Глава 20 После боя

«После успешных действий и опасностей битвы полководцу следует разрешить воинам празднества и пиры и освободить от трудов, с тем чтобы они, зная, что их ждет в результате победы, стойко переносили все тяготы, необходимые для достижения победы».

(Онасандр. Стратегикос. 35. 5)

«…и хотя раненых было больше, чем накануне, и по-прежнему не хватало продовольствия, в одержанной победе для них было всё – и сила, и здоровье, и изобилие».

(Тацит. Анналы. I. 68)

Каждое сражение развивается по собственному, всегда неповторимому сценарию, но рано или поздно оно заканчивается – победой ли, поражением или же неопределенным исходом. В регулярных генеральных сражениях с внешними врагами римляне в эпоху Империи почти всегда выходили победителями, но в отдельных столкновениях и локальных боях, случалось, терпели поражения, подчас весьма жестокие. Большие решающие битвы в древности были чаще всего кровопролитными, при этом потери стороны, потерпевшей поражение, как правило, многократно превосходили потери победителей, хотя на основании имеющихся источников бывает очень сложно установить точное соотношение потерь. Дело в том, что сообщаемые античными авторами цифры часто выглядят малодостоверными. Например, в битве с восставшими бриттами под предводительством царицы Боудикки римляне потеряли 400 человек убитыми против 80 000 убитых у противника, что дает соотношение 1 к 200 (Тацит. Анналы. XIV. 37). Более достоверными представляются приводимые Тацитом (Агрикола. 37) цифры потерь в сражении при Mons Graupius, в котором римляне одолели тех же британцев, потеряв 360 человек против 10 000 убитых врагов (соотношение 1 к 28). В первом случае римские потери составили около 8 % от общей численности войска, а во втором – менее 3 %. В знаменитой битве при Фарсале между Помпеем и Цезарем в 48 г. до н. э. последний, по его собственным словам, потерял не более 200 солдат, тогда как из войска Помпея пало около 15 000 человек (соотношение 1 к 75); по другим источникам, соотношение потерь было 200 на 6000, т. е. 1 к 30 (Аппиан. Гражданские войны. II. 81). Трудно доверять сообщению Диона Кассия, согласно которому в первой битве при Кремоне в 69 г. н. э. между войсками Отона и Вителлия общие потери составили 40 000 человек, а в сражении при Иссе в 194 г. между войсками Септимия Севера и Песценния Нигра потери последнего были 20 000 убитых (Дион Кассий. LXIV. 10. 3; LXXV. 8. 1). Но это были битвы гражданских войн, где сходились одинаково обученные и вооруженные армии. Явно преувеличивает Дион и потери римлян во время похода императора Септимия Севера в Шотландию, оценивая их в 50 000 человек (LXXVII. 13. 2), что составило бы одну восьмую общей численности римской армии в начале III в. н. э.

Еще до точного подсчета потерь масштаб победы или поражения можно было определить по количеству захваченных значков и штандартов. Об этом часто упоминают античные авторы. Так, в кратком отчете о потерях в битве при Фарсале Цезарь пишет, что ему досталось 180 воинских знамен (signa) и 9 легионных орлов противника (Цезарь. Гражданская война. III. 99). Марк Антоний в апреле 43 г. до н. э., потерпев поражение при Форум Галлорум от войск сената, потерял 60 знамен и двух орлов (Цицерон. Письма близким. Х. 30. 5). Кстати сказать, в Риме всегда огромное значение придавалось возвращению потерянных на войне знамен. Об этом, как о большой своей заслуге, упоминает Август в своих «Деяниях» (29. 2); не проходили данные факты и мимо внимания поэтов и историков (Гораций. Оды. IV. 15. 4–4; Веллей Патеркул. II. 91. 1; Флор. II. 34. 63; Аппиан. Иллирийские войны. 28). В 16 г. н. э. по случаю возвращения знамен, захваченных германцами при разгроме легионов Вара, в Риме была освящена специальная арка (Тацит. Анналы. II. 25; 41). Возвращению знамен посвящались памятные выпуски монет с соответствующими легендами[261].

