ХИРОХИТО: ДВОЙНАЯ ИГРА СКРЫТОГО ИМПЕРАТОРА
ХИРОХИТО: ДВОЙНАЯ ИГРА СКРЫТОГО ИМПЕРАТОРА
В хрестоматийной истории международных отношений принято считать «инцидент в Маньчжурии» в 1931 г., то есть вторжение в эту страну Японии, «настоящим» началом Второй мировой войны, хотя давно показано, что ее корни кроются в Первой мировой и подписанных после нее договорах. Та же хрестоматийная история «в западном духе» делает виновником войны в Китае милитаризм, уподобляя его некой форме расизма и оставляя, таким образом, в стороне личную роль императора.
Эти взгляды необходимо пересмотреть.
До коронации молодой Хирохито нисколько не верил наставникам, говорившим о его божественном происхождении. Принц Саёндзи, читавший Вольтера, объяснял Хирохито, что верить этим наставлениям не обязательно, главное — понять их пользу: обожествление императора заставляет народ слепо ему повиноваться. Дабы пламень веры не потух, необходимо усерднее, чем когда-либо прежде, сохранять традиционную пышность двора и соблюдать ритуалы{138}. То же самое продемонстрировал ему и король Георг V во время визита Хирохито в Великобританию. Внутри Букингемского дворца царила некоторая фамильярность поведения, разительно отличавшаяся от внешней помпезности, которой окружала себя корона. «Я понял тогда, что жил [в Японии], словно птица в клетке», — сказал наследный принц. В особенности же ему стало ясно, что Георг V, величайший монарх на земле, обладает значительной политической властью, но за кулисами, делая вид, будто он нейтрален, стоит над партиями, уважает нормы парламентского режима. Хирохито хорошо усвоил этот двойной урок. Приверженность его собственной страны к ритуалам впоследствии позволила императору извлечь из него выгоду.
Подобный подход больше всего устраивал императорский двор, собрание сановников, которые желали быть силой, независимой от контроля политических партий и парламента, и считали, что «божественный» авторитет микадо должен служить инструментом власти. Помимо них, военные тоже пользовались огромной властью совместно с императором-главнокомандующим. Таким образом, император оказался в самом центре, «наподобие молчаливого паука», и, собирая информацию с разных сторон, лучше знал проблемы страны, а также мог умело использовать одних против других{139}.
Понятно, что данная картина идет вразрез с тем образом, который японцы и американцы создали после Хиросимы: образом императора-марионетки, находившегося в стороне от событий, предшествовавших разгрому его страны. От этой роли его избавят только для того, чтобы навязать ему капитуляцию. Мне кажется, все было совсем наоборот. Как полагает Пьер-Франсуа Суйри{140}, Хирохито, чрезвычайно деятельный за внешним фасадом, любил представлять себя сегуном на белом коне, несмотря на то что после поражения 1945 г. позволил американцам отодвинуть себя в тень в качестве гражданского императора.
Поначалу, занимаясь проблемами развивающейся в стране уже полвека парламентской политической жизни (правительство опасалось роста левой угрозы; едва зародившаяся коммунистическая партия в 1924 г. подверглась таким суровым репрессиям, что ей пришлось самораспуститься), ведя игру со своим двором, с военными, с западными державами (Великобританией и США), навязавшими Японии ограничение морских вооружений, Хирохито склонялся, скорее, к примирительной линии поведения. Но он недооценил раздражение, царившее в военных кругах (во флоте и в Квантунской армии, рвавшейся в Китай), которым противостояло правительство. Это ослабляло авторитет Хирохито, хотя он всей душой был с военными. Император недооценил также общую милитаризацию настроений; начиная с 1925 г. все школьники посещали занятия по военной подготовке{141}.
Кризис 1929 г. дал военным кругам Японии возможность удовлетворить свои аппетиты: с одной стороны, крах рынка шелка вызвал панику, быстро перекинувшуюся на другие рынки, с другой стороны, американская дипломатия оказалась парализованной.
Когда произошел «маньчжурский инцидент» 1931 г., как тогда говорили — провокация, призванная оправдать захват этой провинции начиная с Кореи, Хирохито, узнав о нем, сначала дал понять, что «в будущем армии следует быть осторожнее», затем — что он поддержит ее, «если операции увенчаются успехом», и, наконец, что продолжать наступление следует не далее Великой китайской стены{142}. Последний приказ, несомненно, был связан с возможной реакцией СССР и США.
Убежденный доводами Мацуоки и принца Коноэ о необходимости контролировать Маньчжурию, дабы обеспечить выживание и развитие японской экономики, Хирохито счел неблагоразумным препятствовать далее росту милитаризма. Осуждение Лигой Наций, а потом исключение Японии из этой организации подвигли его к сближению с националистами всех мастей, заявлявших о призвании Японии к господству в Азии.
Вместе с тем он параллельно ставил препоны любым политическим шагам, которые могли бы привести к разрыву с англичанами и американцами. Это вызывало сильное недовольство военно-морского флота, вынужденного ограничиваться защитой территориальных вод Японии. Другие же вооруженные силы сделали вывод, что на континенте, где завоеванная Маньчжурия превратилась в государство-сателлит Маньчжоу-го (в 1932 г.), у них развязаны руки. В 1937–1938 гг. японские войска совершили второе нападение на Китай, намереваясь захватить Пекин и завоевать китайские моря; Хирохито одобрил абсолютно все инициативы военных, включая разграбление Нанкина и сопровождавшие его зверства[18], а также торпедирование американского судна «Панай», стоявшего на реке Янцзы. Премьер-министр Японии принц Коноэ передал Вашингтону свои извинения и материальную компенсацию за «ошибку». Император хранил молчание. Газета «Лос-Анджелес таймс» спрашивала, кто же реально правит Японией — микадо или армия (последняя гипотеза и стала впоследствии американским кредо).
Трудно было выяснить, замешан ли в событиях сам Хирохито. Инцидент с «Панаем» представлял собой своего рода тест. Стреляя в американское судно в декабре 1937 г., японские офицеры хотели дать понять представителям Запада, что их отныне не ждут в Китае с распростертыми объятиями. Однако все виновники инцидента имели связь с антилиберальным заговором, львиная доля участников которого в 1936 г. оказалась в тюрьме. Император отказал в ходатайстве об их освобождении: «Они — позор для Японии». Армия, тем не менее, собрала под свое крыло сочувствующих заговорщикам и отправила их в Китай, где один из их наставников, Хасимото, и подготовил эту антизападную акцию.
После выражения сожалений и прочих дипломатических церемоний Рузвельт пожелал непосредственно обратиться к микадо, велев передать ему послание, след которого остался в американских архивах. Но это послание таинственным образом исчезло. Очевидно, в Японии его перехватили военные, а правительство не сумело им помешать. Текст его гласил: «Армия и флот — дети и верные слуги императора — находясь у него в подчинении, делают все, что им вздумается, совершая зверства, которых император наверняка не мог желать или санкционировать»{143}.
Принц Коноэ в 1937–1938 гг. не единожды уворачивался от мирных переговоров с Чан Кайши, предпочитая войти в контакт с его соперником Ван Цзинвэем, возглавлявшим в Нанкине марионеточное правительство и выпустившим «Манифест о Новом порядке в восточной Азии», одобренный Хирохито[19]. Согласно манифесту, Китаю надлежало установить дружественные отношения с Японией и признать Маньчжоу-го, присоединяясь к нему в борьбе с коммунизмом (что подразумевало право Японии оставить свои войска внутри Китая). Наконец, предполагалось экономическое сотрудничество между двумя странами, которое позволило бы Японии эксплуатировать ресурсы Северного Китая и Внутренней Монголии.
Такая программа означала, что Япония вбивает между Ваном и Чаном клин — новое коллаборационистское правительство, управляющее провинциями, которые будут контролировать японцы, начиная с оккупированных.
Перед лицом коммунистической угрозы Япония подписала с Германией в 1936 г. Антикоминтерновский пакт — для подстраховки на случай возможной агрессии СССР. Но японское руководство не желало идти дальше на континенте. После неожиданного разгрома своих войск советской армией в приграничных боях на реке Халхин-Гол в 1939 г. японцы стали бояться, что англосаксы от них отвернутся. «Инцидент» на Халхин-Голе стоил микадо целой дивизии. Император, однако, не наказал виновных, то есть военных, зато строго осудил министров, не сумевших предвидеть, что Соединенные Штаты не возобновят торговые соглашения, обеспечивавшие снабжение Японии нефтью и различной металлургической продукцией (в частности, металлоломом). Но ведь именно из-за японской агрессии в Китае Рузвельт не захотел возобновлять эти договоры (в начале 1939 г.).
Заключение советско-германского пакта показалось Хирохито ударом по Антикоминтерновскому пакту. В приступе гнева он отправил в отставку кабинет Хиранумы, так же как до этого позволил Коноэ уйти самому ввиду неспособности добиться победоносного завершения военных операций в Китае.
Таким образом, вне зависимости от причин и характера поражений и разочарований кара всегда постигала только министров и никогда — военачальников.
Приоритетной целью японской политики в те годы являлась попытка претворения в жизнь некоего азиатского подобия доктрины Монро, предполагавшего, как минимум, что Япония может действовать в Китае как заблагорассудится. Но усиление СССР и Германии, а также растущее влияние США на устремления Японии вынуждали последнюю выйти из заданных рамок и участвовать в мировой политике. Вторым политическим ориентиром оставалось желание императора не допустить чрезмерного ухудшения отношений с американцами{144}.
Военные настаивали на альянсе с Германией несмотря ни на что; император соглашался на него лишь в том случае, если он понадобится, чтобы противостоять Советскому Союзу. При любом раскладе, полагал он, прежде всего необходимо урегулировать китайский вопрос. Однако происходившее на Западе — уничтожение Франции, Нидерландов, изоляция Великобритании в 1940 г. — открывало невиданные перспективы: у Японии появилась возможность заполучить голландскую Ост-Индию, Индокитай, Сингапур…
Следовало ли теперь отказаться от проводимой до сих пор политики и поддаться искушению завоевать южные моря? Это означало порвать с Великобританией и США, лишить всесильную сухопутную армию ее «священной» войны в Китае, зато на флоте наступило бы ликование…
Вторая дилемма Хирохито как раз и заключалась в том, какие последствия во внутренней политике будет иметь изменение баланса влияния армии и флота. Разве не стоило взвесить их не менее тщательно, чем преимущества и риски любого его выбора?
Вырисовывались три более-менее противоречившие друг другу позиции. Одна фракция, связанная с Антикоминтерновским пактом, а затем с трехсторонним альянсом, сложившимся летом 1940 г., желала эффективного объединения, которое позволило бы выжать как можно больше из побед Германии. Армия ее поддерживала, особенно с тех пор, как Гитлер, вначале пославший немецких военных советников к Чан Кайши для борьбы с коммунистами Мао Цзэдуна, в конце концов, поставил на Японию, а не на Китай. Но клятвопреступление, которое представлял собой советско-германский пакт, заключенный без консультаций с Токио, значительно ослабило эту фракцию. Микадо разделял ее взгляды лишь в том, что касалось необходимости для Японии щита против СССР, — вот вторая позиция. И, наконец, еще одна фракция выступала за отказ от любой политики, грозящей оттолкнуть от Японии США, контролировавшие 36% японского импорта, на три четверти нефтяного. С ее точки зрения, следовало воспользоваться той пустотой, которая образовалась в результате поражения Франции, Нидерландов и неспособности Великобритании обеспечить свое присутствие в Восточной Индии, и обеспечить господство Японии на богатых природными ископаемыми теплых морях, чередуя методы запугивания, ограниченного силового воздействия и переговоров. Хирохито долго придерживался такого же мнения, желая экспансии без всякого риска{145}. Но вояки на флоте и в сухопутной армии думали, что время работает против Японии и надо опередить американскую интервенцию, неизбежную в любом случае.
Как Гитлер считал необходимым покорить СССР (на что, по его мнению, хватило бы трех месяцев), дабы завладеть материальной базой и природными богатствами, которые позволят затем победить Великобританию, так и большинство японских руководителей доказывало Хирохито, что нужно ударить по Соединенным Штатам, чтобы нейтрализовать их, прежде чем они будут готовы к войне. Тогда США согласятся на переговоры, и Япония сможет повернуть против СССР. Хирохито прислушался к их аргументации.
В действительности, как известно, эти расчеты оказались ошибочными. Однако анализ совещаний, в которых участвовали император, генерал Тодзё и некоторые другие сановники, свидетельствует, что проблема рассматривалась именно под таким углом. К тому же прогерманский клан Японии, декларировавший свою близость к нацизму, считал, что, пока действует советско-германский пакт, война против СССР была бы непопулярна в армии.
При всем недоверии, которое испытывал теперь Хирохито к нацистской Германии, он все же расценивал присоединение Японии к трехстороннему пакту положительно, поскольку этот пакт уменьшал давление Советов на Маньчжоу-го, однако не хотел, чтобы тот привел его к конфликту с США и Великобританией. «Если между Японией и СССР будет подписан пакт о ненападении и мы двинемся на юг, то главную роль станет играть военно-морской флот… Готова ли к этому армия? Германия и СССР — страны, которым нельзя доверять, и союз их противоестествен. Вы не думаете, что у нас будут проблемы, если одна из них нас предаст и воспользуется тем, что все наши силы сосредоточены на войне с США? Чтобы действовать против Америки, нужен удобный случай, такой, например, как высадка немцев в Великобритании… это позволило бы нам пойти на юг, поскольку американцы поспешили бы на подмогу англичанам», — объяснял Хирохито{146}.
