицию на стороне западных демократий против нацистской Германии и ее фактического союзника – сталинского СССР.

24 января 1940 года Владимир Кириллович выступил с новогодним обращением к русской эмиграции, в котором резко осудил нападение СССР на маленькую Финляндию и выразил надежду на неизбежное освобождение России от коммунистической диктатуры. Чиновники Сюрте уже на следующий день, то есть 25 января, поспешили перевести на французский язык текст новогоднего обращения великого князя и вложили перевод в досье Владимира Кирилловича, где оно хранится по сей день. Вот текст этого документа в его полицейском варианте (приводится в обратном переводе с французского языка на русский):

[Штамп:

Сюрте Насьональ 24 января 1940 г.

Административная полиция 25 января 1940 г.]

Информация о манифесте, выпущенном Великим князем Владимиром

По случаю Нового года Великий князь Владимир направил из Сен-Бриака следующий манифест, адресованный русским беженцам:

Я направляю сердечное приветствие всем русским по случаю наступившего Нового года, который должен принести большие перемены для нашей Родины.

Прошедший год завершился абсолютно неоправданной агрессией, которую советские власти осуществили против мирного финского народа. Эта агрессия сопровождается варварскими актами по отношению к гражданскому населению, что усиливает отвращение, которое она внушает всему миру.

Эти власти столь же бесчеловечно обходятся и со своими собственными войсками, которые они принуждают воевать полураздетыми и полуголодными. В отсутствие хорошей организации и компетентного высшего командования эти солдаты обречены на гибель.

Русский народ не хочет войны с Финляндией. Он не желает, чтобы она была порабощена. Императорская власть в будущей России всегда будет уважать ее независимость.

Советское правительство, несущее гибель европейским народам, проливает кровь во имя мировой революции. Но эта невинная кровь приведет к гибели [само] это правительство. Пришел час Божьего суда, чтобы нанести удар этому атеистическому правительству.

Я твердо верю, что в этом году рассеянные [по миру] русские преуспеют в деле освобождения их родины.

ВЛАДИМИР

(Сен-Бриак)

А 27 февраля 1940 года на стол министра внутренних дел Франции легла информационная записка «Сюрте Насьональ». Она целиком была посвящена великому князю Владимиру Кирилловичу, незадолго перед этим вернувшемуся из Англии, где он учился в Лондонском университете.

Составители записки с удовлетворением констатируют, что «великий князь совершенно очевидно лоялен по отношению к союзникам (Англии и Франции. – П. Ч.); он пошел даже на разрыв со своей сестрой Кирой, которая состоит в замужестве с Гогенцоллерном».

В записке говорится о принимаемых мерах по усилению безопасности Владимира Кирилловича «от угрозы со стороны советских агентов». Здесь же содержатся сведения о ближайших сотрудниках великого князя, среди которых «генерал Левшин и молодой граф Остен-Сакен, а также некий Хитрово».

Финансовое положение великого князя, по мнению авторов записки, «вполне нормальное», чему способствует помощь шведского финансиста Нобеля.

Великий князь, говорится в записке, «всеми силами старается не стать инструментом в чужих руках… Немцы предлагали ему украинский трон под протекторатом Германии, но великий князь категорически отверг эту идею, заявив, что он будет либо императором всероссийским, либо простым смертным. Легитимисты в своем большинстве придерживаются такой же политики выжидания и не хотят себя ни с кем связывать».

Констатируя антигерманскую политическую ориентацию великого князя в условиях начавшейся войны, составители информационной записки в то же время отмечали, что «в ближайшем окружении претендента есть несколько германофилов, в частности некий Николай Кузнецов, входящий в охрану великого князя». В записке уточнялось, что Николай Кузнецов в годы Первой мировой войны был офицером для поручений у тогдашнего генерала русской армии барона Карла Густава Маннергейма, ставшего впоследствии главнокомандующим финской армией, с которым Кузнецов поддерживает контакты до сих пор. «Некоторое время тому назад, – говорилось в записке, – он (Кузнецов. – П. Ч.) получил от маршала (Маннергейма. – П. Ч.) письмо, в котором тот предупреждает о нежелательности направления в Финляндию белых офицеров, чтобы не спровоцировать большевиков на превращение нынешней войны в войну классовую».

Самому же великому князю в «Сюрте Насьональ» в тот момент, безусловно, доверяли.

Этот документ по дате его написания стал последним в полицейском досье великого князя Владимира Кирилловича. Поспешная эвакуация государственных архивов из Парижа как бы обрывает это досье, которое, скорее всего, продолжало пополняться в другом виде и хранилось где-то в другом месте. Возникает закономерный вопрос: откуда Сюрте могла получать информацию о повседневной жизни и умонастроениях великого князя, отличавшегося сдержанностью и не склонного к излишней общительности?

