ГЛАВА XVI Оставление Москвы 

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XVI

Оставление Москвы 

Москва, 14 октября. Лошади императора отправились третьего дня вечером по неизвестному назначению. Все повозки нагружены съестными припасами. Генерал Борелли, адъютант неаполитанского короля, возвратился вчера к нему с секретными приказаниями императора[18]. Что касается старой императорской гвардии, то она готова уже к пути, точно также и молодая гвардия с двумя артиллерийскими полками.

Офицерам, имеющим лошадей больше, чем то предписывает регламент, приказано продать лишних лошадей в артиллерию и в обозы. За них платят смотря по качеству, по соответствующему тарифу. Но и эти лошади почти не в лучшем состоянии, чем другие; во всяком случае они представляют скудный ресурс.

Послан приказ в дивизию Дельзона итальянской армии, расположившуюся в Дмитрове. Ей предписано очистить этот город и стать в тыл Москве. Вчера Наполеон снова отправлял к Кутузову своего адъютанта Лористона.

Москва, 15–16 октября. Император дал приказ расположенному в Черной Грязи итальянскому отряду вернуться в Москву, оставив там одну кавалерию. Дивизия Бруссье, драгуны королевской гвардии, стоявшие вдоль Смоленской дороги, отправляются к Фоминскому.

Москва, 17 октября. Сегодня генеральная раздача по всей армии: раздают кожаную одежду, белье, хлеб и водку. Разумная мера, которая принесла бы большую пользу, если бы принята была несколько раньше, но теперь слишком поздно. Солдат выбрасывает все, чем он не может воспользоваться сейчас же; к тому же теперь он чересчур и без того нагружен, и я очень боюсь, как бы вся нынешняя раздача не оказалась брошенной на ветер.

Выступление из Москвы, 18 октября. Мы расставлены в боевом порядке на первой Кремлевской площади, — несколько батальонов императорской гвардии, королевская гвардия и дивизия Пино. Император произвел нам смотр. Смотр продолжался около двух часов. Собирались приступить к раздаче наград, до которых так лакомы войска, как вдруг показался адъютант Мюрата Беранже с тревожным видом, с исказившимися чертами.

Смотр прекращается. Император уходит в покои Петра Великого. Через минуту мы получаем приказ возвратиться на наши прежние квартиры и приготовиться к немедленному походу. Очевидно, прощай последние надежды на мир! Мы все еще будем игрушкой в руках Кутузова, и вот теперь наступает зима, а мы на русской почве, где повсюду царствует одно лишь опустошение[19].

Мы спешно возвращаемся на наши квартиры, складываем свои парадные мундиры и с удовольствием надеваем походное платье. Все настроение совершенно переменилось; на всех лицах сияет радость. Одно только огорчает нас: нам приходится оставить наших товарищей, которые не могут идти. Многие из них собирают все свои силы, чтобы попытаться идти за нами. В 5 часов мы с барабанным боем, с громкой музыкой проходим по улицам Москвы... Москва! Так страстно хотелось нам в нее попасть, но уходим мы отсюда без сожаления. Мы думаем только о родине, об Италии, о наших, которых мы увидим теперь, после такой славной экспедиции.

Мы в последний раз смотрим с Кузнецкого моста на Кремль и на уцелевшие от огня красивые постройки на берегу Москвы-реки. Войска, нагруженные добычей, выходят, наконец, из пределов Москвы и выступают на Калужскую дорогу. Молчание скоро прерывается, и дорогой начинаются песни, начинаются рассказы. Радость общая, этапы проходятся весело.

Калужская дорога, 19 октября. Мы располагаемся лагерем вдоль Калужской дороги на большом протяжении в следующем порядке: итальянская армия составляет авангард, затем следует Даву, императорская гвардия и, наконец, в арьергарде корпус Нея. Маршал Мортье, молодая гвардия, спешенные и разбитые на батальоны кавалеристы временно остаются в Москве. Император перенес вчера вечером свою главную квартиру на Коломенскую заставу.

