40. Рутина не уступает

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

40. Рутина не уступает

Извечная наклонность русской бюрократии самозабвенно предаваться исследованиям проблем не стоивших выеденного яйца, особенно зримо являла себя в выборе мебели и оборудования помещений. В истории постройки броненосца "Князь Потемкин-Таврический" до невероятных размеров, заняв несколько лет и сотни листов переписки между инстанциями, разрослась проблема выбора типа умывальника для офицерских кают. Сгоряча, под впечатлением пожаров на испанских кораблях в войне с США, МТК в 1898 г. принял решение об отказе от дерева в изготовлении мебели и шлюпок. Но после стальных мебели и шлюпок на "Варяге" и "Ретвизане" начался постепенный возврат к дереву. Война Китая с Японией (до Цусимы было еще далеко) не подтвердила опасности пожаров, и уже на броненосцах серии "Бородино" от неуютных стальных стульев отказались. Первым был гвардейский "Император Александр III", за ним последовали остальные.

Но МТК все еще не был готов к окончательному решению, а потому и на "Славе" выбор типа стула затянулся. Еше 27 сентября С.К. Ратник запрашивал у МТК решение вопроса о том, "последовало ли утверждение их образцов со стороны Адмиралтейства и Совета". Этот же вопрос, подкрепленный напоминанием о том, что "для экстренной достройки "Слава" уже перешла в Кронштадт и что Управляющий требует обеспечить ее готовность к плаванию "ранней весной 1905 г.", С.К. Ратник повторил письмом в адрес Главного инспектора судостроения от 1 ноября. Но только в середине декабря завод получил уведомление о состоявшемся разрешении Управляющего Морским министерством.

Так же неторопливо, в расчете, видимо, на будущую войну, приступили к реализации предначертаний, указанных великим князем по докладу МТК от 23 ноября 1904 г. Прилагая копию этого доклада, МТК в своем отношении от 22 декабря 1904 г. в ГМШ перечислял подлежащие выполнению работы. Это были, как уже говорилось, укорочение мачт, установка продольных переборок позади траверзов 75-мм орудий в батарейной палубе, а также "замена тяжелых стрел и лебедок, устроенных для подъема снимаемых ныне с броненосца 56-футовых минных паровых катеров, более легкими подъемными приспособлениями".

Иначе говоря, спустя каких-то полгода после еще подтверждавшихся решений о применении 56-футовых катеров и даже ранее Цусимы умы МТК постигло первое значительное просветление. К несчастью, все продолжало совершаться прежним порядком. Никакой экстренности, никакого ускорения в документах не предусматривалось. "Слава" в поход по-прежнему не собиралась и лишь продолжала, как и при сборах 2-й эскадры, помогать уходящим кораблям своей техникой, снабжением, вооружением. Так, на броненосец "Император Николай I" сдали 13 января 1905 г ("в запас на 3-ю эскадру") заготовленные для "Славы" три оптических прицела. Решено было на крейсер "Владимир Мономах" передать со "Славы" четыре ящика для первых выстрелов. Безнадежно устарелый, мало на что пригодный "Мономах", спешно снаряжавшийся в Либаве силами Балтийского завода, был, как и остальные корабли Н.И. Небогатова, признан для войны кораблем более нужным, чем "Слава". Зато со всей обстоятельностью, как это было в безмятежные довоенные времена, продолжалось обсуждение выбора вооружения катеров и корабля малокалиберными пушками.

Об этой со всех сторон никчемной артиллерии 37-, 47- и "революционно" явившегося 57-мм калибра сохранилась совершенно фантастических размеров переписка. 5 января 1905 г. состоялось решение Управляющего о снабжении "Славы" четырьмя 40-футовыми катерами (два для замены прежде предпологавшихся 56-футовых). Чертеж же установки на них и на корабле артиллерии был получен из МТК только 9 февраля 1905 г. К нему прилагались чертежи для установки пулеметов, предусматривались судовые конические тумбы и специальные переходные кольца, позволявшие переносить пулеметы на катера или коечные сетки. Ввиду решения о ликвидации на корабле боевых марсов, предназначавшиеся для них пулеметы предлагалось использовать на шлюпках, пользуясь тумбами 37-мм пушек. Словом, артиллеристам было чем заняться. В неприкосновенности оставались и 75-мм пушки.

На втором году войны пришла для "Славы" очередь получения дальномеров. Их появление на флоте – одна из самых занимательных страниц в летописи подвигов бюрократии. Вполне современное решение о введении на флоте базисных дальномеров МТК принял 4 марта 1897 г. журналом № 26 по артиллерии. Но бюрократия в лице двух ее главных столпов – их превосходительств Павла Петровича и Владимира Павловича с легкостью парировала патриотическую инициативу МТК. Не проникнувшись революционной важностью приборов для боеспособности флота, не дав себе труда вникнуть в условия их получения за границей, ни мало не обеспокоившись уже происходившим массовым их заказом для английского флота, оба превосходительства затеяли постыдно крохоборческий торг. Сначала главное превосходительство приказало потребовать от сделавшей министерству предложение фирмы Армстронг доставить для бесплатного пользования не один, а два дальномера Барра и Струда. Срок бесплатного ими пользования следовало, в сравнении с предложением фирмы, значительно увеличить.

