Холодная война. От Фултона до Кремля.

Холодная война. От Фултона до Кремля.

Сразу же после войны отношения вчерашних союзников резко обострились. Поворотным пунктом явилась «историческая речь» У. Черчилля в американском городке Фултоне, которую он произнес 5 марта 1946 года.

Черчилль был верен своей главной идее: противостоять коммунизму, где это возможно. Его позиция не являлась секретом для Москвы. Советской разведкой еще во время войны был добыт секретный меморандум английского премьер-министра от декабря 1942 года «Война – переходный период – мир», в котором излагались принципы английской политики в вопросах послевоенного устройства, а также решение открыть «второй фронт» не в 1942 году, но лишь весной 1944-го.

Нашей разведке удалось добыть секретные «Предложения правительственного комитета США по вопросу об отношении к Германии», составленные в ноябре 1944 года для президента Рузвельта и излагавшие перспективу развития страны.

В своей знаменитой «фултонской речи» Черчилль фактически сформулировал кредо послевоенного развития западных стран, мировоззрение правящих кругов, политическую философию Запада. Рациональное начало размышлений Черчилля включало следующие идеи.

Странам западной демократии угрожают две главные опасности – войны и тирании, борьбу с ними должны возглавить США и Великобритания. Необходимо создать коллективную безопасность в рамках ООН под патронажем этих двух стран, монопольно обладающих эффективным «оружием устрашения». Пока эта монополия существует, у Запада «есть передышка».

Однако у Запада, «возможно, не так много времени»… «Никто не знает, что Советская Россия и ее коммунистическая международная организация намереваются сделать в ближайшем будущем или каковы границы… их экспансионистских тенденций». Не только в странах Восточной и Центральной Европы, но «в значительном большинстве стран, отстоящих далеко от русских границ и разбросанных по всему миру созданы коммунистические «пятые колонны», которые действуют в полном единстве и абсолютно повинуются указаниям, получаемым из коммунистического центра… Компартии или «пятые колонны», представляют собой угрозу и опасность для христианской цивилизации…» «…Железная завеса пересекает Европу…»27 и т. д.

Справедливости ради следует отметить, что Черчилль в своей речи четко сформулировал также ценности западной демократии и правового государства, которые призвал защищать «от экспансии тоталитарного коммунизма». Сюда он отнес «провозглашенные в англо-саксонских странах» «великие принципы свободы и прав человека, …которые через Великую Хартию, Билль о правах, Хабеас Корпус, судебное разбирательство и английское публичное право находят свое знаменитое выражение в Декларации независимости…» «Народ любой страны, – провозглашал Черчилль, – имеет право, закрепленное конституциями, посредством полностью свободных выборов, секретным голосованием избирать либо изменять состав правительства и форму правления в своей стране; что должны быть осуществлены свобода слов и свобода мысли; что суды, независимо от исполнительной власти, не подотчетные никакой партии, должны отправлять правосудие, основываясь на законах…»

Насквозь идеологическая речь премьер-министра Великобритании была воспринята в Москве как политический вызов. Глобальная конфронтация начала набирать обороты, складываться в систему экономического, политического и военного противостояния. В таких условиях неизмеримо возрастала роль разведок с одной и другой стороны.

В своей речи Черчилль «опустил», однако, один фундаментальный факт мирового развития в XX столетии: сохранялись колониальные отношения Запада с остальным миром, и именно они вызывали в послевоенный период подъем национально-освободительной борьбы. Естественно, компартии стремились придать «свою» идеологическую окраску этим мощным движениям и перехватить инициативу у терявших позиции европейских колониальных империй. Вопрос о распространении и живучести коммунизма оказался не столь простым.

Похоже, мудрый и сдержанный в своих политических высказываниях президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт понимал гораздо глубже Черчилля тенденции мирового развития. Он избегал высказываний о несовместимости российского развития с западными странами, несмотря на прекрасную осведомленность о «сталинских экспериментах» в великой стране. Но судьба отпустила ему слишком мало времени. Рузвельт скончался 12 апреля 1945 года. Американский президент, обогащенный опытом преодоления обвального кризиса, по-иному осмысливал превратности развития «техногенной цивилизации».

Действительно, было бы странным полагать, что европейские государства, вступившие в век машинного, фабрично-заводского развития, не пройдут через бурные кризисные волны приспособления старых социальных и государственных структур к новым условиям.

Вероятнее всего, истоки кризисных полос развития в нашем столетии в таких крупных государствах, принадлежащих к западной цивилизации, как Соединенные Штаты, Германия и Россия были одни и те же, но окрашенные в разные идеологические цвета. В России кризис проходил под флагом «коммунистической идеи», большевизма, с которыми и связывалась возможность выхода из тупика. В Германии место господствующей идеологии в годы национального кризиса занял фашизм, идея «корпоративного государства». В Соединенных Штатах Америки, с учетом особенностей исторического развития своей страны и «негативного опыта» России и Германии, правящий класс преодолел «великий кризис» под флагом либерализма, путем реформ, направленных на демонополизацию и социальные нужды. Именно такое решение проблемы было освещено интеллектом президента Рузвельта.

Он прекрасно видел слабости «абсолютного государственного монополизма» в коммунистической России: централизованное государственное регулирование в экономике; отсутствие частной собственности, класса предпринимателей и конкуренции; последствия гиперколлективизма и психология уравнительного распределения; начало гигантских структурных деформаций в индустриальном развитии в условиях планово-распределительного подхода и монополии на выбор вариантов национального развития.