Разумеется, Сюрте имела своего человека в непосредственном окружении Владимира Кирилловича. Именно этот осведомитель и поставлял нужную информацию французской службе безопасности.

Содержание полицейского досье великого князя позволяет определить его имя, называть которое, думаю, все же не стоит. Другой вопрос: в какой степени информация, собранная Сюрте, была достоверной? На этот вопрос могли бы ответить только сам покойный великий князь, его родные и близкие.

Тем не менее полицейские материалы могут быть полезны для будущего биографа покойного Главы Российского Императорского Дома, прожившего достойную жизнь. Во всяком случае, в этих документах нет ничего, что могло бы как-то скомпрометировать его политически или нравственно.

О последующей жизни Владимира Кирилловича достаточно хорошо известно302. До весны 1944 года он проживал в семейном имении «Кер Аргонид». Незадолго до высадки союзников в Нормандии вынужден был покинуть Сен-Бриак, перебравшись сначала в Париж, затем в Германию, к своей старшей сестре Марии, княгине Лейнингенской. а оттуда – в Австрию. После окончания войны оказался у испанских родственников в Мадриде, где в 1947 году встретил свою будущую супругу – Леониду Георгиевну, урожденную княжну Багратион-Мухранскую, на которой женился в августе 1948 года. От этого брака в 1953 году родилась дочь – Мария Владимировна, возглавившая после кончины отца Российский Императорский Дом. В ноябре 1991 года Владимир Кириллович совершил свой первый визит в Россию. 21 апреля 1992 года он скоропостижно скончался в г. Майами (США). Погребен в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора в Санкт-Петербурге.

И последнее. В середине 1990-х годов обсуждалась идея о придании официального статуса Российскому Императорскому Дому. Готовился даже соответствующий президентский указ, о чем была поставлена в известность семья покойного Владимира Кирилловича. Об этом мне рассказывала великая княгиня Леонида Георгиевна на одной из наших встреч в Париже. Это, разумеется, никак не было связано с планами реставрации в России монархии. Дело в том, что после крушения советского режима поднялась очередная волна самозванства. Один за другим объявлялись «дети лейтенанта Шмидта» – «потомки» наследника-цесаревича Алексея, великой княжны Анастасии и других представителей царской семьи, убитых в Екатеринбурге. Тогда же начал издавать «указы» некий «герцог» Брумель, называвший себя местоблюстителем вакантного российского престола. Объявился и «император» Павел II. За рубежом неожиданно заволновались потомки Романовых, давным-давно отказавшиеся от монархической «химеры». Они с нескрываемой ревностью отнеслись к попыткам «Кирилловичей» восстановить тесные контакты с Россией, где с конца 1991 года их радушно принимали и где возникла идея узаконить статус Российского Императорского Дома. Официальное признание Российским государством правопреемников династии Романовых в лице потомков великого князя Кирилла Владимировича (речь идет только об этом, а не о восстановлении монархии) положило бы конец всем спекуляциям на эту тему, в частности, со стороны многочисленных самозванцев. Этот акт должен был символизировать преемственность российской истории и государственности.

В России многие уже забыли, что после крушения тысячелетней российской монархии и убийства царской семьи нашелся лишь один человек, который взял на себя бремя ответственности за судьбу монархической идеи в России. Этим человеком был великий князь Кирилл Владимирович Романов, внук императора Александра II Освободителя и двоюродный брат убитого большевиками императора Николая II. Именно он еще при жизни императора считался третьим по старшинству возможным наследником престола после Алексея Николаевича и Михаила Александровича. Именно он (других не нашлось) поднял затоптанное в грязь монархическое знамя, достойно пронес его и передал своему сыну, великому князю Владимиру Кирилловичу. Это только в постсоветской России стало модным вздыхать о монархии и искать у себя дворянские корни, а тогда, в 1920-е – 1930-е годы, русскую монархию («гнусное самодержавие») в СССР принято было поносить последними словами, как принято было гордиться своим рабоче-крестьянским происхождением. Весьма нелицеприятно в 1920-е, да и в последующие годы поминали Российскую империю («жандарма Европы») и западные демократии.

Как бы ни относиться к манифесту о принятии великим князем Кириллом Владимировичем императорского титула, но именно он и его семья были признаны всеми царствующими и находящимися в изгнании европейскими домами как единственно законные представители Российского Императорского Дома. Права Кирилла Владимировича с нисходящим потомством в 1924 году были признаны Русской Зарубежной Церковью, как впоследствии признала его наследников и Московская патриархия. Кстати, признание со стороны родственных царственных домов и Православной Церкви – важнейший элемент той самой легитимности, в которой недоброжелатели с некоторых пор отказывают семье покойного Владимира Кирилловича.

Что же касается обещанного в 1997 году президентом Ельциным указа о статусе Российского Императорского Дома, то он так и не был подписан. Впрочем, это было далеко не единственное обещание, которое не выполнил Борис Николаевич…