СС и вермахт

СС и вермахт

После назначения Гиммлера начальником полиции рейха власть его настолько укрепилась и расширилась, что находившиеся у него в подчинении силы практически образовали нечто вроде государства в государстве — одну из главных опор режима и его фюрера — Гитлера. Более того, «империя Гиммлера» приобрела определенную степень независимости, руководители ее — прежде всего Гиммлер и Гейдрих — могли активно воздействовать на общую политику рейха и в какой-то степени формировать ее.

Однако на одну область власть аппарата Гиммлера не распространялась. Это была армия, рейхсвер, а затем (после введения всеобщей воинской повинности — в Веймарской республике была всего-навсего стотысячная армия — и отказа в мае 1935 г. Гитлера от ограничений по составу и численности вооруженных сил, наложенных на Германию по Версальскому мирному договору) — вермахт.

Для понимания событий, сопутствовавших коренной реорганизации руководства армией и перетасовкам в ее верхушке, необходимо напомнить читателям о роли, которую играла военщина в общественной и политической жизни Германии.

Особенности развития капитализма в Германии были раскрыты Марксом, Энгельсом и Лениным. Эти особенности явились причиной того, что дворянство в значительной мере сохранило свои позиции в стране после перехода Германии в капиталистическую, а затем и в империалистическую стадии развития. Незадолго до первой мировой войны В. И. Ленин писал, что в Англии и во Франции буржуазия господствует полновластно и почти (за малыми исключениями) непосредственно, «тогда как в Пруссии первенство за феодалами, за юнкерами, за монархическим милитаризмом»[32]. Один из крупных немецких экономистов, В. Зомбарт, так охарактеризовал положение в стране накануне первой мировой войны: «При скрещивании дворянства с буржуазией первое оказывается у нас (то есть в Германии. — Авт.) всегда более сильным элементом. Его дочери выходят замуж за дворян, а сыновья вливают в дворянство свежую кровь, женясь на богатых наследницах. Разбогатевшие же буржуа стремятся, как можно скорее, забыть о своем происхождении и раствориться в родовом дворянстве или, по крайней мере, — в феодально-родовом помещичьем классе»[33].

Первая мировая война мало что изменила в специфической социальной структуре Германии. «Кайзер ушел, генералы остались» — так характеризовали тогда положение в Веймарской республике прогрессивные деятели страны. И с этой точки зрения весьма характерным явилось избрание на пост президента Веймарской республики одного из виднейших представителей дворянско-помещичьего класса и германской военщины — Гинденбурга. Не случайно именно Гинденбург вручил власть в стране Гитлеру.

Крупное юнкерство рассматривало армию как свою вотчину. Почти весь генералитет при переходе власти в руки нацистов состоял из знати, имевшей длинную родословную и ставившей перед своей фамилией приставку «фон» — фон Браухич, фон Бломберг, фон Фрич и т. д.

Вот почему Гитлер, желая овладеть этим аванпостом германского милитаризма — армией и полностью подчинить ее нацистскому руководству, должен был соблюдать сугубую осторожность.

Напомним, что армия являлась важной опорой Гитлера во время борьбы за власть: она действовала заодно с фюрером и в период расправы со штурмовиками в 1934 г., а также оказала неоценимую услугу Гитлеру в сложный период, связанный с перевооружением рейха, введением всеобщей воинской повинности и форсированной милитаризацией Германии.

Эти услуги были вполне оценены Гитлером. После событий 30 июня 1934 г. наступил «медовый месяц» во взаимоотношениях фюрера с рейхсвером. В то время Гитлер еще нуждался в безусловной поддержке армейской верхушки — как для проведения чистки в рядах НСДАП, СА, СС, так и для осуществления широкой программы ремилитаризации. Поэтому «уступчивость» Гитлера по отношению к требованиям немецкой военной касты, казалось, не знала границ.

13 июля 1934 г., вскоре после ликвидации верхушки штурмовых отрядов, нацистский фюрер выступил в рейхстаге с речью, в которой подтвердил, что армия остается «единственной вооруженной силой» в государстве. Несколько позже, в речи в Гамбурге, он воздал хвалу германской военщине, заявив, что «армия всегда с честью отстаивала интересы Германии». Гитлер напомнил также, что после смерти Гинденбурга, став главнокомандующим вооруженными силами рейха, он «поручил военному министру заниматься всеми делами, касающимися вооруженных сил».

