11. Проекты "З" И "Ж"

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

11. Проекты "З" И "Ж"

Понимая всю особенность стремительно уходящего времени, начальник Балтийского завода, мобилизовав весь творческий потенциал своих инженеров, уже 16 февраля смог представить на рассмотрение два новых проекта, выполненных в соответствии с резолюцией "Его превосходительства". Но в МТК и на этот раз с рассмотрением проектов не спешили. Только через месяц, 15 марта, появился журнал № 53 по результатам обсуждения двух проектов завода и соответственно переделанного проекта главного корабельного инженера Санкт-Петербургского порта. И вновь приходится оставлять открытым вопрос: была ли эта задержка случайной по известной безалаберности или она составляла продолжение интриги с неуклонным продвижением проекта А. Лаганя в соответствии с августейшим выбором великого князя. В соответствии с ней воздвигались новые преграды на пути проекта Балтийского завода. Ведь чем дольше оттягивалось время с принятием решения по этому проекту, тем больше шансов оставалось на утверждение в качестве базового проекта А. Лаганя проекта Нового адмиралтейства. Свободный от мучительных переделок, на которые обрекался Балтийский завод, проект Нового адмиралтейства приобретал преимущества опережающей готовности к началу работ на стапеле. Это обстоятельство, при известной комбинации в сравнении достоинств проектов, могло стать весомым доводом для окончательного отодвигания проекта Балтийского завода.

На состоявшемся 15 марта новом обсуждении переработанные Балтийским заводом варианты (литер "3" и "Ж") сравнивались с двумя проектами строившегося в Тулоне по контракту с верфью "Форж и Шантье" броненосца "Цесаревич" (12903 т) и во всем его повторявшего, но несколько удлиненного (до 121 м вместо 118,46 м) и водоизмещением 13516 т броненосца, предназначенного к постройке в Новом адмиралтействе (будущий "Бородино"). Опережая события, этот броненосец именовали уже "начатый постройкой", но фактически начали строить только через 2 месяца – 14 мая. Вместо 20 котлов, предусмотренных на этих аналогах, по варианту "Ж" (продольное расположение) значилось 25, а по варианту "3" (поперечное расположение) – 24 котла. Водоизмещение увеличивалось до 13560 т, мощность механизмов – до 17000 л.с. (на 700 л.с. больше, чем у аналогов), что по расчетам обеспечивало скорость до 18 уз "с лучшим углем и наемными кочегарами". По расчетам скорость составляла 17,86 уз против 17,64 и 17,69 на аналогах. Так приближалась к завершению затягивающаяся и до конца не поддающаяся объяснению интрига под адмиралтейским шпицем. Неразделимо переплетены в ней все застарелые изъяны тогдашней системы управления флотом и кораблестроением. И невозможно понять – была ли позиция МТК осознанной, или к такой позиции (включая непонимание всех преимуществ ускорения работ за счет отечественной конструктивно-технологической практики) его членов принуждало заранее "разъясненное" повеление великого князя.

Особенно поразительны самоустраненность ГМШ от решения главнейшей, казалось бы, для него задачи будущности флота и явное, выходящее за все этические границы злоупотребление МТК в отношении Балтийского завода. Через всю историю судостроения проходит плохо скрытая, а иногда и явная ревность к фактической творческой и хозяйственной самостоятельности этого единственного в своем роде предприятия. И можно сильно пожалеть, что эта сторона Балтийского завода по-прежнему остается в истории неосвещенной. Нельзя, однако, не видеть, как часто, не утруждая себя до конца продуманными заданиями, послушно следуя за фантазией высшего начальства (особенно в период управления флотом в 1882-1888 гг. адмиралом И. А. Шестаковым), МТК привычно загружал завод выполнением разного рода проектных проработок, которые затем, смотря по конъюнктуре, или присваивал (история проектирования крейсера "Рюрик"), или под внешне благовидным наукообразным предлогом отвергал.

Значимость последнего совещания МТК подтверждалась на редкость обширным содержанием журнала № 53, включавшим (в отличие от двух листов журнала № 62 за 1898 г.) 26 листов машинописного текста, 11 листов таблиц, 3 листа записок начальника Балтийского завода и 2 листа включенной в приложение докладной записки морского агента в США генерал-майора Д.Ф. Мертваго (1841-?).

