Глава 11 Полководец и его «штаб»

«…На войне… лишь полководец рассуждает и выносит решения – либо сам, либо с теми, кого позовет на совет…»

(Ливий. XLV. 4. 2)

Война – слишком серьезное и масштабное дело, чтобы в нем можно было полагаться на экспромты и случайность. Древние хорошо отдавали себе в этом отчет, и римляне, по общему мнению античных историков, как раз и отличались умением заранее планировать, координировать и осуществлять военные предприятия. Согласно Полибию, римские военачальники побеждают не благодаря случайности, но следуя заранее составленному плану и рассудительности, то есть действуя так, как сам Полибий предписывает искусному полководцу (Всеобщая история. IX. 12). Иосиф Флавий прямо констатирует, что римляне на войне ничего не предпринимают без расчета или полагаясь на случайность, но всегда согласуют свои действия с намеченным планом. Он даже заявляет, что римляне предпочитают поражение в подготовленном сражении победе, доставшейся благодаря счастливой случайности (Иудейская война. III. 5. 6). «Так что, когда расчет предшествует предприятию и осуществляется столь действенным войском, нет ничего удивительного в том, что границы империи достигают Евфрата на востоке, океана на западе, плодороднейших долин Ливии на юге и Истра и Рейна на севере» (Иосиф Флавий. Иудейская война. III. 5. 7).

В работах, посвященных военной истории Рима, тем не менее часто утверждается, что в римской военной организации отсутствовал такой институт военно-стратегического планирования, координации и управления войсками, как Генеральный штаб – «мозг армии», как назвал его один советский генерал. И хотя данное мнение оспаривается некоторыми исследователями[145], с известными оговорками с ним следует согласиться. Существует и другой уровень штабов, так сказать армейский, то есть штаб отдельной полевой армии или группировки, выполняющий соответствующие функции непосредственно на театре военных действий и подчиняющийся командующему армией. Было бы довольно-таки наивно искать в римских учреждениях прямые аналоги этим институтам в их современном виде. Очевидно, однако, что такая мощная военная машина, какой была римская армия периода Поздней республики и Ранней империи, дислоцированная на огромной территории, забирающая львиную долю государственного бюджета, проводившая масштабные операции на разнообразных театрах военных действий, могла успешно функционировать без достаточно эффективной организации планирования, централизованного обеспечения и руководства. И если отдельные функции Генерального штаба в эпоху Республики брал на себя сенат, а во времена Империи они были сосредоточены в совете принцепса (consilium principis) и ведомствах дворцовой канцелярии, то задачи армейского штаба решали совет (consilium) и свита или ставка (comitatus, officia) полководца, который часто являлся одновременно и наместником провинции.

Можно предположить, что общие планы главных военных кампаний разрабатывались в ближайшем окружении императора. Здесь на основе имеющейся информации определялись силы и средства, необходимые для ведения войны, отдавались распоряжения о формировании новых или переброске действующих частей и соединений из одной провинции в другую, назначались командующие и лица, ответственные за обеспечение похода. Позднеримский писатель Иоанн Лид (О магистратах. III. 33–34) свидетельствует, что император Константин перед смертью (337 г.) оставил записки с планами внезапного нападения на персидское царство Сасанидов. Иоанн сопоставляет этот план с книжкой о том, как разбить персов внезапным нападением через Колхиду и Армению, автором которой был, по всей видимости, Корнелий Цельс, живший в I в. н. э. автор военного трактата, использованного Вегецием; возможно, что эту книжку Цельс написал под впечатлением походов Корбулона против парфян в 56–63 гг. Понятно, однако, что возможности непосредственного централизованного руководства из Рима ограничивались скоростью коммуникаций. Созданная Августом государственная почта с почтовыми станциями, где сменялись лошади, имела среднюю скорость 75 км в день. Известия из Реции в Рим доходили примерно за 3 дня, из Германии – за 5–6, из Британии – за 9–10, из восточных провинций – за 14. Естественно, в том случае если поход возглавлял сам император, общее руководство кампанией сосредоточивалось непосредственно в его руках.