Генералы ответили на эти слова заверениями в готовности «напрячь все силы для достижения общей цели», то есть для восстановления военной мощи Германии. Началась эра неслыханно быстрой ремилитаризации, которой руководили самые крупные армейские чины: Фрич и Бек, Бломберг и Рейхенау. Правда, во взаимоотношениях между Гитлером и руководством армией существовало одно «недоразумение» — «недоразумение», мы бы сказали, чисто формального характера. Генералитет требовал, чтобы убитые в ходе чистки 30 июня 1934 г. генералы Шлейхер и фон Бредов были бы официально реабилитированы. Но это означало косвенное осуждение действий СС. Поэтому Гитлер колебался. В конце концов был все же найден «компромисс». Гитлер объявил на широком совещании руководителей армии, что убийство Шлейхера и фон Бредова — досадное «недоразумение», но вместе с тем отказался признать это публично. В печати не появилось ни слова о «реабилитации» Шлейхера и фон Бредова. Генералы были вполне удовлетворены этим «компромиссом». Они удвоили свою энергию в целях возрождения военной мощи Германии. В течение двух лет после захвата власти Гитлером был построен внушительный военно-морской флот и созданы предпосылки для организации мощных военно-воздушных сил. И наконец, 16 марта 1935 г. Гитлер официально объявил о восстановлении воинской повинности и о создании крупных вооруженных сил рейха вместо куцего рейхсвера веймарских времен.

21 мая последовал «закон о вооруженных силах», предусматривавший реорганизацию армейского руководства. Бломберг, носивший титул министра обороны, стал называться военным министром Германии. Одновременно с этим он был назначен командующим вооруженными силами (в подчинении у президента, то есть у Гитлера). Наряду с этим были учреждены должности командующих отдельных родов войск: сухопутных сил (генерал фон Фрич), флота (адмирал Редер) и военно-воздушных сил (генерал-полковник Геринг). Каждый из командующих имел свой генеральный штаб. Общего генерального штаба не оказалось (структура высшего командования изменилась после создания Верховного главнокомандования вооруженными силами — ОКБ).

«В самом деле, — замечает по этому поводу английский исследователь истории германской армии Уиллер Беннет, — казалось, что армия достигла всего, чего хотела. Все обещания Гитлера, данные представителям армии, по крайней мере формально, были выполнены».

Формально, но отнюдь не в том виде, как это представляли себе тогдашние руководители вермахта.

В первую очередь это касалось заявления — армия будет «единственным представителем вооруженных сил Германии». Впоследствии было сделано одно важное изъятие, оказавшееся затем роковым для судеб многих генералов. Наряду с войсками, подчинявшимися командованию армии, были созданы части «особого назначения» (предшественники «ваффен СС»), подчинявшиеся непосредственно Гиммлеру и выполнявшие специальные задания руководства СС.

Гиммлер в разговоре с Гитлером указал, что армия во время расправы со штурмовиками хотя и поддержала фюрера, но непосредственного участия в акции по ликвидации «бунтовщиков» не принимала. «Раз армия не захотела выполнять операции подобного рода, — сразу же заявил Гиммлер фюреру, — необходимо создать еще какую-то другую вооруженную силу». Гиммлер успокаивающе добавил, что речь должна идти о «двух, максимум трех полках», которые поступят в распоряжение СС. Гитлер с этим согласился. Так родились войска «особого назначения службы безопасности», то есть СД (таково было их официальное наименование). На эти войска власть армейского командования не распространялась, и, таким образом, первое обещание Гитлера не учреждать военные формирования, стоящие как бы над армией и не подчиняющиеся армейскому командованию, превратилось в пустой звук.

Точно так же обстояло дело с обещанием «экстерриториальности» армии и запрещения органам безопасности вмешиваться в ее внутренние дела.