Можно было ожидать, что участие приглашенных адмиралов сдвинет наконец столь затянувшееся решение проблемы выбора базового типа новой программы. Особенностью совещания было и отсутствие на нем главных инспекторов всех специальностей МТК – по кораблестроению, механической части, артиллерии и минному делу. Все они, как отмечалось в журнале, находились в служебной командировке в Кронштадте. Значило ли это, что председатель МТК желал услышать незамутненное посторонним влиянием мнение представителей флота, боялся ли, что участие главных инспекторов может слишком увести собрание в сторону от безоговорочно и неоднократно уже подтвержденного предпочтения французскому проекту, или, наконец, по договоренности с главным инспекторами освобождал их от ответственности – об этих и других мотивах подбора состава заседания приходится только догадываться. Так или иначе, но на всех собравшихся ложилась ответственность за окончательно решавшуюся судьбу проекта Балтийского завода. Непонятно и отсутствие ("по делам службы") начальника ГМШ вице-адмирала Ф.К. Авелана. То ли он считал предмет обсуждения слишком незначительным, то ли чутьем опытного придворного уловил опасность даже прикосновения к обсуждению проекта, который конкурировал с выбором великого князя. Почему-то не присутствовал и помощник начальника ГМШ – недавний младший флагман эскадры Тихого океана контр-адмирал М.А. Реунов (1841-1904).

Не лучшим был и состав присутствовавших адмиралов. Два из них – вице-адмиралы В.П. Верховский и К.К. Деливрон – уже давно были лишь береговыми администраторами, утратившими вкус к искусству, как однажды выразился В.П. Верховский, "вождения эскадр". Другой адмирал – Н.Н. Ломен, хотя и был в 1892-1903 г. заведующим военно-морского ученого отдела ГМШ (единственный тогда научный орган флота), теперь же (в 1893-1895 гг.) состоял в далекой от забот флота придворной должности морского флаг-капитана.

З.П. Рожественский, всего как четыре месяца пребывавший в чине контр-адмирала, только еще начинал командовать (с 1899 г.) учебно-артиллерийским отрядом. И только Я.А. Гильтебрандт, готовившийся принять с 1899 г. командование эскадрой Тихого океана, а ранее в 1892-1894 гг. занимавший должность начальника штаба главного командира Черноморского флота и портов Черного моря и в 1896-1898 гг. помощника начальника ГМШ, мог считаться имевшим хоть какой-то, необходимый для столь ответственного собрания, стратегический кругозор. Не был приглашен самый просвещенный из отечественных адмиралов, ближе всех стоящий к проблемам тактики и стратегии, один из главных "виновников" победы в 1895 г. при Чифу контр-адмирал С.О. Макаров.

Только что – 4 марта – триумфально пришедший с "Ермаком" в Кронштадт и обладавший пятилетним флагманским опытом, он, наверное, мог бы внести в обсуждение "свежую струю" передовой мысли. Но этого-то в МТК и опасались. Ни приглашенным, ни запрошенным о его мнении остался и генерал-адъютант, член Адмиралтейства (с 1898 г.) вице-адмирал Н.В. Копытов (1833-1901). В 22-летнем возрасте он успел окончить Морскую академию, был известен рядом проектных инициатив и очень активным участием в проходившем под его наблюдением в Черном море строительстве броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Независимый и в суждениях, и по своему положению, он, вероятнее всего, мог бы подать голос за русский проект, и потому, надо думать, для участия в заседании МТК был также признан "неудобным".

Мнение о желательном типе броненосца не удосужились спросить у (уже третий год как стоящего лицом к лицу с вероятным противником) начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Ф.В. Дубасова (1845-1912). Он, наверное, без обиняков и совершенно предметно мог бы объяснить высокому собранию разницу между имевшимися под его командованием тремя 16-17-узловыми, 9-11-тысячетонными нашими броненосцами и уже спускавшимися на воду в Англии 18-19-узловыми 15-тысячетонными броненосцами японского флота. Уже год как в "Морском сборнике" была опубликована призванная вразумить флот работа лейтенанта Н.Н. Хлодовского (1865-1904) "Законы развития морской силы". Как главный фактор прогресса (опасное слово, запрещенное к употреблению императором Александром III), знаменующий неуклонное совершенствование кораблей, в работе обосновывалась неизбежность соответствующего увеличения их водоизмещения. "Если еще в 1886 г. 10000-тонные водоизмещения считались достаточными для сильнейших броненосцев, то в 1896 г. уже проектируются японские суда в 15000 т, и нет основания полагать, что сильнейшее соперничество на море не заставит идти и дальше".

