«Поддай огоньку!» (пехота и артиллерия)

Громадная роль, которую сыграла артиллерия во всех операциях, сражениях и боях Первой мировой войны, не позволяет обойти вопрос взаимодействия пехоты и артиллерии. Тем более что действия пехоты прямо зависели от возможностей и действий артиллерии. Встречая упорное сопротивление сильного противника, окопавшегося, хорошо оснащенного пулеметами и прикрытого проволочными заграждениями, пехота не может добиться успеха без поддержки огневыми средствами, прежде всего — артиллерией. С другой стороны, и в обороне пехота не может эффективно сопротивляться наступлению противника, оснащенного современными техническим средствами без помощи артиллерии различных типов и калибров.

В начале войны легкие скорострельные полевые пушки наносили наступающему противнику на открытой местности страшное поражение. Батарея 3-дм полевых пушек обр. 1902 г. давала возможность в несколько минут буквально уничтожить неосторожно открывшийся батальон пехоты или почти полк кавалерии. Не зря уже в самом начале войны русская «трехдюймовка» заслужила у противников прозвище «коса смерти». Русская полевая артиллерия действительно отличалась отличной подготовкой и развитой техникой стрельбы.

Прикрытие пехотой артиллерии на учениях накануне войны 

Артиллерия спасала свою пехоту от огня вражеских орудий и пулеметов — ведь противник, как уже указывалось, стремился выдвинуть их вперед для организации фланкирующего и перекрестного огня. Так, в ходе Гумбиннен-Голданского сражения в начале августа 1914 г. 1-й дивизион 27-й артиллерийской бригады, поддерживая пехоту, сосредоточил огонь всех батарей по двум вражеским батареям на открытых огневых позициях. В течение нескольких минут расчеты германских орудий были уничтожены, что вынудило германскую пехоту к отходу. Русская пехота контратаковала и захватила 12 орудий. Уже 29 августа 1914 г. военному министру телеграфировали из Ставки: «Вся тяжесть современных боев — на артиллерии. Она одна сметает смертоносные пулеметы противника и уничтожает его артиллерию. Пехота не нахвалится артиллерией, однако последняя достигает этого чрезмерным расходованием патронов».

Генерал А.А. Брусилов писал, что того же 29 августа «получил телеграмму главнокомандующего, в которой впервые сообщалось, что тратить боевые припасы, в особенности артиллерийские снаряды, следует очень осторожно, ибо в запасе их мало. На это я ответил, что при данной обстановке я совершенно отказываюсь объявить приказ об осторожном расходовании огнестрельных припасов и этим обескураживать войска, имеющие против себя многочисленного противника с более могущественной артиллерией, совершенно не жалеющего снарядов».

О трагичности положения пехотных частей, когда их артиллерия оставалась без боеприпасов, писали многие участники войны. Генерал А.И. Деникин описывал бои своей 4-й Железной стрелковой бригады, оказавшейся в начале марта 1915 г. у г. Одринь в полукольце австрийцев, занимавших командные высоты, и не имевшей возможности отвечать на их огонь огнем артиллерии: «Положение наше таково: за обедом пуля пробила окно и размозжила чью-то тарелку, другая застряла в спинке стула, а если кому нужно днем выйти из хаты, тот брал с собой пулеметный щит… Командир 13-го полка полк. Гамбурцев, входя на крыльцо нашей штабной хаты, тяжело ранен ружейной пулей. Все штаб-офицеры полка уже выбиты, и заменить их некем». Затем — бои Железной дивизии под Перемышлем в середине мая 1915 г.: «Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой… штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности. Два полка были почти уничтожены одним огнем… И когда после трехдневного молчания нашей шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с облегчением».