Поле битвы принадлежало победителям. И они первым делом, если позволяла обстановка, грабили убитых и раненых, у которых в поясах[262] под доспехами могли быть спрятаны деньги. Иногда, пока основные силы были заняты преследованием опрокинутого неприятеля, эту роль на себя брали обозные служители (Цезарь. Галльская война. II. 24). При раскопках города Дура Европос были обнаружены останки римских солдат, погибших при осаде в III в. н. э., у которых под доспехами имелись такие кошельки с немалыми суммами денег[263]. Упование на добычу было весьма существенным мотивом для сражающихся, и это понимали и командиры, и военные теоретики. Онасандр в своем «Наставлении полководцу» советует дать возможность солдатам разграбить лагерь и обоз побежденного врага или город, если он был взят штурмом (Онасандр. 34; ср. Цезарь. Гражданская война. III. 97). Обещание полководцев отдать на разграбление осажденный город становится настолько действенным стимулом для солдат, что они готовы были ради наживы забыть об опасностях, усталости, ранах и крови и даже в собственных соратниках увидеть скорее соперников, нежели товарищей (Тацит. История. III. 27; 28; V. 11; Плутарх. Антоний. 48). В некоторых случаях ожесточение после боя приводило к беспощадному разграблению захваченного города, всевозможным эксцессам и зверствам в отношении его жителей. Вот, например, как описывает Тацит судьбу города Кремоны после сражения у ее стен, в котором победу над силами Вителлия одержали войска флавианцев под командованием Антония Прима (69 г. н. э.): «Сорок тысяч вооруженных солдат вломились в город, за ними обозные рабы и маркитанты, еще более многочисленные, еще более распущенные. Ни положение, ни возраст не могли оградить от смерти. Седых старцев, пожилых женщин, у которых нечего было отнять, волокли на потеху солдатне. Взрослых девушек и красивых юношей рвали на части, и над телами их возникали драки, кончавшиеся поножовщиной и убийствами. Солдаты тащили деньги и сокровища храмов, другие, более сильные, нападали на них и отнимали добычу. Некоторые не довольствовались богатствами, бывшими у всех на виду, – в поисках спрятанных кладов они рыли землю, избивали и пытали людей. В руках у всех пылали факелы, и, кончив грабеж, легионеры кидали их потехи ради в пустые дома и разоренные храмы. Ничего не было запретного для многоязыкой многоплеменной армии, где перемешались граждане, союзники и чужеземцы, где у каждого были свои желания и своя вера. Грабеж продолжался четыре дня» (Тацит. История. III. 33). Аналогичную картину рисует Иосиф Флавий, рассказывая о поведении римлян после окончательного захвата Иерусалима и сожжения Храма (Иудейская война. VI. 5. 1). Подобные эксцессы не имели ничего общего с теми старинными порядками и организованностью, которые отличали римское войско при взятии городов и были с восхищением описаны Полибием (X. 16).

Так или иначе, по завершении сражения надо было дать отдых войскам, принести благодарность богам в случае победы, позаботиться о погребении павших и лечении раненых, наградить отличившихся и наказать проявивших трусость, привести в порядок оружие и снаряжение. Победоносный полководец мог рассчитывать на высокие почести в Риме и увековечивание памяти своих свершений.

После решающего сражения победоносное войско обычно могло позволить себе на несколько дней приостановить активные военные действия. Известно, что Цезарь после большого и удачного сражения иногда освобождал воинов от всех обязанностей и давал им полную волю отдохнуть и разгуляться (Светоний. Цезарь. 67). Но первым делом, конечно, была забота о раненых. Римляне всегда уделяли этому большое внимание и имели хорошо отлаженную военно-медицинскую службу[264]. Военные врачи (medici) были в составе всех видов и во всех частях вооруженных сил. Некоторые «медики» были, вероятно, простыми солдатами-иммунами, другие имели офицерский ранг. В некоторых надписях упоминаются medici ordinarii. Этот эпитет, возможно, означает, что они служили в составе подразделений и имели ранг, соответствующий центуриону. Так, например, именуется Гай Папиррий Элиан из Ламбеза, который прожил 85 лет и имел репутацию хорошего врача (ILS 2432). Некоторые «медики» имели романизированные греческие имена. Это могли быть вольнонаемные лекари, часто греческого происхождения, которые нанимались на римскую службу, чтобы приобрести практический опыт, и назначались в различные подразделения во время кампаний.