Н.Н. Хлодовский обращал внимание на то, что первые броненосцы японского флота, спущенные на воду в Англии в 1896 г. ("Фудзи" и "Яшима"), имели водоизмещение по 12300 т. Но "обширная программа умножения и усиления флота не ограничивается размерами и этих броненосцев, и уже заказан в Англии броненосец в 14850 т, и затем проектируются еще три броненосца в 15140 т, какой величины еще не было в военных флотах". Напрямую предостерегая бюрократию от ошибочных шагов, лейтенант Н.Н. Хлодовский напоминал и о том, в силу сформулированного им закона, подтверждаемого опытом всех флотов мира, что движение в сторону от достигнутого уровня водоизмещения приходится квалифицировать как регресс и попытки выбора какого-то "постоянного несовершенного типа по величине не оправдывается ходом военно-морского дела".

Не в бровь, а в глаз был и другой сделанный в работе вывод об исключительных преимуществах, что приобретает флот, который озаботится (имелась в виду Япония) созданием "хотя бы нескольких только грозных типов, превосходящих силой наиболее грозные суда противника". Такой флот, словно бы напрямую министерству адресовал свои слова Н.Н. Хлодовский, будет находиться "на правильном пути". Сказанные год назад, эти слова, по-видимому, не возымели на бюрократию никакого действия. Мало ли что может написать вчерашний мичман, с которого еще не снято подозрение в "участии в революционных кружках". Никто из собравшихся, если судить по журналу заседания, о законе, обнародованном лейтенантом Н.Н. Хлодовским, не вспоминал, и сам он, конечно, на заседание приглашен не был. "Не по чину" сочли, видимо, и присутствие среди адмиралов конструктора и строителя броненосца "Князь Потемкин-Таврический" А.Э. Шотта. Переполненный самонадеянностью и самодовольством, угодливый перед властью, МТК был далек от наклонностей к глубокому поиску истины. Замороченный непомерным грузом лежавших на нем обязанностей (в год, не считая сотен оперативных задач, проектов и поручений, оформлялось до 155 журналов по всем специальностям), МТК давно не занимался высоким инженерным творчеством. Он, неукоснительно следуя указаниям свыше, буднично и равнодушно "решал вопросы".

Вот так, буднично, вводил председатель МТК в курс дела и очередных, собранных для решения вопросов адмиралов. Ни словом не обмолвившись о представленной Балтийским заводом серии проектов, И.М. Диков ставил адмиралов перед фактом решения великого князя строить броненосцы новой программы по французскому проекту. "Когда освободился эллинг в Новом адмиралтействе, – сказал далее председатель, – чертежи броненосца "Цесаревич" были переданы в порт для постройки по ним нового броненосца, но удлиненного на 8 футов и с водоизмещением, увеличенным до 13500 т. Такое увеличение водоизмещения объяснялось необходимостью изменения системы установки 12-дм орудий, "которая по нашим чертежам не могла поместиться в башнях броненосца "Цесаревич", проектированных для установок Канэ".

Об аномалии с типом башенных установок, принуждавшей флот получить броненосец с чужой системой, а для броненосца "Победа" заказать заведомо ущербные 10-дм пушки, председатель предпочел умолчать. Впрочем сделано было и одно немаловажное признание. Оно гласило: "В последнее время стремление в английских и американских флотах к уменьшению поясной брони с целью защиты большого числа скорострельных орудий подало мысль начальнику Балтийского завода выполнить эту идею на одном из своих проектов эскадренного броненосца, на котором 10-дм поясная броня заменена 8-дм, что дало возможность из 20 75-мм пушек защитить 3-дм броней 18. С разрешения его императорского высочества генерал-адмирала такое же изменение сделано в проекте броненосца, строившегося в Новом адмиралтействе". Тем самым был признан приоритет Балтийского завода в применении решения, воплощенного в проекте Д.В. Скворцова. Так в МТК за счет Балтийского завода искусственно уравнивали шансы конкурентного сравнения проектов.

Об ограниченности поставленной задачи свидетельствовало и отсутствие практиковавшихся ранее опросов адмиралов о желательном типе броненосца, и отсутствие в ходе обсуждения сравнения проектов с иностранными аналогами, или, по крайней мере, с новыми японскими броненосцами. Предрешенное уже французским образцом отставание в скорости от японских броненосцев также не обсуждалось. Не помог делу и риторический вопрос, заданный А.А. Бирилевым: чему же следует при обсуждении "придавать наибольшее значение – артиллерии, бронированию или скорости". На это председатель МТК заявил, что адмиралы для этого приглашены, чтобы на этот вопрос ответить. Лично же он считал, что для броненосца решающими должны быть первые два качества, а для крейсеров-скорость. С такой невнятной постановкой вопроса (так можно было вернуться и к поповкам) дискуссии получиться не могло.