Не желало его превосходительство и брать на себя обязательство в случае успеха испытания заказать не менее 20 приборов (по цене 250 ф. ст. за комплект). Резолюцию первого превосходительства его верный эконом Владимир Павлович 10 мая 1899 г. сочинил представителю фирмы Армстронг г-ну Джеймсу Керну. Но фирма, уже имея обеспеченный заказ на 70 дальномеров английскому флоту, российских крохоборов ответом даже не удостоила. Минул год, и главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Н.И. Казнаков 3 мая 1898 г. запрашивал ГУКиС о сроке получения дальномера Барра и Струда, испытания которого предусмотрены программой МТК. И уже 5 мая 1898 г. с хладнокровием истинного олимпийца его превосходительство отписывал в Кронштадт о том, что, вследствие несогласия фирмы с условиями министерства, "эти приборы и не будут доставлены в кампанию сего года на практическую эскадру". В тех же выражениях на запрос о продвижении дела с дальномером Барра и Струда В.П. Верховский 5 октября 1898 г. отвечал председателю МТК вице-адмиралу И.М. Дикову.

Привычно проглотив эту бюрократическую пилюлю и не удивившись потере целого года на решение проблемы боеготовности флота, председатель 10 октября просит начальника ГУКиС повторить запрос фирме Армстронг. Ведь "крайне желательно, чтобы у нас к будущей весне был хотя бы один экземпляр такового дальномера для испытаний на судах". Замечательно, что в этой переписке в стороне оставался ответственный за боеготовность флота Главморштаб. Благополучно возглавлявшее его в 1896-1903 гг. другое превосходительство – Ф.К. Авелан проблемой дальномеров и вовсе озабоченным не был, а может быть, о ней и не подозревал. Пусть-де техникой занимаются техники (так тогда, в отличие от благородных строевиков, называли инженеров – Авт.), а мое дело – высокая стратегия, программы плавания и чинопроизводства, – так, наверное, рассуждал этот правоверный лютеранин на русской службе.

Снизойдя к просьбе МТК, начальник ГУКиС предпринял новую хитрость, обращаясь 27 октября 1898 г. к петербургскому представителю фирмы Армстронга Ф.Ф. Медхерсту. Он ее желание принять условия министерства объяснял тем, что она, может быть, "стесняется выслать бесплатно два прибора". А потому В.П. Верховский, забыв претензии на долгое бесплатное пользование двумя дальномерами, изъявлял готовность временно получить только один, а другой приобрести в полную собственность, но фирма, уже вполне наладив свой бизнес, в рекламе не нуждалась. Выждав унизительные для русской стороны два месяца, г-н Медхерст 28 декабря сообщал, что фирма может продать два дальномера по прежде названной цене ("на заводе, без упаковки") 250 ф. ст. за комплект и с соблюдением названного ранее В.П. Верховским обязательства не воспроизводить дальномеры в России. 4 января 1899 г. Управляющий П.П. Тыртов "для всесторонних испытаний" разрешил покупку этих двух дальномеров. 26 апреля в Англии были уплачены деньги, а 21 июля два дальномера прибыли в Россию.

Еще четыре года ушло на ожидание первых десяти дальномеров, которые в итоге всех своих хитростей и экономических уверток Морское министерство в октябре 1902 г. сподобилось послать на эскадру Тихого океана. Из них восемь приборов получили уходившие на Дальний Восток броненосцы "Ретвизан" и "Победа", крейсера "Диана" и "Паллада", еще два должен был распределить на свои корабли начальник эскадры. И все. Больше ни эскадра, ни крейсера во Владивостоке не получили ни одного дальномера. На всю Балтику в 1902 г. имелось лишь два той же конструкции (с базой 4,5 фт) дальномера на крейсере "Минин", да и те нуждались в исправлении после опытов их разборок зимой при изучении офицерами артиллерийского класса.

