Введение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Воссоздание полной и объективной истории Второй мировой войны по-прежнему остается важнейшей задачей российской исторической науки. Только недавно, с открытием архивов, ранее недоступных для исследователей, появилась возможность обсуждать многие «закрытые» прежде исторические проблемы. Одной из них, несомненно, является тема «советского коллаборационизма» в годы Второй мировой войны. Раньше все эти проблемы попросту замалчивались, а если где-то и упоминался генерал А.А. Власов, «Русская освободительная армия» или казаки в рядах вермахта, то они назывались исключительно предателями, продавшимися нацизму. Сегодня мы наблюдаем прямо противоположную картину. Многие исследователи, на волне столь популярной в последние годы ненависти к советскому государству, крайне односторонне подходят к этой сложнейшей проблеме, называя коллаборационистов или случайными жертвами обстоятельств, вынужденными неизбежной смерти предпочесть предательство, или даже героями, выступившими либо против «античеловеческого сталинского режима», либо против «Сталина и Гитлера» одновременно. Сегодня дошло даже до того, что Великую Отечественную войну называют «Великой гражданской войной 1941— 1945-го», когда брат шел на брата, а сын на отца. Между тем само по себе явление «коллаборационизма», особенно «советского коллаборационизма», очень сложно и многогранно и требует к себе более пристального и объективного внимания исследователей.

Термин «коллаборационизм» (от collaborate — сотрудничество) начал приобретать политическое звучание только в годы Первой мировой войны, когда впервые начал употребляться отдельно от термина «сотрудничество», обозначая предательство и измену некоторых граждан по отношению к своему государству В период Второй мировой войны он окончательно отделился от понятия «сотрудничество» и приобрел самостоятельное значение, обозначающее осознанное предательство и измену Родине.

История войн подтверждает, что ни одна армия, действующая на территории оккупированной страны, не может обойтись без сотрудничества с властями и населением этой страны. Более того, оккупационная система без подобного сотрудничества просто недееспособна. Профессор М.И. Семиряга подсчитал, что число граждан, которые в оккупированных странах Европы сотрудничали с врагом, было примерно равно количеству участников движения Сопротивления, с этим врагом сражавшихся.

Однако если для Западной Европы подобное сотрудничество не было чем-то из ряда вон выходящим (достаточно вспомнить, что полиция и местные органы самоуправления продолжали исправно функционировать и во время оккупации), то для истории Великой Отечественной войны тема «коллаборационизма» не только чрезвычайно актуальна, но и особенно болезненна.

Переосмыслить события минувшей войны, отнять у нас эту войну как войну Отечественную, Освободительную, по моему мнению, не удастся. Нет сомнений в том, что именно народы СССР внесли решающий вклад в победу над фашизмом, именно благодаря их беспримерному подвигу мы сегодня просто существуем. Хорошо известно, какая участь ожидала нашу страну в случае победы Гитлера, — голод, унижение, рабство и страдания в ближайшей перспективе и физическое уничтожение основной массы населения в будущем. Лишь немногие, кто в немецких планах более или менее походил на арийцев, должны были остаться в живых, но при условии полного их онемечивания и отказа от национальной самобытности. Причем это не советская пропаганда, а вполне реальные планы, неоднократно подтвержденные не только немецкими документами, но и действиями оккупантов.

Однако факт остается фактом — ни в одной стране, подвергнувшейся германскому нападению, не нашлось такого количества людей, которые надели форму вражеской армии и приняли участие в войне против собственного государства и его союзников. По оценкам разных исследователей эта цифра колеблется от 800 тысяч до полутора миллионов советских граждан, воевавших на стороне немцев. Причем в нашей стране коллаборационизм существовал во всех своих проявлениях: как на бытовом уровне, так и на более серьезных, — то есть носил административный, экономический и военно-политический характер.