Римские кампании, в которых против врага силы выдвигались несколькими колоннами из разных пунктов, чтобы сконцентрироваться в определенном месте в определенное время (как, например, в Германии в I в. н. э. в походе против германского царя Маробода в 6 г. н. э., во время дакийских войн Траяна, персидского похода Юлиана), доказывают существование централизованного планирования, предполагавшего расчет времени, изучение и прокладку маршрутов и т. д. В биографии императора Александра Севера (Писатели истории Августов. Александр Север. 16. 3) сообщается, что у него был обычай, если речь шла о военном деле, приглашать старых военных, хорошо знавших местности, порядок ведения войны, а также всяких образованных людей, главным образом знатоков истории, у которых император спрашивал, как поступали в тех или других случаях прежние императоры или вожди иноземных племен.

Равным образом уже на уровне ставки провинциальных наместников разрабатывались, по всей видимости, и планы отдельных походов и сражений, включавшие выбор наиболее подходящей местности, определение расстановки сил, выделение резервов, организацию взаимодействия, постановку задач отдельным командирам и подчиненным им частям. До нас дошел текст такого рода диспозиции среди сочинений Флавия Арриана. Его «Построение против аланов», на которое мы уже неоднократно ссылались, свидетельствует о достаточно детальной проработке планов выдвижения к месту предполагаемого сражения и тактических схем применительно к конкретному противнику[146].

К составу, полномочиям и функциям совета и ставки командующего, непосредственно ответственного за ведение войны, следует присмотреться более пристально, тем более что эти вопросы не получили должного внимания в исследовательской литературе. В общих работах по римской армии им в лучшем случае уделяется несколько страниц. Существует только одно специальное исследование, относящееся к названной теме, – это диссертация Памелы Д. Лэки, которая рассматривает совет полководца, но ограничивается рамками республиканского периода[147].

Итак, в чем заключались «штабные» функции consilium’а полководца и его своеобразие как органа принятия решений?

Сразу же следует оговорить, что консилиум ни в коем случае не является прямым аналогом военному штабу и больше напоминает военный совет при командующем, куда входили отнюдь не только штабные офицеры. Помимо того что consilium помогал полководцу, который обычно являлся должностным лицом, управлявшим определенной провинцией, выполнять административные и судебные обязанности, он, в отличие от современных штабов, не имел ни постоянной структуры и состава («штатного расписания»), ни четко определенных полномочий.

Рельеф колонны Траяна с изображением военного совета и свиты полководца

Надо также сказать, что в античных источниках, в которых, как известно, военным событиям и свершениям отводится большое место, в целом сравнительно редко и, как правило, очень неконкретно упоминается о военных советах. В некоторых случаях упоминание о них используется античными историками скорее как повод для изложения – в прямой или косвенной речи – тех дебатов, которые могли возникать при обсуждении тех или иных ситуаций и решений. Понятно, однако, что обычно эти речи были плодом писательского творчества и преследовали сугубо литературные задачи (как, например, в рассказе Плутарха о совете императора Отона перед битвой при Бедриаке). Многие конкретные, так сказать черновые, стороны военно-организационной работы остаются в тени или вовсе не упоминаются, так что подчас создается впечатление, что всю эту деятельность осуществлял непосредственно сам полководец.

Тем не менее и в исторических сочинениях, и в трактатах по военному делу мы находим отдельные указания на необходимость коллегиального обсуждения планов и выработки оптимальных решений. Тит Ливий, например, вкладывает в уста Эмилия Павла такие слова: «Нет, я не из тех, квириты, кто утверждает, будто полководцам нет нужды в советах. Клянусь, скорее спесивым, нежели мудрым назову я того, кто во всем уповает на собственный ум… Прежде всего полководцев должны наставлять люди разумные, особенно сведущие и искушенные в военных науках, потом те, что участвуют в деле, знают местность, видят врага, чувствуют сроки, – словом, те, что в одном челне со всеми плывут сквозь опасности» (XLIV. 22. 11–12). Аналогичные предписания дает в своем «Стратегикосе» Онасандр (3. 1–3), по словам которого «полководцу следует выбрать себе советников, которые будут постоянно находиться в его окружении, участвуя во всех совещаниях и разделяя его решения, либо он должен приглашать к совету наиболее авторитетных из своих командиров, поскольку небезопасно полагаться на то, что придумает кто-то один. Ибо решение, принимаемое единолично, без чьей-либо помощи, ограничено его собственной изобретательностью, тогда как замысел, подкрепленный соображениями подчиненных, гарантирован от ошибки. Полководец, однако, не должен быть ни настолько нетвердым в своих планах, чтобы совершенно не доверять самому себе, ни настолько самонадеянным, чтобы думать, что у кого-то другого не может появиться идей лучших, чем его собственные». Вегеций (III. 6) дает военачальнику несколько иной совет: «Что нужно сделать, обсуждай со многими, но что ты собираешься сделать – с очень немногими и самыми верными, а лучше всего – с самим собой». Правда, ниже (III. 9) он поясняет, что для полководца наиболее полезным является выбрать из всего войска знающих военное дело и мудрых людей и, устранив всякую лесть, чаще советоваться с ними о своем и вражеском войске, о местностях, где предстоит сражаться, о снабжении продовольствием и т. д.

