Убийство Кеннеди
Убийство Кеннеди
Неблагоприятные для Носенко обстоятельства складывались в то время не только внутри ЦРУ. С подобными проблемами столкнулась и вся американская нация в целом — 1962 год был годом кубинского ракетного кризиса, и особое недоверие к СССР являлось, по вполне понятным причинам, модой дня. В самом Вашингтоне атмосфера подозрительности среди сотрудников контрразведки и подразделения ЦРУ, отвечающего за антисоветскую подрывную деятельность, более чем соответствовала этим популярным настроениям, которые еще более усугублялись не слишком далекими теоретическими изысканиями Джеймса Энглтона.
Позднее, в ноябре 1963 года, случилась национальная трагедия глобального масштаба — убийство президента Кеннеди. Сам Носенко находился тогда в России, он был в свое время замешан в деле Ли Харви Освальда (в период пребывания Освальда в Советском Союзе) и быстро оказался втянутым в расследование смерти президента. «Мы вас похороним!» — заявил Никита Хрущев в одном из своих грубых заявлений, и многие американцы и европейцы восприняли его угрозу буквально[7]. Неприятные воспоминания об этом выпаде заставляли легко поверить, что лидер Америки пал жертвой демонического заговора СССР, и этому чувству поддались даже здравомыслящие люди. Неплохо, конечно, что государственный секретарь Дин Раек, член комиссии Уорена (ведшей расследование обстоятельств смерти президента), вынес в июне 1964 года четкий, достаточно здравый вердикт: «У меня нет никаких свидетельств, указывающих на то, что Советский Союз видел для себя какой-либо интерес в устранении президента Кеннеди». Тем не менее многие американцы не приняли этот довод и сохраняли убеждение, что любое зло на земле должно происходить из Кремля. Среди них, разумеется, был и Джеймс Энглтон.
Нелепая аргументация, на которой строились подозрения Энглтона, что Носенко был каким-то образом связан с убийством президента (мнение, не подтвержденное ни одной достоверной уликой), основывалось на трех положениях, абсолютно абсурдных, но принятых в качестве фактов многими людьми высокого ранга и положения. Согласно первому утверждению, в период своего пребывания в Советском Союзе (в 1959–1963 годах) Освальд прошел подготовку в КГБ в качестве убийцы. Из второго следовало, что этот молодой американец был возвращен в Соединенные Штаты с единственной целью — застрелить президента. Последний аргумент приписывал СССР намерение оправдать себя, направив в США своего эмиссара, призванного удостоверить невиновность русских.
Злодеем из последней части этой фантастической истории оказался Юрий Иванович Носенко. Но почему выбрали его? Сколько-нибудь разумной и логичной причины не существовало. По сути, он попал под подозрение совершенно случайно, только потому, что во время его повторного появления в Женеве в январе 1964 года, когда Носенко принял решение остаться на Западе, Энглтон и руководство контрразведки искали виновного. В чем была эта вина и каковы были у Энглтона доказательства — ответы на эти вопросы лежали в богатом воображении Энглтона, его немногочисленных помощников и некоторых высокопоставленных сотрудников советского отдела ЦРУ, «коллективная интуиция» которых (поскольку ничем другим, более существенным они не располагали) подсказывала им, что КГБ направит замаскированного под перебежчика эмиссара, чтобы отвести от себя подозрение в непосредственном участии в убийстве президента. Не имея никаких других причин, кроме той, что Носенко был русским, капитаном КГБ и знал о пребывании Ли Харви Освальда в СССР, сотрудники контрразведки сосредоточили свое внимание на молодом офицере как на человеке, наиболее вписывающемся в выдуманный ими сценарий. Они утверждали, что этот человек, выдающий себя за перебежчика, ищущего убежища на Западе, был послан с целью отмести любые обвинения в организации убийства Кеннеди. С самого начала это заключение представляло собой не продукт логического мышления, а было удобным для бюрократии трюком.
То, что действия Носенко должны были интерпретироваться именно так, становится понятным из самого факта отношения сотрудников контр-Разведки к этому случаю как к важному Делу (именно делу с большой буквы). Многие из расследований, призванных подтвердить справедливость подобного предположения, были проведены тщательно и добросовестно, но в других случаях они напоминали не основанные на доказательствах исследования, а скорее, действия средневековой инквизиции. В данном случае отправной точкой расследования было предположение о его виновности, несмотря на полное отсутствие доказательств. Плохо или хорошо, но разведывательная деятельность всегда основывается на базе изрядной дозы подозрительности, являющейся важной составляющей этой профессии. Однако подозрительность должна сочетаться со здравым смыслом, а в деле Носенко этот баланс не был сохранен. Что касается меня, то почти за четверть века службы в ЦРУ я никогда больше не был свидетелем такого оголтелого фанатизма, как во время расследования дела Освальда и последовавшего после него заключения Носенко в тюрьму.