Но в конце 40-х в 50-х годах степень вероятности того и другого способов развития цивилизации еще казалась проблематичной. Репутация западных держав была «подмочена» войнами в зависимых колониальных странах, например, Франции во Вьетнаме и Алжире. На авторитете коммунистической России в свою очередь сказывались жестокие репрессии и уничтожение достоинства личности, растворявшейся в извращенно понятой идее коллективизма.

Администрация Г. Трумэна, нового президента США, сразу же круто изменила внешнюю политику. Это не было неожиданностью для внешней разведки Советского Союза. Ею был добыт суперсекретный документ «Основа для формулирования внешней политики США», одобренный комитетом начальников штабов 19 сентября 1945 года и представленный на рассмотрение новому президенту. Военные рекомендовали «вести все приготовления для того, чтобы при необходимости нанести первый удар». Позднее, в 1949 году, в Штатах был разработан план «Дропшот». По нему намечалось сбросить на Советский Союз 300 атомных бомб и 250 тысяч тонн «обычных» бомб.

Советская внешняя разведка в напряженнейший период «холодной войны» стремилась ослабить «главного противника», то есть Соединенные Штаты и Англию. Так, в середине 50-х годов, в разгар антиколониальной борьбы в Северной Африке против французов, определенные круги в США пытались использовать национальный подъем в своих интересах. Американцы тайно договорились с представителями алжирской национальной буржуазии, которая в то время возглавляла освободительную войну, о поставках оружия и боеприпасов повстанцам. Взамен монополии США получали крупные концессии на разработку нефти в Сахаре.

Противоречия в интересах Франции и Соединенных Штатов стали известны резидентуре советской внешней разведки в Париже, и она их умело использовала. Французская общественность получила информацию о характере деятельности американцев в Алжире. Подхватившие тему французские газеты в резкой форме потребовали от своего правительства дать разъяснения. Забурлили страсти в парламенте. Выступление американского посла с опровержениями не дало результатов. Правительство Соединенных Штатов вынуждено было отозвать своего посла Диллона из Парижа.

В те же годы были преданы огласке добытые разведкой подлинные документы Багдадского пакта о планах нанесения атомных ударов по СССР и его союзникам и о создании «атомных заслонов» в Турции, Иране, Пакистане и Афганистане в случае вступления на территорию этих стран частей Советской Армии. Эта операция вызвала серьезное обострение взаимоотношений названных государств с США и Англией. Именно такого типа «игры» определяли курс внешней политики Соединенных Штатов и Советского Союза в 50-70-е годы.

И одна, и другая системы имели множество убежденных и талантливых сторонников, специалистов во всех социальных слоях. Борьба за влияние на остальной мир сопровождалась спонтанным возникновением глобальных кризисных ситуаций, провоцировала крупномасштабные военные столкновения: война в Северной Корее в 1950-1952 годах, кризис в Восточной Германии в 1953 году,мятеж в Венгрии в 1956 году, противостояние на Кубе в 1961 году, две войны во Вьетнаме…

Ни на минуту нельзя было забывав, что человечество вступило в атомную эру. Ракетно-ядерная конфронтация принимала подчас столь острый характер, что ряд ученых-атомщиков проявляли решимость, как уже отмечалось, передавать другой стороне научные секреты в целях сохранения военного паритета как гарантии от авантюризма в военной политике.

Лишь самые дальновидные из современников в те годы возвысили свой голос в защиту разума и гуманизма – рождалась концепция нового политического мышления. Знаменитый Манифест Рассела-Эйнштейна, написанный в 1955 году, остается актуальным и в наши дни. «Мы должны спросить себя, – писали ученые, – какие шаги следует предпринять, чтобы предотвратить военный конфликт, который приведет к гибели всех сторон?»

Безоговорочно высказывались за мир и компромиссное решение спорных проблем такие ученые с мировым именем, как Н. Бор, Ф. Жолио-Кюри, В. Гейзенберг и другие. В России эго гуманистическое направление мужественно отстаивал, подвергаясь позорным гонениям и ссылкам, наш великий соотечествениик академик Андрей Дмитриевич Сахаров. В политическом же плане непоследовательно и драматично реализовать эту идею пытался первый и последний президент Советского Союза М.С. Горбачев.

Итак, в течение нескольких десятилетий Соединенные Штаты и Советский Союз, считая друг друга врагами номер один, сформировали военные и политические блоки и постоянно угрожали друг другу внезапным нападением. Это было время обоюдного тотального шпионажа.

В США, Англии и других европейских странах были созданы специальные центры для подготовки агентуры, готовой к разведывательной, а в случае необходимости и к диверсионной деятельности на территории СССР. Советская контрразведка не раз пресекала попытки ее проникновения из Турции, Ирана, Западной Германии, Швеции, Японии. Объектами изучения разведки США стали все основные районы, все сферы жизни Советского Союза: организационная структура и военная доктрина Советской армии, оборонная промышленность, сельское хозяйство, национальные проблемы, направление и уровень научных исследований.

Советский Союз сосредоточил лучшие интеллектуальные силы в оборонной промышленности. Стержнем военной доктрины являлись наступательные действия, а главной ударной мощью – ракетно-ядерное оружие.

С 1946 года в Советском Союзе стали появляться засекреченные города, да еще с менявшимися названиями – Кремлевск, Москва-2, Арзамас-16 и другие. Достаточно закрытых зон было и в США.

В такой атмосфере разведки СССР и США действовали подчас исключительно дерзко, не считаясь с законами стран пребывания.