Capsarii выносят раненых с поля боя. Рельеф колонны Траяна

К медицинскому персоналу относились также optiones valetudinarii и capsarii. Первые, возможно, принадлежали к персоналу госпиталей, но скорее канцелярскому, нежели собственно медицинскому. Название вторых происходит от слова capsa – сумка для бинтов. Капсарии выполняли, вероятно, роль санитаров, оказывавших первую помощь раненым прямо на поле боя, как показано на одном из рельефов колонны Траяна[265]. «…Когда несут из сражения раненых: неопытный новичок издает жалостные стоны от каждой легкой раны, а бывалый ветеран, сильный своим опытом, только зовет врача, чтобы тот помог…» (Цицерон. Тускуланские беседы. II. 38).

Военные медики в римской армии имели, судя по всему, хороший инструментарий, позволявший успешно проводить сложные операции. В медицинских трактатах, в частности у Авла Корнелия Цельса (начало I в. н. э.), приводятся способы извлечения различных наконечников метательного оружия, указываются необходимые для этого медицинские инструменты, способы остановки кровотечения и предотвращения воспалительных процессов, а также ампутации конечностей (О медицине. VII. 5. 3–4; 26. 21–24; 33. 1–2). Римские медицинские инструменты, очень напоминающие современные, были найдены при археологических раскопках римских крепостей и фортов.

Вероятно, в походном лагере могли располагаться полевые госпитали, а во время сражения рядом с полем боя находились перевязочные пункты. Дион Кассий (LXVIII. 14. 2) рассказывает об одном отважном коннике, сражавшемся в войске Траяна в одной из кампаний против даков. Его, тяжелораненого, вынесли из сражения в надежде вылечить, но, когда стало ясно, что его рана смертельна, он нашел в себе силы выбежать из палатки, снова занял место в боевых порядках и геройски погиб. В постоянных же лагерях имелся госпиталь – valetudinarium. Например, открытый при раскопках легионного лагеря в Нойсе в Нижней Германии госпиталь имел операционную и 60 небольших четырехместных палат, т. е. по одной на каждую центурию: это значит, что он был способен вместить примерно 5 % личного состава легиона. При госпиталях имелись свои кухня и бани; возможно, существовали садики для выращивания лекарственных растений. После госпиталя раненые могли пройти затем реабилитационное лечение на водах или других курортах[266]. Один папирус из Египта свидетельствует, что солдаты XXII легиона Deiotariana были отправлены выздоравливать на морское побережье.

Забота о раненых, их моральная поддержка была одной из обязанностей хорошего полководца. Марк Антоний после одного жестокого боя с парфянами, в котором римляне потеряли около трех тысяч убитыми и пять тысяч ранеными, обходил палатки и со слезами на глазах старался ободрить своих израненных воинов. Как пишет Плутарх (Антоний. 43), «сочувствием к страдающим и отзывчивой готовностью помочь каждому в его нужде он вдохнул в больных и раненых столько бодрости, что впору было поделиться и со здоровыми». Так же и Германик «обходит раненых и каждого из них превозносит за его подвиги; осматривая их раны, он укрепляет в них, – в ком ободрением, в ком обещанием славы, во всех – беседою и заботами, – чувство преданности к нему и боевой дух» (Тацит. Анналы. I. 71). Исключительную заботу о больных и раненых проявлял Тиберий, командуя римскими войсками в кампаниях против германцев и паннонцев. Веллей Патеркул, служивший под началом Тиберия, вспоминал, что для больных и раненых офицеров была наготове запряженная повозка, им предоставлялись носилки самого командующего, «не было никого, кому не сослужили бы службу для поправки здоровья и лекари, и кухонное оборудование, и переносная баня, предназначенная лишь для него одного» (Веллей Патеркул. II. 114. 2). Император Траян во время первой войны с даками, когда в кровопролитном сражении не хватало даже перевязочных материалов, приказал разорвать на бинты собственные одежды (Дион Кассий. LXVIII. 8. 2).