Не пытались собравшиеся и расшифровать – какой именно состав вооружения следовало понимать под "артиллерией". В.П. Верховский начал с того, что "первенствующее значение" следует придавать заказу паропроизводительности котлов, так как "с сильной артиллерией, но со слабым или неравномерным ходом" корабль может оказаться в опасном положении. А потому, если в пределах заданного водоизмещения добиться высокой паропроизводительности, гарантирующей уверенную 18-уз скорость, нет возможности, то надо уменьшать бронирование башни (с 229 до 203-178 мм). Такое решение адмирал считал вполне оправданным, так как, по его весьма провидческому мнению, "в настоящее время бой ведется на очень дальних расстояниях". Если же ослабление брони башен будет признано нежелательным, то надо "увеличить запас водоизмещения". Хорошо понимая, что резервов для такого запаса нет, адмирал тем не менее выйти из явно неоправданного предела водоизмещения не предлагал.

Хорошо зная правила игры, он великокняжеское "табу" переступать был не намерен. Все его выступление оказалось, как и прежде, лишь заурядной демонстрацией эрудиции. Под конец же адмирал заявил, что если 18-узловая скорость признается излишней, то "не будет ли выгоднее" вместо 10 броненосцев типа "Цесаревич" построить 14 броненосцев типа "Петропавловск". Адмирала не смущало явное несовершенство этих кораблей. Замечательно и то, что никаких трудностей в увеличенном числе кораблей для постройки адмирал, отвечавший за их заказ, не усматривал. Это значило, что при явной непомерности такой загрузки для петербургских предприятий он был готов пойти на увеличение заграничных заказов и вообще на перекройку всей программы судостроения. Но собравшиеся и на это не обратили внимания, и предложений об увеличении боевой мощи кораблей за счет увеличения водоизмещения, хотя бы до величины, принятой в Японии, не последовало. Дискуссия продолжала катиться по старой заезженной колее.

В итоговом же голосовании, напрочь забыв о своих высказываниях, В.П. Верховский отдал предпочтение признанному лучше бронированным, хотя и обладавшему меньшей скоростью, проекту Нового адмиралтейства.Убежденным сторонником преобладания артиллерии над скоростью (и молчаливо соглашаясь при этом с постройкой броненосца "Победа" с 254-мм пушками) выступил А.А. Бирилев. Скорость он считал возможным отодвинуть на второй план, тем более, что, как он был убежден, в бою "едва ли придется ходить по 18 и 17 узлов". Противоречивым считал он и современные требования к характеристикам кораблей: толщину брони задают из условий боя "на пистолетный выстрел", а от артиллерии требуют, чтобы она успешно действовала на расстоянии чуть ли не 100 кб. Но это второе в дискуссии упоминание об ожидаемом резком увеличении дистанции боя не привело к естественному, казалось бы, предложению о кардинальном пересмотре состава вооружения в пользу увеличения числа 305-мм орудий.

На такую крамолу, несмотря на авторитетный заграничный пример трехбашенных германских броненосцев типа "Бранденбург", смелости ни у кого не хватило, момент истины не состоялся. И нимало не покушаясь на основной состав артиллерии (305-мм и 152-мм), А.А. Бирилев все же счел нужным снова выступить против негодных для боя 75-мм пушек, которые следует заменить на 120-мм. Поддержав его, Н.Н. Лoмен резонно заметил, "что для определения калибра надо иметь в виду, с кем предстоит драться". Ведь на японских броненосцах ставят 152-мм пушек больше, чем на русских. Но это замечание никем поддержано не было, а председатель МТК счел необходимым высказать свое первое установочное замечание. Обрывая им же начатую дискуссию о принципах обоснования критериев оценки проектов, он напомнил собравшимся о том, что "калибр артиллерии и число ее определено вышеупомянутыми комиссиями (очевидно, имелись в виду предшествующие совещания под председательством Управляющего и генерал-адмирала – Авт.) и утверждены его императорским высочеством генерал-адмиралом и что настоящей задачей собрания есть избрание того или другого проекта броненосца". При таких обстоятельствах оба адмирала заявили, что "ввиду существенной важности" вопрос об усилении артиллерии должен быть доложен его высочеству. Но речь шла не о примере броненосца "Бранденбург" (о нем никто ни разу не вспоминал), а лишь о частном вопросе усиления мелкой артиллерии.