Почему это стало возможным? Здесь наложились друг на друга сразу несколько факторов. Во-первых, сыграли свою роль политические, социальные и национальные противоречия, которые раздирали молодой СССР и которые немцы успешно использовали в своей национальной политике, проводимой на оккупированных территориях. Во-вторых, для некоторой части населения, особенно сильно пострадавшей в годы Гражданской войны и последующих процессов коллективизации, раскулачивания, расказачивания, индустриализации и т. д., нападение Германии стало своеобразным шансом поквитаться за нанесенные Советской властью обиды. В-третьих, большую роль в развитии коллаборационизма сыграло наличие крупной политически активной антисоветской эмиграции, которая в общей своей массе восприняла нападение Германии на Советский Союз как счастливую возможность реванша за поражение в Гражданской войне. В-четвертых, многие немецкие командиры не были заражены идеей о «расовой неполноценности славян» и были готовы привлекать на службу местных жителей и военнопленных, хотя подобная инициатива порой и пресекалась распоряжениями из Берлина. В-пятых, условия, в которых оказались советские военнопленные и гражданское население, были исключительно тяжелыми. Зачастую согласие служить в коллаборационистских формированиях, стать старостой или пойти в полицаи было единственным шансом выжить, спасти себя и свою семью. При этом многие рассчитывали получить оружие и сразу же перейти к партизанам.

Судьба казачества в период Второй мировой войны сложилась особенно драматично. Этому военно-служилому сословию принадлежит совершенно особое место в нашей истории. В ней было все — и борьба за свободу, и губительные внешние войны, и кровавый террор, и великие победы. Со времен Куликовской битвы казаки верой и правдой служили своему Отечеству. Казачество активно участвовало в расширении территории Российского государства, в освоении новых районов, особенно на востоке России, в защите восточных и юго-восточных границ государства, проявляло исключительную храбрость и героизм во многих войнах, которые вела Российская империя, прежде всего в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах Русской армии в 1813–1814 годах, а также в годы Первой мировой войны, когда оно составляло 2/3 всей конницы Русской армии, представляя в ней иррегулярные войска.

Казачество на протяжении всей своей истории обладало самобытными культурными и историческими особенностями, которые позволяли ему всегда сохранять (или по крайней мере пытаться сохранять) свою исконную независимость от властей. Все правители нашего государства были вынуждены, так или иначе, считаться с этим удивительным явлением российской истории. К сожалению, любовь к вольнице и независимости не раз заканчивалась для казачества трагически. Естественно, этой «слабостью» казаков старались воспользоваться враги нашего отечества, которые всегда пытались привлечь их на свою сторону. Так, например, в 1812 году Наполеон планировал создать «королевство Казацкое», а прославленный французский генерал Мюрат разрабатывал планы по созданию независимого казачьего государства, чем хотел прельстить и заставить перейти на свою сторону казачьих атаманов. В 30—40-х годах XX века казачья эмиграция и вовсе оказалась на время в центре внимания разведок чуть ли не всех европейских государств, которые планировали воспользоваться услугами казаков в деле свержения большевистского режима в СССР или для установления порядка в собственных владениях. Поляки предлагали начать формирование Донского корпуса в Галиции, французы выделяли казакам автономные территории в Алжире или на границе с Италией, англичане обещали сформировать все тот же Донской корпус, после чего намеревались отправить его в одну из своих многочисленных колоний. Правда, за все эти услуги казакам предстояло бы расплачиваться после скорого, как они были уверены, возвращения на родину: полезные ископаемые, подряды на строительство или некоторые территориальные уступки — все это очень сильно интересовало новых западных «союзников».

Особенности самосознания казаков, приверженность их к своей истории, традициям, ностальгические воспоминания о былой вольнице и боевой славе были четко оценены и советским руководством, и лидерами нацистской Германии. Использовать этот мощный «национальный» фактор попыталась как та, так и другая сторона. Так, например, 20 апреля 1936 года вышло постановление ЦИК Союза ССР «О снятии с казачества ограничений по службе в РККА». В нем, в частности, указывалось: «Учитывая преданность казачества Советской власти, а также стремление широких масс советского казачества, наравне со всеми трудящимися Советского Союза, активным образом включиться в дело обороны страны — ЦИК Союза ССР постановляет: отменить для казачества все ранее существовавшие ограничения в отношении их службы в рядах Рабоче-Крестьянской Армии, кроме лишенных прав по суду»[1]. Три дня спустя появился приказ наркома обороны СССР К. Ворошилова: с 15 мая 1936 года 10-я территориальная Северо-Кавказская дивизия переименовывалась в 10-ю Терско-Ставропольскую территориальную казачью дивизию. Переименовывалась и 12-я территориальная кавалерийская дивизия, дислоцировавшаяся на Кубани, — в 12-ю Кубанскую казачью дивизию. Аналогичные меры были приняты к 13-й Донской дивизии, к 4-й кавалерийской Ленинградской Краснознаменной дивизии (переименовывалась в Кубанско-Терскую). Указ вызвал большое воодушевление среди всего казачьего населения Советского Союза. Этот опыт формирования отдельных казачьих частей, возрождающий дореволюционные традиции, был продолжен в годы Великой Отечественной войны. За этот период было сформировано более семидесяти казачьих частей, многие из которых удостоились высокого звания «гвардейских». Неудивительно, что вновь образованные казачьи части внесли огромный вклад в дело разгрома фашистской Германии.