Обязанность погребения павших также лежала на командующем. Онасандр (Стратегикос. 36) подчеркивает, что он должен позаботиться об этом, не откладывая ни под каким предлогом, как при победе, так и при поражении, ибо это священный долг перед усопшими и необходимый пример для живых. Римляне, как правило, погребали павших около поля боя в братской могиле, поверх которой насыпался курган (Аппиан. Гражданские войны. I. 43; II. 82; Тацит. Анналы. I. 62). Г. Вебстер высказывает предположение, что павших кремировали, а их прах, помещенный в керамические или стеклянные сосуды, отправляли потом к месту постоянного захоронения, на родину[267]. Но такое предположение не находит подтверждения в источниках[268]. Если тело павшего найти не удавалось, на его родине возводили так называемый кенотаф – надгробный памятник над пустой могилой. Так, центурион Марк Целий, погибший при разгроме легионов Вара, был похоронен в Ксантене, в провинции Германия (ILS 2244).

Кенотаф центуриона Марка Целия, погибшего при разгроме легионов Вара в Тевтобургском лесу. Ксантен

Оставить павших без погребения считалось позором. Это происходило в случае полного разгрома, как с легионами Вара, либо было знаком крайнего ожесточения гражданской войны, как в битве при Кремоне в 69 г. н. э., когда победители-вителлианцы оставили лежать незахороненными горы трупов своих противников. «Тело легата Орфидия отыскали и сожгли с подобающими воинскими почестями, – рассказывает Тацит (История. II. 45), – немногих похоронили друзья, трупы других остались валяться на земле». Император Вителлий, посетивший поле битвы через сорок дней и осмотревший ужасную картину, даже приободрил одного из своих спутников циничными словами: «Хорошо пахнет труп врага, а еще лучше – гражданина!» (Тацит. История. II. 45, 70; Светоний. Вителлий. 10. 3; Дион Кассий. LXV. 1. 3). Тацит (Анналы. IV. 73) с осуждением пишет о наместнике Нижней Германии Луции Апронии, который после сражения с восставшими фризами в 28 г. н. э. «не предал погребению трупы, хотя пало большое число трибунов, префектов и лучших центурионов».

Побежденные варвары падают ниц перед императором, прося пощады. Рельеф с саркофага из Пизы

Плененный варвар и трофей. Рельеф с саркофага из Изернии

Случалось отдавать последний долг павшим боевым товарищам и соотечественникам и спустя несколько лет после их гибели. Так было в 15 г. н. э., когда Германик приказал предать погребению останки легионеров Вара, разгромленных за шесть лет до этого в Тевтобургском лесу. Над могилой был воздвигнут курган, в основание которого «первую дернину положил Цезарь[269], принося усопшим дань признательности и уважения и разделяя со всеми скорбь» (Тацит. Анналы. I. 62).

Богиня Виктория с трофеем. Рельеф из Карфагена

В некоторых случаях в память одержанных побед и в честь павших римских воинов возводили более монументальные памятники вроде трофея Августа в Ля Турби (Монако), на котором также перечислялись покоренные альпийские племена (Плиний Старший. Естественная история. III. 136–138). В ознаменование великих побед сооружались мемориалы. После победы при Акции на месте, где располагался лагерь Октавиана, был сооружен памятник, украшенный бронзовыми таранами захваченных кораблей Антония, воздвигнуто святилище Аполлона, которого Октавиан считал своим покровителем (Дион Кассий. LI. 1). Самым знаменитым является мемориал, открытый в Адамклисси в Южной Румынии. Он был воздвигнут Траяном в 108/109 г. н. э. после побед над даками в виде возвышающегося на кургане мавзолея, на котором была высечена надпись, начинающаяся словами: «В память храбрейших мужей, которые отдали свои жизни ради римского государства»; ниже перечислялись имена 3800 солдат из легионов и вспомогательных отрядов (CIL III 12467 = ILS 9107). Траян также воздвиг памятник и установил ежегодные поминальные ритуалы в память о солдатах, погибших в битве с даками при Тапах (Дион Кассий. LXVIII. 8. 2)[270].