Первая «проба сил» между армейским командованием и СС состоялась в конце 1936 г. Тогда в здании, в котором помещался абвер, были обнаружены микрофоны службы СД. Оказалось, что Гиммлер имел возможность следить за всеми разговорами, которые велись в святая святых вермахта — в отделе военной разведки, которым руководил адмирал Канарис.

Разразился громкий скандал. Военный министр и командующий вооруженными силами Бломберг, а также командующий сухопутными силами Фрич поспешили доложить об этом «возмутительном случае» Гитлеру. Фюрер также притворился возмущенным. Он еще раз торжественно подтвердил право армии на экстерриториальность. Микрофоны службы СД удалили, но, естественно, фюрер был хорошо информирован о действиях Гиммлера. Протест генералов лишь ускорил решение Гитлера и его верного сатрапа Гиммлера нанести решающий удар по генералитету и по его мечтам о полной самостоятельности.

Материалы, опубликованные в связи с так называемым «делом Бломберга и Фрича», показывают, что средства, которыми пользовались Гиммлер и Гейдрих для компрометации верхушки вермахта, основывались на прямой фальсификации и подтасовках! И Гитлер в них никогда не поверил бы, если бы не захотел поверить.

Тем не менее до сих пор среди историков ФРГ идут споры о том, знал ли фюрер о грязной афере, жертвами которой стали военный министр Бломберг и командующий сухопутными силами Фрич. И до сих пор еще некоторые реакционные исследователи твердят, будто «разоблачения» двух военных руководителей, состряпанные в недрах аппарата СС, оказались для Гитлера неожиданностью. И это несмотря на то, что документы последнего десятилетия с абсолютной достоверностью показывают: речь идет о заранее спланированной акции, которая осуществлялась по сценарию, составленному в самых верхах. Легенда о «неведении» Гитлера относительно того, что затевается в центральном ведомстве СС и СД на Вильгельмштрассе и гестапо на Принц Альбрехтштрассе, полностью опровергается фактами. Эту легенду нельзя воспринять иначе как очередную попытку обелить нацистского фюрера.

Конечно, это не означает, что преступления самого германского генералитета можно списать со счета или что генералитет придерживался принципиально иной линии, нежели гитлеровское руководство. Речь идет о другом, а именно: фюрер утверждал свою тотальную власть над страной, включая армию.

Поводом к тому, что Гитлер дал «добро» на расправу с верхушкой генералитета, послужила позиция двух ведущих деятелей вермахта: военного министра и командующего сухопутными силами (а заодно и министра иностранных дел фон Нейрата, старого консерватора, не вступившего в нацистскую партию).

На сугубо секретном совещании военных и политических руководителей рейха 5 ноября 1938 г., то есть накануне развязывания второй мировой войны, эти три деятеля высказали сомнение в правильности наметок фюрера.

Фрич, Бломберг и фон Нейрат сочли, что с агрессией следует несколько повременить, не подвергая, впрочем, сомнению долговременных планов Гитлера. Однако даже подобного рода робких возражений было достаточно, чтобы начать операцию, которая привела к устранению «непокорных». И весьма характерно, что поводом для смещения военного министра и командующего сухопутной армией были избраны… моральные соображения.

С дьявольской изворотливостью аппарат Гиммлера сконструировал обвинение двух генералов в аморальности и в «оскорблении чести вермахта». Руководителем аферы Бломберг — Фрич был, видимо, Генрих Мюллер, глава гестапо. Однако непосредственными исполнителями «свержения» генералов стали не Мюллер, не Гейдрих и не Гиммлер, а мелкие и средние полицейские чиновники и лица, как будто вовсе не принадлежавшие к приближенным Гиммлера.

Первым было сфабриковано «дело Бломберга». Суть этого дела была такова. Старик министр, будучи вдовцом, женился на Еве Грун, секретарше из министерства Геринга… Свадьба была чрезвычайно пышной, свидетелями жениха стали сам Гитлер и Геринг. Но после этого торжества якобы выяснилось, что молодая была… проституткой.

До последнего времени считалось, что Ева (или Эрика?) Грун до замужества и впрямь была девицей легкого поведения. И к тому же происходила из весьма сомнительной семьи.