Так, в 1955 году спецгруппа КГБ провела боевую операцию в Вюрцбурге, Западная Германия. В штаб-квартире американской разведки она захватила два сейфа. В них хранилась картотека на пять тысяч агентов и активистов антисоветского «Союза борьбы за освобождение народов России», а также другие материалы.

Со своей стороны не чурались черновой работы и разведки Соединенных Штатов и Англии. В 1956 году их сотрудники буквально прорыли тоннель из американского сектора Западного Берлина к коммуникациям Группы советских войск в Германии. Правда, о замыслах американцев советская разведка уже знала, как говорится, «до первой лопаты», о чем расскажем ниже.

В сложнейшей моральной атмосфере большинство разведчиков с честью выполнили свой долг. Правовая оценка деятельности спецслужб в любой стране всегда останется проблематичной, поскольку разведка призвана обслуживать ту политику, которую формирует правительство. Тем не менее, как показывает опыт, любое даже «самое цивилизованное государство» допускает и оформляет правовой статус секретной деятельности на чужой территории, включая приобретение и использование «секретных сотрудников» из числа иностранцев, проще говоря, агентуры. Ведь речь идет о защите высшего интереса государства – национальной безопасности.

КИМ ФИЛБИ И ДРУГИЕ

В 40-50-е годы лондонская резидентура представляла собой хорошо организованный и прекрасно укомплектованный аппарат разведки. Его основы были заложены еще в 30-е годы опытными профессионалами Е. Мицкевичем, Б. Базаровым, А. Дейчем, К. Кукиным.

Английские спецслужбы установили жесточайшие меры безопасности. Средства массовой информации запугивали обывателя «красными шпионами». Несмотря на все, разведка снабжала Москву чрезвычайно важной информацией.

Страны Восточной Европы в трудной и драматической борьбе, опираясь на военную поддержку Советского Союза, строили социализм советского образца. Многие деятели национально-освободительного движения в Азии, Африке, Латинской Америке тяготели к установлению прокоммунистических режимов с признаками личной диктатуры. Ведущие западные страны превосходили коммунистическую Россию в индустриальной технологии и готовы были вырваться вперед в ракетно-ядерной гонке. Борьба приобретала глобальный характер. Руководство Советского Союза стремилось к стратегическому паритету и победе в «историческом соревновании двух систем». Расплачиваться за все эти гонки и соревнования приходилось, понятно, народу.

Лондонская резидентура в 50-е годы сумела выявить волны, на которых работали секретные радиостанции служб наружного наблюдения английской контрразведки. Советские разведчики «вели» оперативные переговоры бригад наружного наблюдения за соотечественниками и нашими учреждениями с центральным постом. Это был ценный источник информации. Но главным все же являлось профессиональное мастерство и уровень агентуры. Филби, Берджес, Макклин закалились как разведчики в годы войны. В новую эпоху они вошли признанными профессионалами. Вчерашние птенцы в совершенстве овладели секретами оперативной работы. Обладая глубоким аналитическим умом, они делали успешную карьеру и занимали все более ответственные посты в государственном аппарате Англии, становясь, как говорят, важными птицами.

Обо всех, к сожалению, рассказать невозможно. Добавим немного лишь к тому, что, может быть, еще неизвестно из биографии Г. Филби.

Выдающийся разведчик, философ и психолог Арнольд Дейч сумел увидеть в студенте из Кембриджа Гарольде Филби качества, о которых тот и сам не подозревал. Дейч фактически «прочертил» жизненный путь Гарольда, его карьеру разведчика. Чтобы привлечь к юному Филби внимание английской разведки, Дейч навел на него прогерманские круги Англии и профашистские – Германии.

Как удалось это сделать?

Гарольд стал корреспондентом газеты «Таймс» при штабе генерала Франко и одновременно сотрудником немецкого фашистского журнала «Геополитик». Это дало ему возможность, бывая в Берлине, встречаться с высокопоставленными чиновниками рейха, познакомиться с Риббентропом.

В конце концов профессионалы из СИС соизволили обратить внимание на молодого, но шустрого Филби. Дальнейшее продвижение в центральном аппарате английской разведки было для способного аристократа делом техники. Он счастливо прошел по лезвию бритвы и сам «закрыл за собой дверь», когда в 1963 году переправился из Ливана, куда организовал себе командировку, в Советский Союз.

Результаты работы Гарольда (Кима) Филби на советскую разведку с 1940 по 1963 годы поразительны. Уже в 1944 году он занял пост начальника отдела «Сикрет Интеллиндженс сервис» по работе против советской разведки и международного коммунистического движения (!). Разрабатывая операции против СССР и его союзников, руководство ЦРУ не раз приглашало его в качестве эксперта. Филби имел доступ практически ко всем секретным документам английского правительства, к переписке глав правительств Англии и США, обмену информацией МИД Англии со своими послами в Москве, Вашингтоне, Стокгольме, Мадриде, Анкаре, Париже, Каире.

За своим рабочим столом он регулярно читал сводки английской разведки и другие секретные документы. Филби передавал в Москву данные о структуре, деятельности, кадрах и агентуре английских и американских спецслужб; о засылке агентурных групп в СССР и союзные страны; о том, как английская и американская разведки используют против Советского Союза эмигрантские и националистические организации.

Возглавив миссию связи английской разведки с американскими спецслужбами и консультируя ряд американских операций против СССР и его союзников, Г. Филби основательно «попортил нервы» руководству ЦРУ и СИС. Так, к весне 1951 года ЦРУ разработало «план контрреволюционного мятежа» в Албании. Началом акции послужила переброска нескольких сот диверсантов-албанцев для «создания очагов восстаний» и свержения государственного строя. Руководство американской и английской разведслужб рассматривало эту операцию как «модель», «пробный камень» для всех восточно-европейских стран. Однако акция провалилась – в Албании диверсантов ждали,..