Так называемый «Трофей Мария» на площади Кампидольо в Риме

Мемориал в Адамклисси. Современная реконструкция

Еще одной обязанностью полководца было совершение религиозных ритуалов по случаю одержанной победы. Надлежало принести положенные жертвы богам. На поле битвы или поблизости по обычаю, заимствованному у греков, воздвигали и посвящали богам трофей, представлявший собой столб, увешанный захваченными у врага доспехами и оружием. Потом это приношение увековечивали в бронзе или мраморе на триумфальных арках и других монументах. После победы над германцами Германик повелел написать на трофее гордую надпись: «Одолев народы между Рейном и Альбисом[271], войско Тиберия Цезаря посвятило этот памятник Марсу, Юпитеру и Августу» (Тацит. Анналы. II. 22). Другая его победа была отмечена трофеем, водруженным на насыпи и снабженным надписью, в которой были перечислены побежденные племена (Тацит. Анналы. II. 18). Изображения подобного трофея мы находим и на колонне Траяна (сцена 78). Иногда часть захваченного у врага оружия и другой добычи сжигали в качестве жертвы богам. Плутарх рассказывает, что, когда Гай Марий после победы у Секстиевых Вод совершал жертвоприношение и готовился в присутствии вооруженных увенчанных воинов поджечь сложенные в кучу трофеи, примчались гонцы с сообщением об избрании Мария в пятый раз консулом, и воины излили свой восторг в рукоплесканиях и бряцании оружием (Плутарх. Марий. 22).

Жертвоприношение свиньи, овцы и быка (suovetaurilia). Рельеф колонны Траяна

По случаю одержанных войсками побед в Риме проводились благодарственные молебствия, назначаемые сенатом. Август в своих «Деяниях» отмечает, что в честь военных успехов, достигнутых под его командованием, сенат 55 раз выносил решение об организации благодарственных молебствий богам, так что в общей сложности они совершались на протяжении 890 дней (Деяния Божественного Августа. 4).

Жертвоприношение свиньи, овцы и быка (suovetaurilia). Рельеф на правой панели большой мемориальной плиты из Бриджнесса на восточном конце Антонинова вала

«Гемма Августа». Вена, Музей истории искусств

Отдав долг павшим и отблагодарив богов, военачальники устраивали торжественные воинские сходки, сопровождавшиеся публичными церемониями, во время которых проводились награждение и публичное восхваление (laudatio) отличившихся воинов и командиров, иногда – вместе с выплатой жалованья, как это сделал Тит во время осады Иерусалима (Иосиф Флавий. Иудейская война. V. 9. 1). Среди рельефов колонны Траяна имеется изображение подобной сходки, на которой император награждает отличившегося командира почетным копьем[272]. В случае необходимости командующий осуществлял также наказание тех, кто нарушил дисциплину или проявил трусость (см.: Цезарь. Гражданская война. III. 74; Тацит. Анналы. III. 20; Фронтин. Стратегемы. IV. 1. 21), причем это также делалось публично, перед строем всего войска. Согласно римскому военному закону, тот, кто в строю первым обратился в бегство, подлежал в назидание остальным смертной казни на глазах у своих товарищей (Дигесты. 49. 16. 6. 3).

Император Траян вручает воину наградное копье. Рельеф колонны Траяна

Римляне по праву могли гордиться детально разработанной и гибкой системой поощрения воинов. Еще Полибий подчеркивал, что причина высокой доблести римлян заключается не только в их прирожденных качествах, но и в том, что стремление к ратным подвигам умело и действенно стимулируется наградами за храбрость и усердие (Полибий. VI. 39; 52). Первоначально награждение тем или иным знаком отличия определялось характером совершенного деяния, на что явно указывают названия наградных венков: obsidionalis («осадный», им награждался военачальник за освобождение от осады войска)[273], muralis («стенной», вручавшийся тому, кто первый взойдет на стену вражеского города), castrensis («лагерный», которым награждали того, кто первым врывался в неприятельский лагерь), vallaris (венок, которым награждали того, кто первым всходил на вал укреплений противника), civica («гражданский», которым отмечался подвиг спасения согражданина в бою) (Плиний Старший. Естественная история. XVI. 7; XXII. 6; Полибий. VI. 39; Авл Геллий. V. 6). Исключением из этого ряда был золотой венок (corona aurea), которым награждали за подвиги, не подпадавшие под другие категории. Кроме венков, в качестве знаков отличия использовались особые наградные копья (hastae purae), флажки (vexilla), ожерелья (torques), браслеты (armillae) и фалеры – особые металлические или стеклянные бляхи с разного рода изображениями. Происхождение и форма этих наград связаны с предметами, служившими трофеями или являвшимися частью римского военного снаряжения. В императорское время набор и количество наград стали определяться воинским званием[274]. Рядовой солдат теперь мог быть награжден только торквесами, браслетами и фалерами, а также гражданским венком, который остался единственным исключением среди прочих наградных венков, на которые теперь, так же как на vexilla и hastae, имели исключительное право только офицеры.