Из справки, представленной артиллерийским отделом МТК, следовало, что при сохранении веса, какой имеют 20 75-мм пушек, их можно заменить на 8 120-мм.

Напомнив, что отдел всегда настаивал на решающей роли артиллерии в морских боях, представитель отдела полковник А.Ф. Бринк (1851-?) заявил, что "если поставить артиллерию на первый план, как это в действительности и должно быть, то необходимо вообще пересмотреть вопрос о вооружении броненосцев". Он, в частности, предлагал выяснить: не следует ли заменить все 75-мм пушки на 120-мм, а вместо 47-мм поставить 75-мм, что необходимо для надлежащей защиты от миноносцев. Замена лишь части 75-мм пушек на 120-мм вряд ли может быть полезной. Этот вопрос предлагалось обсудить специально с учетом всех "за" и "против". По мнению Н.Н. Ломена, 75-мм пушки могут быть терпимы лишь на крейсерах, а на броненосцах они слабы, так как им предстоит драться в линии". К.К. Деливрон соглашался с тем, что усиление артиллерии очень желательно", но в пределах заданного водоизмещения это едва ли возможно. Но и он, не смея выйти из порочного круга свыше заданных водоизмещения и артиллерии, никаких инициатив не выдвигал. Вместо них предлагал лишь полумеры. Так Н.Н. Ломен считал возможным усилить артиллерию за счет уменьшения боезапаса – ведь бой большой частью ведется с одного борта. Его мысль подхватил А.А. Бирилев, напомнивший о том, что в бою часть пушек бывает подбита, а поэтому боезапаса для оставшихся будет достаточно.

Может быть, адмиралы и добрались бы до более конструктивных предложений, включая усиление главного калибра, но председатель МТК вновь предложил собравшимся не увлекаться и вернуться к решению поставленной конкретной задачи – сделать выбор между представленными на рассмотрение двумя проектами: Балтийского завода и Нового адмиралтейства. В нарушение всех норм свободной дискуссии и элементарной логики, он без обиняков рекомендовал собравшимся отдать предпочтение проекту Нового адмиралтейства.

Его "громадное преимущество" адмирал видел в том, что "к постройке следующих броненосцев можно будет приступить немедленно, так как в Новом адмиралтействе уже производится разбивка на плазе такого броненосца и все детальные вопросы выяснены". Не дав слова начальнику Балтийского завода, И.М. Диков поспешил указать на такой недостаток проекта, как уменьшенная на 25,4 мм толщина брони башен и броневой палубы. Вслед за ним неодобрение проекту высказал А.Ф. Бринк. По его мнению, предложенное в проекте (литер "Ж") большое удаление башен от конечностей (30,17 м) "решительно невозможно". Ведь известно, что из-за подобного решения на отечественных черноморских броненосцах "каждый выстрел по направлению на нос разрушает судно". При таком расположении помехи стрельбе будут создавать различные люки, шпили, фиш-балки и т.п. Необходимость приближения башен к оконечностям (как зто сделано на "Цесаревиче" и в проекте Нового адмиралтейства) А.Ф. Бринк подкреплял и ссылкой "на авторитетное мнение главного инспектора кораблестроения".

Выступивший затем С.К. Ратник, заметив, что приближение башен к оконечностям проблемы не составляет, перечислил восемь существенных достоинств своего проекта по варианту "Ж". Так, за счет увеличенной на 700 л.с. мощности главных машин можно было повысить скорость. Удаление котлов от борта на 4,14 м (вместо 2,44 м в проекте Нового адмиралтейства), с защитой слоем угля толщиной 4,57 м, с уверенностью гарантировало от взрыва мины. Три котельных отделения вместо двух повышали надежность и живучесть энергетики. Главные механизмы и патронные погреба изолированы от минной ("трюмной") переборки и потому даже при ее разрушении не будут выведены из действия.

Главный броневой пояс толщиной 203 мм защищал все жизненные части корабля, его протяженность составляет 67% длины, а вес 1490 т, что на 13% превышает вес пояса по проекту Нового адмиралтейства. В этом проекте 203-мм броня идет лишь на 48% длины и защищает только машины и котлы, а в оконечностях утоньшается. Для усиления защиты трюма от снарядов нижняя броневая палуба по примеру новейших английских броненосцев (и как уже было сделано на "Пересвете" -P.M.) была соединена с шельфом наклоненными 50,8 мм гласисами (скосами) (их вес 189 т). Покрытая броней площадь надводного борта составляет 80% (тогда как на броненосце "Цесаревич"-42%, а по проекту Нового адмиралтейства – 55%). Повышенная высота бронирования борта носовой части позволяет сохранить скорость на волнении в бою и, что не менее важно, после боя. Наконец (пункт 8-й), расположение патронных погребов в угольных ямах и двухъярусное бронирование надводного борта гарантировало при необходимости возможность усиления артиллерии во время постройки.

