Нас эвакуируют в Ленинград

В начале июля по квартирам начал бегать небольшого роста круглолицый военный в звании капитана и кричать:

– Эвакуация, эвакуация!

Поднялась паника. Вскоре выяснилось, что этот капитан назначен старшим за проведение эвакуации жителей нашего военного городка, в котором оставались практически только дети и женщины. Эвакуироваться нам предстояло в Ленинград. Капитан собрал всех женщин, проинструктировал о времени отправления и о том, что можно брать с собой. Разрешил взять лишь одежду, посуду и легкий инвентарь. На все сборы дал три часа.

Мы с мамой начали лихорадочно собираться. Увязываем вещи в узлы, подтаскиваем к месту погрузки. Младшие братья путаются под ногами и мешают. Наконец подъезжают три грузовика. Начинается обычная в таких случаях суета и неразбериха. Надо отдать должное капитану: он быстро навел порядок, определил очередность погрузки, выделил несколько солдат в помощь. Наша семья погрузилась во вторую машину. Мне досталось место у заднего борта. Наконец, после бесчисленных сверок, тронулись в путь.

Но не успели проехать и нескольких метров, как раздался истошный женский крик. Остановились.

Оказывается, какая-то женщина забыла в сарае корыто, а без него, по ее словам, она никак не может ехать. Ждали, пока она принесет корыто. Поехали дальше.

При въезде в Ленинград наши машины остановили на КПП, на котором несли службу ополченцы. Они были вооружены, с красными повязками на рукавах. Началась проверка. Женщины нервничали, кричали, что проверять у них нечего. Но ополченцы были неумолимы, проверили у всех документы, перешерстили каждый узелок с вещами. Никаких нарушений обнаружено не было, собрались было ехать дальше. И вдруг выяснилось, что у одной девушки в последней машине не оказалось паспорта и ее хотят оставить для дальнейшей проверки.

Ее мать разрыдалась, взмолилась, просила ополченцев и сопровождавшего нас капитана поверить, что документы дочери находятся на оформлении в милиции. Ее дружно поддержали другие женщины.

В конце концов нас пропустили, и вскоре мы добрались до эвакуационного пункта. Там уже было много людей, стоял сплошной гвалт и шум. Мы своим «табором» расположились прямо на полу, на котором пришлось прожить двое суток среди узлов и баулов.

Наконец мама объявила, что нам выделили жилье.

За какое-то вознаграждение трое солдат помогли перетащить наши вещи, тем более что это оказалось довольно близко, на улице Салтыкова-Щедрина. Сейчас она называется Кирочной.

Эта улица расположена между Литейным проспектом и Новгородской улицей. История ее прослеживается около двух веков. В начале 19-го века она называлась 1-й Артиллерийской улицей, затем – 4-й Артиллерийской улицей, а впоследствии – Кирочной. Теперешнее свое название она получила от расположенной на ней протестантской кирхи. Место, где нам предстояло жить, было довольно интересным: с одной стороны улицы располагалась нарядная металлическая ограда Таврического сада, с другой – большие дома, чуть дальше – музей А. В. Суворова. Как утверждали старожилы, до революции весь этот квартал занимало расположение Преображенского гвардейского полка. Рядами стояли казармы для солдат, конюшни, дома для офицерского состава, госпиталь и прочие сооружения. После революции все это хозяйство перешло по наследству военному ведомству.

Напротив угла Таврического сада, за небольшим сквером, в большом старинном здании до революции был госпиталь Преображенского полка, а перед войной размещался курсантский клуб. К моменту нашего приезда в этом здании уже вновь был развернут госпиталь. В большом и глубоком подвале было оборудовано бомбоубежище, где нам впоследствии пришлось проводить долгие часы во время воздушных налетов.

На задворках госпиталя находилось маленькое одноэтажное строение, похожее на сторожку, в прошлом это было караульное помещение. Оно и стало нашим домом. В нем была комната примерно метров двадцати, с одним окном и двумя батареями парового отопления, небольшой коридор с двумя окнами, в конце которого находились умывальник и туалет. Окна коридора выходили на территорию воинской части. Недалеко от домика стояли два 45-миллиметровых орудия, и там постоянно проходили тренировки курсантов.

Здесь нам предстояло пережить блокаду.

Главным недостатком нашего нового жилища была очень легкая его доступность для посторонних. Деревянные, очень хлипкие двери, настолько низко расположенные окна, что на подоконники могли садиться даже мы, дети. И самым неприятным было то, что в этом, мало приспособленном для жизни, особенно в холодное время года, домике мы были вынуждены жить одни.

У нас даже поблизости не было никаких соседей. Честно скажу, нам было очень страшно, мы понимали, что в случае беды позвать на помощь некого. Не было, конечно же, ни телефона, ни радио.

В начальный период нашего пребывания в Ленинграде маме приходилось решать массу проблем, касающихся нашей большой семьи: оформление прописки по новому месту жительства, получение продовольственных карточек, приготовление еды, кормление и мытье детей, добыча лекарств и топлива, стирка.

Организовать все это было непросто, требовало большого количества времени и усилий.

Мы не имели достаточного количества одежды, одеял и подушек, чтобы нормально укрываться и согреваться по ночам. Младшие дети начали болеть. Мама бегала по аптекам, искала лекарства, возила больных детей на уколы и прививки. Естественно, что на меня была возложена обязанность по уходу за младшими братьями. Никаких детских площадок рядом не было. Поэтому, пока было тепло, я ходил с ними гулять в Таврический сад.

Несмотря на всю тяжесть обстановки, в Ленинграде летом и ранней осенью 1941 года строго следили за тем, чтобы в городе не было инфекций. Даже в наш домик неоднократно в этот период заглядывали люди в белых халатах, проверяли санитарное состояние жилища, здоровье детей.

Должен сказать, где бы я впоследствии ни жил, сердцем и всем своим существом я навсегда остался на этой улице в городе Ленинграде, где меня ожидали невероятные испытания. Я каждый год приезжаю теперь уже в Санкт-Петербург, брожу по Кирочной, Таврическому саду, обязательно посещаю Пискаревское кладбище, на котором похоронены сотни тысяч безвинных жертв блокады.

К сожалению, наш домик уже давно снесен, в здании бывшего госпиталя идут строительные работы – там будет располагаться гарнизонный военный суд. В процессе реконструкции засыпан землей подвал, бывшее бомбоубежище, в котором мы спасались от вражеских налетов. Строители мне рассказали, что, когда засыпали подвал, там находили много полуистлевших красноармейских книжек раненых и умерших в госпитале бойцов.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК