Штурм

Штурм

Джандад был чрезвычайно обеспокоен случившимся. Он выставил дополнительную охрану внутри и снаружи дворца и привел афганскую танковую бригаду в боевую готовность.

Время нападения несколько раз за день менялось. Около шести вечера Магометов приказал Колеснику начать операцию как можно скорее, не дожидаясь взрыва, который должен был уничтожить узел связи. Через двадцать минут штурмовая группа капитана Сахатова выдвинулась, чтобы нейтрализовать три афганских танка, державших под прицелом подходы к дворцу. Последнюю часть пути бойцы прошли пешком, по пояс в снегу Снайперы сняли афганских часовых. Танковые экипажи находились в казармах, слишком далеко от своих машин, и бронетехника скоро вышла из игры.

Взлетели две красные ракеты — сигнал к началу атаки. Было 7-15 вечера. Дворец был хорошо освещен внутри и снаружи: окрестности обшаривали прожекторы. «Шилки» открыли огонь. Стены дворца были столь прочными, что большинство снарядов просто отскакивало от них, кроша гранит и не причиняя серьезного ущерба.

Затем выдвинулась в бронетранспортерах 1-я рота «мусульманского» батальона. Спецназ КГБ под командованием Бояринова ехал с ними. Бойцам приказали не брать пленных и не останавливаться для помощи раненым коллегам: надо было захватить здание любой ценой.

Почти сразу же один из БМП «мусульманского» батальона остановился. У водителя сдали нервы, он выпрыгнул из машины и побежал. Но тут же вернулся: снаружи было еще страшнее{122}. Машины прорвались через первый барьер, сминая афганские посты. Они продвигались вперед под сильным огнем, и впервые экипажи услышали незнакомый, почти нереальный звук пуль, гремящих по броне. Они стреляли в ответ из всего, что было, и вскоре пороховой дым внутри машин стал настолько густым, что дышать было невозможно. Триплексы в машинах были прострелены. Одну машину подбили, и она загорелась. Несколько бойцов получили ранения, выбираясь из нее. Один прыгнул, поскользнулся, и машина раздавила ему ноги. Еще один бронетранспортер упал с моста, который русские перекинули через арык, и его экипаж оказался в ловушке. Их командир звал о помощи по радио, но в процессе умудрился заблокировать радиосвязь, парализовав коммуникации всего батальона.

Атакующие подъехали как можно ближе к стенам дворца и бросились к дверям и окнам первого этажа. Смятение нарастало с каждой минутой. Объединенное командование уже не функционировало, и бойцам приходилось действовать самостоятельно, малыми группами. Их прижал к земле огонь, открытый защитниками дворца. Наступил момент паники, и минут, наверное, на пять они замерли. Затем «Шилке» удалось уничтожить пулемет, размещенный в одном из окон. Бойцы двинулись вперед с штурмовыми лестницами.

Они ворвались во дворец поодиночке и попарно. Бояринов оказался в числе первых. Вестибюль был ярко освещен, защитники стреляли и бросали гранаты с балкона первого этажа. Русские расстреляли все лампы, какие смогли. Они пробились вверх по лестнице и начали зачищать комнаты па первом этаже гранатами и автоматным огнем. Они слышали крики женщин и детей. Одна из женщин звала Амина. Взрыв гранаты повредил электрические провода, и оставшиеся светильники тоже выключились. Многие советские бойцы, в том числе Бояринов, были уже ранены.

Теперь белые нарукавники русских были едва заметны под слоем копоти и грязи. Что еще хуже, личная охрана Амина тоже носила белые нарукавники. Но возбужденные советские бойцы сыпали матом, что и позволяло им узнавать друг друга в темноте. А защитники, многие из которых учились в Рязанском воздушно-десантном училище, наконец поняли, что сражаются не с афганскими мятежниками. Они начали сдаваться, и, несмотря на приказ не брать пленных, большинству русские оставили жизнь.