Однако огромное количество казаков сумела привлечь на свою сторону и нацистская Германия. Идея реванша за проигранную Гражданскую войну, создания независимого казачьего государства («Казакии») с помощью фашистской Германии именно в годы Великой Отечественной войны обрела новое дыхание, а традиции государственной службы и исключительной военной дисциплины превратили казачьи части вермахта в грозное орудие борьбы против советской власти[2].

Именно казачьи части благодаря своему высокому моральному духу, надежности и боеспособности пользовались практически безграничным доверием немецкого командования и занимали не последнее место в системе Германских вооруженных сил. Недаром упоминания о казаках можно встретить во многих мемуарах самых высоких немецких военачальников. Так, например, знаменитый фельдмаршал Э. Манштейн, вспоминая события осени 1942 года, предшествовавшие созданию группы армий «Дон», которая под его командованием готовилась деблокировать окруженную под Сталинградом армию Паулюса, писал: «26 ноября мы прибыли к месту расквартирования своего штаба, в Новочеркасск. В качестве единственной караульной команды в нашем распоряжении был добровольный казачий отряд, который явно рассматривал караульную службу перед нашим служебным зданием как особую честь»[3]. Не менее знаменитый «диверсант № 1» Второй мировой войны — легендарный Отто Скорцени — в своих мемуарах также упоминал о казачьих частях: «Один раз нам (это произошло в феврале 1945 года при обороне Кенигсберга. — П.К.) дали в подкрепление роту казаков из состава войск СС, которые предприняли несколько отчаянных ночных вылазок»[4].

К концу апреля 1945 года, когда части Красной армии уже вели бои в пригородах Берлина, а до конца войны оставались считаные дни, на территории, оставшейся под контролем Германии, действовали следующие казачьи формирования:

? 15-й казачий кавалерийский корпус генерала Гельмута фон Паннвица (Хорватия) — от 25 до 30 тысяч человек;

? 1-й казачий полк генерала Зборовского в составе Русского охранного корпуса (Хорватия) — около полутора тысяч офицеров и казаков;

? Казачий резерв генерала Шкуро (Австрия) — до 2 тысяч человек;

? Казачий Стан Походного атамана Тимофея Доманова (Северная Италия) — около 10 тысяч строевых казаков;

? Отдельные казачьи части вермахта.

Всего же, по различным оценкам, к концу войны на территории Германии и подконтрольных ей стран оказалось от 70 до 110 тысяч казаков, включая женщин, стариков и детей. Многие из них были беженцами из Советского Союза, отступившими с казачьих земель вместе с германской армией зимой 1943 года.

Цель данного исследования состоит прежде всего в воссоздании на конкретном историческом материале полномасштабной картины участия казаков во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.

В работе поставлены следующие задачи:

? выявить истоки и проследить развитие идеологии казачьего коллаборационизма в эмиграции;

? сравнить различные политические организации и течения в среде казачьей эмиграции;

? раскрыть политические взаимоотношения казачества и германской администрации в годы войны;

? проанализировать национальную политику Германии по отношению к казачеству в эмиграции и на оккупированных территориях;

? оценить степень участия казаков-коллаборационистов в организации управления на оккупированных Германией территориях Дона, Кубани и Терека;

? полностью воссоздать историю возникновения и деятельности боевых казачьих формирований в системе Германских вооруженных сил.

Основу данного исследования составили материалы архивов Российской Федерации — Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского Государственного архива социально-политических исследований (РГАСПИ), Российского Военно-исторического архива (РВИА), Государственного архива Ростовской области (ГАРО), Таганрогского и Шахтинского филиалов ГАРО, Центра государственной документации новейшей истории Ростовской области (ЦЦНИРО), Архива Управления Федеральной службы безопасности Ростовской области (УФСБ РО).

