В резерве

В резерве

Время реванша и удовлетворения униженного самолюбия настало для Пеньковского лишь в конце 1958 года. Его реабилитация ни в коем случае не являлась извинением или желанием восстановить справедливость. В Советском Союзе это не было принято. Очередной переменой в своей судьбе он был скорее обязан личному вмешательству бывшего его командира, Главного маршала артиллерии Варенцова, которому Пеньковский помог восстановить здоровье во время войны. По рекомендации маршала он был направлен на учебу в Военную академию им. Дзержинского, специализирующуюся на изучении самого современного советского оружия — ракетного, и назначен старостой группы. Положение старосты предоставляло ему определенную власть, и он пользовался ею не только в учебных целях. Пеньковский занимался усердно, но отнюдь не из-за патриотизма. К тому времени он уже не был «полон патриотизма» и больше не считал себя «прогрессивным юношей, борющимся за дело Ленина». Все это давно позади. «Если быть честным до конца, — говорил он в Лондоне, — то мое недовольство политической системой в целом зародилось уже давно. Она основывалось на демагогии и обмане людей. Мне захотелось стать солдатом новой армии, объединиться с прогрессивными людьми, бороться за новые идеалы демократии и, в какой-то степени, отомстить за отца и миллионы других людей, погибших ужасной смертью… Я подумал, что слова, в конце концов, есть только слова. Мне хотелось сделать что-то конкретное… Я должен сам сделать нечто ощутимое, реальное… Я обладал кое-какой властью, что включало возможность брать книги и Документы из специальных фондов в такое место, где мог работать в одиночестве. Подставив стул под ручку двери, я делал копии всего, что только возможно. Так как у меня не было фотоаппарата, это занимало массу времени. Я переписывал бумаги по вечерам и делал это с таким усердием, что натер на пальце большую мозоль. Я работал очень аккуратно, потому что знал, вы проверите каждое слово, и, если все окажется в полном порядке, награда не минует меня».

По окончании академии Пеньковский узнал, что его ожидает блестящее будущее. Серов, которому он некогда направил донесение из Анкары, и переведенный к тому времени с поста председателя КГБ на должность главы ГРУ, теперь намеревался послать его резидентом в Дели. Это было важным назначением, дававшем надежду на производство в генеральский чин.

Довольный Пеньковский уже готовился к отъезду, когда неожиданно был вызван к генерал-майору, возглавлявшему отдел кадров. «Генерал спросил меня о моем отце, о котором с моих слов было известно лишь то, что он умер. “Мне не пришлось увидеть своего отца, я даже никогда на получал от него куска хлеба”, — ответил я. “Но вы явно скрыли тот факт, что он погиб в рядах Белой армии”, — сказал он».

В дальнейшем Пеньковскому все же удалось, хотя бы до некоторой степени, развеять подозрения генерала — по крайней мере, КГБ дало согласие на его краткосрочную командировку за границу. В КГБ заставили мать написать письмо, в котором она заявила, что никогда не сообщала сыну об обстоятельствах гибели его отца, более того, эти обстоятельства были не известны ей самой. Они поженились во время Первой мировой войны, потом, уже в период революции, у них родился сын. Вскоре после этого ее муж уехал и пропал навсегда. КГБ предпочел (по крайней мере внешне) принять объяснения Пеньковского, хотя это не реабилитировало его до такой степени, чтобы направить за границу в качестве резидента. Пеньковский говорил об этом с большой обидой: «Если бы к тому времени я уже отслужил положенные для отставки двадцать пять лет, они демобилизовали бы меня как политически неблагонадежного». Вместо отставки ему позволили продолжить работу, но под тщательным присмотром.

Несмотря на подобные ограничения, новая работа имела одно важное преимущество: значительное место в ней занимали контакты с иностранцами. Поначалу они ограничивались Москвой, но со временем в его обязанности стали входить и краткосрочные поездки за границу. Одна из таких судьбоносных встреч — знакомство с Гревилом Винном, прикрытием деятельности которого являлись экспортно-импортные операции фирм Великобритании со странами советского блока. Они понравились друг другу лично, и именно через Винна Пеньковский послал сообщение о том, что желает встретиться с представителями британской разведки, если найдется повод для официальной поездки в Англию.

На этот раз Пеньковскому повезло — Серов назначил его заместителем руководителя ГНТК, прикрытие, позволяющее советским эмиссарам скрывать свою деятельность по сбору передовых технологий других стран. Благодаря этому назначению у Пеньковского появилась возможность возглавить заграничную делегацию ГНТК, а значит — провести в Лондоне две недели. В дополнение к своим обязанностям по руководству советской делегацией, неутомимый Пеньковский собирался поздно ночью встретиться со специально созданной для этого группой сотрудников американской и британской разведок. Таким образом, поздним апрельским вечером 1961 года, когда Пеньковский вошел в фойе довольно обшарпанного лондонского отеля «Маунт-Роял», началась одна из величайших шпионских операций в истории. Более того, впоследствии все не утверждали, что Пеньковский ясно ощущал всю важность момента, к тому же, он сам не замедлил объяснить гостям в отеле свою точку зрения: «Я чувствую себя представителем Свободного мира… Я ваш… ваш солдат, ваш воин и готов выполнить любую миссию, которую вы на меня возложите, как сейчас, так и в будущем. Верю, что смогу с большой пользой послужить вам на месте [то есть, в ГРУ], по крайней мере, год или даже два, особенно если буду работать, руководствуясь вашими конкретными инструкциями, направленными на наилучшее использование моих потенциальных возможностей».