§ 4.4. Атака лагеря русской армии шведской пехотой

В это же время, около 5.00, после прохода через линию редутов два батальона шведской пехоты с левого фланга двинулись на север вдоль опушки Малобудищенского леса вместе с конницей левого фланга, а четыре батальона из центра и шесть правофланговых батальонов из четвертой колонны генерала Андерса Лагеркруны, остававшиеся под общим командованием генерала Левенгаупта, вышли к южному фасу русского лагеря (в шведских источниках утверждается, что Вестманландский, Эстгетский и Уппландский полки (всего пять батальонов) взяли штурмом два русских редута из продольной линии шести укреплений[633], но русскими это опровергается, что выглядит более правдоподобным, учитывая отрицательные результаты штурма одного редута группой генерала Рооса из шести батальонов; тем не менее, по данным В. Молтусова, два редута, занятые полком псковских стрельцов численностью 705 солдат и офицеров под командованием полковника Матвея Неклюдова, были атакованы шведами, но без результата[634] – вероятно, шведам удалось захватить редан между двумя центральными редутами продольной линии, который вместе с обоими укреплениями обороняли стрельцы полковника Неклюдова). К этим силам присоединились Реншельд и Карл XII со свитой, которые приказали Левенгаупту начать атаку русского лагеря. Шведская пехота, построившись под обстрелом с тыла – из близлежащих редутов, и фронта – из лагеря, попыталась по пересеченной местности атаковать юго-западный угол ретраншемента, когда была остановлена новым приказом Главного командования и направлена на соединение с кавалерией к северо-западу, в сторону ложбины, находившейся у восточной опушки Малобудищенского леса, через овраг от села Тахтаулово. Позже Левенгаупт утверждал, что эта непонятным образом прерванная атака, если ее довести до конца, могла бы привести к бегству из лагеря всей русской армии[635].

По воспоминаниям шведского генерала, он заметил сильное движение на южной стороне лагеря, которое показалось ему подготовкой русской армии к общему отступлению. Однако еще около 4.00 утра, когда русская кавалерия атаковала шведов в районе редутов, царь приказал вывести из лагеря 23 батальона, 10 из которых встали в две линии с южной стороны ретраншемента, а 13 – с северной[636]. По-видимому, Петр решил облегчить маневрирование силами внутри и снаружи укреплений и приготовить артиллерийские средства для отражения атаки противника: «… ис транжамента на обе стороны выведена на фланки пехота для того, ежели б неприятель атаковал транжамент, чтоб свободно из оного стрелбе быть мочно было, а выведеным на стороны со флангов оного атаковать»[637]. Кроме этого, возможно, русское командование все-таки намеревалось направить часть пехоты на помощь своей кавалерии, бившейся в районе редутов. Вместе с тем остается не установленным, какие действия предпринимали 10 русских батальонов на южной стороне лагеря во время его атаки со стороны 10 шведских батальонов под командованием Левенгаупта. Русские источники свидетельствуют о сильном орудийном огне царской артиллерии, однако не упоминают, что пехота пыталась отразить шведов ружейным огнем, тем более что она могла при этом мешать артиллерии, закрывая от нее неприятеля. Учитывая опыт битвы под Лесной, когда русские части при попытке шведов атаковать их холодным оружием укрывались в лесу, то, вероятно, приближение противника заставило эти 10 батальонов спешно уйти обратно в лагерь под защиту укреплений и артиллерии, а их отступление и было принято Левенгауптом за общее движение всей армии противника. Во всяком случае, согласно свидетельству генерала Алларта, атака шведской пехоты на лагерь оказалась неожиданной для русского командования[638].

Тем не менее, эта атака прекратилась по самой очевидной причине – невозможности захватить русский лагерь под огнем защищавшей его сильной артиллерии. Царский генерал Яков Брюс (James (Jacob) William Bruce, в будущем генерал-фельдцейхмейстер) подпустил шведов на дальность картечного огня (200–300 шагов, около 150–200 метров), а затем приказал открыть огонь из всех тех орудий, установленных на ретраншементе, в секторе обстрела которых оказались вражеские батальоны.