Бюрократическое перерождение В.П. Верховского, еще недавно увлеченного минным делом, наукой о ходкости корабля и винтовых движителях, составляет один из особо показательных эпизодов в истории флота и заслуживает хорошо документированного очерка. Будь он в свое время написан, наши современники были бы избавлены от большой исторической ошибки – совершившейся в наши дни замены на могиле Владимира Павловича прежнего простого деревянного креста роскошным надгробием из розового гранита. Так нынешняя, напрочь утратившая историческую память "демократия" последовала по стопам "доброго" государя Николая II, который заслуги Владимира Павловича в числе других наград успел отметить орденом Александра Невского в 1903 г., знаком "беспорочной службы" за 40 лет и чином адмирала в 1904 г. Современники же, как это видно из статьи в "Военной энциклопедии" Д. Сытина, признавали адмирала одним из главных виновников поражения русского флота в войне на море. Очевиден и оставленный адмиралом длинный след его вредоносных деяний: от измывательства над строителем броненосца "Гангут" до "порядков", которые явлены в "искалеченных броненосцах", от дальномеров до оптических прицелов и непрестанно толкавшей флот к деградации "экономии": на пушках, снарядах, мешках для угля, боевой подготовке и искусстве стрельбы.

Примеров можно привести немало: мешок для угля (при заказе систем Спенсер-Миллера – для перегрузки на "Ретвизане" угля в море было приказано ограничиться одним образцовым мешком, чтобы остальные сшить в России), фугасный снаряд русской морской артиллерии (с его ничтожным зарядом), ведра, деревянные табуреты и топорища (их из России прислали по железной дороге во Францию для броненосца "Цесаревич") и урезанная до 10 экземпляров партия дальномеров. Семь лет продолжался этот предательский по сути и постыдный фарс "экономии". Все эти семь лет, вызывая, наверное, брезгливые усмешки англичан, русское Морское министерство, демонстрируя то расчетливость гоголевской Коробочки, то бережливость Плюшкина, то хитрость сельского недоумка, пыталось, как в истории с мешками для угля, заказать один-два, ну – десяток дальномеров и выговорить за это право их производства в России.

Начисто забыв о безопасности государства и потеряв всякое чувство времени, достойный продолжатель В.П. Верховского новый начальник ГУКиС (с 12 апреля 1902 г.) генерал-лейтенант JI.A. Любимов продолжал ту же жалкую игру. Англичанам все пытались внушить, что дальномеры России нужны не для чего-нибудь, а для абстрактных "опытов в широких размерах". Все это время из ГУКиС (при бездействии МТК) не переставали повторять попытки задешево или просто "за так" выговорить право их производства в России. Никто, конечно, не расскажет, по какой причине – от недомыслия или по взаимному сговору представители Морского министерства попались на удочку представителей фирмы Армстронга X. Медхерста и Д. Нерна, которые сумели внушить своим русским друзьям, что фирма не только продает дальномеры Барра и Струда, но занимается также и их производством. Этой мошеннической уловке поддался, как ни странно, и юрисконсульт Морского министерства, который (в ответе на запрос ГУКиС от 23 декабря 1903 г.) в письме от 5 января 1904 г. с ученым видом как о непреложном факте трактовал об "исключительном праве воспроизведения дальномеров", принадлежащем фирме Армстронга. А потому, чтобы обойти несговорчивую фирму, ГУКиС в угоду своей жалкой коммерции, решил на год (в самый канун войны) прекратить все дальнейшие заказы. "Спустив" на флот, как величайшую милость, партию из упоминавшихся 10 дальномеров, генерал Л.А. Любимов 27 августа 1902 г. извещал МТК (Главморштаб был опять в стороне) о том, что вопрос о новом заказе дальномеров "может быть возбужден не ранее конца 1903 г., когда представится возможность войти в непосредственные сношения с фирмой Барра и Струда об изготовлении дальномеров".

Так было совершено самое, может быть (после срыва программы 1898 г.), грандиозное предательство бюрократии тех лет. Лишенный современных оптических прицелов и базисных дальномеров флот оставался на уровне ушедшего века. Соответственно, неполноценной, сковывавшей творческие инициативы офицеров оставалась и боевая подготовка. Множество новых идей и тактических приемов, которые могли бы явиться на флоте при постоянном и всеобщем применении дальномеров, не родилось и не состоялось. Не были установлены пределы точности и погрешности показаний, рациональные способы установки и обслуживания приборов, будь они привычной штатной принадлежностью корабля, а не загадочной заморской вещицей, к которой было непонятно как подступиться. И не потому ли один из виновников обездоленности флота в дальномерном деле- З.П. Рожественский 13 мая 1905 г., за один день до Цусимы, должен был все еще напоминать своей эскадре о "крайнем небрежении", в котором на ней содержится дальномерное дело.

Фантастическую твердолобость бюрократии (или все-таки предательство? – Авт.) не смогло преодолеть чрезвычайной важности разъяснение, с которым в ГУКиС 21 января 1904 г. обратился морской агент в Англии И.Ф. Бострем. Внятно и определенно, хотя и опять безнадежно запоздало, он раскрыл мошенничество представителей фирмы Армстронга и без обиняков объяснил, что "эта фирма и не имела никакого исключительного права нальшелку дальномеров Барра и Струда, а лишь на npfc во продажи их". Это право продажи (а не изготовления, как считал юрисконсульт министерства) и кончилось в сентябре 1903 г. Напоминал он и о том, что за 10 лет существования договора между фирмами Армстронга и Барра и Струда эта последняя фирма имеет теперь заказов больше, чем получила за все предшествующие 10 лет. Предостерегал он и о бесплодности попыток производить такие тонкие оптические приборы собственными силами. Поразительно, но ни одному из этих предостережений бюрократия внять не пожелала.