Не скрывал завод и те недостатки, или, вернее, решения, по которым его проект отличался или уступал проекту Нового адмиралтейства. Из них два скорее можно отнести к явным преимуществам. Так, удлинение корпуса на 2% (2,44 м) было очевидно благоприятно для скорости и мореходности (об зтом И.Г. Бубнов говорил на одном из предшествовавших заседаний). Некоторое же ухудшение поворотливости, вызванное увеличением длины, завод считал возможным компенсировать увеличением площади руля, мощности рулевой машины и устранением дейдвуда. Увеличенное удаление башен от оконечностей также не составляло беды. Достаточно было соответственно подкрепить палубы. И сделать зто, напоминал С.К. Ратник, можно будет за счет экономии веса корпуса, получающегося благодаря уменьшению момента. Наверное, следовало бы указать и на достигаемую удалением башен от оконечностей меньшую их заливаемость на волнении. Возможно, зтот довод и приводился, но, как само самой разумеющийся, в журнале упомянут не был. Ничего не говорилось и о более чем легковесном опасении А.Ф. Бринка за сохранность попадавших в зону действия газов различных люков, шпилей, фиш-балок. Их постановка и замена не могли составить существенных трудностей.

Третий "недостаток" в сравнении с проектом Нового адмиралтейства состоял, по оценке завода, в уменьшении толщины брони башен 305-мм орудий с 254 мм до 229 мм. Но такое уменьшение, объясняемое, очевидно, наличием еще и бортового бронирования, уже было применено на предшествовавших вариантах Балтийского завода и возражений тогда не вызвало. Допущенное в проекте завода уменьшение толщины палубной брони с 69,8 мм до 44,4 мм объяснялось принципом гармоничности или "равномерности защиты", при котором толщина палубной брони не может быть слишком велика в сравнении с броней, идущей по бортам. Экономию от такого уменьшения толщины броневой палубы завод считал более рациональным употребить на применение наклонных гласисов и более протяженного 203-мм бортового пояса брони.

Тем же принципом гармоничности мотивировался и отказ от примененной в проекте Нового адмиралтейства утолщенной до 37 мм третьей (верхней) броневой палубы. При наличии 76-мм брони борта достаточно ограничиться обычным 12,7 мм настилом. Это было рациональнее, чем утолщение палубы, которая оставалась (в проекте Нового адмиралтейства) без брони с борта. К тому же очевидно, что против навесной стрельбы ни та, ни другая толщины серьезной защиты представить не могли. Понятно также, что соответствующим перераспределением толщин (если бы у МТК была на этот счет четкая концепция) при необходимом увеличении водоизмещения можно было найти оптимальное решение. Главное же, как отмечал в своем заключении С.К. Ратник, состояло в том, что полное и всестороннее сравнение обоих проектов затруднено крайней неполнотой проекта Нового адмиралтейства. В отличие от выполненной Балтийским заводом разработки внутреннего расположения, представленного на чертежах для рассмотрения в МТК, проект Нового адмиралтейства представлял, как выразился С.К. Ратник, "лишь табличные сведения (недостаточно полные) и теоретический чертеж – для сравнения ненужный".

Итог последовавшего вслед затем (если верить журналу) голосования разделил предпочтения весьма странным и очень показательным образом. В пользу проекта Балтийского завода высказались все представители флота: вице-адмирал Я.А. Гильтебрандт, контр-адмиралы Н.Н. Ломен, А.А. Бирилев, З.П. Рожественский. Проекту Нового адмиралтейства отдали предпочтение штатные береговые администраторы, скованные должностными инструкциями: вице-адмиралы В.П. Верховский, К.К. Деливрон, И.М. Диков. Поскольку председателю по должности полагалось два голоса, в журнале отмечалось, что голоса разделились поровну".

Из многих странностей этого чрезвычайно искусно составленного и, по-видимому, много недоговаривавшего журнала нельзя не обратить внимание на смешение как будто бы объективно-протокольной формы изложения с безапелляционно-жестко проявленной (и свыше заданной) позицией МТК. Состояло оно в неприятии каких-либо отклонений от французского образца (и почти во всем повторявшего его проекта Нового адмиралтейства) и столь же последовательном стремлении "утопить" проект Балтийского завода.

