1942. Год решений

Последовавшие одна за другой катастрофы — разгром у Мидуэя и потеря Гавайев  —  поставили Объединенный Комитет начальников штабов перед нелегким выбором. Следовало определить, какой театр военных действий — тихоокеанский или европейский — должно признать приоритетным. Летом 1942 года по всему миру союзникам наносились тяжкие удары. В России нацисты рвались к Сталинграду на Волге и богатому нефтью Кавказскому региону. Германский «Африканский корпус» уже стоял у ворот Египта, тогда как в Атлантике ширилась смертоносная подводная война. В июне немецкие субмарины отправили на дно суда союзников суммарным водоизмещением в 700 000 тонн, а в ноябре потерям предстояло достигнуть высшей точки — 802 000 тонн. И в такой ситуации генералу Макартуру и президенту Рузвельту приходилось отвлекать значительные ресурсы на противодействие японской угрозе западному побережью США. Согласие между Англией и Америкой, базировавшееся на признании первостепенности европейского ТВД и борьбы против Гитлера, могло оставаться формальным стратегическим приоритетом, однако суровая реальность происходящего на Тихом океане, несомненно, потребовала бы существенной корректировки практических действий. Как, например, в сложившихся обстоятельствах могли осуществляться военные поставки из США в СССР[293]?

 Когда между Калифорнией и захваченными Японией Гавайями не осталось ничего, способного защитить побережье, по стране прокатилась волна требований направить все возможные силы и средства — войска, технику, снаряжение, припасы — на обеспечение безопасности собственной территории. Ограниченные возможности берегового авиационного патрулирования могли привести к отзыву из Британии главного стратегического оружия США — предназначавшихся для налетов на Германию «Летающих крепостей» В-17[294], и превращению их в самолеты береговой обороны. Правда, применение В-17 на Филиппинах и в операциях возле Мидуэя показало, что тяжелые бомбардировщики не слишком эффективны при борьбе с кораблями — но что поделать, если ничего лучшего все равно нет!

Конечно, в первую очередь надлежало увеличивать производство военной продукции — но и тут имелось немало проблем, одной из которых, как ни странно, являлся патриотизм. Мужчины трудоспособного возраста рвались в армию, так что страна испытывала затруднения не только с материальными, но и с людскими ресурсами. Разумеется, даже в таких обстоятельствах Америка могла произвести больше военной техники, нежели весь остальной мир: вопрос заключался в том, могла ли она сделать это вовремя?

Не исключено, что в 1942 году стремление увеличить численность американской армии более чем до ста дивизий внесло бы сумятицу во все ранее составленные мобилизационные планы, а также схемы и расписания, связанные с производством, снабжением и подготовкой персонала. Адмиралу Эрнесту Кингу и генералу Джорджу Маршаллу при определении приоритетов пришлось бы выдерживать сильнейшее давление. Впоследствии реалистическая позиция могла снова возобладать над мобилизационной суматохой, однако это замедлило бы движение по истинно американскому пути, позволяющему, создавая качество, качество и еще раз качество, доставлять все необходимое в нужное время в нужное место, равно как и куда угодно.

 Нам представляется, что вопреки чаяниям Ямамото и некоторых других японских стратегов, захват Гавайев отнюдь не подвиг бы руководство Соединенных Штатов к мирным переговорам. Доказательством тому могут служить слова, произнесенные президентом Рузвельтом в Конгрессе 8 декабря 1941 года. «Не имеет значения, сколько потребуется времени для того, чтобы справиться с этим спланированным вторжением. Но народ Америки в своей праведной мощи добьется полной и окончательной победы»[295]. Однако долгая борьба за острова (даже с учетом того, что она наверняка ослабила бы и японский флот) могла серьезно истощить Америку. И тогда бы все чаще начали бы раздаваться голоса, твердящие о том, что отвоевание Гавайев не стоит времени и усилий, которые придется затратить на строительство огромного ударного флота.

Представляется вероятным, что после победы японцев у Мидуэя и оккупации Гавайских давняя мечта американских стратегов о постепенной подготовке вторжения в Японию путем захвата все более близких к ней островов и размещении на них своих баз, превратится в военно-исторический реликт. Однако, хотя бы в теории, еще будет сохраняться возможность осуществления альтернативного кошмара, пугавшего японских стратегов еще до войны — наступления американцев через Аляску.

В свете этой возможности становится понятен повышенный интерес Ямамото к Алеутским островам. Единственный прямой путь из Америки в Японию при сложившихся обстоятельствах пролегал через приполярные льды и туманы. Так называемый «Великий круговой путь», связывавший Сан-Франциско с Манилой, проходил прямо через Токио. Но чтобы сделать такое наступление реально осуществимым, потребовалось бы не просто завершить начатое в феврале 1942 года строительство Алканской дороги, обеспечивавшей прямой наземный путь в центральную Аляску. Нет, здесь была бы нужна «Аляскинская супердорога» — не только шоссе, но и цепь аэродромов, причалов, баз снабжения и тому подобного на всем пути от западной Канады и Сиэтла (штат Вашингтон), до Датч-Харбора, и даже далее. Проект воистину грандиозный — хотя Америка и Канада могли бы воплотить его в жизнь, сочти они это необходимым.

 Всякий, изучающий историю Второй Мировой войны, сталкивается с аксиомой: используя свой индустриальный потенциал, Америка всегда создавала то, что ей требовалось создать. После Перл-Харбора она показала способность к сплочению и мобилизации всех сил. Однако непрекращающаяся череда неудач — утрата Филиппин, отступление из западной части Тихого океана, потеря союзниками стратегических ресурсов Голландской Ост-Индии, а особенно — гибель флота у Мидуэя и падение Перл-Харбора, могли поколебать даже эту решимость.