Глава 5 «Независимая Казакия» на Кубани и итоги оккупации

Именно на Кубани немецким военным командованием был проведен, пожалуй, самый интересный эксперимент с казачьей независимостью.

Еще со времен розенберговской «Казакии» идея о создании казачьей автономии не давала покоя ни лидерам казачьей эмиграции, ни многим военным и административным руководителям Третьего рейха. После оккупации территории Дона, Кубани и Терека появилась самая реальная возможность претворить желание в жизнь. И такая попытка была предпринята, несмотря на то что мнения о ее целесообразности разделились. Как только немецкая группа армий «А» оккупировала Кубань, «просвещенная» часть ее командования начала добиваться от Берлина разрешения на организацию экспериментальной зоны, так называемого «Казачьего округа», главными особенностями которой должны были стать полное отсутствие германской администрации и разрешение местному населению на установление полного самоуправления[294]. Казаки должны были получить культурную, образовательную и религиозные свободы, вводилось выборное атаманское самоуправление, также казаки обещали скорое уничтожение коллективных хозяйств, пожалуй, самого ненавистного для них нововведения советской власти.

По получении одобрения от генерала Вагнера (генерал-квартирмейстер Генерального штаба) 1 октября 1942 года округ начал функционировать (см. карту 1).

Карта 1. Немецкая карта оккупированного Северного Кавказа. Заштрихован район казачьего самоуправления на Кубани.

Первоначально он включал шесть районов севернее нижней Кубани, с населением примерно 160 тысяч человек[295]. Приказ о начале эксперимента был составлен и подписан без ведома восточного министерства и СС.

Поэтому, как только Шикаданц (ближайший соратник Розенберга) узнал о «первом автономном штате с собственным суверенитетом» на Востоке, он немедленно потребовал разъяснений. Это было связано с тем, что восточное министерство было против любых автономных образований на территории Советского Союза, и казаки не являлись исключением. Поэтому уже на первом совещании в ОКХ (Штаб объединенного командования сухопутных войск) Шикаданц сообщил, что все слухи о Казачьей республике «крайне непроверенные». По всей видимости, он просто не поверил в произошедшее. Когда же все опасения восточного министерства подтвердились, Шикаданц попробовал опротестовать принятое решение, аргументируя это тем, что вопрос был решен армией без консультаций с другими заинтересованными инстанциями, имея в виду прежде всего свое министерство и СС, которые также протестовали против создания автономного округа на оккупированных территориях. Тем не менее, несмотря на все споры и разногласия, 5 ноября генерал-квартирмейстр Вагнер окончательно одобрил создание «Казачьего автономного округа».

Структура «государственного» управления в «Казачьем округе» была тщательно продумана и отвечала всем вековым требованиям казачьих институтов власти. Низшим уровнем административного деления была станица, во главе которой стоял выборный атаман. Станицы объединялись в районы (всего 6), каждый из которых также возглавлялся выборным атаманом. Венчал пирамиду власти так называемый «верховный атаман», который назначался на эту должность немецким полевым командованием. Ко всему прочему, каждый атаман, независимо от своей значимости, имел некое подобие кабинета министров — совет старейшин, в свою очередь избиравшихся на станичном или районном Круге. В соответствии с немецкой концепцией автономного округа все атаманы подчинялись в первую очередь своему верховному атаману а не Германскому командованию. Верховный атаман имел двух помощников (первых заместителей), которые держали в своих руках все нити управления. К сожалению, не совсем понятно, кем были эти люди — немцами или представителями казачьего населения. В их компетенции находились следующие вопросы: организация полиции из местных жителей (ее главной задачей было поддержание внутреннего порядка), финансы, сельское хозяйство и животноводство, здравоохранение, образование, культура, строительство дорог и поддержание их в нормальном состоянии. Главной же задачей назначенного немцами атамана было формирование из местного населения-небольших отрядов самообороны. Эти боевые части, как говорилось в официальном немецком приказе, должны были служить делу «защиты и освобождения своей родины от Большевизма»[296]. К концу 1942 года под командованием верховного атамана уже находились три казачьи сотни. Еще 3 тысячи казаков в любой момент были готовы выступить против большевиков с оружием в руках. Всего же, по подсчетам немецких кураторов, «Казачий округ» вполне мог создать и содержать армию в 75 тысяч штыков[297]. На зиму 1942/1943 гг. была запланирована подготовка первых 25 тысяч казачьих добровольцев для немецкой армии.

Уже к январю 1943-го немецкое руководство планировало расширить границы округа и назначить командиров казачьих отрядов, сформированных на этой территории. Среди казачьих лидеров Кубани началась оживленная дискуссия о проблемах довольно отдаленного будущего, например, о перспективе образования более широкой казачьей автономии, включающей территорию Украины, России и Кавказа. Строились также далеко идущие планы в области сельского хозяйства, военной реформы и образования. Но на практике было сделано очень мало. На проведение многообещающих реформ просто-напросто не хватило времени. В январе 1943 года немецкая группа армий «А», под ударами советских войск, оставила казачьи территории, и эксперимент закончился, так толком и не начавшись. Можно с уверенностью констатировать тот факт, что на своей автономной территории казаки практически ничего из задуманного сделать не успели и все их планы остались, в основном, на бумаге. Исключение составило разве что появление огромного количества новых песен и частушек, в которых либо воспевались произошедшие перемены, либо сыпались проклятия в адрес большевиков. Вот одно из характерных творений кубанских казаков того времени:

Из колодца вода льется,

Вода — чистый леденец.