Хорошие полководцы действительно следовали таким рекомендациям. Светоний, например, хвалит Тиберия за то, что тот, всегда полагавшийся только на себя, тем не менее делился своими военными планами и советовался с приближенными и ничего не предпринимал без одобрения совета. При этом в походе против германцев он «все распоряжения на следующий день и все чрезвычайные поручения давал письменно, с напоминанием, чтобы со всеми неясностями обращались только к нему лично и в любое время, хотя бы и ночью» (Светоний. Тиберий. 18. 1–2).

Судя по имеющимся свидетельствам, состав совета не был постоянным и мог варьироваться в зависимости от ситуации и желания командующего. Условно лица, входившие по принятому обычаю в состав совета, могут быть разделены на три категории. Это, во-первых, высшие армейские чины, квесторы, легаты отдельных легионов и командиры вспомогательных частей, иногда также союзных контингентов, легионные префекты и военные трибуны (для последних, учитывая их, как правило, юный возраст и «стажировочный» статус, участие в совете было важной формой изучения военного искусства, «тренировочным лагерем», по определению А. Голдсуорти)[148]. В особых ситуациях, связанных с обсуждением важных политических вопросов, мог собираться расширенный состав совета. Так, в 69 г. н. э. Веспасиан созвал в Берите (совр. Бейрут) большой военный совет, чтобы обсудить наиболее важные вопросы и определить стратегию действий против Вителлия. В этом совещании приняли участие наместник провинции Сирия Муциан, который прибыл, «окруженный легатами, трибунами, самыми блестящими центурионами и солдатами; отборных своих представителей прислала и иудейская армия. Все эти пешие и конные воины, цари, соревнующиеся друг с другом в роскоши, придавали совещанию такой вид, будто именно здесь принимали настоящего принцепса» (Тацит. История. II. 81).

Вторую группу составляли primi ordines, старшие центурионы и примипилы, командиры с большим стажем, носители опыта и практической военной мудрости[149]. Плиний Младший, став наместником Вифинии, пригласил в качестве советника старого примипиляра Нимфидия Лупа, который был еще его товарищем по военной службе в бытность Плиния военным трибуном (Плиний Младший. Письма. X. 87. 1–2). Многоопытный примипилярий Аррий Вар помогал Антонию Приму готовить войска к вторжению в Италию во время гражданской войны 69 г. н. э. (Тацит. История. III. 6). Напротив, Вителлию его друзья не давали выслушать советы опытных центурионов, и это гибельно сказывалось на руководстве армией (Тацит. История. III. 56).