Наибольшей исторической ценностью обладают фонды отдела «Российское зарубежье» Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), сформированные на основе богатой коллекции документальных материалов Русского зарубежного исторического архива, основанного в Праге в 1923 году. Особый интерес представляют документы следующих фондов: ф. 5761 — Общеказачье объединение в Германской империи 1939–1945; ф. 5762 — Канцелярия Казачьего национально-освободительного движения в Праге 1941–1944. Здесь хранятся отчеты о заседании казачьих станиц, входящих в эти объединения, переписка казачьих лидеров, в частности Е.И. Балабина с П.Н. Красновым и В.Г. Науменко, письма рядовых казаков, приказы, воззвания, распоряжения, проекты устройства казачьей жизни на территории Дона, Кубани и Терека после возвращения и редакционные материалы казачьей эмигрантской прессы. Все эти документы позволяют практически в полном объеме воссоздать жизнь — казачьей эмиграции в Европе в 30—40-е годы. Также в данном исследовании использовались материалы следующих фондов ГАРФ: ф. 6461 — Канцелярия Донского атамана М.Н. Граббе (1934–1944); ф. 6532 — Маракуев Сергей Владимирович, представитель белоэмигрантского Донского атамана в Чехословакии (1920–1942); ф. 9101 — Донская казачья имени войскового атамана графа М.Н. Граббе станица в Праге (1936 — апрель 1945 года); ф. 5853 — А.А. фон Лампе (1919–1945); ф. 6473 — Т.М. Старикова; ф. 6079 — Союз возрождения казачества; ф. 6464.

Большую ценность представляют материалы, хранящиеся в Российском государственном архиве социально-политических исследований (РГАСПИ). Документы фонда ф. 69 — Центральный штаб партизанского движения 1942–1944 (разведдонесения с оккупированных территорий, приказы, циркуляры и инструкции для партизанских отрядов) позволяют полностью воссоздать картину жизни на оккупированных территориях. Также эти документы дают представление о численности, составе, вооружении, униформе казачьих боевых и вспомогательных частей вермахта, сформированных на территориях Дона, Кубани и Терека, а также в специальных лагерях на Украине. Интересные документы, затрагивающие проблему коллаборационизма на территории СССР в целом и казаков-коллаборационистов в частности, содержатся в личном архиве одного из организаторов партизанского движения, руководителя Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко.

Также при написании данной работы были использованы документы, хранящиеся в Государственном архиве Ростовской области (ГАРО) и его филиалах — Шахтинском и Таганрогском. Так, в фондах ГАРО хранятся отчеты о заседаниях всевозможных комиссий и комитетов за 1943–1945 годы, оценивавших ущерб различных районов, городов и станиц Ростовской области, нанесенный в результате фашистской оккупации, а также проводивших учет семей тех казаков, кто в той или иной форме сотрудничал с немцами. Материалы, позволяющие увидеть не только официальную оккупационную политику немцев на казачьих землях, но и реальную, проводимую на местах, содержатся в региональных филиалах ГАРО — Таганрогском и Шахтинском. В фондах Таганрогского филиала ГАРО (ТФ ГАРО) хранятся немецкие приказы, воззвания, касающиеся возврата частной собственности казакам, пострадавшим в годы коллективизации, регистрации казаков, оказания материальной помощи семьям казаков, сотрудничавших с оккупационными властями, а также редакционные материалы газеты «Новое слово», издававшейся в 1942–1943 годах.

В Шахтинском филиале ГАРО (ШФ ГАРО) содержатся материалы, позволяющие проследить процесс вербовки в казачьи формирования по некоторым станицам, процентное соотношение казаков и неказаков в органах власти на местах. Большой интерес представляют характеристики, данные немцами некоторым чинам вспомогательной полиции из числа казачества.

В Центре государственной документации новейшей истории Ростовской области (ЦЦНИРО) хранятся также очень важные с точки зрения данной темы материалы. Это протоколы заседаний пленумов обкома ВКП(б), касающиеся положения населения области до и после оккупации, в которых анализируются настроения в обществе, подсчитывается количество лиц, как коммунистов, так и беспартийных, сотрудничавших с немцами.

