Рапорт командира крейсера 1-го ранга «Варяг» управляющему морским Министерством 5 марта 1905 г.

16 декабря 1903 года, вследствие предписания Начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Старка, крейсер ушел из Порт-Артура и, произведя на пути стрельбу из орудий, на другой день прибыл в Чемульпо. По постановке на якорь обменялись салютами с береговой корейской батареей. На рейде крейсер застал: мореходную канонерскую лодку «Гиляк», английский крейсер II класса «Sirius», японский крейсер III класса «Chiyoda» и северо-американскую лодку «Vicksburg».

24 декабря крейсер вернулся в Порт-Артур, совершив тяжелый переход в мороз при сильном NW ветре. Весь бак и левый борт были покрыты сплошным льдом.

28 декабря, по получении экстренного приказания, крейсер снова ушел в Чемульпо, чтобы нести там обязанности старшего станционера и состоять в распоряжении нашего посланника в Сеуле, действительного статского советника Павлова.

29 декабря крейсер пришел в Чемульпо и застал на рейде: крейсер II ранга «Боярин», мореходную канонерскую лодку «Гиляк», английские: крейсер I класса «Cressy» и крейсер II класса «Talbot», итальянский крейсер «Elba», японский крейсер III класса «Chiyoda» и северо-американскую лодку «Vicksburg».

Командиры крейсера II ранга «Боярин» и канонерской лодки «Гиляк» доложили о спокойствии на берегу, об отправке десанта в числе 26 человек в Сеул на смену посланного ранее с лодки «Гиляк» и об отправке провианта в запасе для десанта при миссии.

С ближайшим поездом выехал в Сеул к посланнику, с которым было решено ограничить численность десанта до 56 человек, а остальных отправить на крейсер «Боярин» обратно в Порт-Артур. Десант был назначен из состава команды эскадренного броненосца «Севастополь», под командой лейтенанта Климова.

По возвращении на другой день из Сеула отправил крейсер II ранга «Боярин» с частью десанта в Порт-Артур.

1 января 1904 года отправил мореходную канонерскую лодку «Гиляк» в Порт-Артур с бумагами и депешами послан-ника. В тот же день пришел французский крейсер II ранга «Pascal».

2 января американцы отправили в Сеул десант из 63 солдат, прибывших на транспорте «Zephyr». В тот же день был отправлен французский десант в составе 1 офицера и 39 матросов.

3 января пришел германский крейсер «Hansa», под брейд-вымпелом.

Корея объявила нейтралитет в случае войны России с Японией.

Ушел английский крейсер «Cressy».

5 января пришла мореходная канонерская лодка «Кореец».

6 января ушел немецкий крейсер «Hansa».

7 января пришел из Тонкина французский крейсер «Amiral de Gueydon», но при входе на рейд, взяв неверный курс, коснулся мели, почему 17 января ушел в Нагасаки в док.

21 января японский крейсер «Chiyoda», стоявший в глубине рейда, вышел вперед и стал рядом с английским крейсером, еще более усилив тщательный надзор за рейдами.

Вследствие доходивших тревожных слухов, телеграфировал в Порт-Артур, спрашивая приказания о дальнейших действиях, но ответа не получил. От посланника в Сеуле получил телеграмму, в которой посланник выражает свое желание повидаться со мною и переговорить.

Ввиду усиленной подготовительной деятельности японцев в Корее, я просил д.с.с. Павлова, подняв его флаг на крейсере, идти в Порт-Артур совместно с «Корейцем», который поднял бы консульский флаг. Посланник не нашел возможным оставить свой пост без приказания Министерства.

Почти весь январь стояла суровая погода, лед в большом количестве покрывал рейд, прекращая по временам сообщение или затрудняя его.

25 января японский крейсер «Chiyoda» без огней ночью ушел в море.