В-третьих, в состав совета входили друзья и доверенные лица командующего (в том числе и из гражданских служащих), которых он лично или по рекомендации знакомых приглашал отправиться с собой в провинцию или в поход. Этих людей называли контуберналами (дословно «те, кто живет в одной палатке»), спутниками (comites) или общим наименованием «когорта друзей» (cohors amicorum). По всей видимости, в их число могли входить и те гражданские специалисты, которые ведали такими вопросами, как снабжение войск, инженерное обеспечение и т. п. Были среди них и литераторы, в задачу которых входило описывать деяния своих патронов. Так, Помпея в его походах на Восток против Митридата сопровождал историк митиленец Феофан, которому Помпей потом даровал права римского гражданства, причем сделал это на воинской сходке (Валерий Максим. VIII. 14. 3; Цицерон. Речь в защиту Архия. 10. 24). Присутствие таких «друзей» в совете очень редко упоминается в наших источниках, и об их деятельности приходится судить в основном по косвенным данным. Можно вспомнить и о Вентидии Бассе, с которым Цезарь познакомился, когда тот занимался поставкой мулов и повозок для магистратов, получивших назначение в провинцию. Цезарь взял его с собой в Галлию, и Басс проявил себя ревностным и деятельным помощником, а впоследствии стал отличным военачальником, первым удостоился триумфа за победу над парфянами и, несмотря на свое низкое происхождение, достиг консулата (Авл Геллий. Аттические ночи. XV. 4). Примечательно, однако, что в «Записках» Цезаря он ни разу не упоминается. К числу подобного рода советников можно отнести агрименсора (землемера) Бальба, которого император Траян брал с собой на обе дакийские войны и который занимался проведением лимеса в Дакии[150]. В императорское время среди подобного рода людей могли быть и доверенные вольноотпущенники принцепса, подобные, скажем, вольноотпущеннику императора Клавдия Нарциссу, который был ответственным за подготовку вторжения в Британию (Дион Кассий. LX. 19). Иногда такие императорские помощники даже удостаивались военных знаков отличия. Например, Клавдий наградил после Британской кампании евнуха Поссидия почетным оружием (Светоний. Клавдий. 28; Эпитома о Цезарях. 4. 8). Не исключено, что в некоторых случаях императорские вольноотпущенники, направляемые в ставку командующего, могли выполнять и роль соглядатаев, своего рода «политических комиссаров», следивших за благонадежностью «генералитета».

Рельеф колонны Траяна с изображением императора, произносящего речь перед войсками

Вместе с тем очевидно, что без персонала, ответственного за снабжение, переброску войск, планирование и обеспечение маршрутов их передвижения, невозможно было организовать крупномасштабные операции. Проведение таких операций требовало решения комплекса вопросов, о которых упоминается в цитированной выше речи Эмилия Павла (Ливий. XLIV. 22. 8: «…где лагерем стать, где стражу оставить, каким проходом и в какую пору войти в македонскую землю, где склады устроить, где припасы морем подвозить и где сушею, когда с врагом схватиться и когда затаиться»). Такая работа, по всей видимости, предполагала, помимо всего прочего, и использование карт.

Вопрос о характере и роли последних в римском военном деле остается дискуссионным. Некоторые исследователи полностью отрицают использование римскими военачальниками карт, аналогичных современным[151]. Нельзя, однако, игнорировать прямые указания наших источников на их значимость[152]. Так, Вегеций подчеркивает (III. 6), что полководец «…должен иметь очень точно составленные планы (itineraria) тех местностей, где идет война, так, чтобы на них не только были обозначены числом шагов расстояния от одного места до другого, но чтобы он точно знал и характер дорог, принимал во внимание точно обозначенные сокращения пути, все перепутья, горы, реки. Это до такой степени важно, что более предусмотрительные вожди… имели планы тех провинций, которые были ареной их военных действий, не только размеченными, но даже разрисованными, чтобы можно было выбрать направление, руководствуясь не только разумными предположениями, но, можно сказать, воочию видя ту дорогу, по которой они собираются идти». Известно, что Корбулон после своих походов против парфян привез в Рим «нарисованные схемы» (situs depicti) тех земель, где проходил с войсками (Плиний Старший. Естественная история. VI. 40). Отдельные эпиграфические данные позволяют говорить о наличии в составе легионов, преторианских когорт и вспомогательных войск военных специалистов, занимавшихся картографией[153]. В одной из надписей, в частности, упоминаются такого рода картографы – chorographiarii (АЕ. 1947, 61).

Другие конкретные организационно-технические и снабженческие вопросы практически решались штатами тех канцелярий (officia), которые имелись в распоряжении легатов легионов и провинциальных наместников. В составе этих канцелярий были не только писцы, счетоводы и так называемые бенефициарии, выполнявшие разнообразные поручения, в том числе и по сбору разведывательной информации, но и переводчики (interpretes)[154], а также снабженцы (frumentarii), которые стали играть и роль тайных агентов. От их профессионализма не в последнюю очередь зависело и качество принимаемых командованием решений, и сама их практическая реализация.