Причем надо сказать, что интенсивность стрельбы артиллерии на Русском фронте мировой войны была в среднем меньше, чем на Западном. Генерал Людендорф отмечал: «На востоке у нас никогда не было недостатка в боевых припасах. Мы всегда имели их столько, сколько транспорт мог доставить по плохим дорогам… На западе обстоятельства складывались иначе, и там чувствительно сказывался недостаток в боевых припасах». Австро-венгерская артиллерия находилась в худшем положении — уже в декабре 1914 г. еженедельная потребность составляла 240 000 снарядов при производстве 116 000, — но Австро-Венгрия пользовалась помощью Германии. На этом фоне кризис российской артиллерии с недостатком орудий и особенно боеприпасов выглядит особенно явным.

Меры, принимаемые военным ведомством по увеличению снабжения армии снарядами, давали свои результаты. Правда, успех в этом предпочитали приписывать себе «общественные деятели». Вдохновенно рассказывалось о появившихся в августе 1915 г. на фронте ящиках со снарядами с надписью «Снарядов не жалеть! Центральный военно-промышленный комитет». Между тем как раз от ЦВПК к этому времени ГАУ ни одного снаряда не получило (ЦВПК только сами ящики). А батареям все еще приходилось «жалеть снаряды». К тому же русская полевая артиллерия продолжала уступать противнику в насыщенности гаубицами и тяжелыми орудиями.

Выше уже упоминалось о подготовке Брусиловского наступления в плане артиллерийском. О работе артиллерии для подготовки и поддержки пехотной атаки Брусилов писал в своих воспоминаниях: «С рассветом 22 мая на назначенных участках начался сильный артиллерийский огонь по всему Юго-Западному фронту. Главной задержкой для наступления пехоты справедливо считались проволочные заграждения вследствие их прочности и многочисленности, поэтому требовалось огнем легкой артиллерии проделать многочисленные проходы в этих заграждениях. На тяжелую артиллерию и гаубицы возлагалась задача уничтожения окопов первой укрепленной полосы, и, наконец, часть артиллерии предназначалась для подавления артиллерийского огня противника. По достижении одной задачи та часть артиллерии, которая ее выполнила, должна была переносить свой огонь на другие цели, которые по ходу дела считались наиболее неотложными, всемерно помогая пехоте продвигаться вперед. Вообще же огонь артиллерии имеет громаднейшее значение в успехе атаки, артиллерия начинает атаку и после ее надлежащей подготовки, то есть после того, как сделано достаточное количество проходов в проволочных заграждениях и уничтожены укрепления противника, его убежища и пулеметные гнезда, должна сопровождать атаку пехоты, препятствуя своим заградительным огнем подходу неприятельских резервов».

Дальнобойность орудий ограничивала глубину пехотной атаки, так что оборонительную полосу противника приходилось разбивать по глубине на ряд последовательных рубежей, отстоящих друг от друга на 2–4 км, и продвижение пехоты не простиралось далее назначенного рубежа, где она должна была задерживаться в ожидании подтягивания артиллерии. Только такой медленный методический способ обеспечивал тесное взаимодействие пехоты с артиллерией.

На пути к четкому взаимодействию пехоты и артиллерии часто вставало традиционное препятствие — плохое знание командирами свойств и возможностей другого рода войск. Не случайно Брусилов при подготовке наступления Юго-Западного фронта в 1916 г. требовал при постановке задач артиллерии исключать из боевого обихода войск бесцельный огонь. «Нужно помнить, что беспредельного количества огнестрельных припасов у нас нет, и, кроме того, нужно избегать чрезмерного изнашивания орудий. Дело не в ураганном огне, а в правильном и искусном управлении артиллерией и меткой ее стрельбе по точно и верно определенным задачам». Мнение боевого генерала подтверждает и бывший руководитель ГАУ Е.3. Барсуков, рассказывая, как уже после преодоления в 1916 г. «снарядного голода» русской полевой артиллерии пехотные командиры начали требовать от нее «ураганного», «барабанного» и тому подобного огня, а артиллеристы, дабы «успокоить» пехоту, развивали такой темп стрельбы, что порой быстро и почти бесполезно выводили из строя орудия.