Всего русская армия под Полтавой располагала следующими артиллерийскими средствами: полковых 2-фн и 3-фн пушек и 18-фн гаубиц кавалерийских частей – 13 стволов, а также 6-фн мортирки, крепившиеся на лафетах трехфунтовых пушек – 4 ствола; полковых 3-фн пушек линейных пехотных частей – 37 стволов; полковых 3-фн пушек и 18-фн гаубиц гвардейских пехотных частей – 21 ствол (по другим данным, четыре пехотных полка так называемой «гвардейской бригады» имели 20 трехфунтовых орудий, но Астраханскому пехотному полку была придана еще одна трехфунтовая мортира, крепившаяся на конно-вьючном седле для перевозки и ведения огня с лошади[639]); полевых 6-фн мортир на базе 3-фн орудий – 20 стволов (эти орудия разработки военного инженера Василия Корчмина представляли усовершенствованные трехфунтовые полковые пушки, поэтому имели собственные станки-лафеты и могли вести огонь как ядрами и картечью, так и шестифунтовыми гранатами); полевых легких 3-фн пушек – 13 стволов; полевых средних 8-фн пушек – 12 стволов; полевых тяжелых 12-фн пушек – 2 ствола; одна 20-фн и одна 40-фн гаубицы; две 40-фн и одна 20-фн мортиры[640] (в связи с недостаточной информацией о принадлежности и участии в боевых действиях, остаются неучтенными еще около 40 мортирок 6-фн калибра, которые крепились на лафеты трехфунтовых полковых и полевых орудий, а также десятки больших и малых полуфунтовых пушечек, устанавливавшихся группами (батареями) в один или два ряда на специальных станках для ведения залпового огня, разработанных под руководством французского военного инженера, валлонца по происхождению, полковника Леметра д’Со (Lemestre de Sault)). Из этого большого артиллерийского парка, насчитывавшего 127 пушек, гаубиц, мортир и мортирок, все имевшиеся 13 орудий и 4 мортирки кавалерии и 2 из 37 трехфунтовых пушек пехоты использовались для обороны редутов и поддержки располагавшейся там же кавалерии. Соответственно, для обороны лагеря царской армии осталось 108 орудий. В бастионах и реданах ретраншемента устанавливались 3-фн, 8-фн или 12-фн пушки, тяжелые гаубицы и мортиры: в угловых бастионах по три-четыре орудия, в линейных реданах – по одному-два, а на куртине по фронту размещались полковые пушки и мортиры. В связи с развитием оперативной ситуации в начале битвы, русское командование, вероятно, переместило всю полковую артиллерию на ретраншементы по западному и южному фасам лагеря. Поскольку протяженность каждого фаса составляла около одного километра, то на фланках ретраншемента с каждой из указанных сторон могло быть размещено до 36–40 полковых орудий, гаубиц и мортир, 6–7 тяжелых полевых орудий и гаубиц в двух угловых бастионах, от 5–10 (на западном фасе) до 9–18 (на южном фасе) легких и средних полевых орудий в линейных реданах.

Следовательно, фронтальный и косоприцельный огонь по наступающим с южного фаса шведским пехотинцам могло одновременно вести не более 60 орудий, из которых до 50 полевых и полковых трехфунтовых пушек, восемнадцатифунтовых гаубиц и шестифунтовых мортир, стрелявших ядрами на дистанцию 200 метров и картечью на 150 метров со скорострельностью до 5 выстрелов в минуту (при очень хорошей выучке канониров). Средние 8-фн полевые орудия русской армии, установленные на реданах ретраншемента, могли вести огонь на дистанцию свыше 500 метров, но они не обладали скорострельностью легкой полковой и полевой артиллерии, поэтому стреляли с темпом один выстрел в 2–3 минуты. Тяжелые полевые 12-фн орудия, гаубицы и мортиры имели еще более низкую скорострельность, хотя они могли простреливать огнем прямой наводкой и с закрытых позиций почти все видимое пространство вокруг русского лагеря, контролируя, таким образом, важнейшую дорогу из Полтавы на Петровку и Семеновку, проходившую в 200–250 метрах от западного фаса лагеря[641].