Странным кажется и отсутствие в журнале упоминаний об участии в обсуждении проектов Я.А. Гильтебрандта, З.П. Рожественского, автора проекта Нового адмиралтейства Д.В. Скворцова и представителей Балтийского завода К.Я. Аверина, И.Г. Бубнова. Любопытно включение в журнал составленного, по-видимому, уже без участия приглашенных адмиралов, своего рода "внутреннего заключения" МТК. Умозрительно, в заключение доказывалась "непроизводительность" всех тех перераспределений толщин и границ бронирования, которыми проект Балтийского завода отличался от французского эталона и следовавшего ему проекта Нового адмиралтейства. Особенно порицался Балтийский завод за уменьшение длины внутренней броневой переборки – с 74% длины корпуса на "Цесаревиче" и 73% на "Бородино" – до 57%. Компенсирование этого укорочения переборки усилением наружного бортового бронирования МТК считал неравноценным. Даже применение общепринятого в то время по английскому примеру и вскоре принятого на новых броненосцах скоса броневой палубы МТК признавал пока что лишь с оговорками.

Устроенный А. Лаганем переход внутренней броневой палубы с округлением в трюмную продольную переборку, чем создавался независимый от состояния бортов как бы "чехол на все жизненные части трюма" в МТК продолжали рассматривать как "своего рода преимущество". Вскоре, как оказалось, именно эта "независимость" от состояний бортов и подвела "Цесаревич" во время взрыва торпеды в Порт-Артуре.

В стремлении во что бы то ни стало "утопить" проект Балтийского завода МТК признал непроизводительными" и 149 т нагрузки, употребленные на увеличение длины корпуса, вызванное размещением более мощных (на 700 л.с. больше) и соответственно на 70 т утяжеленных машин и котлов. В укор заводу, постоянно боровшемуся за увеличение паропроизводительности котлов, не забыли упомянуть, что он в своем проекте (решив, очевидно, играть по общим правилам – за счет искусства "артистов-кочегаров" – P.M.) не обеспечил увеличения расхода пара на силу. Под сомнение ставилось и ожидаемое увеличение скорости до 22 узлов. Впадая уже в полную умозрительность, авторы заключения МТК выдвигали тот довод, что это преимущество может быть утрачено из-за необходимости уширить броненосец. Расчетов меры этой потери и возможных способов ее компенсации, понятно, не приводилось. Ведь могло статься, что, благодаря благотворному увеличению длины корпуса (о чем раньше напоминал И.Г. Бубнов) и улучшению обтекания в корме, незначительное уширение (даже если оно бы потребовалось) могло скорости и не повредить. Но тем и удобна внутренняя реакция, что она возражений не предусматривает.

Хотя и признав, что "по отношению к механизмам и котлам для будущих броненосцев" он отдает преимущества во всех подробностях проекту Лаганя, по которому строится "Цесаревич" (предстоящих скандальных поломок чугунных эксцентриков предвидеть никто не мог), отдел, однако, из двух сравниваемых проектов отечественных заводов делал выбор в пользу проекта Балтийского завода (литер "Ж") с продольным расположением котлов. Но общего мнения МТК зтот отзыв не изменил.

Как было заведено, результаты проведенной адмиралами дискуссии с присоединением собственного разбирательства МТК представлял на "благоусмотрение" управляющего Морским министерством.

Вместе с тем, нарушая сложившуюся традицию уклонения от конкретных рекомендаций, все подписавшие журнал специалисты – главные инспекторы и их помощники – всего 14 человек вместе с председателем – заявляли, что "из сравнения двух упомянутых проектов предпочтение остается за проектом инженера Лаганя, измененным в Новом адмиралтействе в согласии с дополнительными требованиями по журналу от 12 января 1899 г. № 6. Никаких других рекомендаций по увеличению паропроизводительности котлов, скорости, усилению артиллерии и бронирования по проекту Балтийского завода (с соответствующим увеличением водоизмещения) журнал не содержал. Соответственно клались под сукно и все предложения, высказанные адмиралами. Невнятные и непоследовательные в отношении главнейших характеристик корабля, они конкретизировались лишь в частное так: о замене 75-мм пушек на 120-мм. Единственно предметные пожелания (с просьбой внести в журнал) высказал контр-адмирал Н.Н. Ломен, но и они, говоря по справедливости, не могли составить заметного вклада в банк выдающихся проектных решений. Здравое в общем предложение о придании конструкции боевой рубки "не той формы, какая существует ныне", а удлиненной овальной для свободного из нее обзора с кормы" повторяло решение, уже предложенное Балтийским заводом по эскизу "Ж".