Однако ныне мы обладаем документами, опубликованными уже не раз упоминавшимся нами западногерманским историком и публицистом Гейнцем Хёне[34].

Версия Хёне кажется нам убедительной. Хотя вопрос о том, была или не была безнравственной супруга Бломберга, не столь уж существен для картины нравов в преступном государстве нацистов. Мы лишь потому пересказываем все перипетии дела военного министра, что это поможет нам показать, какими методами действовали Гиммлер и К° даже в отношении крупных сановников гитлеровской Германии, к каким грубым и наглым фальсификациям прибегали. И как, несмотря на это, добивались нужных результатов.

Все началось в имперском ведомстве уголовной полиции, где хранились документы о деятелях нацистского рейха, в том числе и о верхушке генералитета. Советник уголовной полиции Гельмут Мюллер, руководитель службы опознания в Берлине, будто бы получил от своего секретаря, ассистента уголовной полиции Ричарда Бункера, «ценную» находку подотдела по борьбе с преступлениями на сексуальной почве: серию порнографических снимков, на которых среди прочих «дам» можно было распознать Еву Грун, жену военного министра. Гельмут снабдил фотографию следующей запиской: «Изображенная на снимках особа уже дважды или трижды была привлечена к ответственности за поступки, несовместимые с нравственностью, и в частности за кражу во время свидания с клиентом».

Далее в розыски изображенной на фотографии «дамы» включился руководитель ведомства по регистрации граждан, проживавших в Берлине, государственный советник Мельш. Он затребовал данные на всех жительниц Берлина, носивших фамилию Грун, и обнаружил, что в его картотеке значится некая Луиза Маргарита Грун. Она действительно была арестована по подозрению в воровстве, и она же служила моделью для порнографических снимков, которые ее «друг» Генрих Левингер продавал на вокзалах Берлина по 80 пфеннигов за штуку. Что же касается Евы Грун, то в картотеках, имевшихся в распоряжении уголовной полиции, ее имя не значилось. Легендой оказались также сведения о том, что мать Евы Грун владела салоном для массажа в Нойкёльне — она была простой домохозяйкой, а отец Евы состоял в обслуживающем персонале бывшего королевского замка в Берлине.

Несмотря на все эти явные несоответствия, имперский директор уголовной полиции группенфюрер СС Артур Небе[35] решил дать ход «пикантному» делу, чувствуя, что найдет понимание у вышестоящих начальников. Небе по своему служебному положению должен был доложить о собранных сведениях прежде всего руководителю политической полиции Гейдриху. Вместо этого он (какая доверчивость!) решил сперва посоветоваться со своим другом и сообщником полицай-президентом Берлина Гельдорфом. Гельдорф в свою очередь направился не к руководителю тайной полиции Гейдриху, а к генералу Кейтелю, сын которого только что женился на дочери Бломберга. Кейтель (по словам Гельдорфа) пришел «в неописуемый ужас».

Казалось бы, естественной реакцией генерала было обратиться к командованию рейхсвером, чтобы перепроверить донос. То есть привлечь к делу военную разведку — абвер. Тем более что абвером руководил «верный человек» — адмирал Канарис. Кстати, в абвере существовал специальный отдел по наблюдению за связями и поведением высшего офицерства. Установить неидентичность Евы Грун и Марии Луизы (а вернее, опровергнуть их идентичность) и удостовериться в лживости версии, выдвинутой полицией, было довольно просто. Однако ни Бломберг, ни Кейтель, ни якобы сочувствующие им Небе и Гельдорф по такому пути не пошли: слишком устрашающим был «авторитет» гестапо. Поэтому полицейско-гестаповская провокация продолжала гулять по свету, пока не достигла ушей нацистского фюрера (как на то и рассчитывали ее авторы).

Вместо того чтобы апеллировать к Канарису, Гельдорф побежал к Герингу. Но это как раз был тот шаг, который быстрее всего мог привести к развязке, желательной для гестапо. (И для Гитлера, прибавим мы.)