В то же время пехотинец, движущийся быстрым шагом, может за 5 минут преодолеть около полукилометра. Учитывая, что в условиях предрассветных сумерек прицельная дальность огня русской артиллерии снизилась, генерал Брюс приказал артиллерии дать первый залп с дистанции 300 шагов, то есть около 200 метров, которые шведская пехота могла преодолеть за 2 минуты. Отсюда, средняя и тяжелая артиллерия, установленная на угловом бастионе и линейных реданах ретраншемента южного фаса русского лагеря – 11–12 полевых орудий, не успевала произвести более двух залпов за то время, что требовалось шведам, чтобы достичь вражеских укреплений. Легкая полковая и полевая артиллерия царской армии за то же время могла произвести 10 залпов, то есть всего приблизительно 500 выстрелов, из которых половина картечью. При расположении артиллерии с плотностью 60 стволов на 1000 метров, то есть 1 орудие на 16–17 метров, что не очень высокий показатель, шведская пехота, казалось бы, располагала реальной возможностью приблизиться и атаковать ретраншемент, не понеся при этом критических потерь от артиллерийского огня.

С другой стороны, по воспоминаниям генерала Алларта, хотя огонь русской артиллерии был открыт с дистанции 200–300 шагов, шведская пехота выдерживала его около получаса, прежде чем отступить от русского лагеря[642]. Вероятно, что русские открыли артиллерийский огонь уже с предельной дистанции, как только масса шведской пехоты оказалась в зоне прямой видимости из лагеря, а на расстоянии 200–300 шагов все орудия перешли на стрельбу картечью. Такой вывод подтверждается данными о среднем количестве выстрелов полевой артиллерии – 15 выстрелов на каждое орудие, а также тем, что 8-фн и 12-фн орудия произвели по 38 % и 59 % выстрелов из этого числа, – картечью, с дистанции не более 200 метров[643].

Соответственно, большую часть из указанных Аллартом тридцати минут времени шведы выстраивали боевой порядок, находясь под обстрелом из вражеского лагеря, причем с близкой дистанции, а шведское командование собирало свои части, одновременно выясняя, где находится группа генерала Рооса, и только затем была предпринята попытка атаковать укрепления противника. Это подтверждается и свидетельствами очевидцев – переход в атаку пехоты был задержан тем, что гренадерский батальон Лейб-гвардии пешего полка под командованием капитана Либерта Русеншерны (Liebert Roosenstjerna) оторвался от основных сил и блуждал по полю перед русским лагерем, а кроме того, пушечным ядром было разбито дышло в носилках короля и пришлось на месте производить их ремонт[644]. Когда же шведы наконец двинулись к лагерю противника, части и подразделения вновь перемешались и задержались на месте под вражеским огнем из-за необходимости обходить узкую и глубокую промоину.

Таким образом, именно данная задержка, вызванная дезорганизацией шведской пехоты после прорыва через систему редутов, позволила русским, во-первых, нанести противнику ощутимые потери артиллерийским огнем, а во-вторых, подготовиться к обороне своего лагеря. Для этого, по некоторым данным, вдоль южного фаса лагерного ретраншемента были сосредоточены пехотные дивизии генералов Алларта и Меншикова, построенные в два ряда батальонов – во втором (внутреннем) ряду батальоны дивизии Меншикова (дивизией в тот момент командовал генерал Ренцель, и ее полковая артиллерия – 10 пушек – также произвела около трети выстрелов картечью, хотя она все время битвы находилась в ретраншементе), а в центре лагеря выстроились два полка Лейб-гвардии и Ингерманландский полк[645]. Следовательно, немногочисленная шведская пехота, хотя бы ей и удалось под ружейно-артиллерийским огнем преодолеть ров и вал или ворваться в лагерь по проходам, получала возможность овладеть укреплением лишь в том случае, когда русская пехота поддастся панике и начнет сама разбегаться в разные стороны перед шведами. Определенная вероятность такого развития событий существовала при условии внезапной атаки, но промедление с нападением на лагерь свело эту вероятность успеха к минимуму, даже если бы шведы стойко выдержали огонь вражеской артиллерии.