«Внезапно стрельба прекратилась, — вспоминал один офицер «Зенита», — я доложил по радиостанции генералу Дроздову, что дворец взят, много убитых и раненых, главному конец»{123}.

Во время боя врачи полковник Алексеев и полковник Кузнеченков нашли себе укрытие в зале. Там они заметили Амина, бредущего в одиночестве по коридору в белых трусах и футболке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Его фигуру освещал начавшийся во дворце пожар. Алексеев вышел из укрытия и снял трубки и бутыли, прижав руками вены, чтобы не шла кровь. Затем он отвел Амина к бару. В дверях показался ребенок, трущий кулачками глаза — пятилетний сын Амина. Амин с мальчиком сели у стены.

Амин все еще не понимал, что происходит. Он велел адъютанту позвонить советским военным советникам: «Советские помогут». Адъютант ответил, что советские и устроили стрельбу. Амин в гневе швырнул в него пепельницу: «Врешь! Не может быть». Но после безуспешной попытки дозвониться до начальника своего Генштаба он пробормотал: «Я об этом догадывался, все верно»{124}.

Есть несколько версий его смерти. Возможно, он был убит преднамеренно, а возможно — случайной очередью. По одной версии, его застрелил Гулябзой, перед которым была специально поставлена такая задача{125}. Когда дым от выстрелов рассеялся, тело Амина лежало у стойки бара. Его маленький сын был смертельно ранен в грудь[21]. Его дочь получила ранение в ногу. Ватанджар и Гулябзой подтвердили, что он мертв. Люди из «Грома» ушли. Их ботинки хлюпали, когда они шли по залитым кровью коврам. Тело Амина завернули в ковер и вынесли, чтобы похоронить в могиле без надгробия.

Бой от начала до конца продолжался сорок три минуты, если не считать нескольких столкновений с размещенными неподалеку частями президентской гвардии. С ними быстро и безжалостно расправились. Погибли пять солдат «мусульманского» батальона и 9-й роты десантников, 35 человек получили серьезные ранения[22]. Спецподразделения КГБ потеряли пятерых убитыми. Среди них был полковник Бояринов, погибший ближе к концу штурма. Похоже, его убили свои, получившие приказ стрелять в любого, кто выбегал из дворца до его полной зачистки{126}.

Полковник Кузнеченков, военврач, помогавший лечить Амина от отравления, тоже погиб — был убит очередью, направленной в зал. Когда его коллега полковник Алексеев пытался погрузить его тело в один из БТР, экипаж грубо сообщил ему, что берут только раненых. Все же Алексеев смог убедить их забрать тело полковника.

Советские солдаты взяли в плен сто пятьдесят человек из личной охраны Амина. Трупы не считали. Вероятно, около двух с половиной сотен афганцев, охранявших дворец, были убиты прежними товарищами по оружию.

Советских раненых отправили в поликлинику советского посольства. Галина Иванова, жена экономического советника Валерия Иванова, естественно, ничего не знала о происходящем, пока от дворца, стоявшего дальше по дороге, не донеслись звуки стрельбы. Затем стали подъезжать машины с мертвыми и ранеными. Охрана посольства, которая еще не поняла, что случилось, обстреляла одну из них.

Все посольские врачи жили в микрорайоне на другом конце города и не могли добраться до посольства. Галина во время учебы в университете прошла курсы медсестер, и ее позвали на помощь. Она трудилась с восьми утра до одиннадцати вечера. Кроме Галины, помочь было почти некому: на месте оказались только стоматолог и несколько женщин, одна из которых работала медсестрой во время Второй мировой. В посольстве был еще один квалифицированный врач — жена одного из советников-востоковедов, по специальности нейрохирург. Но, увидев происходящее, она развернулась и ушла.