За несколько дней до этого японцы обрезали проволоки корейского телеграфа, чем лишили европейцев всякого сношения, причем русские телеграммы принимались, но не отправлялись. Телеграф же Ычжоу — Сеул был перерезан после отъезда из Ычжоу японского консульского агента с чинами японской полиции. Российский посланник д.с.с. Павлов, не получая с И января никаких известий, обратился ко мне с предложением послать лодку «Кореец» в Порт-Артур с бумагами, по получении коих, 26 января в 3 1/2 час. дня лодка пошла по назначению, но дойти до Порт-Артура ей не было суждено.

Перед уходом «Корейца» было получено письмо от посланника:

«Вместе с сим посылаю казака с корреспонденцией для отправки на „Корейце“. Желательно, чтобы „Кореец“ снялся с якоря и отправился в путь тотчас по получении корреспонденции. Сегодня вечером из секретного источника получено известие о том, что японской эскадре из нескольких военных судов предписано отправиться к устью Ялу и что высадка японских войск в значительном количестве в Чемульпо назначена на 29 января. Телеграмм никаких ниоткуда не получено. Павлов».

По выходе с рейда, у острова Иодольми лодка «Кореец» встретила японскую эскадру, часть коей, в числе 3 крейсеров и 3 транспортов, вошла на рейд, а 4 миноносца, маневрируя около лодки, выпустили 3 мины, не причинившие однако лодке вреда; кроме того, большой крейсер повернул на пересечку пути лодки. Командир «Корейца» не открывал огня (сделано два нечаянных выстрела), не считая себя вправе начать стрелять в пределах нейтрального порта. «Кореец» вернулся и, по сигналу с вверенного мне крейсера, стал за его кормой.

Кроме упомянутых судов, японская эскадра, под начальством контр-адмирала Уриу, ушла в шхеры, не входя на рейд, вследствие чего численность ее осталась для нас неизвестной. Об этом событии немедленно донес рапортом посланнику и одновременно сообщил консулу для телеграфирования д.с.с. Павлову.

Японские крейсера расположились у своих транспортов, а миноносцы против наших судов. Транспорты немедленно начали выгрузку людей и вещей, один же из них ночью с полною водою вошел в гавань, которая освещалась с берега кострами. Высажено было около 3000 человек, расположившихся в Сеуле и Чемульпо, не встретив никакого сопротивления со стороны корейцев.

Сделав распоряжение о приготовлении к отражению минной атаки (без огласки), я поехал к английскому командиру для выяснения дальнейших действий и мер безопасной стоянки на рейде, причем предложил ему, как старшему, съездить на старшее японское судно, чтобы заставить командира его поручиться за свои суда в смысле непринятия каких-либо враждебных действий на рейде. Командир «Talbot» немедленно уехал и по возвращении на «Варяг» сообщил свой разговор: «Я приехал, как старший из командиров судов, стоящих на рейде, к вам, как старшему из японских командиров, предупредить:

1) Мы стоим на рейде нации, объявившей нейтралитет, следовательно рейд безусловно нейтральный и никто не имеет права ни стрелять, ни пускать мины в кого бы то ни было. Я вам объявляю, что в то судно, которое это сделает, все равно какой нации, я первый начну стрелять. (Японец был крайне удивлен, даже спросил: „Как, вы будете в нас стрелять? — Да, я буду, так как совершенно готов открыть огонь“.)

2) Вы должны сделать распоряжение по своему отряду и сделать сказанное известным. (Японец согласился, но спросил: „А вдруг русские начнут стрелять?“ Английский командир повторил о своем обязательстве взять на себя ответственность за суда интернациональной эскадры.)

3) Вы должны допускать все шлюпки свободно к берегу, где не должно быть никаких препятствий к высадке.

4) Вы можете высаживать войска, так как это дело ваше и до нас не касается.

5) В случае недоразумения с какой-либо нацией, прошу вас приехать ко мне на судно, я приглашу командира той нации и сам буду разбирать дело».

В заключение, на вопрос командира по поводу стрельбы минами в «Кореец», японец ответил, что не знает о случае, что это недоразумение и, вероятно, даже ничего не было.