Несколько ранее, во второй половине 40-х годов, советская разведка, осведомленная «с подачи» Филби, предотвратила готовившиеся ЦРУ и СИС вооруженные перевороты в Румынии, Венгрии и Чехословакии. Благодаря этому же источнику советское руководство знало все о готовившихся акциях в Берлине в 1953 году и Венгрии в 1956 году.

Необходимо подчеркнуть, что в данном случае речь идет лишь о профессиональной деятельности нашей разведки, ее мастерстве, ее искусстве. Политическая же оценка «борьбе двух систем» в 50-х годах уже была дана.

Филби талантливо написал о себе и товарищах в книге «Моя тайная война». Напомню лишь один эпизод из нее.

«В одно августовское утро 1945 года не успел я усесться за письменный стол, как меня вызвал шеф. Протянув мне подборку документов, он попросил просмотреть их. В одном из документов было несколько служебных записок, которыми обменялись английское посольство и генеральное консульство в Турции. Из их содержания вырисовывалась следующая картина.

Некий Константин Волков, вице-консул советского генерального консульства в Стамбуле, обратился к английскому вице-консулу Пейджу с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище в Англии. В поддержку своей просьбы Волков пообещал сообщить информацию об одном управлении НКВД, где он якобы служил раньше. Он заявил также, что имеет сведения о советских разведчиках, действовавших за границей и, в частности, знает имена трех из них, которые находятся в Англии. Двое, сообщил он, работают в Министерстве иностранных дел, а третий является начальником контрразведывательной службы в Лондоне. Выложив таким образом свои «товары»-козыри, Волков с чрезвычайной настойчивостью поставил условие, чтобы сообщение о его просьбе не передавалось в Лондон телеграммой, так как русские, по его словам, раскрыли ряд английских шифров. Английское посольство учло предостережение Волкова и направило материалы медленной, но безопасной дипломатической почтой. В результате прошло больше недели после обращения Волкова, прежде чем документы могли быть проанализированы каким-то компетентным лицом для определения их важности».

Этим компетентным лицом оказался… Филби. В Москву полетело срочное сообщение особой важности, а сам Филби направился в Стамбул: разбирать дело на месте.

«…Мы с Пейджем рассмотрели несколько вариантов встречи с Волковым и в конце концов остановились на самом простом. Пейдж сказал, что он часто встречается с Волковым по текущим консульским делам и будет вполне оправданно, если он пригласит Волкова к себе для делового разговора.

Наконец, Пейдж взял телефонную трубку, позвонил в советское посольство и спросил Волкова. Поскольку разговор велся по-русски, я ничего не понял. Однако лицо Пейджа выражало сильное недоумение. Он положил трубку и покачал головой. «Он не может прийти?» – спросил я. «Странно, – ответил Пейдж. – Еще более странно, чем Вы предполагаете. Я спросил Волкова и мужской голос ответил, что Волков слушает. Я отлично знаю голос Волкова, я говорил с ним десятки раз…»

Возвратившись в Лондон, Филби представил доклад шефу, изложив свою версию исчезновения Волкова: возможно, он выдал себя своим поведением, возможно, он много пил и болтал лишнее…

В 40-е и 50-е годы советское правительство, получая разведывательную информацию и прежде всего от английской резидентуры, было прекрасно осведомлено о планах «противоположной стороны». Именно поэтому удались многие операции. Перечислю лишь самые главные. Удалось сорвать включение Австрии в НАТО. Побудить Финляндию отказаться от плана Маршалла. Довести до «самороспуска партию Миколайчика» в Польше, а в Венгрии расколоть несколько буржуазных партий и свести на нет клерикальную народно-демократическую партию Баранковича. В Чехословакии вскрыть связи некоторых государственных деятелей с западными разведками и скомпрометировать их. В Италии были «заблаговременно обнародованы» планы США, которые намеревались разместить на Аппенинах воинские соединения, имевшие атомное оружие.

Ким Филби с профессиональной точки зрения безукоризненно координировал работу советской политической разведки в Англии, поддерживая секретную связь со своими коллегами Дональдом Макклином и Гаем Берджесом.

Д. Макклин в 40-х годах занимал должность первого секретаря в английском посольстве в Соединенных Штатах, а с 1950 года возглавил американский отдел в МИД Англии. Г. Берджес в 50-е годы занимал должность помощника второго министра иностранных дел Англии.

«Дело Берджеса-Макклина, вскрытое в 1951 году, когда эти два английских чиновника внезапно бежали в Советскую Россию, было, пожалуй, расценено несколько односторонне лишь как дезертирство, – писал Аллен Даллес в своей книге «Искусство разведки». – К тому же сенсационные аспекты этого дела заслонили его истинное содержание. А ведь это не было обычным дезертирством. Они бежали, получив своевременное предупреждение от «третьего лица» – Гарольда (Кима) Филби – о том, что английская разведка напала на их след»28.

Вчитаемся в свидетельство Даллеса. Выходит, английская контрразведка и не подозревала о связях Макклина и Берджеса с Филби до 1963 года. После успешного «вывода» в Союз первые двое продолжали плодотворно трудиться. Так, Д. Макклин более 20 лет проработал в академическом Институте мировой экономики и международных отношений, став авторитетным ученым-международником.

Советскую внешнюю разведку интересовали, разумеется, не только политические аспекты, но и военные и научно-технические секреты англичан. На этом участке вновь было суждено оказаться Питеру и Хелен Крогерам.