В тайне от флота оставалась и вся описанная здесь "кухня" заказов и их задержек. Но, не будучи в нее посвящены, передовые офицеры флота интуитивно сознавали ненормальность положения и усугубившегося отставания в дальномерном деле. И потому они собственными силами пытались преодолеть блокаду, в которой держала флот бюрократия. Так, в мае и июне 1901 г. Главный инспектор морской артиллерии уже по собственной инициативе, решив нарушить установленный "порядок", поручил морскому агенту в Англии дать фирме Барра и Струда заказ на два дальномера. Свой прорыв бюрократической блокады совершили командиры двух броненосцев – "Пересвст" и "Цесаревич". На первом из двух – "Пересвете" дальномеры Барра и Струда появились, по- видимому, во время плавания мимо Англии из Балтики на Дальний Восток. Не ясно, были ли получены они по нарядам ГУКиС или в обход бюрократии их заказали по инициативе командира и офицеров. Помочь могли особые обстоятельства плавания, в котором участвовали великие князья Кирилл и Борис Владимировичи. Их личное участие и относительная автономность морских сил Тихого океана могли позволить сделать заказ дальномеров в обход ГУКиС.

Хотелось бы верить в столь блистательное проявление своего долга службы офицерами корабля и великими князьями, но прямых тому подтверждений обнаружить пока не удается. О дальномерах, которые могли быть на "Пересвете", ничего не говорит в своем строевом рапорте тогдашний начальник эскадры вице-адмирал Н.И. Скрыдлов (1844-1919). Хуже того, адмирал, как это видно из рапорта, был удручен тем зачаточным уровнем боевой подготовки, какой он обнаружил на корабле после длительного плавания. О дальномерах Барра и Струда не говорится и в замечательном во всех отношениях "Наставлении командирам батарей, групп и плутонгов эскадренного броненосца "Пересвет"", которое составили артиллерийские офицеры корабля лейтенанты М.М. Римский-Корсаков (1872-1950, Копенгаген) и В.Н. Черкасов (1878-1926). Утвержденное командиром капитаном 1 ранга В.А. Бойсманом (1864-?), оно секретным изданием было выпущено в 1903 г. в Порт-Артуре. Из него, в частности, следует (по градуировке циферблатов ПУАО), что флот тогда дальше 43 кабельтовых стрелять не предполагал.

Это фатальное заблуждение сыграло роковую роль для всего флота, который из-за отсутствия практики в стрельбе на дальние расстояния не мог установить значительную погрешность, которую и в ничтожнейшем количестве (что-то 12 или 14 экземпляров) появившиеся до войны дальномеры Барра и Струда обнаруживали на увеличенных расстояниях. А потому не возникало и вопроса о заказе приборов с увеличенной базой. Только 9 ноября 1904 г. МТК проявил интерес к такому дальномеру "Крепостного типа" с базой 9 фт. "Ввиду очень больших расстояний, с которых ведется в настоящее время морской бой", Главный инспектор морской артиллерии в письме в отдел вооружения ГУКиС писал о желательности приобретения такого дальномера для испытаний в комиссии морских артиллерийских опытов". Но и этот интерес был только академическим. О снабжении таким дальномером "Славы", еще успевавшей его получить и догнать эскадру, об экстренном испытании с помощью такого дальномера точности имеющихся дальномеров речи не было. Не было сделано никаких выводов и из того факта, что специальными дальномерами морского типа были уже вооружены английские и японские миноносцы.

Фантастична и судьба второго из имевшихся, как приходится думать, на "Пересвете" двух дальномеров. Обнаруженные автором документы свидетельствуют, что этот дальномер Барра и Струда № 398 в октябре 1903 г. был отправлен из Порт-Артура в Англию на завод фирмы Барра и Струда в Глазго для устранения обнаруженных дефектов и повреждений. Произошли они, наверное, из-за таких же неумеренно усердных и частых, как в Кронштадтском артиллерийском классе, "научно-исследовательских" разборок. Проследить за его судьбой было некому, и только 28 февраля 1904 г. морской агент в Англии И.Ф. Бострем запрашивал ГУКиС (но почему-то не в МТК, не в ГМШ и не командующему флотом в Тихом океане) о том, куда фирма должна послать исправленный ею дальномер "Пересвета". Не ожидая ответа, дисциплинированный агент ответил фирме: пусть посылает в ГУКиС в Петербург вместе со счетом за исправление и транспортировку. Затем последовали два уточнения: в марте И.Ф. Бострему приказано было дальномер послать в Петербург на имя командира порта, а 10 апреля агент сообщил, что дальномер на пароходе "Колпино" отправлен в Петербург на имя представителя фирмы. Без жалости поступила судьба и со вторым дальномером "Пересвета": он был разбит в бою 28 июля 1904 г.