Излагая подобные гипотезы, Хирохито все больше склонялся к тому, чтобы безотлагательно воспользоваться международным положением, и в июле 1941 г. по случаю оккупировал часть французского Индокитая, что заставило президента Рузвельта ввести частичное эмбарго на поставки нефти в Японию. Убежденный адмиралом Нагано в успехе внезапной военной операции против англо-американских сил, Хирохито удостоверился, что, даже приостановив военные действия в Китае, можно не бояться советской атаки: японских войск там достаточно. Уступить американцам теперь, толковал министр обороны Тодзё, значит поставить под угрозу завоевания в Китае, а также будущее Маньчжоу-го и даже Кореи. Пакт, подписанный со Сталиным в результате европейской миссии Мацуоки накануне немецкого нападения на СССР, несколько успокоил Хирохито, однако принц Коноэ, вопреки своему прежнему мнению, считал, что Германия проиграет войну с Советским Союзом. Так думал он один. Вскоре Коноэ ушел в отставку, а на его место «высочайшим повелением» был назначен генерал Тодзё: это означало конец правительства, возглавляемого гражданским лицом.
Между тем, Хирохито распорядился оставить японские войска в Маньчжоу-го, чтобы перед лицом немецкого вторжения советские войска не смогли передислоцироваться на запад. Речь шла не о помощи Гитлеру: японцы готовились отхватить кусок Сибири, наплевав на пакт, подписанный со Сталиным тремя месяцами ранее. Микадо не хотел «опоздать на поезд», если немцы войдут в Москву. Несмотря на это, император воспротивился операции, на которой настаивали сухопутные войска, предпочитая наступать на юг с его богатствами, а перед тем вывести из игры США. В середине октября 1941 г. японская кинохроника начала распространять информацию о средствах самозащиты от различных типов бомб в случае воздушной атаки{147}.
Хирохито сопротивлялся также давлению Риббентропа, который предлагал устроить победную встречу немцев и японцев в Омске. Провал немцев под Москвой подтвердил правильность прогнозов принца Коноэ. И все же идея последующего раздела Сибири не умерла. Предполагалось, что транссибирскую железную дорогу будут одновременно контролировать и японцы, и немцы, русское население Сахалина будет использоваться на работах по добыче полезных ископаемых острова для нужд Японии и т. д. В ноябре 1941 г. был продлен Антикоминтерновский пакт, за ним последовал тройственный пакт Японии, Германии и Италии.
Касательно американцев и англичан жребий был брошен. Адмирал Ямамото наметил цели на Гавайях и Филиппинах. Хирохито пристально следил за развертыванием войск. Вплоть до самой последней минуты он беспокоился о надлежащей синхронности запланированных операций: в Пёрл-Харборе, на Филиппинах, на острове Гуам, на острове Уэйк, в Гонконге. Его заботили две задачи: первая — найти аргументы, позволяющие доказать, что нападение является вынужденной реакцией на экономическое удушение Японии, особенно в плане нефти, вторая — внушить Ямамото, которому перед атакой на Пёрл-Харбор надлежало пройти севером, чтобы не слишком приближался к советским берегам и не давал Сталину повода ответить на предполагаемую угрозу. В любом случае, очередь Сталина еще придет.
Успех нападения на Пёрл-Харбор оправдал самые смелые ожидания: большую часть американского флота удалось потопить. Правда, японский командующий не скрывал своего разочарования от того, что не получил приказа «попытаться пойти дальше», то есть высадиться на американском побережье где-нибудь между Алеутскими островами и Калифорнией. Во всем же остальном японский «блицкриг» завершился триумфом.
Ударная группировка из шести авианосцев повсюду обеспечивала японцам четырех- или пятикратное превосходство воздухе. Она действовала от Гавайев до Цейлона, совершая налеты на Пёрл-Харбор, Рабаул, Порт-Дарвин и Коломбо.
Капитулировали Гуам, Уэйк и Гонконг, вскоре сдались и голландская Ост-Индия с Малайзией. Атакованный с севера Сингапур, в свою очередь, пал 15 февраля 1942 г. Сцена капитуляции британской цитадели, показывающая, как генерал Персиваль трепещет перед исполненным победной спеси генералом Ямаситой, — одна из самых унизительных, когда-либо заснятых кинокамерой!
Сразу же после Пёрл-Харбора, 18 января 1942 г., Япония подписала с двумя своими партнерами своего рода план по разделу мира на оперативные зоны: все, что располагалось к востоку от 70-го градуса долготы, включая часть Сибири и Северной Америки, отходило под контроль Японии, на Западе, в том числе в Южной Америке, надлежало действовать немцам и итальянцам. Встреча союзных армий должна была произойти на юго-востоке, где-то в Индии. Можно задаться вопросом, не имело ли наступление Роммеля в Египте весной 1942 г. своей целью, помимо прочего, именно эту встречу?{148}
15 мая 1942 г. Риббентроп вновь стал настаивать, чтобы Япония примкнула к большому наступлению вермахта. Но посол императора в Германии Хироси Осима ответил, что распыление сил вынуждает его страну перенести нападение на СССР на более поздний срок, вне всякого сомнения — не позже октября 1942 г.