В военной среде было широко известно (и об этом не мог не знать Гельдорф), что честолюбивый Геринг сам метил на руководство армией. Устранить любыми путями соперника (военного министра) было ему явно на руку. Поэтому, как только Геринг узнал о случившемся, он поспешил информировать об этом Гитлера. Было воскресенье 24 января 1938 г., нацистского фюрера не оказалось в Берлине. Он должен был вот-вот вернуться из своей летней резиденции на юге Германии. Нетерпеливый Геринг решил тем не менее поехать в имперскую канцелярию, чтобы дождаться возвращения фюрера и тотчас передать ему «важное известие». Не успел Гитлер выйти из машины, как Геринг увлек его в сторону и попросил аудиенцию для конфиденциальной беседы. «В драматических тонах, — повествует Хёне, — рейхсмаршал рассказал о тяжелом проступке военного министра, который обманул доверие своего главнокомандующего и поставил себя вне порядочного общества позорной для чести германской армии женитьбой». Гитлер, естественно, притворился разгневанным. Он разыграл одну из тех сцен, которые не раз демонстрировал, когда хотел внушить страх своим подчиненным. «Бломберг немедленно должен уйти в отставку — такому человеку я никогда больше не подам руки».

Так была решена участь военного министра рейха, одного из тех столпов генералитета, который немало сделал, чтобы привести Гитлера к власти[36].

Избавившись от одного соперника — Бломберга, Геринг, теперь уже по собственной инициативе, затеял новую провокацию. На этот раз против командующего сухопутными силами Фрича. По утверждению того же Хёне, именно Геринг вспомнил, что, будучи в 1933–1936 гг. руководителем прусской тайной полиции (и одновременно премьер-министром Пруссии), он видел донесение, содержавшее протокол допроса известного полиции шантажиста некоего Отто Шмидта, специализировавшегося на выслеживании лиц, которых можно было уличить в гомосексуалистских связях и которые были готовы заплатить хорошую цену за сохранение в тайне компрометирующего их материала. За шантаж этот субъект дважды отсидел в тюрьме. Один из самых жестоких гестаповцев — Иозеф Мейзингер — взялся за это дело и нашел в протоколах допроса Шмидта фамилию какого-то «генерала Фрича». Гестаповец начал выпытывать подробности, и Шмидт заявил, что «генерал» якобы показал ему удостоверение личности, на котором ясно значилась фамилия Фрич. Он встречал Фрича, продолжал Шмидт, на вокзале в Ванзее. Шмидт «вспомнил» также, что на генерале было темное пальто с коричневым меховым воротником и белый шарф.

Все это произошло в 1936 г. Среди своих «клиентов» Шмидт назвал кроме Фрича Рюдигера, а также графа фон Гольтца — сына одного из известных руководителей «фрейкора», оказавшего немалые услуги нацистам, полицай-президента Потсдама, штандартенфюрера СС графа фон Веделя и статс-секретаря, а впоследствии министра хозяйства — Вальтера Функа.

Тогда эти материалы Гитлер не пожелал использовать, он велел не только не давать хода скандальным показаниям Шмидта, но и уничтожить документы, собранные гестапо. Однако уже упомянутый хитроумный Мейзингер изъял документы из гестаповского архива лишь после того, как сделал с них фотокопии для собственного архива.

Вот эти-то фотокопии и оказались исключительно нужны Герингу. Мейзингер сидел на старом месте, и копии допросов Шмидта были в целости и сохранности. «На месте» оказался и шантажист Шмидт. Он провел это время в тюрьме. Оттуда его вновь извлекли, и он предстал перед гестаповским следователем. Пребывание в тюрьме сделало Шмидта достаточно сговорчивым, а кое-что нужное для Гиммлера — Гейдриха следователь «освежил» в памяти Шмидта. Шмидт дополнительно показал, что «генерал» сначала дал ему всего сто марок, но обещал в дальнейшем тысячу марок, которые были выплачены в зале для ожиданий городской железной дороги в Лихтерфельде. Новый следователь, секретарь уголовной полиции Лёфнер, дополнил протокол допроса Шмидта новыми деталями: Шмидт назвал фамилию своего сообщника — еще одного шантажиста, некоего Хейшера, который подтвердил все показания Шмидта. Теперь Геринг счел, что обладает достаточными уликами против Фрича. Естественно, ни Мейзингер, ни Геринг не пожелали перепроверить показания шантажиста. Иначе они без труда могли бы убедиться в том, что вся информация, исходящая от Шмидта, была ложной, а гомосексуалистом оказался не генерал-полковник Фрич, а бывший ротмистр кайзеровской армии Фриш[37], живший неподалеку от вокзала в Ванзее.