"Цесаревич" же и вовсе не получил своих дальномеров. Его командир капитан 1 ранга И.К. Григорович, осознав, что законным путем эскадра дальномеров не получит, воспользовался своими прежними связями на должности председателя наблюдающей комиссии во Франции при постройке "Цесаревича" и "Баяна". Махнув рукой на чиновные порядки, телеграммой от 9 февраля 1904 г. поручил морскому агенту в Англии заказать для "Цесаревича" два дальномера Барра и Струда. При поддержке морского агента во Франции капитана 2 ранга Г.А. Епанчина (1863-?) заказ был 22 февраля подтвержден помощником начальника ГМШ полковником В.А. Штенгером. Его превосходительство лютеранин Федор Карлович не преминул 5 марта телеграфировать командующему флотом в Тихом океане о недопустимости впредь подобных самочинных "заказов за границей по распоряжениям командиров судов", но заказ, правда, отменять не стал. Дальномеры были готовы в конце апреля 1904 г., когда сообщение с Порт-Артуром было уже прервано. Их распределили на корабли 2-й эскадры. Своей вины за провал снабжения флота дальномерами он, конечно, не сознавал.

Бюрократия продолжала почивать на лаврах. И только 15 апреля 1904 г., т.е. спустя без малого три месяца после начала войны, его превосходительство "ввиду экстренных требований с Тихоокеанский эскадры о снабжении судов дальномерами Барра и Струда" разрешил (вот ведь милость какая!) сделать в Англии заказ на двадцать восемь таких приборов. Действовать пришлось по цепочке через подставного заказчика – проживавшего в начале во Франции и наведывавшегося по делам в Англию и Россию великобританского подданного Василия (Базиля) Захарова. Сын русского профессора, он был колоритнейшей фигурой в бизнесе. Его феноменальный путь накопления капитала был увенчан владением фирмой "Виккерс-Максим", приобретением казино в Монте-Карло и награждением званием "Сэра" за выдающуюся благотворительность.

Участие в заказе дальномеров для русского флота стало еще одним ярким эпизодом, составляющим, без сомнения, весомое добавление к перечню тех почти всегда таинственных и фантастических деяний будущего сэра Базиля Захарова, о которых в своих "Воспоминаниях" весьма уважительно писал А.Н. Крылов. Имея какие-то особые связи в структурах фирмы Барра и Струда и уже давно, как он сам говорил, ведя с Морским министерством "довольно большие дела", В.В. Захаров на переговорах в Петербурге не только гарантировал исполнение заказа на разрешенные министерством 28 дальномеров, но предложил доставить еще 12 таких же приборов. Он же обещал устроить на завод доступ представителю министерства полковнику М.И.

Бархоткину, который мог ознакомиться с технологией работ на заводе.

Были, наверное, и другие звенья в цепи особенно обширной тогда в Европе русской агентуры, успевшей как раз в 1903 г. изготовить выдающуюся фальшивку мирового значения, ныне известную под названием "Протоколы сионских мудрецов". Доверие к Базилю Захарову было столь велико, что морскому агенту было приказано прекратить отношения с фирмой Барра и Струда и сделать вид, что русских дальномеры больше не интересуют. Двусмысленное положение полковника М.И. Бархоткина, который на виду постоянно встречавшихся японских представителей продолжал свою странную линию (о чем пытался писать и И.Ф. Бострем), бюрократию не смущало. В то же время из ГМШ, требуя от морского агента пустить в ход все возможные интриги, настаивали на доставке в Петербург не позже 30 июня 14 дальномеров, необходимых "для эскадры, отправляющейся в Тихий океан". В одной из шифровок от 16 апреля 1904 г. З.П. Рожественский, "проморгавший" довоенное снабжение флота дальномерами, настаивал на сдаче к 30 июня хотя бы 10 дальномеров. Одновременно, продолжая свои собственные интриги, подпольные заказы через подставных лиц пыталось сделать ГУКиС.

Но путь через Базиля Захарова оказался самым верным. Его представитель Балинский 29 апреля 1904 г. подтверждал получение Базилем Захаровым секретного заказа на ранее упоминавшиеся сорок дальномеров. С ним в Париже связь поддерживал и посылал шифровки морской агент во Франции капитан 2 ранга Г.А. Епанчин. Тем временем прибывший 13 мая в Глазго вместе с Базилем Захаровым, но сохранивший фиктивное инкогнито полковник М.И. Бархоткин был принят профессором Барром и очень скоро встретил на заводе "целую группу японских офицеров". Она во главе с полковником крепостной артиллерии в составе двух лейтенантов флота и двух младших офицеров армейского корпуса осматривала первый из четырех заказанных Японией крепостных дальномеров. Они, как намекали японцы, предназначены для Порт-Артура, когда он будет взят. "Японцы, как видно, и в этом упредили не только нас, но и крепостную артиллерию других европейских держав", – писал М.И. Бархоткин. "Кроме этих крепостных приборов, – добавлял он, – в прошлом году (это сверх полученных ранее-Авт.) для Японии было изготовлено и отправлено 50 морского типа, в настоящее время готовится также несколько десятков для военных судов Японии".