Другая проблема — связь пехоты с артиллерией и целеуказание. С удаленных наблюдательных пунктов командиров батарей невозможно было увидеть укрытые пулеметы противника и отдельные участки траншей, из которых противник вел огонь по наступающей пехоте. Равно и при обороне командир артиллерийской батареи не мог видеть все опасные для своей пехоты цели. В документах 1915 г. неоднократно указывалось на необходимость иметь при передовых частях пехоты передовых наблюдателей из артиллерийских офицеров, благодаря которым не только обеспечивается взаимодействие артиллерии с пехотой, но и облегчается отыскание неприятельских батарей, расположенных на закрытых позициях. Такие наблюдатели появились, и их применение целиком себя оправдало.

В ходе Брусиловского наступления, например, 4-я артиллерийская бригада поддерживала 101-ю пехотную дивизию, преследовавшую австрийцев. В качестве передового наблюдателя вместе с пехотой двигался ефрейтор Березовский. В числе первых он ворвался во вражеские окопы. Используя брошенный телефонный провод, он быстро установил связь с батареей. Обнаружив фланкирующий австрийский пулемет, он выдвинулся вперед и корректировал огонь. Пулемет был уничтожен, что обеспечило пехоте беспрепятственное продвижение вперед.

Телефонный провод от пехоты к артиллерийской батарее часто перебивался осколками, пулями, рвался своей же пехотой, иногда его просто не хватало. «Артиллерия, приданная атакующим колоннам, могла лишь до известной степени оказать содействие пехоте, — говорилось в одном из докладов о ходе Митавской операции в конце декабря 1916 г. — Опыт показал, что войсковой телефонный провод очень тонок и постоянно рвется проходящими людьми, поэтому связь между передовыми наблюдателями и батареями постоянно прерывалась. Желательно снабжение войск бронированным проводом или, во всяком случае, войсковым телеграфным». Кроме телефона для связи пехоты с артиллерией использовали оптическую связь в виде сигналов цветными ракетами, фонарями (ночью) и иногда флагами (днем), изредка использовались также гиелиографы и прожектора. Кстати, относительно связи ракетами в том же докладе сообщалось: «Если цветные ракеты и имелись в войсках, то в таком малом числе, что войска не могли ими воспользоваться в должной мере. Кроме того, выдаваемые войскам цветные ракеты вызывали нарекания на их плохое качество. Ракеты Рейнгарда часто отказывали в действии и выбрасывали цветные шарики лишь на три-четыре аршина, тогда как требуемая высота для сигнала должна быть около 4–5 саженей. Желательно, чтобы наши ракеты были бы с парашютом и отличались бы от более типичных противника».

Но и наличие связи с позициями артиллерийских батарей в тылу, плановой таблицы стрельбы, хороших карт, на которых обстановка нанесена одинаково пехотными и артиллерийскими командирами, не гарантирует постоянной артиллерийской поддержки. Пока данные дойдут до артиллерии, будут проверены, уточнены и реализованы, положение и противника, и своих частей может в корне измениться даже в ходе позиционного боя. Кроме того, пехотный командир обычно не настолько хорошо знает артиллерию, чтобы предсказать безопасное удаление своего подразделения от разрывов снарядов своей артиллерии, ведущей огонь из глубины. При подходе своей пехоты к противнику ближе 200–300 м легкие батареи в силу настильности траектории 3-дм пушки не могли вести огонь через головы своей пехоты без риска поразить ее. Подтягивание к пехоте гаубичных («мортирных») батарей представляло серьезную проблему. В результате в самый ответственный момент броска в атаку и штурма передовых траншей противника пехота часто оказывалась без огневой поддержки и расстреливалась оживающими пулеметами противника.