В военных условиях, на марше и на поле боя, «штабная группа» командующего включала эскорт телохранителей, знаменосцев и трубачей, ординарцев и офицеров связи из отдельных легионов и вспомогательных отрядов.

Следует подчеркнуть, что consilium полководца имел в основном сугубо совещательные функции (в том числе и при разборе командующим судебных дел). Нередко же он превращался в простое оперативное собрание, на котором командующий доводил до сведения своих командиров поступившую разведывательную информацию (Галльская война. VIII. 8), излагал свои замыслы касательно предстоящего сражения, ставил перед подчиненными задачи и отдавал приказы (см., в особенности, Цезарь. Галльская война. IV. 23). Но в отдельных случаях участники совета могли переубедить командующего (Цезарь. Галльская война. V. 28–29). В целом же практически все упоминания и свидетельства о совете полководцев показывают, что командующий не был связан обязанностью подчиняться его рекомендациям: он мог отдать предпочтение тому или иному предложению либо отклонить все – окончательное решение всегда оставалось за ним.

После получения конкретных распоряжений и принятия диспозиции на совете командиры отдельных частей и отрядов могли проводить свои собственные совещания, доводя общий замысел и другие сведения до подчиненных им офицеров и решая, как лучше выполнить поставленные задачи.

Качество принимаемых решений зависело от полноты той информации о противнике и театре военных действий, которой располагал командующий. В римской военной теории и практике всегда уделялось большое внимание разведке, как стратегической, так и тактической. Первая должна была обеспечить сведения о потенциале вероятного противника, о политической ситуации в его стане, о географических и прочих особенностях тех стран и территорий, где предстояло вести военные действия. В этом плане немало полезных сведений могли дать дипломатические посольства и торговцы, которые вели операции далеко за пределами Римской державы. Цезарь, готовя первый поход в Британию в 54 г. до н. э., пригласил к себе отовсюду купцов, но так и не смог добиться от них точной информации об острове и поэтому отправил на разведку военный корабль под командой надежного офицера (Цезарь. Галльская война. IV. 20–21). По сути дела, его первая переправа в Британию носила характер разведывательно-рекогносцировочной операции. Подобные специальные вооруженные экспедиции, которые, помимо прочего, использовались для сбора важных в военном отношении сведений о соседних народах, известны и в императорское время. Таким был, например, поход Элия Галла в Аравию в 26–25 гг. до н. э. (Плиний Старший. Естественная история. VI. 160–161; Дион Кассий. LIII. 29). Гай Петроний, назначенный на пост префекта Египта после Элия Галла, снарядил карательную экспедицию к югу от Египта, в царство Куш (Страбон. XVII. 1. 54; Дион Кассий. LIV. 5). Приблизительно в 20 г. до н. э. проконсул Африки Луций Корнелий Бальб подготовил и осуществил удачное вторжение в глубь Сахары против гарамантов (Плиний Старший. Естественная история. V. 36). Эти экспедиции хотя и не привели к дальнейшему подчинению исследованных областей, но дали важную информацию[155].

Что касается тактической разведки, то она обеспечивала сбор информации о количестве и составе сил неприятеля, о его передвижениях и ближайших планах. Разнообразная информация, получаемая на тактическом уровне, имела тем более важное значение, что армии в римское время были сравнительно небольшими, но часто действовали на больших пространствах, и поэтому противникам подчас не так-то просто было обнаружить друг друга и таким образом организовать передвижение и маневрирование, чтобы получить стратегические и тактические преимущества перед неприятелем. Это прекрасно понимал Цезарь, который всегда уделял большое внимание разведке местности и выбору путей передвижения (Светоний. Цезарь. 58. 1).

Авторы военных трактатов настаивают на необходимости тщательного сбора информации о противнике и местности, где предстоит продвигаться и сражаться. Для этого, как советует Вегеций (III. 6), «военачальник должен о каждой отдельной мелочи расспрашивать поодиночке людей разумных, пользующихся уважением и знакомых с местностью, и для установления истины собирать сведения от многих, чтобы иметь точные данные». В качестве источников сведений могли использоваться пленные и перебежчики. Кроме того, Вегеций специально обращает внимание на выбор проводников и на сохранение в тайне выбранного маршрута следования по вражеской территории: «Ведь при походах считается, что тайна всех мероприятий является лучшим средством для безопасности». Важно было также собрать как можно более детальную информацию о противнике: «Когда он обычно нападает, ночью или на рассвете, или на усталых в час отдыха… в чем заключается его главная сила, в пехоте или коннице, в копейщиках или стрелках, блистает ли он численностью людей или крепостью оружия», и так вплоть до времени приема пищи (Вегеций. III. 6; IV. 27).