Огромной ценностью обладают документы Архива Управления Федеральной службы безопасности РО (УФСБ РО). В первую очередь это архивно-следственные дела, заведенные на активных участников казачьего движения в годы Второй мировой войны. На основе имеющихся материалов можно воссоздать полную панораму жизни на оккупированных территориях, систему контактов отдельных участников казачьего «освободительного» движения с немецкими и советскими спецслужбами и результаты этого взаимодействия, понять, какова роль и место советских партизан и разведчиков в том, что немцам так и не удалось объединить казаков-коллаборационистов в единое целое.

В Российском Военно-историческом архиве (РВИА) находится на хранении подшивка послевоенного казачьего эмигрантского журнала «Родимый край», в котором были опубликованы воспоминания активных деятелей казачьей администрации на оккупированных территориях Кубани (Иваница П.П. Родимый край. № 48. Сентябрь — октябрь 1963 — № 59. Июль — август 1965), и Ростовской области (Миллер М.А. Родимый край. № 34. Май — июнь 1961).

Данные архивов и фондов дополняются уже опубликованными документами и материалами. Здесь в первую очередь необходимо отметить сборник «Материалы по истории Русского освободительного движения (статьи, документы, воспоминания)» (вып. 1–4), под редакцией А.В. Окорокова, Москва, 1997–1999. В этом солидном издании содержится большое количество документов по вопросам казачьего коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны: письма генерала П.Н. Краснова, небольшая часть переписки атамана «Общеказачьего объединения в Германской империи» Е.И. Балабина, различные меморандумы, приказы, декларации, пропагандистские материалы, отрывки из воспоминаний участников казачьего движения на стороне Германии. Большой интерес представляют такие документы из архивов КГБ (материалы допросов некоторых казачьих лидеров, приказы по оккупированным казачьим территориям и переписка), опубликованные историком Л. Решиным (Решин Л. «Казаки» со свастикой. Документы из архивов КГБ // Родина. 1993. № 2; Решин Л. Публикация материалов допросов барона фон Риттберга // Щит и Меч. 1991. 4 января; Решин Л. Воинствующая некомпетентность // Военно-исторический журнал. 1992. № 2; Решин Л. Wlassow-aktion // Военно-исторический журнал. 1992. № 3). Подлинные документы, касающиеся боевой деятельности 15-го казачьего кавалерийского корпуса, опубликованы в приложении к документальной повести Б. Алферьева и В. Крука «Походный атаман батька фон Панн-виц» (М., 1997). В них приводится много конкретных сведений о быте казаков, их службе, воинских обязанностях, системе довольствия, о вооружении и численности казачьих формирований.

В конце 1927 года, в связи с 10-летием Советской власти, донской, кубанский и терский атаманы и правление Казачьего союза договорились о широкой рассылке специальной анкеты с целью выяснить мнение представителей эмиграции о прошлом, настоящем и будущем казачества. Около 90 человек, наиболее видные ее представители (как казаки, так и неказаки) прислали свои ответы: краткие и более подробные, даже целые статьи. Частично эти важнейшие для понимания сущности казачьей эмиграций 20—30-х годов и для анализа всей палитры их политических взглядов материалы опубликованы в сборнике: «Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества» (Ростов н/Д, 1992).

Большое значение для анализа сущности немецкой оккупационной политики, германских планов по будущему переустройству России и взаимоотношений между немецкими и казачьими боевыми частями имеют стенограммы выступления А. Гитлера и других нацистских руководителей, приказы различных немецких ведомств, в первую очередь Министерства по делам оккупированных восточных территорий, и боевые приказы вермахта. Эти документы опубликованы в следующих сборниках: «Преступные цели — преступные средства (документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР 1941–1944)», М., 1985; «Совершенно секретно! Только для командования!»

Стратегия фашистской Германии в войне против СССР (документы и материалы), М, 1967; «Откровения и признания. Нацистская верхушка о войне Третьего рейха против СССР», Смоленск, 2000; «Мировые войны XX века. Вторая мировая война (в 4 т.)», книга 4 (документы и материалы), М., 2002; «Нюрнбергский процесс: сборник материалов» (в 8 т.), М., 1990; Пикер Генри. «Застольные разговоры Гитлера», Смоленск, 1998; «Вторая мировая война: два взгляда (хроника и документы)», М., 1995. Некоторые документы, имеющие непосредственное отношение к послевоенной судьбе казачества, опубликованы в сборнике «Тегеран — Ялта — Потсдам» (сборник документов), М., 1967.