22 мая И.Ф. Бострем, не теряя надежды вразумить начальство, напоминал о бессмысленности выведать английские секреты с помощью полковника М.И. Бархоткина. Гораздо разумнее (как это всегда и делалось с приобретением в Англии и Франции лицензий – Авт.) уплатить фирме Барра и Струда 15000 фунтов стерлингов и получить от нее всю технологию и конструктивные решения. Это уже сделали правительство США, английское адмиралтейство, о том же ведет переговоры Япония. Но в министерстве, как это уже было задумано и с экзотическими крейсерами, предпочитали продолжать подпольную деятельность. Все это было похоже на лесковское подковывание "аглицкой" блохи.

Из обширного – на 418 листах – дела ГУКиС в РГАВМФ (ф. 427, оп. 2, д. 739) выясняется, что вся многотрудная деятельность министерства по довоенному заказу дальномеров в 1897-1903 гг. свелась к приобретению всего-навсего пятнадцати комплектов, из которых флот, вступивший в войну, имел только одиннадцать. Распределенные на шесть кораблей, они перебрасывались во время осады крепости то на дежурную канонерскую лодку, то на сигнальную станцию Золотой горы, то на какой-либо другой корабль. Точность их показаний от такой перетасовки, понятно, не увеличивалась. Оставшийся на "Пересвете" один дальномер имел к тому же градуировку шкалы в метрах, а не в кабельтовых. Японцы, как говорилось в "Цусиме" А.С. Новикова-Прибоя, имели дальномеры "в каждой башне, в каждом каземате". Но бюрократия продолжала идти "своим путем". Инерция бездействия была столь велика, что даже заказ для "Цесаревича" не смог ее преодолеть. Приговором бюрократии стало донесение И.Ф. Бострема от 10 февраля 1904 г. о том, что приняв заказ на два дальномера, фирма Барра и Струда, "вследствие огромного спроса на их инструмент", обещает доставить приборы не ранее 30 апреля нового стиля".

Еще два дальномера для "Цесаревича" были получены только 12 июня. Совершенно непостижимо, что, несмотря на сохранение сообщения с Владивостоком, все лето не бьшо сделано заказов для базировавшегося на него крейсерского отряда. На запрос, сделанный 22 августа 1904 г. командиром Владивостокского порта о высылке шести дальномеров, спустя месяц последовал ответ на имя командующего флотом. Дальномеры обещали выслать в начале октября. Оптические прицелы могли быть готовы в Петербурге "не ранее января".

19 ноября 1904 г. был сделан заказ на 16 дальномеров для снабжения судов 3-й эскадры. "По справке артиллерийского отдела МТК заказ следовало сделать через посредство г-на Захарова: "в противном случае суда эскадры останутся без этих необходимых приборов". При неуклонно сохранявшемся всю войну распределении в соответствии с журналом МТК № 28 от 4 марта 1897 г. на каждый корабль полагалось 2 дальномера. Получается, что эскадра должна была состоять из восьми кораблей. Только 8 декабря 1904 г. последовало предписание выслать в порт Императора Александра III (в Либаву) 10 дальномеров "для отпуска на суда 3-й эскадры". Выслано было 10 приборов. Одиннадцатый, предназначавшийся для военного порта, по ходатайству его командира контр-адмирала А.А. Иреикого (1848-?), 30 декабря разрешили установить на "Император Николай I". Ему, как сообщил адмирал, "двух крайне недостаточно".

В этой череде экстренно совершавшихся запоздалых заказов (флот по-прежнему во всей полноте не владел новой техникой) "Слава" не занимала полагающегося ей, казалось бы, доминирующего положения, не было и мысли о заказе для нее новейшего (в проектах фирмы Барра и Струда он оценивался в 325 фунтов стерлингов) морского дальномера типа FQ с базой 2,75 м. Совсем потерявшись в своих мыслях, МТК "ввиду очень больших расстояний, с которых ведется морской бой", 2 ноября 1904 г. писал в ГУКиС о необходимости "для всесторонних испытаний" приобрести крепостной дальномер Барра и Струда с базой 2,75 м. Для боя, который еще предстоял русскому флоту, современный дальномер на "Славе" вроде как и не требовался. Для "Славы" не нашли нужным дать хотя бы три дальномера, как это 30 декабря сделали для "Императора Николая I".