Около Игнатова, 20 октября. До нас начинают доходить подробности поражения, нанесенного русскими Мюрату. Хотя оно и оказалось, благодаря доблести французских и польских войск, частичным, но все же мы видим отсюда, что русские решили продолжать кампанию. Следуя по Калужской дороге через Боровск и Малоярославец, мы имеем, быть может, шансы обойти русскую позицию при Тарутине. Но надо спешить, надо достичь Калуги раньше их. К несчастью, нам нужно еще соединиться с расстроенными войсками Мюрата. Говорят, что вчера вечером император перенес главную квартиру в Троицкое, возле деревни Вятутинки, где он встретится с неаполитанским королем.

В два часа пополудни, все время в авангарде, мы перешли Пахру в Горках и затем взобрались на холм, на котором, влево от дороги, возвышается красивый дом Краснопахрской усадьбы. С этой возвышенности мы видим в правой стороне колонны, движущиеся к Фоминскому, где стоит дивизия Бруссье вместе с бригадой Виллата, которая сумела выдержать славный бой с легкой кавалерией корпуса Дохтурова. Ночь мы проводим подле Игнатова. Принц расположился в господском доме, который доминирует над равниной, где мы ночуем.

Фоминское, 21 октября. Смелость казацких отрядов невероятна. Они устроили засаду в лесах, невдалеке от места, где мы провели ночь, и поджидают, когда уйдут последние солдаты, чтобы нападать на изолированные группы, на отставших или на повозки, которые не могли идти непосредственно за войсками. Вечером мы приходим в Фоминское, где находим дивизию Бруссье, стоявшую на другом берегу Нары, среди квадрата, образованного телегами, артиллерийскими повозками и орудиями. Таким образом, почти вся итальянская армия теперь соединилась.

Около Фоминского, 21 октября. Порядок движения установлен такой: легкая кавалерия, дивизия Дельзона, дивизия Бруссье, дивизия Пино, королевская гвардия.

Император провел ночь в Плескове.

Все войска собираются на Фоминской дороге, кроме войск Нея и дивизии Клапареда, оставшихся позади р. Мочи, а также дивизии Морана и бригады Кольбера, размещенных на позиции за Десной. Мы Переходим р. Нару. Падает дождь, дороги становятся скверными; идти по ним скорее невозможно. Каждый мост загроможден людьми, лошадьми и багажом. Большая часть мостов узки и малонадежны; часто они сгибаются под тяжестью повозок. Все эти затруднения в связи с медленностью пути утомляют солдат и отнимают все силы у артиллерийских лошадей. Многие телеги сломались или попортились до того, что дальше везти их невозможно. Грустью веет над армией.

Уваровское, 23 октября. Нынешним утром, в 5 часов, отправлены инструкции герцогу Абрантесскому; приказано сжечь все, чего нельзя захватить с собой, и быть готовым к тому, чтобы по первому сигналу двигаться к Вязьме; начальники вплоть до Смоленска предупреждены о движении армии; генералу Эверсу приказано выступить из Вязьмы с четырьмя-пятью тысячами человек для того, чтобы обеспечить сношения армий через Юхнов со Смоленском.

Мы переходим покинутый Боровск и располагаемся лагерем дальше от него на одну милю, около Уваровского. Дивизия Дельзона отправлена в Малоярославец. Этот небольшой город стоит на правом берегу реки Лужи, на склоне очень крутого холма.

Малоярославец, 24 октября. Сегодня, в 4 часа утра, все еще спали в лагере Дельзона, исключая часовых, как вдруг четыре отряда русских стрелков неожиданно выступили из лесов, покрывавших здешние возвышенности, заставили часовых спешно отойти к передовьм постам, посты — к стоявшим впереди батальонам, а эти последние, пораженные неожиданным нападением, должны были после слабой обороны покинуть деревню, чтобы соединиться с остальной частью дивизии, находившейся на равнине.

При первой же тревоге Дельзон велел браться за оружие и бежать на помощь к своим. Но русские успели уже выдвинуть свои батареи и на высотах, и с двух сторон от города, чтобы обстреливать мост и тем воспрепятствовать всякому наступательному движению. Наконец, и русская кавалерия развернулась в боевой порядок, справа от пехотных войск.

Сражение завязалось. Та и другая сторона билась с жаром, но невыгодное положение Дельзона было очевидно: он принимал на себя весь огонь русских, а сам отвечать на него не мог, так как неприятель был прикрыт скрывавшим его гребнем холма.

Принц Евгений, эскортируемый драгунами королевской гвардии и драгунами королевы, двинулся на соединение с Дельзоном еще раньше, чем прозвучал первый пушечный выстрел. Почти в тот же миг явился офицер, посланный Дельзоном для оповещения принца обо всем происходящем. Нам был отдан приказ немедленно вооружаться.