Ночь прошла спокойно, хотя на всех судах люди спали у орудий.

На другой день, 27 января, утром в 7 час. 30 минут командиры иностранных судов: английского — «Talbot», французского — «Pascal», итальянского — «Elba» и американского — «Vicksburg» получили извещение с указанием времени сдачи уведомления от японского адмирала о начале враждебных действий между Россией и Японией и что адмирал предложил русским судам уйти с рейда до 12 час. дня, в противном случае они будут атакованы эскадрой на рейде после 4 час. того же дня, причем предложено иностранным судам уйти с рейда на это время, для их безопасности.

Эти сведения были мне доставлены командиром «Pascal» и вслед за ним подтверждены командиром «Elba», с которым я поехал на «Talbot» для разъяснения. Во время заседания на «Talbot» мною было получено письмо (в 9 час. 30 мин. утра) через русского консула от японского адмирала, извещающего о начале враждебных действий между правительствами России и Японии. Контр-адмирал Уриу предлагал мне уйти с вверенными мне судами с рейда до 12 час. дня и в случае отказа обещал атаковать на рейде.

В заседании командиров были разобраны различные комбинации, затем, в секретном от меня совещании, решили: если я останусь на рейде — они уйдут, оставив меня с «Корейцем» и пароходом «Сунгари». Вместе с сим решили послать адмиралу протест против производства нападений на рейде. На запрос командиров о моем мнении я ответил, что сделаю попытку прорваться и приму бой с эскадрой, как бы она велика ни была, но сдаваться никогда не буду, также и сражаться на нейтральном рейде.

Вернувшись на крейсер, я собрал офицеров, объявил им о начале военных действий и каждому дал соответствующую инструкцию. Офицеры единодушно приняли решение: в случае неудачи прорыва — взорваться и ни в каком случае не отдавать крейсер в руки неприятеля. Впоследствии приготовили в минном погребе запальный патрон со шнуром Бикфорда. Производство взрыва я поручил ревизору мичману Черниловскому-Сокол. Решение идти на прорыв и принять бой вне рейда считал удобнее на следующих основаниях:

1) узкий рейд не давал возможности маневрировать;

2) исполняя требование адмирала, имелась слабая надежда на то, что японцы выпустят из шхер и дадут сражение в море; последнее было предпочтительнее, так как в шхерах приходится идти определенными курсами и, следовательно, нельзя использовать все средства защиты и нападения;

3) уничтожение крейсера на рейде, без попытки прорваться и принятия боя, совершенно не могло иметь места; предполагая возможную гибель крейсера так или иначе, конечно, надо было нанести неприятелю возможно больший вред, не щадя своей жизни.

По окончании обеда команды ее вызвали наверх; в кратких словах, объявив о начале войны, разъяснил обязанности каждого, особенно комендоров.

Обратился приблизительно в таких словах: «Сегодня получил письмо японского адмирала о начале военных действий и предложение оставить рейд до полдня. Безусловно, мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы она сильна ни была. Никаких вопросов о сдаче не может быть; мы не сдадим ни крейсера, ни самих себя, сражаясь до последней возможности и капли крови. Исполняйте ваши обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушите его без огласки, давая мне знать. Помолимся Богу перед походом и с твердой уверенностью на милосердие Божие пойдем смело в бой за Веру, Царя и Отечество. Ура».

Музыка сыграла гимн.

Слова мои были встречены взрывом горячего энтузиазма.

В 11 ч. 20 м. крейсер снялся с якоря, имея в кильватере лодку «Кореец», и с музыкой двинулся вперед. На иностранных судах построились во фронт команды, караулы и офицеры, итальянцы играли русский гимн, и при нашем проходе все кричали «ура».