О дальномерах для "Славы" вспомнили лишь после ухода 2-й эскадры, когда, занявшись 14 октября 1904 г. разбором недостатков, выяснили, что после всех заказов в наличии имеется 25 приборов. Из них шесть было отправлено во Владивосток, два переданы фирме Гейслера для использования в качестве эталонов при их воспроизведении, семь оставили в резерве, пять отправили в Севастополь (по два для броненосца "Князь Потемкин-Таврический" и крейсера "Очаков", один "для обучения"). Из остальных пяти оставленных для кораблей Балтийского флота по два предназначалось для "Славы" и крейсера "Память Азова", один для броненосца "Петр Великий". В силу последующих уточнений для Черного моря 26 октября собирались послать семь дальномеров ("учли" и забытый крейсер "Кагул"), а 30 октября обещали послать во Владивосток седьмой дальномер. Двадцать дальномеров последней партии, высланные на пароходе "Москва" (стоимость каждого 252 фунта стерлингов), полученные 15 октября 1904 г., имели номера 631-645 и 653-657. Со временем узнаем, на каких японских кораблях могли находиться дальномеры, ближайшие по номерам к русским и каким замысловатым, наверное, путем доставлялись все они на театр военных действий. Ясно одно – бизнес английской фирмы на войне России с Японией был в те месяцы особенно доходным.

Неизвестно, когда "Слава" в действительности получила предназначавшиеся ей два дальномера, но из документов видно, что с установкой их явно не спешили. До 27 января не было даже определено для них место. Расположение на мостиках, составлявших для противника главную цель, считалось слишком опасным, а потому командир считал более правильным установить дальномеры на площадках обеих мачт. Точно так же думал и командир крейсера "Память Азова". Дальномеры, установленные на тонких мачтах и площадках, докладывал он 9 февраля, гораздо менее заметны и пострадают не так скоро, как на мостиках. Вполне, казалось бы, здравое решение противоречило недавно принятому решению МТК о ликвидации на кораблях боевых марсов и других "пристроек" к мачтам. Имелись в виду и обнаружившиеся в боях повреждения, и риск падения мачт, обремененных тяжелыми марсами. Проблема, казалась бы, могла быть решена соответствующим облегчением марсов, освобожденных от явно ненужных пушек и пулеметов. Но в МТК это вызвало мучительные раздумья, и только 27 февраля 1905 г. Главный инспектор артиллерии, признав предложение командира "единственным исходом" коллизии, сообщал начальнику Балтийского завода о согласии с установкой дальномеров на мачтах.

Позднее приобретение дальномеров на флоте и доставка их на "Славу" почти что в последнюю очередь помешали тому опережавшему время решению, которое, увы, уже после войны предложил офицер русского флота лейтенант А.В. Зарудный (1874-?). Ранее он в 1896-1900 гг. плавал на крейсере "Память Азова", в 1903 г. на канонерской лодке "Терец". Войну 1904-1905 гг. прошел в должности старшего артиллерийского офицера крейсера "Олег". Отвечая на вопросы ГМШ, рассылавшиеся по всему флоту, о желательных улучшениях в технике и тактике по опыту войны, он высказал мнение о необходимости иметь на корабле не менее трех дальномеров, "установленных во вращающихся броневых башенках". К этой идее современных КДП присоединилось столь же прогрессивное предложение старшего артиллериста (до 13 декабря 1904 г.) "Славы" капитана 2 ранга К.И. Дефабра (1863-?) встраивать дальномеры в корпус башни так, чтобы ее ширина была базисом дальномера. а оптические призмы выступали снаружи. Но и это его предложение, как и множество других, самых обстоятельных и конструктивных, явилось лишь после войны, в ответах, данных в 1906 г.

В числе их указывалась необходимость системы "автоматического выдувания газов в канале орудия при открывании замка". Об удушающем действии газов при энергичной стрельбе из башенных орудий С.О. Макаров предостерегал своим докладом от 16 октября 1903 г. Мер тогда принято не было ни на 1-й, ни на 2-й эскадре. Офицеры "Цесаревича" о своем горьком опыте писали из Циндао, но и тогда патентованный артиллерист З.П. Рожественский пропустил его мимо ушей. И ведомая им эскадра продолжала плавание, обрекая себя на заведомое отравление прислуги башен в бою. О многом на "Славе" в начале 1905 г. еще не догадывались. Никто не предполагал, что спешно изготовленные и за один день испытанные на 75-мм пушке черноморского миноносца оптические прицелы окажутся скорее вредным, чем полезным новшеством. О прицелах на "Славе" придется сказать позднее – они к началу 1905 г. еще ничем не могли проявить себя. Более явным пока что был другой опыт войны.