Все казачество довольно,

Что жидам пришел конец.

Жиды будут пусть спокойны,

Мы их всех не обойдем,

Земли целых три аршины

На Кубани отведем[298].

Реальные причины, по которым немецкое командование решилось, в обход многих своих противников из восточного министерства, организовать независимый казачий округ, были весьма прозаичны. Естественно, меньше всего фашисты пеклись о казаках и об их желаниях. Как недвусмысленно отмечалось в официальном докладе — отчете о первых итогах эксперимента: «Где сражается казак или погибает иногородний, немецкий солдат не сражается и не умирает»[299]. Кроме того, «Казачий автономный округ» и его казачьи части, преданные немцам, должны были сыграть роль лояльной немцам территориальной прослойки между Украиной, которую планировалось использовать как главную житницу Европы, и Кавказом, в немецких планах — главного нефтяного резервуара будущего великого Рейха. Эпопея с казачьей автономией лишний раз показала, что по вопросу о казаках в немецком руководстве не было единого мнения. Армия, видевшая в них необходимых помощников на фронте и в тылу, пыталась всячески содействовать казачьим устремлениям и была даже готова санкционировать создание автономных казачьих образований, а СС и восточное министерство считали, что раз они русские (так к ним относилось большинство руководителей, несмотря на теории о казаках-арийцах), то, следовательно, недочеловеки (Untermenschen), подлежащие уничтожению или онемечиванию.

Подводя итоги оккупационной политики немцев на территории Дона, Кубани и Терека, можно прийти к выводу, что, несмотря на предоставленные казакам некоторые свободы, она не оправдала себя в глазах той части населения, которая с нетерпением ждала прихода немцев. Немецкая политика в земельном вопросе вызывала наибольшее недовольство среди простых казаков: ненавистные сталинские колхозы не были упразднены.

Другим камнем преткновения в отношениях между казаками и немцами был вопрос о руководстве на местах. Власть всех выборных казачьих атаманов слишком сильно ограничивалась германской оккупационной администрацией. В результате интересы жаждущих самостоятельности казачьих атаманов постоянно сталкивались с действиями немецких военных чиновников, опирающихся на директивы из Берлина, что выливалось в постоянные конфликты. К тому же многие лидеры казачьего движения были личностями весьма сомнительными, что также вносило определенный разлад в казачье движение на оккупированных территориях Дона, Кубани и Терека. Среди казаков не было единства. Одни прославляли Белого с Духопельниковым и клеймили Павлова, другие были готовы отдать жизнь за Павлова и советского агента Сюсюкина, но при этом ненавидели П.Н. Краснова и утверждали, что все беды — от эмигрантов. Сами эмигранты и их лидеры в большинстве своем считали, что выборные атаманы на оккупированных территориях — сплошная фикция. Вот какую характеристику выбранным казачьим лидерам дает лидер Общеказачьего объединения в Германской империи Е.И. Балабин в письме генералу П.Н. Краснову от 26 февраля 1944 года: «У меня несколько писем от разных лиц, рисующих безотрадную картину: Атаман Духопельников, Белый, Павлов и „Казачий комитет“, делая приблизительно одно и то же дело, враждуют друг с другом и всеми силами стараются мешать один другому, забывая главную цель — уничтожение большевизма. Все вербуют людей на фронт и в полицию, но вербовку „противной“ группы преследуют вплоть до ареста, до отобрания оружия, выданного немецкими властями (Белый). Беспробудное пьянство и окружение себя уголовным элементом (Духопельников), мошенничество и обирание казаков. Все это ведет к подрыву власти и к позору казачества… Духопельников, в прошлом агент-провокатор НКВД, под кличкой Диск, и у меня есть официальное „заявление“ о нем Полковника Часовникова, бывшего заместителя Начальника Городской полиции Новочеркасска. По словам Начальника Политического Отдела Новочеркасской полиции Урумянца и его помощника Николенко, только отход Германских Войск из Новочеркасска дал возможность Полковнику Духопельникову избежать справедливой кары по закону… Атаман Белый, получивший сейчас большие полномочия, уже раз был арестован, и у него отобрали 36 000 марок, но, сожалению, его освободили. Не сомневаюсь, что он опять накануне скандала»[300]. Что касается атамана С.В. Павлова, этого чуть ли не канонизированного казаками-коллаборационистами лидера казаков на Дону, то ему Е.И. Балабин дает и вовсе уничижительную характеристику: «Павлов серенький, ничего не представляющий есаул, и в Полковники его произвели немцы. И взгляды у него, как и у его окружения, советские, чтобы было так, как при Ленине, во время НЭПА»[301].

Был и еще один негативный момент, который в конечном счете существенно помешал становлению казачьей освободительной борьбы на оккупированных территориях Дона, Кубани и Терека. Каждый мало- мальски значимый немецкий комендант или его помощник имел своего протеже, собственного претендента на место казачьего лидера. Немецкая разведка также предлагала своих кандидатов. Такое обилие разномастных лидеров, не желающих или не умеющих договориться между собой, приводило к тому, что силы казачества распылялись и оттягивались на мало значащие бессмысленные споры, обиды и взаимные упреки.

В целом же можно согласиться с утверждением немецкого историка Ханса Умбрайта, который, характеризуя немецкую оккупационную политику на территории Дона, Кубани и Терека, очень точно подметил: «Жители оккупированных областей (в том числе и казачьих. — П.К.), если даже они и связывали, может быть, с новыми порядками какие-то политические или экономические ожидания, остались в своей массе разочарованными»[302].