Важна для раскрытия данной темы и казачья периодическая печать, которую условно можно поделить на три части — довоенная эмигрантская казачья периодика, периодика военного времени 1939–1945 гг. и послевоенная эмигрантская казачья периодика. Эти источники содержат, без преувеличения, колоссальный фактический материал, к которому, однако, ввиду некоторой его тенденциозности, необходимо относиться критически.

Материалы, опубликованные в газетах и журналах, издававшихся в Париже, Берлине, Праге, Брюсселе и Софии, содержат обширную информацию о жизни казачьей эмиграции, деятельности различных организаций. В первой группе можно выделить следующие издания: «Вестник Казачьего Союза» (издание правления Казачьего Союза в Париже), 1925–1928 годы; «Вольное казачество»; «Ковыльные волны»; «Казачий голос» (орган независимой казачьей мысли, издание самостийников), Париж, 1937–1939 годы.

В годы войны казачья эмиграция продолжила выпуск журналов и газет разной политической направленности: «На Казачьем посту» (журнал-официоз Главного Управления Казачьих войск, Берлин, 1943–1945); «Казачьи ведомости» (журнал, официальный орган Казачьего управления (Козакен-Ляйтештелле) Дона, Кубани и Терека), Берлин, 1943–1945; «Казачий вестник» (журнал Казачьего национально-освободительного движения), Прага, 1941–1944; «Казачья лава» (центральная общеказачья еженедельная газета, печатный орган Главного Управления Казачьих Войск), Берлин, 1943–1945. В этих изданиях помещались аналитические обзоры политических и военных событий в мире, велись дискуссии о путях развития казачества, печатались различные художественные произведения казачьих авторов, публиковались приказы и воззвания, отчеты о важных событиях и мероприятиях, о деятельности тех или иных казачьих атаманов, а также пространные отчеты о жизни оставшихся в СССР казаков. Материалы о казачьей истории и о жизни казаков в эмиграции публиковались во многих европейских газетах (например, болгарская газета «Слово»; венгерская газета «Esti Hisag»; словацкие газеты «Словак» и «Гардиста»).

Кроме этого, специальные печатные издания (небольшие газеты и боевые листки) издавались во всех крупных казачьих формированиях на Восточном фронте: «Казак» (еженедельная газета при штабе Походного атамана С.В. Павлова), июль 1943 — октябрь 1944; «Казачья земля» (газета Штаба Походного атамана Казачьих войск Т. Доманова), Тол меццо (Северная Италия), 1944–1945; «Казачий клич» (еженедельная газета при штабе 1-й казачьей дивизии), 1943–1945; «Казачий листок» (печатный орган атамана П.Н. Краснова), Северная Италия, 1944; «Казачий клинок» (еженедельная газета для казаков Дона, Кубани, Терека и горцев Кавказа), Краснодар, Симферополь, Украина, 1943–1944; «Казачье дело», 1942, № 1–4. Использовались также материалы немецких оккупационных газет («Голос Ростова» (орган управления бургомистра г. Ростов-на-Дону), Ростов-на-Дону, 1942–1943; «Пятигорское эхо» 1942–1944) и некоторых советских газет, издаваемых на местах («Донской коммунар» (орган Базковского райкома ВКП(б)) 1943).

После войны избежавшие выдачи советским властям казаки возобновили издание казачьей периодики за рубежом. Кроме того, публикации о казаках и казачьем коллаборационистском движении имелись во многих послевоенных эмигрантских газетах и журналах. Среди них стоит выделить уже упоминавшийся журнал «Родимый край», журнал «Наши вести», где часто печатались материалы о казаках, служивших в Русском охранном корпусе на Балканах, а также журнал «Часовой», где в начале 50-х годов в статьях В. Никонова «О казачьих делах» развернулась оживленная дискуссия, посвященная проблемам внутриказачьего эмигрантского движения в конце войны.