Все это делало совершенно необходимой артиллерию сопровождения пехоты. Попытки придания наступающим пехотным частям легких полевых батарей с 3-дм полевыми пушками обр. 1902 г. делались с начала войны. Так, во время сражения на р. Золотая Липа во время боя 2-й бригады 9-й русской пехотной дивизии 27 августа 1914 г. в лесу западнее Росхадув четыре орудия были выдвинуты на западную опушку леса, где русская пехота отражала атаки австрийцев, и открыли огонь с самых близких дистанций и даже на картечь. В результате австрийцы были вынуждены отойти. В ходе этого сражения вообще неоднократно легкая полевая артиллерия поорудийно или повзводно (два орудия) выдвигались в стрелковые цепи на открытые огневые позиции и поддерживали атаку рот и батальонов огнем прямой наводкой. Также огнем прямой наводкой артиллерия обеспечивала форсирование рек пехотой.

К этому прибегали и в более «обычных» полевых условиях. Русская пехота готовила свою атаку ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, при этом огонь стрелков и пулеметов помогал выдвигать вперед дивизионную артиллерию, которая расстреливала пулеметные гнезда противника.

Не менее удачно применялись в передовых рядах пехоты порой и горные пушки — там, где они имелись. В феврале 1915 г. в Карпатах один из стрелковых полков, получивший задачу захватить Лупковскии перевал и железнодорожный туннель, проходящий в перевале, наткнулся у туннеля на казарму-блокгауз и, встреченный оттуда ружейным и пулеметным огнем, вынужден был остановиться. Обратились за помощью к своей батарее горного дивизиона 3-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады. Взвод горной батареи, спустившись с горы, открыл огонь по блокгаузу-казарме с открытой позиции прямой наводкой с расстояния 350–400 м. После восьмого выстрела австрийцы в блокгаузе сдались — как сказал их офицер, сдались «сумасшедшей русской батарее».

В наступательном бою 19-й пехотной дивизии 4 апреля 1915 г. одна 3-дм горная пушка обр. 1909 г. была поставлена в окопы 76-го Кубанского пехотного полка рядом с пулеметом, всего в 800 шагах от противника. Эта пушка на другой день боя, 5 апреля, оказала полку весьма существенную поддержку. Находясь под сильным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем противника, пушка своим огнем разбила противолежащие окопы неприятеля и принудила противника очистить их. Окопы были взяты Кубанским полком, и в них оказалось много убитых артиллерийским огнем. Но командовавший горным орудием офицер был смертельно ранен.

Это был еще маневренный период войны. В условиях позиционной войны, когда приходилось атаковать сильно укрепленные, протяженные позиции противника с большим количеством огневых средств, выдвижение полевых пушек в передовые цепи пехоты было уже сильно затруднено немедленно открывавшимся по ним огнем противника. Между тем здесь отсутствие у пехоты артиллерии сопровождения сказывалось особенно болезненно. Пример тому — попытки прорыва австрийских позиций на участке 2-го армейского корпуса 7-й русской армии в ходе наступательной операции Юго-Западного фронта в декабре 1915 г. — первое крупное наступление русской армии в условиях позиционной войны.

2-й армейский корпус включал 26-ю и 43-ю пехотные дивизии и 3-ю Туркестанскую стрелковую бригаду, всего со 132 орудиями, что составляло 33 орудия на 1 км фронта или в среднем одно орудие на 30 м и одна гаубица на 166 м (под Ригой германцы создали плотность в 140 орудий на 1 км не считая минометов).

30 декабря 1915 г. (второй день боя) артиллерийская подготовка продолжалась лишь полчаса. Атака 26-й дивизии была отбита с большими потерями, так как проволочные заграждения оказались неповрежденными. На другой день, также после получасовой артиллерийской подготовки, атака повторилась и опять была отбита, хотя фронт атаки был сокращен до 2 км.

