11 декабря. Четверг

11 декабря. Четверг

За прошедшие еще два дня моего ареста ничего знаменательного не произошло. Во всяком случае, в памяти моей не сохранилось, а писать дневник в этих условиях я, конечно, не мог. Начальство еще не разобралось с отобранными дневниками. Зато написал письмо домой, конечно, не сообщив, что со мной случилось.

Позавчера к нам прибыл новый военком – старший политрук Громов, тоже из запаса. Позавчера же днем я увидел в иллюминатор, что около нашего правого борта какой-то буксир колет лед. А вскоре какой-то другой буксир подвел к нашему правому борту эсминец, который встал на расстоянии 3-4 метра от нашего борта, перекинув к нам носовые и кормовые швартовы и свою сходню перед нашим спардеком. Это, оказывается, был «Стойкий». Долго ли он будет нашим соседом – неизвестно. А сегодня мне сообщили, что меня поведут к следователю. Сопровождать будет тот, кто меня сегодня охраняет. А вот кто это был, не вспомнил.

После обеда надели шинели и пошли, как приказано: я впереди в шинели без ремня (признак арестанта), а конвоир сзади в трех шагах с винтовкой наперевес. И так всю дорогу. Сначала мне было жутко стыдно: что думают обо мне встречные? Ведь меня ведут под винтовкой, как арестанта, совершившего какой-то тяжкий проступок. Но вскоре я увидел, что редким встречным не до меня. С трудом передвигаясь, с какими-то сумками или ведерками, они медленно шли – кто за водой к проруби в канале, кто в магазин за пайком.

Наверное, с конца октября я не был в городе. Хотя тогда он уже был второй месяц в блокаде, однако это был живой город: озабоченные, но живые люди, живые улицы, т.к. по ним ходили трамваи, автобусы и троллейбусы, дымились трубы заводов и котельных. А сейчас город был не живой. Полуживой. Засыпанные снегом улицы практически не убираются. На проезжей части – колеи от колес редких автомашин, на тротуарах – тропинки, вытоптанные редкими пешеходами. Тоненькие, как ручейки в переулках, они расширяются, впадая в улицы, и становятся еще шире на больших проспектах.

Больших разрушений не попадалось на нашем пути. Изредка разрушенные бомбами от крыши до тротуара части больших домов, пробоины в стенах домов от снарядов, во многих домах окна забиты фанерой, а на сохранившихся стеклах сереют бумажные кресты по диагонали окон.

Куда меня ведут, я не знал. Моему конвоиру, видимо, приказано было не говорить, и он всю дорогу молчал. По давно нечищеной от снега улице Римского-Корсакова (на одном углу этой улицы я видел другое название: «Екатерингофский проспект». Наверное, недавно сменили это немецкое название) вышли к Крюкову каналу и, повернув налево, прошли Театральную площадь и через Поцелуев мост, мимо флотского полуэкипажа, на площадь Труда. Тут-то все места мне были знакомы. На Театральной площади и около полуэкипажа обогнали три «упряжки» – по две женщины, которые медленно везли небольшие санки, на которых было по одному привязанному к санкам покойнику. Судя по величине – взрослому. Лица были чем-то завязаны, и по ним не определить. А один труп везли на листе фанеры: двое тащили за веревку, а одна палкой упиралась сзади в фанеру, толкая ее.

От площади Труда свернул направо на улицу Якубовича. На ней тоже печальная картина: вдоль всей левой стороны улицы, занесенные снегом, с торчащими дугами стояли десятки мертвых троллейбусов. В некоторых стекла в салонах и лобовые выбиты, наверное, от близких разрывов снарядов или бомб. Два троллейбуса разворочены прямым попаданием снарядов.

Через сад Трудящихся вышли к Адмиралтейству и пошли вдоль него в сторону Дворцовой площади. Адмиралтейская игла и купол Исаакиевского собора не блестят своей позолотой – укрыты серым брезентом. Не доходя конца здания, зашли, по-моему, в последний на нашем пути подъезд. Конвоир сказал часовому у входа, к кому нам нужно, и мы поднялись на второй этаж.

Нужного нам следователя на месте не оказалось, и нас просили подождать в коридоре. Ждали больше часа. Замерзли. Особенно ноги в ботинках. Хотя на улице примерно минус 10, но в помещении тоже минусовая температура. Здание не отапливают и нет света. В коридоре полумрак. Свет проникает через стекла над некоторыми дверями в кабинеты. Хозяева этих кабинетов ходят в полушубках и шапках-ушанках. В каких они званиях – понять нельзя. Наконец нам сказали, что нашего следователя сегодня не будет, и велели приходить завтра к 14.00. Сюда мы шли около часа, значит завтра надо выходить с корабля в 13 часов. На корабле встречные ребята задавали один и тот же вопрос: «Ну, что?»

Что я мог ответить? Только, что прогулялись вхолостую. С удивлением для себя отметил, что вроде бы немного устал после этой прогулки. Хотя от нас до Адмиралтейства не более 4-х мм. После ужина завалился спать.