2 марта 1905 г. рапортом № 679, адресованным в МТК (от ГМШ никакого толка, видимо, уже не ожидали), новый командир "Славы" капитан 1 ранга М.В. Князев (1856-1933, Париж) напоминал о печальном опыте "Цесаревича", в башнях которого газы при открытии замков их орудий, вырываясь, делали воздух настолько удушливым, что приходилось менять прислугу. Признавая это, командир просил распоряжение МТК о заказе вентиляторов на каждое 6-дм и 12-дм орудие "для продувки газов по каналу орудия в момент открывания замка". Надо непременно иметь 16 вентиляторов, так как "меньшее количество будет задерживать скорость стрельбы". Вентиляторы можно будет питать от цепи освещения башен. Эффект продувания хорошо виден на современных стрельбах танковых орудий в кадрах телевидения, когда явно под сильным давлением из ствола вырывается облако дыма. Так впервые после заметок С.О. Макарова о пользе продувания, сделанных еще в 1891 г., где он уже тогда отдавал предпочтение сжатому воздуху, этой проблеме начали уделять внимание. В обращении главного инспектора от 7 марта 1905 г. в ГУКиС речь шла лишь о "Славе", причем вентиляторы предлагалось заказать только для 12-дм пушек.

Опыт вентилирования 6-дм башни 16 марта 1905 г. в присутствии командира и строителя А.И. Моисеева (1862-1918, убит) провел старший артиллерийский офицер лейтенант Яруцкий. Результат оказался неожиданным. Дым от сожжения гарпиуса и пакли, заполнив все пространство башни, ушел спустя 2-3 минуты, но не в трубу, выведенную от вентилятора (1000 куб.м/час.) в амбразуру, а в подбашенное отделение. Не увидев немедленного эффекта, командир отказался от своей инициативы. Ему уже стало казаться (о докладе С.О. Макарова в 1903 г. он и не знал), что проблемы, собственно, не существует: из 6-дм башни газы могут уходить через достаточно широкие амбразуры и гильзовые горловины. Недолог был и энтузиазм артиллерийского отдела. Спокойно закрыв глаза на боевой опыт "Цесаревича" и не вспоминая о 2-й эскадре, на донесении командира начертали: "Опыт этот признан неудачным и решено ждать разработки способа вентилирования канала орудий после выстрела".

Уроки "Цесаревича" и в этом направлении остались нереализованными. Проблема продувания оказалась отложенной почти на десятилетие. Заботы ускоренной готовности к плаванию, острейшая нехватка денег, перемены в МТК, отсутствие контрагентов и прочие события смутного времени надолго отодвинули решение проблемы. Принципиальное значение имела вторая из зафиксированных в документах инициатив командира Князева. 4 марта 1905 г. рапортом № 708 он напоминал МТК о необходимости устройства на корабле кормовой боевой рубки. Рубка, как видно из опыта войны, должна предотвратить потери среди дальномерщиков и сигнальщиков, которые в бою "выбывают в огромном количестве", отчего корабль лишается возможности определять расстояние и делать сигналы. В бою 28 июля 1904 г. на эскадре от боя в строе фронта отказались из-за неимения кормовых рубок. В такой рубке, как подсказывал опыт войны, должен помещаться и управляющий огнем. Наконец, и организация артиллерийской службы на судах 2-й эскадры предусматривала устройство запасного защищенного помещения, куда в случае разрушения боевой рубки должен был переместиться управляющий огнем. Признавая, что ‘ по массе причин" устройство полноценной боевой рубки в корме явно неисполнимо, предлагалось импровизационное решение в виде защитного пояса на нижнем мостике вместо кормовой штурманской рубки.

Темпы достройки "Славы"оставались по-прежнему черепашьими. К концу 1 февраля в 100% готовности были лишь корпус и бронирование. Рулевое устройство достигало 94% готовности, котлы и трубопроводы – 25%, главные и вспомогательные механизмы – 86%, башни н орудия – 83%, водоотливная система – 68,5%, сигнализация и передача приказаний – 44%. Лишь к 1 июня 1905 г. по всем этим системам корабля была достигнута готовность 98-99,9%, а 100% готовность по всем 42 отчетным позициям была зафиксирована только к 15 августа 1905 г. Иными словами, полностью корабль был готов даже позже того срока – к весне 1905 г., который был назначен Балтийскому заводу в начале войны. Никакого ускорения готовности, несмотря на освободившиеся, казалось бы, производственные мощности и рабочие руки, не произошло.

Это значило, что работы на "Славе" все время велись так, словно никакой войны вовсе не было. Излишними, ввиду исключенности корабля из войны, могли быть признаны и запоздалые усовершенствования, на которые в итоге разорительной войны вовсе не находилось денег. Как и во всей войне, как и во всем флоте, неукоснительно соблюдался и на "Славе" метко замеченный современниками главный руководящий принцип: "Главный морской штаб нехотя воюет с Японией, морской технический комитет держит нейтралитет, а Главное управление кораблестроения и снабжения прямо враждебно России" (Н.Н. Беклемишев. "О русско-японской войне на море". С-Пб, 1907, с. 102).