Напомню: в 1950 году с помощью советского разведчика Юрия Соколова Питер и Хелен перебрались в Союз. Здесь они прошли интенсивный курс специальной подготовки и в 1954 году под новыми именами обосновались в Англии. Крогеры вошли в группу теперь уже хорошо известного разведчика-нелегала Конона Трофимовича Молодого («Бена», «Гордона Лонсдейла»). В своей квартире они обрабатывали для передачи секретную информацию, полученную от Молодого. Фактически это был радиоцентр, откуда сведения передавались в Москву. Иногда супруги использовали систему тайников.

В свою очередь К. Молодый поддерживал связь и получал ценнейшие сведения от Гарри Хоутона и его подруги Этел Джи.

Гарри Фредерик Хоутон («Шах») в начале 50-х годов согласился сотрудничать с советской разведкой. В то время он был секретарем-шифровалыциком военно-морского атташе Великобритании в Варшаве. Он рассчитывал поправить свое материальное положение и вместе с тем, наблюдая распад Британской колониальной империи, сомневался в незыблемых ценностях Запада.

Уже в 1952 году Хоутон передал советской разведке шифры морской разведки Англии и инструкции к ним, а заодно – совершенно секретные документы военно-морского, военного и военно-воздушного атташе этой страны в Варшаве. В последующие годы он переправил нашей резидентуре «огромное количество чертежей разрабатывавшихся видов оружия и приборов, хранившихся в бронированной «сейфовой комнате» научно-исследовательского центра в Портланде».

Хоутон передавал также отчеты стран НАТО о маневрах военно-морских флотов, о новых видах оружия и т. п. Это были фотокопии подлинных документов, которые он сам фотографировал. Этел Элизабет Джи, старший клерк бюро учета и размножения секретных документов, помогала Хоутону.

В январе 1961 года группа Конона Молодого была арестована. Никто из них в провале не был повинен, профессионально все работали безупречно. Резидентуру выдал предатель – сотрудник польской разведки Голеновский. Перейдя на Запад, он сообщил Секьюрите Сервис (МИ-5) о том, что в 1951 году «вместе с советскими разведчиками принимал участие в разработке шифровальщика военно-морского атташе Англии в Польше Гарри Хоутона».

Молодый получил 25 лет тюрьмы, но вскоре был обменен на английского разведчика Винна, арестованного в СССР. Хелен и Питер Крогеры были осуждены на 20 лет тюрьмы. В заключении, несмотря на издевательства уголовников, они держались стойко. Хелен активно изучала русский язык. Через девять лет их обменяют на Джеральда Брука, английского разведчика, арестованного в Союзе, и двух контрабандистов.

Гарри Хоутон и Этел Джи выйдут из тюрьмы в 1970 году и поженятся. Хоутон даже напишет книгу «Операция Портланд. Автобиография шпиона», в которой очень скромно покажет свое сотрудничество с советской разведкой, сократив его почти на десять лет и убрав эпизоды, слишком уж компрометирующие МИ-5. Наши разведчики А. Баранов и В. Дождалев, имевшие одно время с Хоутоном контакты, даже посчитают, что книга эта была написана под диктовку английской контрразведки.

Вообще, группе «Бена» повезло» – о них написано на Западе несколько книг: «Шпионская организация» Д. Баллока и Г. Миллера, «Война внутри» К. Кларка… Конон Трофимович и сам писал о себе, но внезапная смерть оборвала строку. Увлекательную книгу подготовили, включив в нее диалоги с Молодым, журналисты Н. Губернаторов, А. Евсеев, Л. Корнешов и вдова разведчика – Галина Молодая.

В 50-е годы советская разведка имела, без преувеличения, сильные позиции в ряде западных стран. Вот еще два факта, и далеко не рядовые, к тому, что уже было сказано. В кругу профессионалов «агентом века» считается Джон Кристофер Вэссал, личный секретарь военно-морского атташе Великобритании в Москве, завербованный нашей разведкой в 1955 году. Когда его разоблачили и осудили, судья заметил: «Сведения о позиции правительства Ее. Величества, по многим международным проблемам становились известными русским раньше, чем они попадали в руководящие органы НАТО».

Вэссал добывал только подлинники важнейших секретных документов. Например, мобилизационный план инфраструктуры НАТО («План М-70») от 1957 года, рассчитанный на 15 лет. Адмиралов в НАТО долго удивляли факты появления советских военных кораблей в районах предстоящих учений флотов стран НАТО раньше участников этих учений. Благодаря усилиям Вэссала, советская разведка имела все самые важные документы военных блоков – НАТО, СЕАТО, Багдадского пакта, СЕНТО. Этот разведчик был находчив и постоянно расширял свои возможности. Он сумел получить доступ ко всем секретным парламентским документам, включая документы английской разведки и контрразведки.

Столь же успешной была деятельность Джорджа Блейка. Достаточно сказать, что он передал нашей разведке протоколы совместных заседаний представителей спецслужб США и Англии по организации работы против СССР; сведения о подслушивающих устройствах, «смонтированных» англичанами в советских учреждениях; по данным Блейка, в СССР и союзных странах было разоблачено более двухсот английских агентов.

ДЖОРДЖ БЛЕЙК

По меньшей мере три раза имя этого человека занимало первые полосы крупнейших газет мира. Сначала в 1961 году, когда его арестовала английская контрразведка.