Кабул (1980) 

Сперва маленькая команда отделила живых от мертвых. Затем стоматологу пришлось применить все свои — имевшие мало отношения к делу — навыки, а Галина с другими женщинами перевязывали раны. Галине тот день запомнился своим кромешным ужасом, и, вернувшись в Москву вскоре после этого, она не могла понять, как это люди ходят по улицам, будто ничего не случилось{127}.

* * *

В это время советские бойцы, услышав взрыв на узле связи, выдвинулись на другие объекты в городе, нанося сосредоточенные удары.

Самой важной и сложной целью было здание Генштаба. Его должны были взять четырнадцать бойцов спецназа вместе с будущим министром иностранных дел Афганистана Абдулом Вакилем. Чтобы облегчить дело, они составили план отвлечения противника. Вечером генерал Костенко, советник начальника штаба Якуба, отправился к нему с формальным визитом вместе с группой советских офицеров. Среди них был генерал Иван Рябченко, командующий только что прибывшей 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизией. Они обсудили взаимные интересы с ничего не подозревающим Якубом — влиятельным человеком, который учился в воздушно-десантном училище в Рязани и хорошо говорил по-русски. Рябченко вел себя совершенно естественно: он не знал, что вот-вот должно было произойти. Советские спецназовцы рассредоточились по зданию. Они делились сигаретами с афганскими офицерами и болтали с ними. Когда прогремел взрыв, спецназовцы ворвались в кабинет Якуба. После стычки, в которой был убит его помощник, Якуб бросился в другую комнату, но затем решил сдаться. Его связали и приставили к нему охрану. Рябченко, застигнутый врасплох, все это время сидел неподвижно. Костенко едва не застрелили. Бой продолжался около часа. Потом в кабинете Якуба появился Абдул Вакиль. Он долго разговаривал с полковником на пушту, а потом застрелил его. Погибли двадцать афганцев, еще сто попали в плен. Поскольку их было во много раз больше, чем нападавших, их согнали в большую комнату и связали электрическими проводами.

Во время захвата случился неприятный инцидент: рота советских десантников на БМД, прибывшая к Генштабу на сорок минут позже, двинулась на здание и открыла интенсивный огонь. Бойцам «Зенита» пришлось искать укрытие: трассирующие пули летали по залу, как красные светлячки. В конце концов порядок был восстановлен, и десантники помогли занять здание.

Нужно было захватить телерадиоцентр, чтобы как можно раньше распространить обращение Кармаля к народу. Обстановку тщательно разведали 27 декабря: несколько советских солдат притворились техническими специалистами, чтобы проникнуть в здание. Во время штурма погибли семь афганцев, двадцать девять были ранены, более ста попали в плен. Один советский солдат получил легкое ранение.

При захвате телеграфа погибших не было, а защитники центрального штаба армии и здания военной контрразведки сдались вовсе без боя. В здании МВД нападавшие тоже не встретили серьезного сопротивления, хотя один из них был ранен и позднее умер. У штурмующих был приказ арестовать министра внутренних дел Али Шаха Паймана, но он сбежал в одном белье и скрылся у своих советников из СССР.

К утру стрельба стихла, но не везде. Когда офицеры, руководившие нападением на дворец, въезжали в город на правительственном «мерседесе», в них выстрелил занервничавший молодой десантник. Пули попали в машину, не задев пассажиров. Полковник выпрыгнул из автомобиля и отвесил солдату крепкий подзатыльник. Генерал Дроздов заметил лейтенанту: «Твой солдат? Спасибо, что не научил его стрелять»{128}.[23]

Как только бой в дворце Тадж-Бек прекратился, полковник Колесник оборудовал там свой штаб. Победители валились с ног от усталости, однако, поскольку казалось вероятным, что афганцы могут попытаться отбить дворец, советские солдаты, все еще сильно нервничающие, заняли круговую оборону. Услышав в шахте лифта шорох, они решили, что люди Амина начали контратаку через подземный ход. Они схватили оружие, начали стрелять и забросали шахту гранатами. Это был дворцовый кот{129}.