3 января решено было прорвать участок австрийской позиции протяженностью всего 800 м силами 43-й пехотной дивизии. Атаку подготавливала артиллерия дивизии — 18 полевых и 24 горных 76-мм пушек и вся приданная армии полевая тяжелая артиллерия — 24 гаубицы и 12 тяжелых полевых пушек. После методической артиллерийской подготовки с наблюдением каждого выстрела были сделаны проходы в двух полосах проволочного заграждения, и пехота прошла их, но остановилась перед третьей уцелевшей полосой и повернула назад.

Ввиду недостатка артиллерии решено было внезапно атаковать на рассвете 7 января Туркестанской стрелковой бригадой, еще сократив участок главного удара. Накануне тяжелая артиллерия и ночью саперы с помощью ножниц и пироксилиновых зарядов сделали до 30 проходов в проволочных заграждениях.

Стрелки бросились на штурм еще в темноте. Заранее пристрелявшаяся артиллерия перенесла огонь на фланкирующие постройки противника. К 08.30 утра стрелки прошли три полосы заграждений, продвинулись вглубь, захватили пленных и 12 орудий. Но закрепить успех пехота не могла, оказавшись без поддержки своей артиллерии, которая не могла видеть своей пехоты, скрывшейся за перегибом ската. Между тем австрийская артиллерия и пулеметы с трех сторон из глубины позиции встретили огнем прорвавшихся стрелков; в то же время завеса артиллерийского огня преградила путь идущим на поддержку русским резервам, австрийские же резервы перешли в контратаку и заставили русских стрелков отступить.

При подготовке наступления 1916 г. на Северном фронте часть легких батарей придали командирам пехотных полков первого эшелона. А в ходе летнего наступления 1917 г. в 12-м корпусе 8-й армии, например, в каждой из четырех дивизий, действовавших на направлении главного удара, были созданы артиллерийские группы поддержки пехоты с задачами подавления огня, разрушения узлов сопротивления, сопровождения пехоты в период атаки и дальнейшего наступления.

Атаке на участке 12-го корпуса предшествовала 2,5-часовая артиллерийская подготовка. Приказ командира корпуса гласил: «С движением дивизий к р. Павельче вслед за ними по пятам двигаться легкой артиллерии соответствующей группы, а затем и мортирным батареям». 25 июня в 11.00 пехота под прикрытием огня перешла в атаку. В это время батареи перенесли заградительный огонь на вторую линию, а затем последовательно с продвижением пехоты — на третью, четвертую и пятую линии. В результате атака была проведена энергично, противник поспешно отступал. 26 июня взвод 3-й батареи 19-й артиллерийской бригады под командой штабс-капитана Белякова, сопровождая 75-й пехотный полк, неоднократно выезжал непосредственно на линию цепей, вел стрельбу с открытых позиций, несмотря на интенсивный пулеметный огонь противника. Общий провал июньского наступления, связанный больше с развалом государства и армии, чем с подготовкой и тактикой, не делает ни менее интересными тактические успехи русских войск, ни менее значительной доблесть, проявленную русскими частями.

В обороне полевые 3-дм пушки выдвигались в передовые окопы или ставились прямо позади них для борьбы с неприятельскими орудиями ближнего боя или обстрела фланговым огнем важных подступов.

«Пехотной», «траншейной» артиллерией, как уже указывалось ранее, стали «траншейные» пушки для настильной стрельбы и бомбометы и минометы — для навесной. Относительно применения последних можно привести рекомендации из книги Буняковского «Из опыта текущей войны» (1916 г.): «Бомбометы с выгодой применяются: для борьбы с таковыми противника и внесения замешательства в ряды атакующего, преимущественно моральным воздействием; для производства разрушения в наступательных сооружениях противника и с целью затруднения работ по их возведению (видимо, имеются в виду вместе и бомбометы с осколочными снарядами, и минометы с фугасными. — С. Ф.). Располагать их следует за местными предметами или на обратных скатах высот, а за неимением их — в специально устроенных рвах, причем в стороне от окопов и жилых сооружений позиции».