«Нью-Йорк тайме»: «Западные союзники на тайных переговорах с правительством ФРГ согласовали свои позиции для обсуждения с Москвой. Западные меморандумы, планы, стратегические ходы и проекты, по всей вероятности, были в руках Советов раньше, чем эти конференции начинались…»

Джордж Блейк – наш человек в «Сикрет Интеллидженс сервис». «Удостоился» самого сурового в английском суде приговора – 42 года лишения свободы. Правда, с помощью друзей Джордж сумел сократить наказание.

«Геральд трибюн»: «Блейк получал информацию о каждом плане, каждом тактическом ходе и всех проектах, которые Запад разрабатывал в связи с проблематикой Берлина и Германии. США стоило бы в будущем относиться к Британии со значительно большей осторожностью, в частности, когда речь идет о государственных и военных тайнах…»

«Таг»: «Очевидно, Блейку удалось разоблачить всю британскую шпионскую сеть, действующую на территории стран Восточной Европы».

Через семь лет сенсацией стал побег Блейка из лондонской тюрьмы Уормвуд Скрабе и его исчезновение.

Прошло три года, и снова кричащие «шапки» на первых полосах газет: Блейк в Москве. Президиум Верховного Совета СССР награждает его, выдающегося советского разведчика, орденом Ленина.

И был еще веер публикаций, когда стала явной операция «Золото», одна из самых масштабных операций западных спецслужб, разоблаченных Блейком. Но тогда его имя еще нельзя было называть. Из многих характеристик Блейка приведу еще одну, пожалуй, самую емкую, данную Г.Т. Лонсдейлом (К.Т. Молодым). Ее приводит в документальной повести «Профессия: иностранец» В. Аграновский: «Знаменитый Блейк, работавший на нас долгие годы без копейки денег, чрезвычайная редкость. Он просто умный человек: проанализировал ситуацию в мире, определил ее истоки и перспективу, а затем, посчитав нашу политику более справедливой, принял обдуманное решение помогать нам».

Прежде чем рассказать о встрече с Блейком, напомню по сообщениям прессы тех лет финал операции «Золото»…

…Апрельская ночь 1956 года. Четыре специально вышколенных сотрудника американской военной разведки садятся, как всегда, когда приходит их смена, к аппаратам, подключенным к линиям правительственной и военной связи в ГДР. Пребывание в хорошо оборудованной «крысиной норе» стало для них совершенно обычным делом. Они чувствуют себя так, словно заступили на службу в штабе или у себя в части. Тревога, не оставлявшая их в первые дни и недели этого «великого дела», давно прошла. Техника работает отлично, операторы могут расслабиться и даже пошутить. Самая популярная шутка: что бы сказали КРАСНЫЕ, если бы знали, что все их тайные разговоры подслушиваются. Но в этот раз шутка закончилась совсем неожиданно.

В два часа ночи с противоположной стороны тоннеля, со стороны ГДР, вдруг послышались голоса. В первые мгновения американцы не могли даже сдвинуться с места. А затем их охватила паника. У страха глаза велики – операторы, спасаясь, забыли о грозном приказе – в случае чрезвычайного положения уничтожить все оборудование. Страх из-за того, что их могут задержать на месте преступления, гнал всех четверых. Они уносили ноги, моля бога лишь об одном: только бы успеть!.. Отдышались на той, американской стороне тоннеля, у заграждений из колючей проволоки и мешков с песком.

Для американских штабов и политиков наступили тяжелые минуты. США, не считаясь с миллионами, закопанными в землю, не осмеливаются признать тоннель своим.

Разоблачение операции «Золото» вызывает в западных разведцентрах смятение. Стала явной одна из самых тайных операций ЦРУ после второй мировой войны. Очевидно, советская разведка могла быть информирована человеком, занимающим достаточно высокое положение в американской или английской разведке.

– Кем же Вы тогда были, Джордж?

– В то время по линии Сикрет Интеллидженс сервис (СИС) я руководил агентурной сетью Великобритании в ГДР и Чехословакии. В силу служебного положения знал об операции «Золото» с самого начала. Задумывалась она с американским размахом. Долларов не жалели. Абсолютная секретность, большие деньги, современная техника, которую обеспечивали англичане, казалось, гарантировали успех. Подслушивание линий связи дало бы американцам и англичанам так много информации, что специально созданному отделу потребовалось бы десять лет работы для расшифровки и обработки всех записей.

Я говорю об этом, чтобы представить объем перехватов. Конечно, записывалось и расшифровывалось не все. Шел отбор. Советская сторона, зная об этом, полтора года «не замечала» утечки информации. После этого очень умело, вроде бы случайно, была «обнаружена» какая-то неполадка в каналах связи. Она-то и вывела на подключение. Это было так хорошо сделано, так умело, что даже специальная комиссия ЦРУ и СИС пришла к заключению, что это случай. Я в то время работал в Западном Берлине, понимаете, как важна для меня была эта «случайность», «непреднамеренность».

– В 1966 году после знаменитого побега из лондонской тюрьмы Уормвуд Скрабе Вы, как писала тогда английская печать, будто провалились сквозь землю. Можно ли сейчас сказать, куда же Вы, собственно, провалились?

– Первые четыре дня после побега я жил буквально в пяти минутах ходьбы от тюрьмы, в заранее подготовленной квартире…

– …и смотрели, как позже вспоминал ваш товарищ Шон Берк, телевизор. Срочно прервав программу, Скотланд-Ярд показывал вашу фотографию двендацатилетней давности…

– Затем программу прервали еще раз – в картотеке тюрьмы обнаружили снимок, сделанный в июне 1965 года. На этом снимке я был без усов и совершенно не похож на себя с той, первой, фотографии…

Спустя несколько дней я перебрался на другую квартиру, подальше. Скрывался там три месяца, а потом, спрятавшись в микроавтобусе, выбрался из Англии. В Берлине, у пограничной заставы ГДР, попросил соединить меня с советским представителем. После этого вскоре я был в Москве.