Японская эскадра, в числе 6 крейсеров: «Asama», «Naniva», «Takashiho», «Chiyoda», «Akashi», «Niitaka» и 8 миноносцев, под общей командой контр-адмирала Уриу, расположилась в строе пеленга от о-ва Риши к северному проходу, прикрывая оба выхода к морю. Миноносцы держались около своих судов.

Сведения о числе и названии судов были получены после боя с английского крейсера. Адмирал сигналом предложил сдаться, но ответа не получил, что японцы приняли за пренебрежение к ним.

В 11 ч. 45 м. с крейсера «Asama» грянул первый выстрел из 8 д. орудия, вслед за которым вся эскадра открыла огонь.

Произведя пристрелку при выходе с рейда, открыл огонь по «Asama» с расстояния 45 кабельтовых.

Один из первых снарядов японцев попал в крейсер, разрушил верхний мостик, произведя пожар в штурманской рубке, и перебил фок-ванты; при этом был убит младший штурман, определявший расстояние дальномером — мичман граф Нирод, и все дальномерщики станции № 1 убиты или ранены (по окончании боя нашли руку графа Алексея Нирода с дальномером; ребро и внутренности упали на орудие II). После этого выстрела снаряды начали попадать в крейсер чаще, причем недолетавшие снаряды разрывались при ударе о воду, осыпали осколками и разрушали надстройки и шлюпки.

В данном случае выказалось преимущество железных шлюпок — они пробивались, но не давали осколков и не загорались.

Последующими выстрелами было подбито 6 д. орудие III; вся прислуга орудия и подачи убита или ранена и одновременно тяжело ранен плутонговый командир — мичман Губонин, продолжавший командование плутонгами и отказавшийся идти на перевязку, пока, обессилев, не упал.

Непрерывно следовавшими снарядами был произведен пожар на шканцах, который потушили стараниями ревизора мичмана Черниловского-Сокол; на нем одежда была разодрана осколками. Пожар был серьезен, так как горели патроны с бездымным порохом, палуба и вельбот № 1 (деревянный). Возгорание произошло от снаряда, разорвавшегося на палубе, причем подбиты: 6 д. орудия — VIII, IX; 75 м/м — № 21; 47 м/м — №№ 27, 28.

Другими снарядами почти снесен боевой грот-марс, уничтожена дальномерная станция № 2, подбиты орудия №№ 31, 32, а также произведен пожар в рундуках броневой палубы, вскоре потушенный. При проходе траверза о-ва Иодольми один снаряд перебил трубу, в которой проходят все рулевые приводы, и одновременно с этим осколками другого снаряда (разорвавшегося у фок-мачты), влетевшими в проход у боевой рубки, был контужен в голову командир крейсера, убиты наповал трое из прислуги пушки Барановского, квартирмейстер для передачи приказаний и стоявшие около командира по обеим сторонам штаб-горнист и барабанщик; ранен в спину тут же стоявший рулевой старшина Снигирев (не заявивший о ране до конца боя, оставаясь при исполнении своей обязанности; рана оказалась впоследствии средней тяжести). Одновременно ранен в руку ординарец командира квартирмейстер Чибисов (отказался идти на перевязку, говоря, что, пока жив, не покинет ни на минуту своего командира).

Управление крейсером было немедленно переведено на ручной штурвал в румпельное отделение, так как паровая труба к рулевой машинке также была перебита. При громе выстрелов приказания в румпельное отделение были плохо слышны, приходилось управляться машинами, и крейсер плохо слушался, будучи, кроме того, на сильном течении.

В 12 час. 15 м., желая выйти на время из сферы огня для исправления по возможности рулевого привода и тушения возникавших в разных местах пожаров, — стали разворачиваться машинами и, так как крейсер плохо слушался руля и ввиду близости острова Иодольми, дали задний ход (крейсер поставило в невыгодное положение относительно острова в то время, когда был перебит рулевой привод при положенном лево руля).