Не лишено было смысла и пожелание адмирала о придании будущим броненосцам такого развала носовой части батарейной палубы, который позволил бы установить в ней до 4-5 пушек "для обстреливания миноносцев прямо с носа". Странно, однако, что пушки для этого адмирал назначал давно, казалось бы, отжившего 47-мм калибра. Явным анахронизмом, словно заимствованным из времен Трафальгарского сражения 1805 года, выглядело предложение Н.Н. Ломена об устройстве над поперечным мостиком по бокам боевой рубки "стальных тентов толщиной в одну четверть дюйма (6,35 мм – Авт.) для защиты находящихся на нем командира и людей от обстреливания с неприятельских марсов". Запредельно перестраховочным, опрокидывавшим элементарные нормы технической целесообразности, было и предложение отказаться от применения балансирных рулей потому, что в их дейдвудные вырезы могут попасть буксирные или швартовные перлини. Приличия ради о всех этих предложениях в журнале записали, что они подлежат особому рассмотрению в заседании технического комитета". Но ни рассмотрения, ни перемен в проекте никаких не последовало. Никак не отразилось в журнале упоминавшееся в нем (сознание пришло позднее) сообщение морского агента из США генерал-майора Д.Ф. Мертваго. Из него следовало, что по опыту испано-американской войны в мире утверждалась тенденция распределения бронирования на возможно большую площадь борта за счет уменьшения толщин, обязательной защиты броней всей артиллерии и устранения дерева на кораблях, включая настилы палуб, мебель и отделку жилых помещений.

Завершение интриги произошло почти анекдотически. Можно долго гадать о том, какая и на каких ступенях власти произошла подготовка августейшей воли генерал-адмирала, но в итоге рассмотрения двух проектов 27 марта его высочество отдал историческое приказание. Оно гласило: "Теперь же начать постройку двух броненосцев одного типа – на Балтийском заводе на эллинге по спуске "Громобоя", а другого на Галерном островке- по чертежам броненосца "Бородино". Странное это решение объяснялось стремлением избежать задержки в работе от новой переработки проектов. Третий же из подлежащих постройке кораблей Балтийскому заводу разрешалось построить (в эллинге, освободившемся после спуска "Победы") по собственному проекту на основе варианта "Ж", обсуждавшегося в МТК, с учетом мнений, высказанных адмиралами на последнем обсуждении. Иначе говоря, проект "Бородино" заведомо признавался несовершенным, но осуществлять его надо было без промедления, чтобы не потерять время. Балтийскому же заводу, одновременно с постройкой второго "Бородино", предоставляли возможность еще раз доработать свой проект. Бездарно потеряв время, в продолжение года толча воду в ступе, бюрократия вдруг спохватилась, и отыграться решили опять на качестве кораблей.

Уже однажды великий князь удивил всех уровнем своего мышления, разрешив в 1887 г. два очередных броненосца (история "Двенадцати Апостолов") 20-летией программы 1882-1903 гг. строить по двум разным проектам. В МТК тогда сумели отговорить великого князя от столь блистательного плюрализма. Но урок не пошел впрок. Не считаясь с наступившими совсем другими временами, его высочество продолжал свои бездарные эксперименты над флотом. Вредоносная, но располагавшая всей полнотой власти бюрократия словно бы отмщала Балтийскому заводу за его высокую организацию труда, современную технологию, доброкачественность кораблей, а, возможно, и нежелание пойти навстречу корыстным поползновениям чиновничества. Только так можно объяснить ту стабильную обстановку недоброжелательства и произвола, в которой завод работал вплоть до 1917 г.

Постоянные отклонения творческих инициатив завода, даже если удавалось добиться их одобрения императором (проект 1895 г. башенного 15000-тонного крейсера), задержки в оплате выполненных работ, манипуляции с заказами, и всегда в пользу зарубежных и отечественных частных конкурентов, обреченность на одиночные постройки кораблей вместо серий – этими и подобными эпизодами не переставала полниться история отношения завода со своим нерадивым хозяином – государством. И никто из причастной к делу чиновной братии парижского завсегдатая генерал-адмирала, Великого князя Алексея Александровича и заседавших в МТК ничего менять не собирался. Было так удобно и привычно думать, что в какое бы нелепое положение не поставить завод-он непременно из него вывернется. Думать же о благе отечества, его обороне и эффективности работы своего лучшего завода чиновники научиться так и не смогли.