В это время новые русские колонны под предводительством Кутузова выступили тесно сомкнутыми массами из лесов, лежащих за Малоярославцем, и также двинулись в бой. Можно было видеть теперь, как за неприятельским фронтом воздвигались четыре редута, приводившиеся в состояние обороны с помощью бруствера и рва уже во время самого сражения.

Положение Дельзона было критическое. Пронизывающий огонь русских градом падал в глубь воронки, где Дельзону нельзя было двигаться. Вице-король приказал ему немедленно, во что бы то ни стало, выбраться оттуда и пробиться вперед. Путь, идущий от моста, лежит по дну оврага, между двумя тяжелыми каменными навесами, вершины которых заняты многочисленными русскими стрелками; этих последних, в свою очередь, поддерживают массы, расположенные на холме.

Несмотря на убийственный огонь, бравый, доблестный Дельзон успел все-таки овладеть кой-какими из этих верхних позиций; он начал уже развертывать свой блестящий план атаки, но картечь вдруг сваливает его. Брат Дельзона, состоявший в это время его адъютантом, хочет помочь ему, но сам падает, пораженный пушечным выстрелом.

Принц Евгений не перестает требовать новых подкреплений; новые отряды спешат на помощь, но кажется, что им никак не удастся поспеть вовремя. Принц отправляет полковника Лабедуайера, чтобы ускорить наше движение, и вместе с тем, чтобы дать императору отчет о событиях. Королевская гвардия встречает этого славного офицера при своем спуске с холма, доминирующего над долиной Лужи. «Спешите, бравые итальянцы, — говорит он нам, — вице- король ждет вас с нетерпением. Ваши товарищи в опасности, если вы не подоспеете вовремя. Не теряйте случая выказать вашу отвагу!» На эти слова, передаваемые из уст в уста, все батальоны отвечают радостными криками, предвестниками победы. Колонны даже не идут; они летят, но с какой быстротой ни ведут нас наши вожди, нам все кажется, что мы идем еще недостаточно быстро. Раздаются воинственные песни; радость заставляет нас забывать об усталости.

Мы спускаемся к подножию холма, следуем по равнине Лужи и влево от дороги, на опушке соснового леса, находим стоящую здесь в резерве итальянскую кавалерию. В этот момент шум пушечной пальбы удваивается, и пули русских стрелков свистят уже над нашими головами. Мы не видали наших бравых товарищей с конца сентября, но знали об их подвигах и теперь спешим заключить их в свои объятия. Встреча не могла быть более кстати.

Едва только заметив нас, они бросаются к нам навстречу; они смешиваются с нашими рядами; каждый ищет друга, родственника... Они предлагают нам съестных припасов, предлагают напитки, дают ряд советов и великое множество наставлений. Они отводят своих лошадей и непременно хотят нас сопровождать. «Помните, — говорят они, — что мы, как и вы, итальянцы; мы должны озарить это имя новой славой! Какой еще один чудный день для родины!» Мы пожимаем друг другу руки и плачем от волнения. Мысль о родине пронизывает нас.

Было около десяти с половиной часов, когда мы соединились со своими товарищами, вызванными уже с утра. Настал час расстаться с нашими храбрыми кавалеристами. Долг призывает нас. В последний раз обнимаем мы друг друга, в молчании возвращаемся в свои ряды и ждем приказаний принца.

А он, зная свою численную слабость, распорядился уже двинуть часть 14-й дивизии на помощь 13-й, которая, лишившись своего славного вождя, один момент еще колебалась, но затем вынуждена была вторично покинуть высоты.

Начальник штаба итальянской армии, неустрашимый Гильемино, принимает теперь на себя командование дивизией, собирает ее за постройками и затем борется с неприятелем за каждую пядь земли. Чтобы сохранить все приобретенное им до прибытия новых войск, приобретенное, несмотря на все невыгоды позиции и на ничтожество своих сил, он приказывает нескольким гренадерским ротам занять церковь и два дома, лежащие в преддверии города и господствующие над оврагом, по которому проходит путь. Эти позиции были приведены в состояние обороны, чтобы служить прикрытием для наступательных попыток на всякий случай, когда наших станут выбивать с высот.