В действительности, хотя для отражения атаки, по-видимому, было задействовано немногим более половины всех орудий, находившихся в русском лагере, но эффективность их огня оказалась настолько высока, что шведская пехота была остановлена на расстоянии примерно 30 саженей (около 64 метров, поскольку 1 сажень составляет немногим более 2,1 метра), от лагерного ретраншемента: «… тогда неприятель получил наш транжамент во фланку себе, к которому на левой угол генерал Левенгопт с пехотою гораздо приближился, а имянно саженях в 30-ти, но оттуды ис пушек отбит»[646]. При подходе к ретраншементу шведы попали под такой эффективный артиллерийский обстрел, что Кальмарский и Уппландский полки после одного залпа потеряли убитыми и ранеными до половины своего состава[647] (этими частями командовали полковники Густав Ранк (Gustav Ranck) и Густав Штернхек (Штернхук, Gustav Stiernh??k), которые оба погибли в Полтавской битве. – П. Б.). Тяжесть потерь, понесенных в результате неоправданно долгого нахождения под огнем неприятельской артиллерии, вынудила шведское командование прекратить атаку. Всего через 45 минут после выхода в предполье русского лагеря шведской пехоте пришлось начать отход на северо-запад, в сторону села Тахтаулово[648]. После этого маневра между группой генерала Рооса и лагерем царской армии не осталось никаких шведских сил, что и позволило русским около 6 часов утра произвести успешную вылазку и уничтожить отставшие вражеские части.

По нашему мнению, это был один из решающих эпизодов Полтавской битвы. Умело использовав взаимодействие пехоты и кавалерии при прорыве через систему вражеских редутов, опрокинув и прогнав с поля битвы половину конницы противника, шведы вплотную приблизились к решению главной оперативно-тактической задачи. Они атаковали русский лагерь достаточно крупными силами – до 5 тыс. солдат и офицеров, которые вынудили отступить 10 пехотных батальонов неприятеля, что, несомненно, должно было вызвать в царском лагере дезорганизацию и беспорядок. Фронт боевого порядка шведского построения был примерно равен протяженности открытого с поля участка южного фаса русского лагеря, так что дополнительное усиление для шведов было бы просто излишним по условиям местности. Главные силы русских оставались заперты внутри лагеря, а шведская кавалерия прикрывала свою пехоту от удара с открытого фланга. Однако долгожданная атака окончилась неудачей.

Возможно, генерал Левенгаупт не проявил достаточной настойчивости в организации этой атаки. На заключительном этапе битвы, когда те же десять шведских батальонов атаковали всю царскую пехоту, выведенную из лагеря, по ним с предельной дистанции открыло огонь 58 двухфунтовых, трехфунтовых и восемнадцатифунтовых полковых пушек и гаубиц и 24 шестифунтовых мортиры и мортирки. Однако восемь шведских батальонов из десяти выдержали этот обстрел и довели свою атаку до штыкового боя, опрокинув часть русских батальонов первой линии.

По утверждению А. Констама, атака шведской пехоты на русский лагерь была остановлена фельдмаршалом Реншельдом в связи с необходимостью для пехоты обходить под огнем противника водосток в 100 метрах к югу от русского лагеря[649] (вероятно, Констам имеет в виду один из оврагов на опушке Яковецкого леса, по заболоченному дну которого протекал мелкий ручей, входивший в сеть водостоков, связанных с поймой реки Ворсклы. – П. Б.). Фельдмаршал решил отвести пехоту к Малобудищенскому лесу, чтобы согласно первоначальному плану осуществить скоординированное с действиями кавалерии нападение на лагерь с северо-западного направления, где рельеф местности не создавал препятствий для атаки, а вражеские укрепления были менее развиты с точки зрения плотности размещения артиллерии.

Вместе с тем, по нашему мнению, следует признать, что шведы потерпели неудачу не просто из-за неблагоприятного стечения обстоятельств или особенностей местности. Система редутов полностью себя оправдала, так как фронтальный прорыв мимо этих укреплений дезорганизовал и существенно ослабил шведскую армию, а русская артиллерия с самого начала крайне удачно проявила себя в битве, поскольку вначале вынудила шведскую кавалерию прекратить преследование разбитой русской конницы, а затем сорвала атаку шведской пехоты на лагерь русской армии. Таким образом, шведское командование могло только сожалеть о своем опрометчивом решении пренебречь обходными маневрами и прорываться прямо через вражеские полевые укрепления. Кроме того, оно с опозданием убедилось в силе вражеского артиллерийского огня, хотя и Карлу XII, и Реншельду нетрудно было это предвидеть еще до боя, исходя из одного только количества орудий противника, сосредоточенных им для обороны своего лагеря. Теперь обстановка вновь требовала от короля и его фельдмаршала корректировки первоначального оперативного плана действий, который, в принципе, был уже выполнен, но успеха шведам так и не принес.