При продвижении же по своей территории, напротив, важно было заранее информировать местных жителей о проходе войск. Таким образом поступал император Александр Север, который изображается в его биографии едва ли не идеальным военачальником. «Держались в секрете военные тайны, о днях же его выступлений в поход заранее открыто объявлялось, так что уже за два месяца вывешивался эдикт, в котором было написано: «В такой-то день, в такой-то час я выступлю из Рима и, если будет угодно богам, остановлюсь у первой остановки». Затем перечислялись по порядку остановки, затем – лагерные стоянки, затем места, где следует получить продовольствие, и так далее, вплоть до границы с варварами. С этого же места начиналось молчание, и все шли в неведении, чтобы варвары не знали планов римлян» (Писатели истории Августов. Александр Север. 45. 2–3).

Конкретную тактическую информацию полководец мог получить прежде всего с помощью разведчиков. Цезарь часто упоминает о сборе сведений с помощью солдат, которых он называет exploratores (собственно «разведчики») и speculatores («лазутчики»), но, по-видимому, между ними не было принципиальной разницы. В это время разведчики еще не объединялись в особое подразделение и представляли собой группу солдат, посылаемых вперед для выяснения обстановки или настроений среди племен и гражданского населения. Такие небольшие разведывательные отряды или группы должны были определить силу и расположение противника (Цезарь. Галльская война. I. 12). Так, Цезарь послал разведчиков (exploratores) для наблюдения за поведением галлов и выяснил, что они переправляются через Луару, и атаковал их (Галльская война. VII. 11. 8). Во время испанской войны Цезарь направил exploratores наблюдать за силами противника у Илерды. После битвы при Mons Graupius Агрикола направил разведчиков вести наблюдение за британцами в случае, если они снова соберутся в строй (Тацит. Агрикола. 37). Разведчикам часто поручалось по возможности захватить пленных. Допрос «языка» мог дать достаточно полную картину действий и планов противника. В числе иммунов был так называемый quaestionarius – солдат, осуществляющий пытки во время допроса. Для выведывания планов врага могли использоваться и шпионы, которые нередко посылались под видом дезертиров и перебежчиков (Испанская война. 13. 3; Африканская война. 35. 2–4).

В императорское время, скорее всего со II в. н. э., появляются специальные подразделения разведчиков – numeri exploratorum[156], которые входили в состав легионов или вспомогательных частей. Согласно Псевдо-Гигину, эксплораторов было 65 человек на легион (Об устройстве лагеря. 30). Имелись и отдельные подразделения разведчиков: например, в одной из надписей упоминается отряд бременских разведчиков (numerus exploratorum Bremensium – CIL VII 1030). Подобные отряды обычно размещались в приграничных областях и вели наблюдения за передвижениями варваров[157].

Вероятно, заметные изменения в разведывательной работе произошли в период маркоманнских войн, когда в приграничных районах появляются посты бенефициариев (beneficiarii consularis), которые были ответственны за сбор информации и работу разведывательной сети как внутри провинции, так и за ее пределами[158]. Возможно, информация от них и из других источников стекалась в департамент по делам о переписке (ab epistulis) в императорской канцелярии. Однако в точности не известно, кто в ставке наместника был ответственным за организацию разведки, получение, передачу и сохранение разведывательных сведений. Так или иначе, информация из разнообразных источников «ложилась на стол» командующего и служила основой для выработки плана действий.

Таким образом, несмотря на отсутствие в Риме штабных органов в современном смысле этого слова, римские военачальники располагали необходимыми инструментами для планирования и информационного обеспечения военных операций. Конечно, разведка не всегда была на должном уровне – достаточно вспомнить разгром легионов Квинтилия Вара. Но подобные случаи были скорее исключением. Многие римские кампании свидетельствуют о тщательном долгосрочном планировании, умелой концентрации сил и ресурсов, грамотной координации действий. В этом, как и в других сферах военной организации, римская армия не знала себе равных.