Напомню, какая волна сенсаций захлестнула в те дни английскую прессу. «Таймс», 25 октября 1966 г.: «Вероятнее всего, Блейк использовал частный самолет и улетел в Ирландию. Там он скрывается и ждет момента, когда сможет продолжить дорогу в Россию». «Дейли экспресс»: «Блейк скрылся на польском судне «Баторий». «Ивнинг стандард»: «Блейк ушел через Бельгию в Берлин, а оттуда в Прагу и Москву. Всю операцию, обеспечивала чехословацкая разведка». «Ивнинг ньюс»: «Блейк находится в советском посольстве и переодетым уедет из Британии». «Дейли миррор», 27 октября 1966 г.: «Блейк уже давно в Южной Америке и ожидает выгодный момент, чтобы уехать в Россию».

– В 1970 году мир узнал о том, что Вы в Москве и награждены орденом Ленина. Расскажите, пожалуйста, товарищ Блейк, что было потом, ведь прошло уже 18 лет…

И после тех восемнадцати лет прошло еще почти пять. Я ищу в своих бумагах старую запись нашего разговора. Вот она: вопросы, ответы, реплики… Так хотелось бы услышать его живой голос, но кассеты в «Социалистической индустрии», где я тогда работал, выдавали буквально по штукам, на одну запись накладывалась вторая, третья, на давнее интервью – новое… Так исчезла и та сентябрьская запись 1988 года, сделанная в тесном кабинете на улице «Правды». Джордж, моложавый, энергичный – никак не дашь ему шестидесяти лет – отвечал раскованно, часто смеялся…

– Думаю, моя жизнь сложилась удачно. Правда, первая работа, которой я занялся в Москве, меня не очень устраивала, потому что это была работа на дому, не хватало общения с людьми. Вскоре мне предложили трудиться в коллективе. Вокруг интересные, приятные люди, и я до сих пор работаю вместе с ними. Рад, что познакомился с обыкновенными людьми и через мою жену, и через сына.

Зимой каждую субботу и воскресенье мы вместе катаемся на лыжах, стараемся как можно больше быть на природе. Очень люблю природу. Люблю читать, слушать классическую музыку – Генделя, Баха, музыку XVII-XVIII веков. С большим удовольствием хожу в театр, особенно на русскую классику – Гоголя, Островского.

И вот еще что хочу сказать: я на себе почувствовал радушие и гостеприимство русского народа. Ваши люди тепло, душевно, тактично относятся к иностранцам, которые живут среди вас. Эта благожелательность очень облегчает жизнь, и мне она здорово помогла обосноваться здесь среди советских людей.

– Как Вы, кадровый английский разведчик, пришли к самому главному выбору в своей жизни?

– Очень трудно коротко ответить на этот вопрос. Но попробую.

Я родился в Голландии, мать моя голландка, отец англичанин. Получил религиозное воспитание и в молодые годы был весьма набожен, даже хотел стать пастором протестантской церкви. Потом пришла война, оккупация. Я связался с подпольем. В сорок втором, спасаясь от ареста, через Францию и Испанию бежал в Англию, служил на флоте, в разведке. Постепенно взгляды на жизнь менялись, особенно отношение к религии.

После войны вся деятельность английских спецслужб была нацелена против Советского Союза как вероятного противника. Меня направили в Кембридж изучать русский язык, русскую историю.

Конечно, во время войны я, как и другие антифашисты, восхищался героической борьбой советского народа. В то же время мы боялись коммунизма.

В этой связи вспоминается один эпизод, характерный для атмосферы того времени. Когда зимой 1942 года советские войска перешли в наступление, на голландско-немецкой границе появился плакат. Там было написано: «Хальт, Тимошенко, здесь начинается Голландия». Вот таким было отношение к Советскому Союзу в ту пору, таким было оно и у меня.

В Кембридже русский язык и литературу нам преподавала женщина, вышедшая из семьи петербуржских англичан. В Петербурге издавна жили поколения за поколением английские купцы, ее отец был из этой среды, а мать – русской. Она внушила нам, студентам, интерес к России, российскому искусству, истории. Это один важный момент.

А второй – вот какой. В программу моей подготовки как разведчика, английского разведчика, входило изучение классиков марксизма-ленинизма. Я читал Маркса, Энгельса, Ленина и пришел к убеждению, что это учение не так уж плохо, как его представляют, что коммунисты хотят создать царство справедливости, где все люди равны, где нет бедных и богатых. Создать не чудом, как Христос, а своим трудом, своими руками. И что именно русский народ, советский народ взялся это сделать. Так я пришел к мысли, что надо помогать Советскому Союзу в его великой цели, а не мешать. Потому что это дело огромной важности для всего человечества, а не только для Советского Союза.

Так говорил Джордж Блейк, и так я дословно передаю его слова, нравятся они кому-нибудь в пост-коммунистической стране или нет. Этот человек работал для нас, напомню, не из-за денег. Есть нечто в мире, что дороже любых денег. Но послушаем Блейка дальше…

– Вот это основная мысль. Это было, конечно, очень трудное решение, можете себе представить. Есть страна, в которой ты живешь, есть родные, которые будут страдать. Но в конце концов я решил, что общие интересы выше национальных и личных, и в конечном счете это благо и для национальных интересов. Вот так я и пришел к убеждению установить контакт с советской стороной. Это было в 1953 году, тогда я стал практически работать на Советский Союз.