Наградные венки

Боевые награды являлись почестью, которую далеко не каждому удавалось заслужить. Это подтверждается анализом надписей, содержащих списки воинов с отметками о награждении[275]. В одном из таких списков, относящемся к солдатам преторианской гвардии, которые вышли в отставку между 169 и 172 гг., из 69 сохранившихся имен лишь 9 (13 %) имеют пометку d (onis) d (onatus) – «награжден знаками отличия». В списке солдат VII Клавдиева легиона (конец II в.) такую пометку имеют лишь 10 солдат из 150 (7 %). Примечательно, что эти списки показывают бо?льшую пропорцию награжденных рядовых, чем можно было бы предположить, основываясь лишь на индивидуальных надписях, судя по которым гораздо чаще награды получали офицеры. Один ветеран, служивший в XIII Сдвоенном легионе, назван в надписи miles torquatus et duplarius – «воин, награжденный торквесами и получающий двойное жалованье» (CIL III 3844). И рядовые, и командиры высоко ценили полученные награды. Помимо всего прочего, на это указывает тот факт, что знаки отличия нередко изображались на надгробных памятниках в виде отдельных рельефов или вырезались на униформе в скульптурных изображениях погребенного.

Наградные копья

Отметим также, что в период Ранней империи право быть награжденными знаками отличия в индивидуальном порядке имели только легионеры и другие воины, являвшиеся римскими гражданами. В то же время воины из числа неграждан (перегринов) могли награждаться коллективно, целым подразделением: когорта или ала получала почетное наименование либо по названию награды (torquata – «награжденная торквесами» или armillata – «награжденная браслетами»). Такие награды, очевидно, крепились к знаменам данного подразделения (Зонара. VII. 21). В качестве награды за доблесть вспомогательные формирования могли получать также римское гражданство в индивидуальном и коллективном порядке, как, например, I когорта бетазиев, получившая гражданство «за доблесть и преданность» (AE 1904, 31).

Источники свидетельствуют, что в представлении солдат воинские награды непосредственно связывались с императором. По предположению В. Эка, от имени императора награды отличившимся могли вручаться наместниками соответствующих провинций, но при этом награжденные получали свитки с собственноручным письмом императора и поэтому имели все основания указывать в своих надписях, что были награждены императором[276]. Судя по некоторым надписям, иногда вручение наград приурочивалось к триумфу императора. Например, в надписи в честь Веттулена Цериалиса из Карфагена указано, что его различными венками, копьями и флажками наградил император Веспасиан, собираясь отпраздновать триумф над иудеями (CIL VIII 12536 = ILS 988). Гай Стаций Цельз был награжден Траяном по случаю триумфа над даками (CIL III 6359 = ILS 2665).

Наградные ожерелья и браслеты

В качестве наград использовались также денежные подарки, увеличение доли в добыче, внеочередные повышения в чине, двойное жалованье и дополнительный паек, а со времени Септимия Севера перевод легионеров в преторианскую гвардию (Дион Кассий. LXXIV. 2. 3). Примипил Тит Аврелий Флавин, к примеру, был удостоен Каракаллой награды в 75 тыс. сестерциев и получил повышение в чине, как сказано в надписи, «за вдохновенную доблесть, проявленную против враждебных карпов, и за блестящие и энергичные действия» (CIL III 14416 = ILS 7178 = АЕ 1961, 208).