Геринг, вооруженный гестаповскими документами, поспешил к фюреру. Гитлер потребовал очной ставки шантажистов с генерал-полковником в своем присутствии. Для того чтобы подготовить такую встречу, гестапо понадобилось некоторое время. Но Гитлер спешил. И вот, как повествует Мейзингер, «в течение интенсивной ночной работы» он успел достаточно подготовить шантажиста Шмидта. Фантасмагорическая «очная ставка» состоялась в ночь на 24 января 1938 г., и Шмидт при появлении генерал-полковника барона фон Фрича воскликнул: «Это он, это он!»

Приведем выдержки из сообщения тогдашнего адъютанта рейхсвера полковника Хосбаха о некоторых весьма любопытных обстоятельствах, сопровождавших очную ставку. «После длительного ожидания, — писал Хосбах, — в приемной перед кабинетом фюрера я услышал вдруг громкие шаги, раздававшиеся в соседнем помещении, расположенном между библиотекой и малой столовой имперской канцелярии. Дверь с шумом отворилась, и Геринг, громко всхлипывая, появился в приемной. Он бросился на диван, закрыв лицо руками, и закричал сквозь слезы: «Это был он, это был он!»

Эта сцена должна была показать, как паяц Геринг заботится о чистоте генеральских мундиров.

Гитлер велел Фричу явиться на следующий день в гестапо, чтобы попытаться доказать свою невиновность. Для всех участников провокации уже было ясно, что песенка Фрича спета. Геринг, в частности, еще до очной ставки отозвал в сторону адъютанта Гитлера Видемана и прошептал ему на ухо: «Послушайте, вы же можете поговорить с фюрером. Скажите ему, чтобы он поручил мне руководство армией. Я готов отказаться ради этого от поста уполномоченного по «четырехлетнему плану».

Тем не менее Фрич потребовал судебного расследования. Под нажимом генералов, которых на этот раз поддержал и Геринг, расследование состоялось, и после долгих проволочек суд вынужден был оправдать Фрича. Но к его судьбе как командующего сухопутными силами это уже отношения не имело. 4 февраля 1938 г. было опубликовано официальное сообщение, в котором объявлялось об отставке Фрича. Отставка объяснялась плохим состоянием здоровья[38]. После оправдания генералу разрешили вернуться в ряды вермахта — он получил назначение в полк, где когда-то служил. К тому времени уже шла война с Польшей, и в одном из сражений Фрич был убит. По этому поводу французский исследователь истории гестапо Жак Деларю замечает: «Наверное, он искал смерти на поле боя, но многие тогда полагали, что он был убит гестапо».

Характерно, что военная каста оказалась совершенно неспособной противодействовать провокациям Гиммлера и Гейдриха. Она «сложила оружие» — отставка командующего сухопутными силами и военного министра не вызвала сколько-нибудь заметного волнения в армейских частях.

Гитлер же извлек из этих событий важный урок: расправу с неугодными ему генералами можно было, оказывается, совершать совершенно безнаказанно.

После удаления Бломберга и Фрича Гитлер перестал бояться оппозиции армии: старому генералитету был преподан предметный урок, и большинство генералов смирились с установлением фактического контроля гестапо над армией. Это были, не говоря уже о Кейтеле и Йодле, генералы Рундштедт, Лееб. Кюхлер, Клюге, Вейхс и другие. Они рьяно выполняли предписания фюрера и активно участвовали во всех преступлениях, которые совершались немецкой армией на оккупированных гитлеровским вермахтом территориях европейских стран. Гитлер мог вполне спокойно доверить им проведение самых зверских приказов, направленных на покорение и истребление целых народов.