Расстояние до неприятеля уменьшилось, огонь его усилился и попадание увеличилось; приблизительно в это время снаряд большого калибра пробил левый борт под водою, в огромное отверстие хлынула вода и третья кочегарка стала быстро наполняться водой, уровень которой подходил к топкам. Кочегарные квартирмейстеры — Жигарев и Журавлев задраили угольные ямы, которые наполнились водой.

Подвели пластырь, вода все время выкачивалась, уровень стал понижаться, но тем не менее крейсер продолжал крениться на левый борт.

Снарядом, прошедшим через офицерские каюты, которые были разрушены, пробита палуба и зажжена мука в провизионном отделении над броневой палубой.

Вслед за этим пробиты коечные сетки на шкафуте над лазаретом, причем осколки попали в лазарет, а койки в сетках загорелись; пожар был быстро потушен. Серьезные повреждения заставили выйти из сферы огня на более продолжительное время, почему и пошли на рейд, продолжая отстреливаться левым бортом и кормовыми орудиями.

В течение сражения одним из выстрелов 6 дюйм. орудия XII был разрушен кормовой мостик крейсера «Asama» и произведен на нем пожар, причем «Asama» временно прекратил огонь. Кормовая башня его, по-видимому, повреждена и до конца боя более не действовала.

Один из неприятельских миноносцев утонул на глазах у всех. Впоследствии выяснилось, что крейсер «Takashiho» получил столь серьезные повреждения, что затонул по дороге в Сасебо, имея 200 раненых, взятых после боя с эскадры для доставки в госпиталь. Крейсера «Asama» и «Naniva» ушли в док для исправлений.

Также японцы свезли в бухту Асан 30 убитых во время боя. (Сведения эти получены от наблюдавших иностранных офицеров, наших миссий в Японии и Сеуле, из японских и английских источников.)

При подходе крейсера к якорному месту и когда огонь японцев мог быть опасен для иностранных судов, они его прекратили и преследовавшие нас крейсера вернулись к эскадре за остров Иодольми.

Расстояние настолько увеличилось, что продолжать огонь нам было бесполезно, почему прекратили его в 12 час. 45 мин.

В начале 2-го часа, став на якорь на прежнем месте, приступили к осмотру и исправлению повреждений, подвели второй пластырь и развели оставшуюся команду по орудиям, в ожидании возможного нападения неприятельской эскадры в 4 часа на рейде.

По осмотре крейсера, кроме перечисленных выше повреждений, оказались еще следующие:

1) все 47 м/м орудия негодны к стрельбе;

2) еще пять орудий 6 дюймовых получили различные серьезные повреждения;

3) семь 75 м/м орудий повреждены в накатниках и компрессорах;

4) разрушено верхнее колено третьей дымовой трубы;

5) обращены в решето все вентиляторы и шлюпки;

6) верхняя палуба пробита во многих местах и сожжена;

7) разрушено командирское помещение;

8) поврежден фор-марс;

9) найдено еще четыре подводных пробоины, а также много других повреждений.

Машины сохранились, благодаря броневым крышкам, также и шахты подачи, хотя прислуга, стоявшая около них, вся пострадала.

В течение часового боя выпущено снарядов:

6 дюймовых — 425.

75 м/м — 470.

47 м/м — 210.

Итого — 1105.

С момента выхода с рейда мореходная канонерская лодка «Кореец» держалась соединенно, но ее выстрелы вначале не могли быть действительны, вследствие недолета снарядов, и потому стрельба была прекращена. При сближении с эскадрой пушки лодки действовали исправно. «Кореец» не получил никаких повреждений и не имел никакой потери в людях — очевидно, все внимание японцев было обращено на «Варяг», по уничтожении коего предполагали быстро покончить с лодкой.

Подробности действий лодки изложены в рапорте командира.

Иностранные суда, несмотря на готовность к уходу с рейда, прислали немедленно шлюпки под флагом Красного Креста с врачами и санитарами для перевязки раненых.