Наградой, возможно, могло служить и досрочное увольнение в почетную отставку. Так, в надписи от 71 г. н. э. упоминаются воины, которые за проявленные на войне храбрость и усердие были досрочно отпущены со службы (CIL XVI 17). Отличившиеся центурионы могли быть причислены к всадническому сословию[277]. Известно также о такой почести, как воздвижение в честь отличившихся воинов статуй в боевом вооружении (Аммиан Марцеллин. XIX. 6. 12). Валерий Максим (III. 1. 1) рассказывает об Эмилии Лепиде, которому, после того как он 15-летним юношей вступил в битву и спас согражданина, была воздвигнута статуя на Капитолии.

Сцены с изображением триумфа с серебряного кубка из Боскореале

Не оставались без наград и почестей и командующие, получавшие их от войска. Сулла во время Союзнической войны был почтен наградой со стороны войска (Плиний Старший. Естественная история. XXII. 6. 12). После Фарсальской битвы первую и вторую награды получил Цезарь, признанный всеми наиболее отличившимся, а вместе с ним и Х легион (Аппиан. Гражданские войны. II. 82). По описанию Аппиана, в триумфальной процессии, среди прочего, несут венки, которыми наградили полководца за доблесть или города, или союзники, или подчиненные ему войска (Ливийские войны. 66).

Высшей же почестью за победу со стороны войска было провозглашение победоносного военачальника императором, обычно происходившее в тот же день, когда произошло сражение. По рассказу Иосифа Флавия (Иудейская война. VI. 6. 1), после захвата Иерусалимского храма римляне принесли в его священные пределы свои знамена и, водрузив их против Восточных ворот, тут же совершили перед ними жертвы и при громких славословиях провозгласили Тита императором.

Однако эта почесть, как и предоставление триумфа, уже при императоре Тиберии окончательно становится монополией самих принцепсов или членов их семьи. По возвращении в Рим полководец мог быть удостоен в лучшем случае так называемого малого триумфа (овации) или триумфальных украшений (triumphalia insignia). В период Республики овация назначалась в том случае, когда не были соблюдены все условия, необходимые для получения большого (курульного) триумфа, если, в частности, победа была одержана без кровопролития. Теперь же она стала высшей формой отличия для полководцев императора. Во время овации победоносный военачальник входил в город пешком. На голову ему возлагалась митра, а не лавровый венок, как при большом триумфе; полководец был одет не в тогу, расшитую пальмовыми листьями, а в так называемую тогу претексту, украшенную пурпурной каймой, и приносил в жертву не быка, а овцу. Триумфальные отличия (ornamenta, или insignia triumphalia) включали в себя статую полководца, увенчанную лавровым венком, одежду триумфатора – пурпурную, расшитую золотом тогу и тунику, украшенную золотыми пальмовыми ветвями.

Фрагмент рельефа, изображающего парфянский триумф Луция Вера. Рим, Музей Терм

Высшие военные почести имели слишком важное политическое и пропагандистское значение, чтобы императоры могли позволить кому бы то ни было из военачальников соперничать с ними в той славе, которую они приносили. Следует также иметь в виду, что триумфальное шествие было религиозной церемонией, наделявшей победителя благоволением божества. Триумфатор, стоя на колеснице в расшитой тоге, с выкрашенным красной краской лицом, с лавровым венком на голове и со скипетром в руках, представлял ни много ни мало самого Юпитера – высшего бога римского пантеона. Процессия, в которой вели пленных, провозили захваченную добычу и картины с изображением эпизодов войны, проходила через весь Рим, двигаясь от Марсова поля через Форум на Капитолий, где триумфатор совершал жертвоприношение в храме Юпитера Капитолийского. Таким образом, результаты победы, одержанной под водительством самого императора или его божественной силы (numen) и Гения, зримо представлялись Риму и увековечивались в списках триумфаторов и в триумфальных арках.

В торжественном шествии принимали участие и солдаты, добывшие эту победу. Триумф в Риме всегда рассматривался как честь не только для полководца, но и для воинов (Ливий. XLV. 38. 3). Для них это тоже было кульминацией того победного торжества, которое начиналось еще на поле битвы, не остывшем от пролитой крови. Страдания, тяготы и раны, даже смерть товарищей – всё в такие моменты отходило на задний план. Гордость добытой славой и сознание значимости своей воинской миссии становились преобладающими чувствами.