Однако часть офицерства не смирилась все же с политикой фюрера и с его действиями по отношению к армии и к военной касте в целом. Именно в этой части офицерства возникли планы «дворцового переворота» с целью устранения бывшего «богемского ефрейтора», планы, которые привели к покушению на Гитлера 20 июля 1944 г. Среди видных участников заговора, примкнувших к противникам Гитлера еще в предвоенные годы, надо отметить прежде всего генерал-фельдмаршала фон Витцлебена, генерала Людвига Бека, генерала Хаммерштейна и других. Так что можно сказать, что борьба СС и нацистского руководства с довольно широкими кругами старого офицерства продолжалась и после событий 1938 г. Но преимущество в этой борьбе после отставки Бломберга и Фрича и связанных с этим перемещений в армии оказались явно на стороне СС и СД, то есть на стороне Гиммлера и Гейдриха.

Именно после событий 1938 г. начался усиленный процесс проникновения СД и СС в высшие сферы армейского командования, процесс «нацификации» армии.

Одновременно укрепились позиции войск «особого назначения», которые находились в непосредственном подчинении у руководства СС. Сначала, как обещал Гитлер рейхсверу, эти войска составляли действительно лишь два-три полка. Но затем численность их резко возросла, а во время войны они стали использоваться в качестве главной полицейской силы в тылу гитлеровской армии для расправы с мирным населением на оккупированных территориях и частично в качестве ударных частей для выполнения особых заданий командования.

* * *

Материалы об обстоятельствах смены руководства армии сейчас достаточно изучены, и громадное большинство исследователей, занимающихся историей нацизма, согласны с тем, что речь идет об акции, организованной и осуществленной ведомством Гиммлера и преследовавшей совершенно определенные политические цели. Однако, как упоминалось выше, эта бесспорная истина не устраивает представителей реакционной западногерманской историографии.

Смущает некоторых историков в особенности тот факт, что коренная реорганизация руководства армией, которая привела к отстранению от командования крупнейших представителей военной касты, была предпринята в самый канун войны, когда вопрос о нападении нацистского вермахта на ряд европейских стран, а в конечном счете вопрос о развязывании второй мировой войны, был уже окончательно решен Гитлером. В такой момент, считают они, нацистам было крайне невыгодно предпринимать перетасовки в верхушке военных эшелонов, наносить удар по самым талантливым представителям офицерства и тем самым ослаблять армию. Это якобы было невыгодно Гитлеру. Но подобный аргумент не выдерживает критики. Интересы Гитлера заключались прежде всего в том, чтобы на пороге войны очистить армию от всех потенциальных противников его авантюристического курса как в настоящем, так и в будущем.

Логика нацистского диктатора перевешивала всегда и во всем логику политического деятеля и стратега. Уже не говоря о том, что нельзя представить себе гитлеровский режим без систематических «кровопусканий» даже среди сторонников и ближайших сподвижников, в том числе и в военной среде.

4 февраля 1938 г. был опубликован указ фюрера о новой структуре руководства вермахтом. Было учреждено Верховное командование вооруженными силами. Его возглавил бесцветный генерал Кейтель, получивший прозвище «Лакейтель» за лакейские услуги Гитлеру. В указе определялись задачи Верховного командования. Оно, по мысли Гитлера, играло роль военного штаба фюрера и находилось под непосредственным его руководством. Начальник (шеф) Верховного командования получил ранг министра. «Верховное командование вооруженными силами, — говорилось в указе, — принимает на себя все функции имперского военного министерства. Начальник Верховного командования вермахта выполняет по моим (то есть Гитлера. — Авт.) указаниям функции, которые до сих пор находились в компетенции военного министра».

Цель всей этой перестройки состояла в том, чтобы отстранить от дел, связанных с руководством армией, часть старого генералитета и полностью подчинить армию нацистскому фюреру.

Соотношение сил между армией, аппаратом насилия и нацистской партией изменилось. И операция, приведшая к этим далеко идущим переменам, была проделана аппаратом Гиммлера. Заслуги ее организаторов — Гиммлера, Гейдриха, Мюллера и других были в глазах фюрера поистине огромными. Немудрено, что власть империи Гиммлера в нацистском рейхе в итоге этих событий значительно укрепилась.