Действие японских снарядов с лидитом, кроме большого разрушения судна, производит большой урон в личном составе; от дробления снарядов на мелкие куски получались ужасные раны и часто в большом количестве. Некоторые люди были покрыты сплошь впившимися мелкими кусками, доставать которые представлялось трудным и занимало много времени.

Оказалось убитых: мичман граф Алексей Нирод и 30 нижних чинов.

Раненых: тяжело в ногу — мичман Губонин. Легко — Лобода, Балк.

Нижних чинов, более или менее серьезно, — 85.

Легко, не заявивших после боя, — более 100 человек.

Контужен и ранен в голову — командир крейсера.

Убедившись после осмотра крейсера в полной невозможности вновь вступить в бой и не желая дать неприятелю возможность одержать победу над полуразрушенным крейсером, я отправился на крейсер «Talbot», где заявил о намерении уничтожить крейсер, за полной его непригодностью, и получил согласие на перевоз команды. По возвращении на крейсер сообщил собранию офицеров, которые единогласно признали этот выход единственным. После чего приступили к перевозке раненых на присланных с иностранных судов шлюпках при офицерах, за невозможностью пользоваться своими шлюпками.

Командир французского крейсера «Pascal» капитан 2-го ранга Victor Senes прибыл на «Варяг» и лично содействовал перевозке раненых и команды. Когда команда покинула крейсер, старший и трюмный механики с хозяевами отсеков открыли клапана и кингстоны и отвалили с крейсера. Пришлось остановиться на потоплении, вследствие заявления иностранных командиров не взрывать судна, чтобы не подвергнуть опасности на узком рейде их корабли, а также уже потому, что крейсер все более и более погружался в воду.

Командир со старшим боцманом, удостоверившись еще раз в отсутствии людей на судне, последним покинул крейсер в 3 часа 50 минут, сев на французский катер, который ожидал его у трапа вместе с командиром крейсера «Pascal».

«Варяг» постепенно наполнялся водой и, продолжая крениться на левый борт, в 6 часов 10 минут погрузился в воду.

После 4 часов сообщения с крейсером не было, вследствие настояния командиров, ожидавших входа японской эскадры на рейд. Командир мореходной канонерской лодки «Кореец», получив от меня извещение о предполагаемом затоплении крейсера, ввиду безысходного положения, по общему решению, взорвал лодку.

Капитан парохода «Сунгари», испросив мое разрешение, и по соглашению с агентами пароходства, сжег свой пароход.

Команда распределилась так:

На крейсере «Pascal»:

1) часть команды «Варяга» с большею частью тяжелораненых;

2) вся команда «Корейца»;

3) впоследствии охрана миссии, состоявшая из команды броненосца «Севастополь», фельдшера с «Полтавы», 11 казаков и 2 стрелков.

На крейсере «Elba»:

1) часть команды крейсера «Варяг»;

2) тяжело раненный мичман Губонин.

На крейсере «Talbot»:

1) часть команды «Варяга»;

2) команда парохода «Сунгари».

Американский авизо «Vicksburg», хотя прислал своего врача для перевязки, но принять людей для спасения от кораблекрушения отказался за неимением подлежащего разрешения. Услуги врача были отклонены. Командир не был на заседаниях и отказался подписать протест. Впоследствии командиры судов получили от своих посланников полное одобрение и благодарность за их действия.

Ввиду того, что перевозка раненых заняла очень много времени при участии всего личного состава, с перевозкой остальной команды пришлось слишком спешить, вследствие требования командиров окончить погрузку до 4 часов дня. Были взяты судовые документы и командой малые чемоданы. Офицеры же, занятые отправкой раненых и исполнением своих обязанностей, не успели захватить решительно никаких вещей. Как я, так и офицеры, потеряли решительно все имущество.

С начала сражения — до вступления на чужие суда — офицеры и команда выказали стойкость, беззаветную храбрость и безупречное исполнение долга.

Подписал: Капитан 1-го ранга Руднев.

Русско-японская война. 1904–1905 гг. Действия флота. Документы. СПб., 1911, с. 162–175.