Важнейшими источниками при написании данной работы стали воспоминания и мемуары деятелей русской эмиграции 20—30-х годов, непосредственных участников «русского освободительного движения» и казаков-коллаборационистов. Среди первых стоит выделить: Деникин А.И. Очерки русской смуты. М., 1991; Мейснер Д.И. Миражи и действительность: Записки эмигранта. М., 1966; Шостаковский П.П. Путь к правде. Минск, 1960; Александров В. На чужих берегах. М., 1987 Ильина Н.И. Дороги и судьбы: автобиографическая проза. М., 1985; Краснов П.Н. Всевеликое Войско Донское // Архив русской революции. М., 1991.

Ко второй группе относятся: Кромиади К За землю, за волю. Сан-Франциско, 1980; Казанцев А. Третья сила. М., 1994; Штрик-Штрикфельдт В.К. Против Сталина и Гитлера. М., 1993; Фрелих С. Генерал Власов. Кельн, 1990.

Третья группа мемуаров, рассказывающих непосредственно о судьбе казаков, вставших на сторону Германии, представлена следующими изданиями: Польская Е.Б. Это мы, Господи, пред Тобой… Невинномысск, 1995; Донсков П.Н. Дон, Кубань и Терек во Второй мировой войне // В сб. «Трагедия казачества». М., 1993; Краснов Н. Незабываемое. М., 2002; Васильев Н. Записки юного казака // В сб. «Война и судьбы» под ред. Н.С. Тимофеева. Невинномысск, 2002; Федоров Н.В. От берегов Дона до берегов Гудзона. Ростов н/Д, 1994; Дудников В.С. Воспоминания старого казака о пережитом и размышления о настоящем // В сб. «Материалы по истории русского освободительного движения 1941–1945», под общей редакцией А.В. Окорокова. Вып. 1. М., 1997; «Казачья Голгофа. Предательство в Тирольских Альпах» (сборник воспоминаний), сост. К.Н. Хозульников; сборник воспоминаний «Русский корпус на Балканах во время II Великой войны 1941–1945» (исторический очерк и сборник воспоминаний соратников) под ред. Д.П. Вертепова, Нью-Йорк, 1963. Уникальные материалы собраны в 19 выпусках «Сборника материалов о выдаче казаков в Лиенце и других местах в 1945 году», под редакцией В.Г. Науменко, Orangeburg USA, 1953–1960 (недавно часть этих материалов была переиздана в России: Науменко В.Г. Великое предательство. СПб, 2003). Здесь и воспоминания непосредственных участников тех событий — о жизни казаков в оккупации, о формировании боевых казачьих частей, о быте казаков в поселениях в Северной Италии и многое другое.

Еще одной любопытной группой источников являются так называемые документальные мемуары, в которых авторы (все они воевали на стороне немцев) не только описывают события, но и делают попытку проанализировать казачье коллаборационистское движение на основе полученных уже после войны документов. К ним относятся: Ленивов А.К. Под казачьим знаменем. Эпопея Казачьего Стана под водительством Походных атаманов Казачьих войск С.В. Павлова и Т.И. Доманова в 1943–1945 гг. Мюнхен, 1970 // также журнал «Кубанец». № 1–5. 1992–1993; Беляевский В.А. Вторая мировая война. Роль казачества в этой войне и трагедия такового. 1939–1945 гг. Сан-Пауло, 1963; Черкассов К. Генерал Кононов: ответ перед историей за одну попытку. Т. 1–2. Мельбурн, 1963; Поляков И.А. Краснов — Власов. Нью-Йорк, 1959. Несмотря на то что этой группе источников свойственна крайняя тенденциозность и предвзятость в оценке многих событий, они тем не менее при определенном критическом подходе помогают более глубоко понять всю сущность движения казаков-коллаборационистов.

Выражаю искреннюю благодарность историческому факультету МГУ им. М.В. Ломоносова, в особенности коллективам кафедр этнологии и общественных движений и политических партий, на заседаниях которых обсуждалась эта работа. Хочу также выразить благодарность за помощь в подготовке книги моим коллегам к. и. н. А. Щербине, к. и. н. Л. Табунщиковой, к. и. н. П. Крайнюченко и, конечно же, моей любимой маме, без помощи которой появление этого труда не было бы возможным. Нельзя также не отметить исключительно доброжелательную атмосферу библиотек и архивов Москвы и Ростова-на-Дону.