37-мм траншейную пушку обр. 1915 г. расчет мог перекатывать вслед за пехотными подразделениями, прикрываясь ее щитом, либо переносить, разобрав на три части. Ее боекомплект был достаточно легок для перемещения вслед за пушкой по полю боя.

Взаимодействие артиллерии и пехоты заключалось еще и в охранении артиллерии пехотными частями. Такое охранение на походе и в бою составляло обязанность всякой пехотной части, находившейся в соседстве с артиллерией. «Устав полевой службы» 1912 года разрешал также назначать к артиллерии «отдельное прикрытие» не только для обеспечения ее безопасности, но и для оказания ей помощи при преодолении более трудных участков пути, при перемещении орудий и зарядных ящиков на руках, подготовке окопов. Выполнялось это не всегда. Так, в ходе боев на р. Сан в 37-й пехотной дивизии 15 сентября 1914 г. полурота пехоты, расположившаяся в прикрытии 3-й батареи 37-й артиллерийской бригады, покинула окопы (бойцы, пользуясь затишьем, разбрелись накопать картошки на поле возле д. Залешаны). В результате две роты австрийцев смогли внезапно напасть на батарею. Артиллеристы отбивались картечным огнем, но вскоре все офицеры и большая часть прислуги были выведены из строя. От захвата батарею спасли пехотинцы одной роты подходившего к Залешаны русского 300-го пехотного полка. Они бросились в штыковую атаку, отбили батарею, часть австрийцев перебив, часть взяв в плен. Здесь можно увидеть и пример печального результата пренебрежения своими обязанностями (и, видимо, плохого управления), и пример решительного прихода пехоты на помощь артиллерии.

Опыт маневренного периода показал, что артиллерии необходимо пехотное прикрытие, желательно с пулеметами. Прикрытие должно было располагаться на открытом фланге позиции артиллерии, высылать разведку в сторону, откуда возможно нападение противника. В позиционный период «Наставление для борьбы за укрепленные полосы» 1917 г. не предусматривало необходимости особого охранения, поскольку считалось, что артиллерия прикрыта самим расположением войск на укрепленной полосе. Это положение, как и ряд других, было позаимствовано из французского наставления и не учитывало меньшей плотности и наличия разрывов фронта. И при прорывах австро-германцами участков фронта или при неудаче русских попыток прорыва были случаи потери орудий, оставляемых пехотой без прикрытия.

Такие случаи участились в 1917 г. в связи с разложением армии. Артиллерия и пулеметные части сохраняли в этих условиях большую устойчивость, и в результате порой оказывались единственными, кто остался на позиции вместе с немногочисленными не отошедшими пехотинцами. «Одной из причин сохранения относительной прочности артиллерии и отчасти других специальных родов оружия, — писал генерал А.И. Деникин, — было то обстоятельство, что в них процент потерь в сравнении с пехотой составлял не более ¹/₂₀^—1/₁₀. Даже при том, что в артиллерии и специальных, «технических» родах войск процент выходцев из рабочих и «разночинной интеллигенции» (наиболее «революционных» социальных слоев в тех условиях) был значительно выше, чем в пехоте, устойчивость их во время развала армии 1917 г. была значительно выше. И тут тоже возникали конфликты — описаны случаи, когда пехотинцы уходили с позиций в тыл и угрозами требовали того же от пулеметчиков и артиллеристов, либо рвали провода артиллерийских батарей и пулеметных команд, чтобы иметь повод уйти с позиций под предлогом «отсутствия поддержки». В указанной обстановке 1917 года решено было сформировать при каждом артиллерийском дивизионе специально организационно связанную с ним пулеметную команду, которая служила бы ей постоянным прикрытием. В августе 1917 г., например, 212 станковых пулеметов «Кольт» было выделено для формирования таких команд для Кавказского фронта. Но до конца войны артиллерия своих пулеметных команд так и не получила. Однако позже вопрос решили несколько иным способом, не связывая пехоту и артиллерию таким образом — батареям придали ручные пулеметы.