– После войны в Корее?

– Да.

– Я был там в командировке, мне очень понравилась эта страна, народ. Как много перенесли они во время войны, о которой, к сожалению, так мало сейчас знают…

– Все, что я вам сейчас рассказал, выкристаллизовалось во время корейской войны. Я видел, как американские бомбардировщики буквально стирали с лица земли корейские деревни, города. Разрушений там было гораздо больше, чем во время второй мировой войны в Германии. Как западный человек я чувствовал и свою вину – и это чувство разделяли многие из тех, кто был рядом со мной, – вину за то, что такая могучая техника используется против мирного человека. «Летающие крепости» против фанз. Люди рыли ямы, пещеры, жутко было видеть их страдания. И я спрашивал себя: что нам нужно в этой стране? На чьей стороне я должен сражаться?

– Ваш самый счастливый день?

– О! Самый счастливый день (смеется). Самые счастливые дни в моей жизни – и во время мировой войны, и во время войны в Корее, и после побега – когда я мог встретиться со своей мамой и сестрами. Это были для меня очень счастливые дни.

– После побега? Значит, она приезжала в Москву?

– Да, она не раз приезжала в Москву.

– А самые горькие?

– Самое трудное время – аресты и плен в Корее. Это тоже случалось несколько раз в моей жизни (смеется). Моя жена всегда сравнивает меня с одним из героев «Золотого теленка», который сидел при всех режимах…

– Фунт?

– Да, он сидел при разных императорах, а я в разных странах. У немцев, испанцев, корейцев, у англичан. В общей сложности девять лет своей жизни провел в тюрьмах…

– Когда Вас английский суд приговорил к 42 годам заключения, вы верили, что дождетесь освобождения?

– Услышав о 42 годах тюрьмы, я улыбнулся. Этот срок казался таким невероятным, за эти годы столько могло произойти, что я считал его просто нереальным. Если бы меня приговорили к 14-15 годам, это произвело бы на меня большее впечатление, чем 42 года. И, конечно, такой длительный срок – самый лучший стимул, чтобы…

– …постараться сократить его.

– Да, именно так. И этот приговор, самый большой во всей истории английского правосудия, привел к тому, что много людей в тюрьме и за ее стенами с симпатией, состраданием отнеслись ко мне. Поэтому мне удалось бежать. Сам срок заключал в себе зерно освобождения.

– Вы все это сделали своими руками?

– Все о том, кто мне помог бежать, нельзя сказать и сегодня. Кроме Шон Берка, были и другие люди.

– О каких событиях своей биографии Вы вспоминаете чаще всего?

– Я не слишком часто думаю о прошлом, хватает забот о делах сегодняшних. Но когда выпадает свободный час, интересуюсь историей Сопротивления, в частности в Нидерландах. С интересом читаю о том времени, вспоминаю, как люди жаждали освобождения, буквально ловили новости с фронта, ждали, когда же рухнет фашистская империя…

– Через Вашу жизнь прошли страны, многие народы. Ваши наблюдения?

– Мой опыт жизни среди разных народов убеждает: внешние различия – это тонкий слой, а в сути своей все народы, все люди одинаковы. Это мое глубокое убеждение. Можно найти общий язык с человеком в любой стране, если понимаешь: этот человек – как ты. А еще у меня сложилось мнение, что самая лучшая часть каждого народа – женщины.

Жизнь подарила мне много прекрасных друзей. Назову одного из них – Дональд Макклин, до побега в 1951 году в СССР он заведовал американским отделом МИД Великобритании. Я считаю, это был настоящий коммунист.

Свою жизнь Макклин посвятил служению Советскому Союзу и коммунизму. Его отличала высочайшая нравственность. Если бы у коммунистов были святые, он был бы одним из них. Редкостная доброта, участливость, внимание сливались в прекрасный характер, в замечательную личность. Он был и крупным ученым. И я всегда питал к нему огромнейшее уважение.

– Вам самому не хотелось бы написать о себе книгу?

– Я думаю об этом.

* * *

И вот эта книга передо мной. «Иного выбора нет» – так озаглавил ее Джордж. Начал читать и не оторвался, пока не перевернул последнюю страницу. И не только напряженный сюжет, не только острая интрига вновь захватили внимание – привлекла исповедь человека, который, мучаясь и терзаясь, искал свою духовную опору, делал свой выбор.

Небезынтересны даты, связанные с этой книгой-исповедью. Она ушла в печать в самом начале 91 года, на прилавках книжных магазинов появилась где-то в середине лета, а под автографом – один из последних дней года. Книга вышла в Советском Союзе, а дарственные экземпляры Джордж подписывал, когда Союза, его давней надежды, его обманутой мечты, уже не было.

В те послеавгустовские дни какие только вздорные слухи или рассчитанные провокации не бродили по распадавшейся стране.

Мелькало на газетных полосах и имя Блейка: мол, новые власти собираются выдать его Англии. Потом, правда, последовало опровержение. Жаль, в те дни нам не удалось встретиться, спросить, как пережил он все те угрозы. Знаю только: Блейк от своих убеждений не отказался, хотя действительность, с которой он столкнулся в стране «победившего социализма», еще раньше заставила его на многое посмотреть иначе. На многое. И все же – не на свои идеалы.

Послушаем Джорджа Блейка:

«Я стал коммунистом из-за идеалов коммунизма… мои поступки были продиктованы только идеологическими соображениями, но никогда материальной выгодой».